Мальвина (СИ)

Глава тридцать седьмая: Влад

Есть три универсальных правила, как вычислить крысу в вашем коллективе. Слушайте и запоминайте, они работают с точностью в девяносто пять процентов, а оставшиеся пять — простая статистическая погрешность.

Правило первое: крыса всегда имеет на вас свой мерзкий длинный желтый зуб. И не суть важно за что: за разбитую случайно чашку, подаренную любимой свекровью, за то, что вы недостаточно сильно восторгались ее успехами. Или — самая страшная крысиная обида — за то, что посмели сказать крысе, что она и близко не бобер.

Правило второе: крыса всегда попытается нагадить самым мерзким из возможных способов. Причем самцы крыс чаще склонны использовать мелкую женскую «мстю».

И правило последнее: крыса всегда новичок, потому что, как вы понимаете, в террариуме она просто не жилец. Мои змейки и самки каракурта рано или поздно переваривают любую крысу, даже если ее шкура толще, чем у кашалота.

Я не настолько глуп, чтобы не понимать, кто у меня крысятничает и почему, но Машина информация дополняет общую картину.

Вы уже поняли, кто у меня тут поносит? Правильно, тот, кому от меня дважды досталось, олух Никитушка. И проучить его — просто святое. Причем я делаю это не только из злости, но еще и из врожденного человеколюбия. Кто-то же должен избавлять мир от крыс.

Ну и самое главное — этот папенькин сынок очень мне пригодится, чтобы обыграть ситуацию с детским садом так, что комар носа не подточит.

Просто счастье, что этот придурок до сих пор мажет побитую рожу тональным кремом, и это чудесным образом впишется в мою историю. Нужно сделать всего-то один звонок замечательной во всех отношениях женщине, которая владеет элитным эскорт-агентством. Не вдаваясь в подробности нашего знакомства, скажу, что это одни из самых крепких деловых отношений, какие только возможны. Знаете, к кому в средние века ходили умные советники королей? В бордель-маман. Вот и у меня есть своя собственная Роза Чайная, которая знает все и обо всех, и, как вы понимаете, знает она то, о чем не станут кричать на Красной площади.

Когда я озвучиваю свой «заказ», она смеется и говорит, что я сукин сын, но обещает все уладить в самые кратчайшие сроки, а когда я заикаюсь о моей безграничной благодарности, тут же исправляет «кратчайшие сроки» на «уже сегодня». Люблю, когда меня понимают с полу слова.

Уже на следующий день, в районе десяти, я получаю на почту с десяток фотографий, где порядком пьяного Никитушку лапает за жопу смазливый паренек. Но больше всего радует приписка в теле письма: «Не очень-то он и сопротивлялся».

В общем, пока Маша с нашими лисами и Асмодеем поехала пугать ветеринара, я назначаю встречу папаше моего нерадивого стажера. В два часа дня, в закрытом мужском клубе. Уверен, что встреча пройдет быстро и сразу после нее я заеду за Машей и мы всей дружной компанией поедем со Смертушкой опустошать зоомагазин.

Донский пунктуален: я приезжаю на десять минут раньше, но он уже там и потягивает, судя по цвету, вискарь. Кто же пьет в такое время суток, да еще и не разбавленный. Но ответ у него на физиономии краснеет выразительным отпечатком пятерни любимой женушки. Бедный мужик еще не знает, что это был не первый удар на сегодня.

Мы обмениваемся дежурными фразами, мужик опустошает бокал, заказывает еще один и только потом спрашивает, что стряслось.

— Мой охламон начудил, да? — криво усмехается.

Не был бы он бизнесменом, если бы не имел хотя бы какой-то интуиции. Я киваю и делаю сосредоточенное лицо, прежде чем начать рассказывать, что у меня есть правило — проверять всех стажеров, которые настолько хороши, что я всерьез думаю взять их в штат. Кстати, это правда: всех будущих сотрудников проверяет служба безопасности, а тех, что будут допущены к финансовым документам, даже отслеживают. Стандартная практика, не я ее выдумал.

— Я так понимаю, мой Никита угодил в плохую компанию? — Он вливает в себя вторую порцию виски и подзывает официантку в третий раз.

— Ну, не то, чтобы плохая. Просто заднеприводная.

Пока он пытается переварить информацию, я кладу перед ним отпечатанные снимки.

Чтобы вы не думали, что над мальчиком надругались: ничего и не было. Просто подпоили и пару раз ущипнули за задницу, а то, что он хотел продолжения «частной вечеринки» — просто неожиданный бонус.

— Мой Никита… пидорас?!

У судьбы очень ироничное чувство юмора, иначе как объяснить, что именно в этот момент вокруг царит тишина, и все сидящие вокруг весьма богатые и уважаемые люди поворачиваются в нашу сторону.

На самом деле эта реплика — просто подарок судьбы. Потому что я не собирался портить Донскому репутацию, просто закинуть ему информацию о любимом сынке и наслаждаться реакцией. Но теперь, похоже, несдержанный отец стал сам себе злым буратино.

