Маньчжурия, 1918. Особый отряд

Глава 11

Водитель остановился в метрах в семидесяти правее от лестницы центрального входа, рядом с несколькими другими машинами. Виктор и секретарь вышли и немного постояли, оглядывая стоящих в оцеплении офицеров, которые перекрыли подходы к вокзалу и заворачивали обратно немногих желающих попасть в само здание.

На лестничной площадке парень увидел полковника Орлова, генерала Плешкова и небольшую группу офицеров в парадной форме.

— Уже почти всё готово, — кивнул он Евсееву.

Они прошли сквозь оцепление и вскоре поднялись по ступенькам.

— Здравия желаю, господин генерал! — вытянулся и откозырял Виктор генералу от кавалерии Плешкову, солидному и вельможному на вид человеку с холёной бородой и усами.

— А, здравствуйте, штабс-капитан, — недовольно ответил Плешков — он разговаривал с рядом стоящими офицерами из своего штаба, держа в руке фуражку.

Виктор понял причину его недовольства — в штабе генерала все его подчинённые именовали «высокопревосходительством», кроме того, по факту Колчак вместо него станет фигурой номер один в городе.

«Кстати, насколько я помню, в белых армиях потом восстановили дореволюционное обращение к офицерам и генералам со стороны нижних чинов, все эти „благородия“ и „превосходительства“ — с таким махровым проявлением сословности ничего хорошего не выйдет, надо идти в русле буржуазно-демократической политики февральской революции и оставить обращение „господин“ в отношении офицеров и генералитета — это отвечает традициям и убирает сословные перегородки, да и высшие офицеры должны помнить уроки революции. Не говоря о том, что у красных на данный момент вообще убрали и „господ“ и самих офицеров как класс, что очень льстит широким солдатским массам. Нужна здоровая политика центризма — без большевистского радикального популизма, но и без старорежимных полуфеодальных крайностей. Кадеты, а может даже быть — правые эсеры или меньшевики-оборонцы, где-то в этом спектре придётся искать политические рецепты учреждения нового государства, у них программы подходящие и множество интеллигенции в рядах. Вопрос, появятся ли у меня возможности для полномасштабного социологического анализа всего происходящего? Для этого нужен колоссальный массив данных по составу и структуре населения, и взять его сейчас толком негде, и не до этого».

— Здравия желаю, господин полковник! — подошёл Виктор к Орлову.

— Добрый день, Виктор Антонович! — откозырял в ответ полковник и протянул руку, потом поздоровался с Евсеевым.

Откуда-то недалеко раздалась музыка — играл явно не очень слаженный оркестр.

— На репетиции времени особо не было, — кивнул в сторону звука Орлов, — будем играть «Коль славен» и «Гром», когда вице-адмирал выйдет из вагона.

«Н-да, музычка ещё та выйдет с таким исполнением. Проще было бы патефон поставить на табуретку».

— А почетный караул? — полюбопытствовал Виктор.

— Уже стоят на перроне, два взвода на подбор, там же и оркестр, и борзописцы! — усмехнулся Орлов.

Виктор достал портсигар и предложил по сигарете Евсееву и Орлову. Закурили, наблюдая, как на площади неспешно ходят люди, ветер несёт пыль, а торговцы и менялы кричат, зазывая клиентов.

— Вечером у нас в консульстве состоится раут в честь господина Колчака, — сказал Евсеев. — Неизвестно только, когда закончится мероприятие акционеров в здании управления дороги.

— Главное, чтобы как надо закончилось. Завтра у нас в ресторане тоже будет торжественный приём по поводу назначения вице-адмирала на должность, если таковое сегодня случится, — усмехнулся Орлов. — Приглашаю вас, господа!

— Отличная новость, господин полковник, — покивал Евсеев. — Сейчас очень важно продемонстрировать общее единство.

— И чтобы об этом подробно и много написали в газетах, — добавил Виктор.

— А, газетчики… — поморщился Орлов. — Бесполезные и надоедливые проходимцы. На перроне их человек пятнадцать отираются, с тремя фотографами.

