Мальвина (СИ)

Глава двадцать первая: Влад

Вот надо же было им заявиться в такой момент!

Будь Рэм на расстоянии вытянутой руки — задавил бы поганца. Я ему малину не портил, я ему помогал, пока они с Ени, как два дурака, ходили вокруг да около и портили жизнь не только себе, но и окружающим. Можно сказать, стал крестным отцом их отношений, а что взамен? Какая-то черная неблагодарность.

Мы приезжаем в аэропорт и как раз застаем счастливую парочку выходящими на улицу. Ладно, оторвусь на брате хотя бы от всей души поржав над тем, как он изображает непреклонного мамонта. Рэм волочит несколько огромных сумок и тянет большущий чемодан на колесиках. А Ени вприпрыжку несется ко мне с одной спортивной сумкой в руках размера как раз, чтобы таскать карманную собачонку. Бросается мне на шею, звонко расцеловывает в щеки прямо перед ясные очи моей супруги. Маша выглядит, мягко говоря, шокированной. Хорошо, что, закончив со мной, Ени тут же нацеливается на нее. Обожаю свою сестричку, хоть она и не дружит с головой.

— Хорошенькая какая! — Ени тянется к Маше, заключает ее в объятия и — это надо видеть! — без проблем отрывает от земли, хоть сама точно такого же роста и комплекции. В общем, моя золовка явно в ударе.

Маша, стоит почувствовать землю под ногами, срочно капитулирует мне за спину и выглядывает оттуда с видом: «Не подходи — укушу!» Но когда Ени это останавливало? Она тянет Машу за руку, крутит, словно юлу, пока мы с Рэмом тихонькую уползаем в сторонку.

— Тебя поздравить? — спрашивает брат, вдыхая и спуская с плеч весь багаж.

— Поздравить и дать рецепт, как уложить в постель собственную жену, — говорю шепотом.

В ответ на мое откровение Рэм издает что-то вроде «бгггг», и только затравленный взгляд Мальвины, попавшей в хваткие руки Ени, не дает мне напомнить ему, что я все-таки родился на пятнадцать минут раньше и на правах старшего запросто могу оторвать ему уши.

— Мы вам подарки привезли! — с гордостью сообщает Ени, наконец, отпустив Мальвину.

Маша рывком бросается к машине, Рэм, обреченно взваливая на себя сумки, идет следом, а мы с Ени налегке пристраиваемся сзади.

— «Виктория Сикрет», — как бы между прочим говорит Ени, и я сдавленно стону. — Ты точно оценишь.

— Смерти моей хочешь? — грустно посмеиваюсь я.

Я со своей жены даже носки, наверное, не сниму до конца этих чертовых тридцати дней, о каком ангельском белье вообще речь? Разве что под видом глазных капель подсуну ей что-то крепкое алкогольное, но это как-то совсем не гуманно.

— Все совсем печально? — деловито интересуется Ени. Для образа Фрейда ей не хватает только очков и бороды.

Вообще, она и правда умница, и я вдруг понимаю, что если и есть в мире женщина, которая поможет мне соблазнит собственную жену, то это только она. Поэтому в двух словах пересказываю трагикомедию под названием «Мой брак» и слышу первый вопрос:

— У тебя серьезно? — Ени останавливается, упирает руки в бока и смотрит с прищуром, перед которым вы бы точно были честны и невинны, как перед господом Богом.

— Конечно, серьезно.

Она выдерживает паузу, взвешивая мои слова, а потом дружески, с видом умудренной опытом женщины, похлопывает меня по плечу.

— Ну тогда сегодня мы пойдем тусить в клуб.

Гениально, и как я сам не догадался? Кстати, это вообще не ирония.

В общем, чтобы не мучить вас подробностями, скажу только, что пока мы с братом потягиваем дорогой коньяк, делясь новостями и впечатлениями от семейной жизни, наши девочки сходят с ума: сначала дают фенеку — кстати, лисенок так и сидел у меня в комнате под кроватью — ударную дозу любви, заботы и ласки. Вот кто бы сказал, что я в свои тридцать буду завидовать самцу лисы! Но правда, видели бы вы, как Мальвина чешет его по спинке и норовит поцеловать в нос — тоже бы взвыли! Ради такого я почти готов встать на четвереньки и начать тявкать, и только понимание того, как глупо это будет выглядеть со стороны, не дает мне совершить позорное падение.