Когда до Донского доходит, что нужно быть более сдержанным, он тяжело вздыхает и начинает какими-то гипнотическими движениями поглаживать модный полосатый галстук. И смотрит на фотографии с таким видом, будто я подложил гремучую змею. Не тороплюсь, с наслаждением смакую свой кофе и наслаждаюсь чудесной трансформацией гордого отца в раздавленного папашу.

В конце концов, когда Донский понемногу приходит в себе, он набирается смелости пересмотреть снимки. Лицо у него такое, что мне бедогалу почти жаль. Еще бы: в одну минуту надежда семьи превратилась в позорище.

— Он всегда был немного… странным, — наконец, говорит Донский. Кое-как сгибает фотографии вчетверо и, не глядя, только с третьей попытки запихивает их в карман пиджака.

Я не Никитушка, но мне просто из мужской солидарности даже как-то немного за него обидно. Он, конечно, редкий олух, но даже олух не заслуживает того, чтобы его так быстро сбрасывали с небес родительской любви.

— Наряжался по часу перед зеркалом прям как баба, — продолжает разоблачать сына Донский. — И еще вечно водился непонятно с кем.

Нашего с Рэмом отца тяжело назвать идеальным хотя бы потому, что нам от него регулярно влетало по первое число. Причем сразу обоим, без разбирательства, кто виноват, чтобы нам даже в голову не пришло валить косяки друг на друга. Но я готов спорить на свой блестящий аналитический ум, что в подобной ситуации наш отец просто посмеялся бы в лицо обличителю и предложил ему поцеловать собственную задницу вместо того, чтобы совать нос в дела чужой семьи. Но Донский — это Донский. Я бы не ввязался в эту авантюру, если бы не предвидел именно такую реакцию. Почти жаль, что бедолагу Никитушку так быстро слили.

— Но я даже и представить не мог, что он… что Никита… — Донский поглаживает себя по пиджаку в том месте, где выпирает плохо спрятанное доказательство. — Он же с девками трахался, я точно знаю.

Меня так и подмывает спросить, откуда такая осведомленность, но я вынужден отыгрывать роль, поэтому продолжаю сочувственно кивать и ждать, когда Донский переведет мяч на мою сторону поля. Я еще не все голы забил.

— Кто еще знает? — наконец, спрашивает Донский.

— Только моя служба безопасности. Ну и пара десятков посетителей клуба.

Донский закатывает глаза.

— Не думаю, что Никита лично представлялся каждому, — говорю я, но собеседника это не слишком утешает. Готов поспорить, в его голове уже созрел целый сценарий порнофильма с участием Никитушки и десяти Черных властелинов с кожаными плетками. — И, конечно, я знаю, что такое конфиденциальная информация.

Знаете, в чем простота ведения переговоров с такими людьми? Я вам расскажу, потому что эту фишку нам рассказывали на курсе психологии. Поверьте, она мне в бизнесе очень даже пригодилась. Так вот: все люди склонны проецировать на других собственное поведение. Очень грубо говоря: жена, которая изменяет мужу и прячет телефон, боясь попасться на горячем, с вероятностью в девяносто процентов подумает, что муж ей изменяет, если он хоть раз пойдет с телефоном в туалет. Или вернется за ним, хоть выскочил в магазин за хлебом и дел всего на пару минут. С Донским все примерно так же: он знает, что на моем месте наверняка бы использовал полезную информацию для собственной выгоды и поэтому ожидает от меня того же самого. Хоть, поверьте, я бы точно не стал использовать пидорастию чего-то сынка в качестве бонусов. Но Донский, сам будучи беспринципной сволочью, ожидает того же от других, поэтому мои уверения в порядочности ему до лампочки. А значит — самое время начинать торги.

— Влад, мы деловые люди, и я понимаю, что эта информация… чего-то да стоит, — говорит Донский, краснея. — Я не люблю быть должником, ты меня знаешь.

— Это же был просто жест доброй воли, — не очень энергично, для дела, отмахиваюсь я. Даю себя уговорить. Ровно один раз, больше и не нужно.

— И все же, я бы хотел… — Он откашливается. — Хочу быть уверен, что эта сделка закрыта.

Я лишь развожу руками, мол, да ну какие между нами счеты, но при этом не спешу его отговаривать. Примерно через пару минут он вдруг вспоминает, что у него есть кое-что, что могло бы меня заинтересовать — «тот участок, под детским садиком».

— Маша до сих пор очень сильно переживает, — строю скорбную мину.

Если б я не стал первоклассным бизнесменом, я бы точно стал великим актером. Хотя двух актеров на семью, вроде как, многовато.

Чтобы не утомлять вас скучными подробностями делового разговора с Донским, скажу лишь, что я приобрел участок по выгодной цене и согласился сам уладить «все проблемы с пайщиками». Маша не узнает, что ее счастливая улыбка обошлась мне двумя сделками с совестью, а Никитушке — облапанной задницы. Хотя через пару лет про задницу я ей обязательно расскажу.