Глава тридцать четвертая: Влад

Как вы уже понимаете, наша поездка в горы легко и не особо мелодично накрылась медным тазом.

Начнем с того, что я впервые в жизни проспал до полудня. Это Рэм у нас любитель спать до поросячьего визга, а я редко балую себя сном даже до восьми. Мой организм настроен просыпаться в шесть тридцать каждый день, но сегодня внутренний будильник безбожно халтурит. Следующее — у меня болит задница. Понимаю, как это звучит и даже не обижаюсь на ваш возможный смех, но у меня реально болит правая ягодица, куда, как я понимаю, мне вкатали укол. Маша появляется через пару минут с эмалированной кружкой, наполненной клубникой, и подтверждает мою догадку. Так что я делаю себе мысленную сноску: у моей тещи тяжелая рука. Я не собираюсь обижать свою Мальвину, но эти знания никогда не будут лишними в семейной жизни. Допустим, если нужен будет кто-то, чтобы забить гвоздь в бетонную плиту.

Маша вкладывает мне в рот пару ягод, которые я тут же проглатываю, потому что чувствую зверский голод, и потягиваюсь, как бы между делом змеей хватая ее за руку. Роняю на себя, хоть она очень даже энергично сопротивляется.

— Назначаю тебя моей личной игривой медсестрой, — говорю ей на ухо. — Выпишу тебе коротенький халатик и шапочку с крестиком.

— Больной, остыньте.

Она каким-то образом выворачивается и отбегает на безопасное расстояние. Причем тут же, как нарочно, сует клубнику в рот и, придерживая хвостик, начинает энергично… гммм… В общем, приходится резко сесть и подтянуть повыше одеяло. Но Маша явно себе на уме и даже не замечает моей возни. Ну вообще никакой радости, что я жив-здоров, и едва не пал смертью храбрых в неравном бою с муравьями.

— Тебе с самого утра названивают, — говорит она, протягивая мой почти разряженный телефон.

Я роняю взгляд на пропущенные звонки — и все они от одного человека. От Шеворской. И еще есть с десяток сообщений от нее же, и все в духе: нам срочно нужно встретиться, хватит меня игнорировать.

В общем, все это очень хреново, потому что раз она устроила пожарную тревогу, то мой наспех состряпанный план все-таки всплыл на поверхность. Я украдкой бросаю взгляд на Машу, но она просто смотрит на меня с немым предложением рассказать самому. Значит, моя женушка в телефоне не рыскала, эСэМЭски не читала и вообще вела себя прилежно.

Но проблема в том, что это должен был быть сюрприз. Хотел повезти ее в горы, и там, когда бы она первый раз застряла головой в сугробе, я бы сделал ей настоящее предложение, подарил голубой бриллиант (который для меня привезли из Африки), и в доказательство моей любви вручил бы документы, подтверждающие мое владение девяноста процентами будущего строительства Донского. Которое я, само собой, собирался самым тупым образом сорвать. Помните те документы, про которые говорила моя секретарша? Вот через те подставные фирмы я и выкрутил свое дело. Благо Шеворская разболтала все, что только можно, еще раз подтверждая, что находка для шпиона не только болтун, но и залитая силиконом одна-единственная извилина.

Конечно, это не делает мне чести, потому что в нашем бизнесе это называется «кидаловом», а мне такая слава ни к чему. Поэтому очень важно, чтобы теперь Шеворская держала рот на замке. И даже ее засиликоненая извилина это понимает, раз она обрывает телефон.

Поэтому, как бы мне не хотелось увезти Мальвину в горы, нужно возвращаться в столицу.

Жаль, что тесть израсходовал весь цемент — и тазика я нигде не видел. В предстоящей перепалке мне такие аргументы очень бы пригодились.

— Влад? — интересуется Маша, пока я быстро влезаю в чистые, но еще немного влажные джинсы. — Все хорошо?

— Прости, солнышко, но с горами пока придется подождать.

Она открывает рот, чтобы что-то сказать, кивает, улыбается, но через силу — и я быстро притягиваю ее к себе. Балдею, что уже не пытается меня стукнуть и даже охотно обнимает в ответ. Только самое главное даже и не это совсем, а то, что это не я ее приручил, а она меня. Ведь даже если бы снова надумала сопротивляться и врезала — я бы все равно не отпустил.