Потом Ени забирает Машу наверх, украдкой подмигивая мне, словно мы — заговорщики.

— По-моему, они поладят, — говорит брат, глядя на жену совершенно влюбленными глазами.

Кто бы подумал, что эта сумасшедшая девчонка превратит первого бабника столицы в верного мужа?

И все же минут через сорок, несмотря на все мое теплое отношение к Ени, мне хочется взять и… сказать пару ласковых, потому что девчонки спускаются по лестнице, и моя золовка недвусмысленно поигрывает бровями, мол, цени, что я для тебя сделала.

Хотите я вам расскажу, что она сделала? Да вроде сущий пустяк: просто одела мое солнышко так, как положено одеваться в клуб. Плюшевый свитеров в облипку, ярко-желтый и такой тоненький, что я вижу под ним очертания кружев бюстгальтера. Джинсовые шортики длины, которую я мысленно называю «держитесь, бубенчики!», и кроссовках на фантастически высокой платформе. И все это в приправе милой прически с синими лентами и едва заметном макияже.

Убейте меня.

Официально заявляю, что понятия не имею, как позволю ей выйти из дома в таком виде, потому что меня просто разрывает от собственнических инстинктов. Какого?! Я сам еще толком не видел эту потрясающую задницу, а она собирается вот так пойти в клуб, где на нее будут облизываться всякие укуренные малолетки.

— Не благодари, — говорит Ени, проходя мимо.

— Ты стерва, — обреченно говорю я, получая взамен взгляд: «Я в курсе, вообще-то».

— Между прочим, под всем этим у нее розовые кружева из последней коллекции, — говорит многозначительным шепотом. — Еле всунула!

Звучит так, будто Ени хочет быть представленной к награде «За Отвагу».

— Тебе… гмм… идет, — говорю Маше, сдавленно откашливаясь в кулак. И мысленно прошу высшие силы сделать так, чтобы она побежала наверх и переоделась во что-то мешковатое, бесформенное, желательно совершенно не сексуальное. Нет, все-таки надо провести исследование нашей родословной: где-то там точно есть мусульмане, иначе откуда во мне эта нездоровая тяга завернуть жену в черный пододеяльник?

Но не с моим счастьем. Маша вертится перед зеркалом. Краснеет, но определенно не собирается менять образ Развратной школьницы на образ Монашки.

Слышите это натужный вой? Это скончался милый и терпеливый Влад.

Клуб. Коктейль. Феерический секс на всю ночь. Профит.

Кстати, я уже говорил, что по уши втрескался в свою жену? Считайте, что только что прозрел.

Клуб выбирает Рэм: он у меня на них собаку съел, правда, еще когда был совершенно несчастным непотопляемым бабником, которого болтало от женщины к женщине, как известно что в проруби.

Вся наша компания заваливается в «Черную кошку» уже часов в двенадцать ночи, но в это время, похоже, тут только начинается самое веселье. То есть, народ пока трезвый, ди-джей еще трезвый, официантки до сих пор одеты. Маша пытается прижаться к моему плечу, испуганная океаном тел, в который нас чуть-чуть не засасывает. Тянемся вслед за Рэмом в зону, где хотя бы не так грохочет музыка, а Ени на ходу умудряется еще и пританцовывать. Если вы еще не поняли, что жена брата вообще без комплексов, самое время это сделать, потому что я пятой точкой чую, она решила взять мой брак в свои руки. Вроде и радоваться должен, ведь никто не знает девушку лучше, чем другая девушка, а что-то уж как-то играет вот то самое место. Особенно на фоне того, что на мою Мальвину начинают засматриваться всякие потные полуголые мажоры. Наверное, зря я все-таки не захватил с собой хотя бы большое банное полотенце.

Мы занимаем столик в единственной свободной зоне. Не успеваем рассесться, а официантка вырастет из-под земли, как гриб после дождя. Цепким знающим взглядом оценивает наших с братом спутниц, понимает, что единственное, что она может здесь поймать — чаевые, и интересуется, что мы будем заказывать. Конечно же алкоголь, что за вопросы. Одна беда: Маша у меня, слава богу, не буренка, и просто так тоже не даст себя подпоить.

— Мы будем фреш, — за них обоих расписывается Ени, и единственное, что я хочу сделать в ответ, спросить, помнит ли она вообще, что вызвалась добровольно мне помочь. Или здесь дело принципа и пресловутая женская солидарность?