«Хм, очевидно, что он их не любит и совершенно недооценивает фактор публичности, что и неудивительно для военного», — отметил для себя парень.

— Это очень хорошо — нужна публичность и открытая позиция, городская общественность должна узнавать новости от нас, а не из большевистских листовок, — убеждённо заявил Виктор. — Большевики сильны пропагандой. Газетчиков надо прикармливать.

— Возможно, вы и правы, — взмахнул рукой Орлов, — но меня это мало волнует — хватает другой работы.

«Вот и плохо — общественность надо кормить своими новостями и смыслами, иначе противники или конкуренты накормят её своими», — вздохнул Виктор.

Минут через пятнадцать генерал Плешков со своими сопровождающими, полковник Орлов с несколькими своими, а за ними Иволгин и Евсеев, вошли в задние вокзала и переместились на перрон — поезд ожидался уже скоро.

«Хорошо стоят, молодцы», — почетный караул Виктору понравился, а вот оркестр из двенадцати человек с трубами, барабаном и тромбонами его не впечатлил.

Они с Евсеевым стали в стороне от дверей, недалеко от репортеров, которые тоже курили в тени вокзала.

— Сергей Андреевич, касательно ответа на ваш вопрос…

— На какой? — немного удивился секретарь.

— О каторжниках и создании государственной машины, — при этих словах Виктора тот вскинул бровь и покивал. — Так вот — в высшем руководстве большевиков реальных каторжников мало, а если и есть, то они подконтрольны их партийной верхушке и в любой момент могут заменены на подобный же сброд. Кроме того, далеко не все эти каторжники — такой уж сброд, там полно идейных фанатиков-революционеров с академическим образованием. Однако важно другое — большевиков поддерживает часть генералитета и чиновничества, несмотря на весь их показной радикализм по отношению к старому правящему классу…

— Да ну что вы, Виктор Антонович! — пораженно перебил его Евсеев.

«Как бы ему попроще объяснить, не вдаваясь в известные мне глубины?» — на секунду задумался парень.

— Вспомните, сколько у нас было перед войной германофилов? Вот сейчас они в блоке с большевиками, а царский генерал Скоропадский на немецких штыках сидит в Киеве гетманом украинской державы, — решил он выразиться поярче. — Посмотрите на подписи выпускаемых Совнаркомом постановлений и декретов — фигурирует там такой себе господин Бонч-Бруевич, родной брат которого — генерал-майор и командующий Северным фронтом, — развёл ладони Виктор.

— Что вы хотите этим сказать? — тяжело вздохнул Евсеев.

— То, что большевики контролируют обе столицы и максимально быстро воссоздают госаппарат на основе старых учреждений, которые под их контролем, а мы здесь барахтаемся в болоте. У них генералов даже больше, чем у нас здесь и у Корнилова на юге, вместе взятых!

— Да, все эти офицеры в заложниках у красных, как и вся страна, — заявил Евсеев.

— Вот это мы узнаем ближе к осени, — усмехнулся Виктор. — Но факт остаётся фактом — офицерский корпус раскололся.

— Позвольте сигарету, Виктор Антонович, — попросил явно расстроенный услышанным Евсеев.

Пока снова курили и ждали дальше, Виктор раздумывал о своей идее: «С Орловым так просто об не поговоришь, он военный до мозга костей и моих купеческих поползновений может и не оценить, хотя сейчас такое время, что все должны адаптироваться. Вот Попов — этот да, он по своей сути очень амбициозен и сейчас делает всё, чтобы выбиться повыше в намечаемых здесь антибольшевистских структурах».

Виктор смотрел, как какой-то железнодорожник в десять минут третьего подошёл к Орлову и что-то ему доложил.

— Видать, запаздывает, — произнес Евсеев.

— Будем ждать, — пожал плечами парень.