Знаете, есть такая поговорка: «За ним — как за каменной стеной». Вот Мальвина тоже моя стена, только розовая и вместо кирпичей — ванильная сахарная вата. Ограждает от всех дуростей, которые я творил по молодости. Жаль, что еще есть пробоины, и в них просачиваются вот такие вот… Шеворские.

Мы прощаемся с Машиной родней, и я даже не особо стараюсь держаться на расстоянии от Смертушки. Кстати, в обычной человеческой одежде она выглядит очень даже нормальной, если, конечно, считать за норму Самару-из-колодца, но в клетчатом переднике поверх какого-то застиранного платья. Но я вспоминаю, что так и не вернул долг. Пока теща рассказывает Маше содержимое сумок, которым нас снабжают в дорогу — кажется, там ягоды и первые черешни, и еще какие-то травы — быстро лезу в интернет и нахожу то, что нужно. Ох, надеюсь, за такое святотатство она не превратит меня ни во что… противоестественное.

Потихоньку, боком, чувствуя себя смертником, подхожу к Смертушке и как бы между прочим протягиваю телефон, где на странице браузера открыта галерея с земноводными лягушками. На мой взгляд все они — мерзость неимоверная, и не потискать толком. Даже нашего Дея, хоть и может отхватить полпальца, хочется потискать, а как тискать лягушку? Хотя, кажется, она и не для этих целей нужна.

— Это что? — спрашивает Смертушка, внимательно изучая картинку пупырчатой «красотки» с какими-то рогатыми наростами над глазами.

— Ну, жертва же… — пытаюсь объяснить понятным ей языком. — За Асмодея.

— Ой, правда?!

Матерь божья! Я ошалело таращу глаза, потому что — просто поверьте на слово! — такой трансформации из чудовища в красавицу вы не видели даже в «Шреке». Куда только девается постный взгляд и кислая улыбка. Смертушка быстро, даже не вытерев руки, вырывает у меня телефон и начинает судорожно листать весь перечень рептилий. От усердия даже сует в рот кончик волоса и грызет его так, словно от этого зависит судьба ее… как она там сказала? А, темного потенциала, вот. Потом, наконец, выбирает, но косится на меня очень недоверчиво.

— Что? — не понимаю я.

— Можно… любую? — спрашивает все так же гундося в нос. Но уже как-то по-доброму.

Кажется, я понимаю, в чем дело. И честно, не кривя душой, хочу, чтобы эта очень стремная девочка-подросток, пусть она и явно меня недолюбливает, получила самую лучшую лягушку в мире.

Хотя, знаете, вот если копаться где-то глубоко в душе, если бы у нас с Владом была сестра, я бы хотел, чтобы она была вот такой, как это маленькое чудовище. Потому что с ней точно не соскучишься. И потому что где еще вы найдете девчонку-подростка, которая радуется лягушке так, словно это чумовая шмотка в единственном экземпляре.

— Можно хоть все, — пожимаю плечами я. — Я завтра свободен во второй половине дня, могу прислать водителя. Сама поедешь, посмотришь, что тебе в руки бросится.

Смертушка сияет, как маяк, но быстро вспоминает, что уже которую минуту наносит непоправимый ущерб своему имиджу, так что откашливается, вручает мне телефон и с барским видом соглашается.

Когда мы с Мальвиной едем домой, жена предупреждает:

— Влад, это хороший и щедрый жест с твоей стороны, но она ведь может и не только лягушку захотеть.

— Я проверил — бурые медведи и велоцирапторы там не продаются.

Маша с улыбкой мотает головой, а потом просто так поглаживает меня по колену. Эдакий собственнический жест, от которого я тут же стреляю в нее глазами.

Убейте меня, но я бы очень не отказался повторить то, что она делала прошлым вечером. Вот тридцатник уже, а ни разу в машине и не было. Но она такая сонная и явно вымотанная, что приходится затолкать пошлые фантазии в самый пыльный угол. Хотя вру, конечно, только в ящик с табличкой: «Нужно развратить ее именно до такой степени!»

Загрузка...