Адрес был весьма неточен: «около самой автобусной остановки».
Но большей точности и не потребовалось: на этой улице Марию Николаевну Шибаеву знали все.
Впрочем, вряд ли это можно было назвать улицей. Несколько маленьких домиков, нарядных от снега, смотрят на дорогу из-за невысоких изгородей. А по другую сторону дороги белое поле блестит на солнце, покато спускается к реке. За рекой — лес.
Светлана подошла к одному из маленьких домиков. Белый палисадник. Чуть покосившаяся дверь.
На стук ответил негромкий женский голос:
— Не заперто!
Маленькая кухня, вся залитая солнцем. На окнах цветы — плющ, розовая бегония, еще что-то. Тепло и чисто. Русская печь занимает половину всего пространства. От нее-то и тепло. Еще тепло от взгляда старой женщины.
— Учительница? Да какая же ты молоденькая! Садись, дорогаинькая… Прости: пироги из печи пора вынимать.
И выдвинула ухватом большой противень с пирогами, поставила на стол, прикрыла полотенцем.
Еще выдвинула глиняную кринку. Вкусно запахло топленым молоком. Закрыла дверцу печи.
— Топленое молоко любишь?
— Люблю.
— Вот и будешь сейчас пить. Володя мой тоже любит. Чтобы с пенками.
— Он к вам придет сегодня?
— Да. Каждое воскресенье приходит. Светлана взглянула на ходики.
— Да ты не беспокойся, еще не скоро придет. Часам к двенадцати, не раньше.
Светлана даже смутилась: уж очень здорово умела читать мысли Володина бабушка!
Она не похожа ни на сына, ни на внука. Пожалуй, руки похожи, но они по-женски смягченные, легко и ловко переходят с одного предмета на другой.
Пирогами Мария Николаевна угощала в комнате. Там было еще больше солнца и цветов. Пироги с морковью и яйцами — никогда таких вкусных не ела. Изумительные пенки в розовом топленом молоке.
Разглядывая комнату, Светлана увидела на шкафу незаконченную модель самолета из тонких планок.
— Это Володина работа?
— Да.
А в сенях стояли лыжи и санки. Светлана вспомнила, что ничего такого специфически мальчишеского у Володи дома она не заметила.
— Ему бы с вами жить.
— У него родные отец и мать.
На стене висела фотография в коричневой рамке. Светлана подошла.
— Это ваша семья? Сколько же у вас детей, Мария Николаевна? И все — мальчики?
— Пять сыновей.
— Вот это, должно быть, Володин отец? Он на вашего мужа похож, а остальные — на вас.
— По-всякому бывает. Один сын отца повторит, а другой с отцом спорит.
Светлана поняла: спорит — не в буквальном смысле, а всем поведением, характером своим.
Мария Николаевна тоже смотрела на фотографию.
— И ведь вот как бывает: Павел, младший мой, отца почти и не помнил, а весь в него.
Не про внешнее сходство говорила Володина бабушка.
— Ваш муж давно умер?
— А я, дорогаинькая, пятнадцать лет с ним прожила, а на шестнадцатом ушла от него. И ребят всех забрала с собой.
Светлана вглядывалась в лицо человека, хозяином восседающего в самом центре снимка. Но почему Мария Николаевна хранит эту фотографию?
— Трудно вам было их всех вырастить?
— А уж это — как говорится: «Маленькие детки спать не дают, а с большими и сам не заснешь».
— А где теперь другие ваши сыновья?
— Двое — в Свердловске, на заводе работают, женаты, дети у них есть. А двое — в войну погибли.
Вот почему она хранит фотографию. Светлана вернулась к столу. Мария Николаевна сказала:
— Ты на моего Володю не всегда обижайся.
— Я не обижаюсь. Почему он такой, я, кажется, понимаю. Мне хочется, чтобы вы мне помогли.
Возвращалась Светлана задумчивая. К размышлениям о матерях прибавились мысли о бабушках.
Почему-то принято считать бабушек носителями рутины, отсталым элементом, порою даже дурно влияющим на внучат.
Справедливо ли это?
Бабушки ее учеников были первыми комсомолками, шли на рабфак. Уже имея семью, начинали учение с самых азов. Или, как Мария Николаевна, находили в себе силу освободиться из-под домашнего гнета, своими руками выходить, вырастить ребят.
И вот ребята выросли. Не все и не всегда такие, как хотелось бы.
Теперь растут внуки, и с ними тоже заботы… Как это она сказала: «Маленькие детки спать не дают, а с большими и сам не заснешь»?
Лыжи стоят в сенях у Володиной бабушки… А Толя еще говорил про коньки…
К приходу Светланы Костя прибрал комнату, вскипятил чайник, накрыл на стол.
— Эх, жизнь наша холостяцкая!
— Привыкай, — сказала Светлана, — в следующее воскресенье у меня лыжный поход!