Возможно, я кажусь полностью озабоченным, но пожалуйста, попробуйте влезть в мою шкуру. Я храню верность, добровольно отказываясь от длинноногих прелестей жизни, потому что жена и семья — это мои личные приоритеты. Я даже руки не распускаю, потому что не хочу на нее давить. Но в моем возрасте естественные потребности, можно сказать, уже переполнили все мыслимые и немыслимые подвалы. Я как никогда близок к тому, чтобы повторить незавидную участь разогретого до красна парового котла без воды. Знаете, что с ним случилось? Примерно то же самое, что бывает со сковородой, которую только что сняли с плиты и сунули под кран с холодной водой. Представили? Умножьте на бесконечность, добавьте красивую жену, которая ерзает своей хорошенькой попкой рядом со мной, то и дело потираясь бедром о мое бедро. Вот это будет полная картина трагедии моей личной жизни.

Девочкам приносят сок, который они, чокаясь, словно у них своя свадьба, опустошают наполовину, и Ени тянет Машу на танцпол.

— Спокойно, — брат останавливает меня за плечо, вынуждая снова сесть на стул, потому что я собираюсь убить как минимум трех мужиков, которые тут же начинают тереться рядом. — Не дави на нее. Что ты прешь, как вездеход.

В общем, девочки развлекаются, я немного остываю — и через минуту понимаю, что это-то и была моя главная ошибка.

Потому что рядом с Машей мелькает какая-то знакомая фигура. Тощий, как сучок, хлыщ со светлыми волосами, прилизанными так, вроде он нарочно на укладку записался перед тем, как отправиться тусить в ночь.

Донский, блядь, младший.

Наклоняется к моей Мальвине и что-то шепчет ей на ухо. Она кивает, отодвигается, но мелкий пидор идет следом. Да, я чертовски зол, поэтому не миндальничаю в выражениях, и в голове уже сделал из папенькиного сынка мясной ряд. Какого, вообще, хрена? Мне в офис отзвонились, что паренек приболел и выйдет только на следующей неделе, чему я был рад, потому что всерьез побаивался желания попробовать на крепость его череп.

Я замечаю, как Ени наблюдает за их общением, потом косит взгляд в мою сторону, а потом с самой невинной улыбкой на лице, как бы делая очередное стремное па в танце, толкает Донского прямо на Машу. Та пытается отодвинуться, но парень только тому и рад: тянет руки, пытаясь сграбастать мое солнышко своими пидорскими наманикюренными ручками, которые я с превеликой радостью к чертям собачьим прямо сейчас ему и вырву. Возможно, даже через жопу, вероятно, вместе с позвоночником. А потом этими руками еще и морду ему набью до состояния, как говорила одна знакомая терапевт, «прекрасной цветущей гематомы».

И знаете, что хуже всего? Я ведь понимаю, что Ени просто играет на моих нервах, не очень стараясь хотя бы создать видимость случайных совпадений. И все равно завожусь. Потому что для Донского все всерьез, и даже в ярких вспышках прожекторов я прекрасно вижу, как он лапает взглядом ножки моей жены.

Отодвигаю стакан с коктейлем, к которому даже не притронулся, потираю плечи и разминаю суставы.

— Ты когда в последний раз кому-то морду бил? — флегматично интересуется брат, явно рассчитывая на грандиозное шоу.

— Давно, — признаюсь я.

Нет, я в прекрасной физической форме и регулярно занимаюсь с тренером, оттачивая некоторые навыки самообороны. На всякий случай, потому что мужчина должен уметь защитить и себя, и свою женщину, и не важно, есть ли у него за спиной толпа вооруженной профессиональной охраны. Да и Донский явно мне не помех: будет с ним, как в сказке про трех поросят.

— Ой, что сейчас будет, — нарочно непонимающе щебечет Ени, протискиваясь к столу, и плюхаясь прямо к Рэму на колени.

— Ты все-таки стерва, — ворчу я, разворачивая шаг в сторону танцевальной арены.

— Только попробуйте детей завести раньше нас! — посмеивается мне в след мелкая зараза.

Дети — это хорошо. Размажу Донского до состояния непрожаренного блина, возьму Машу на плечо — и пойдем делать детей. А про договор скажу, что Изюм съел.