«Сейчас всё в руках чехов и тех красных деятелей, которые растянули их поезда на огромном пространстве железной дороги, от Поволжья до Забайкалья. Ведь если абстрагироваться от того факта, что большевики устроили государственный переворот и узурпировали власть, потом запретили сразу партию кадетов, то выходит печальный для нас, находящихся здесь, фактаж — уже прошло полгода с того момента, их частично признали законной властью те же немцы, не говоря про очень многих в самой России. Они безраздельно владеют столицами — и Питером, и Москвой. Генералы Бонч-Бруевич, Брусилов и другие уже воссоздают регулярную армию под вывеской РККА, на юге же добровольцы где-то скитаются по степи, а у нас здесь — вообще самодеятельность и атаманщина. Политически мы сильно отстаём в организации. О поставках оружия и снаряжения пока что даже и речи нет, но сами эти поставки выгодны Британии в любом случае, ведь это мы здесь будем крошить друг друга на радость иностранцам, а без бойни не обойтись, если большевики не объявят свободные выборы, чего они никогда не сделают», — поигрывая в руке портсигаром и посматривая на окружающих, раздумывал Виктор. — «Опять же, большевики устроили переворот в октябре, но и в феврале ситуация была более чем странная. Что я так помню, навскидку, о Февральской революции? Революция это или дворцовый переворот, который пошел не по плану? Участвовала верхушка — генерал Алексеев и кто-то из князей, некие думские, военные и придворные круги планировали усадить на трон Михаила и объявить конституционную монархию, потом провести успешное весеннее наступление — ожидался даже полный разгром Центральных держав уже в том году, если я точно помню. В конце февраля в Питере началась забастовка — якобы инспирированная заговорщиками, пошли слухи о голоде, а вот дальше всё пошло не по плану и началось двоевластие… В конечном итоге наиболее пострадали кадеты и эсеры, которые активно в этом участвовали, и начали набирать очки большевики. После этого была попытка Корнилова установить военную диктатуру, и потом уже эсеры ситуацию окончательно завалили», — стоя так и раздумывая, Виктор услышал далекий паровозный гудок. — «Короче говоря, надо будет из первых рук современников узнать информацию о приводных ремнях февраля — от этого много зависит».

Поезд прибыл раньше на десять минут — паровоз с пыхтением затормозил.

Иволгин и Евсеев подошли поближе к группе Орлова. Первые три вагона показались Виктору очень красивыми и роскошными — это были служебные вагон-салоны, о чём говорили надписи на них. Ещё четыре были обычными пассажирскими, но тоже выглядели свеженькими.

Когда передняя дверь второго вагона начала открываться, Орлов подал команду:

— Сми-и-рно! На караул!

В этот же момент оркестр заиграл «Коль славен» — не лучшим образом, но вполне терпимо, Виктор даже нашёл подобную живую музыку интересной. Все присутствующие военные, в том числе и он сам, стали смирно и взяли под козырек. Репортеры подошли справа, держась пока что за небольшой группой оцепления из молодых офицеров с винтовками.

Сначала в дверном проёме вагона показался управляющий КВЖД генерал-лейтенант Хорват в парадном мундире — он медленно сошёл с подножки, остановился и отдал честь. Следом спустился человек в морском парадном мундире, высокий, с суровым лицом и орлиным профилем — он стал возле Хорвата и тоже отдал честь.

«Вон он какой, значит!» — Виктор рассматривал вице-адмирала. — «Внешне похож на вождя!»

Когда оркестр закончил играть, раздались крики «Слава», генерал Плешков подошёл к приехавшим, многие остальные офицеры от него не отстали, следом начали протолкиваться и репортеры — начался типичный для таких торжественных моментов легкий гвалт.

Виктор смотрел, как из вагона выходит консул Попов — благообразный, упитанный человек с тонкими усиками, в дорогом костюме-тройке, и как он подаёт руку своей модно и дорого одетой жене.

— Господин Колчак, что вы думаете о том и об этом… — начали раздаваться одни за одними вопросы.

Всё это продолжалось минут пятнадцать. Виктора немного оттеснили назад, но он слышал, как Колчак отвечал твердым и довольно уверенным голосом — его ответы репортерам сводились к тому, что завтра он готов дать специальное большое интервью всей местной прессе. От дыма фотовспышек Виктор чуть не закашлялся.

— Господа, господа, дайте дорогу, — несколько офицеров оцепления начали оттеснять репортёров.

Орлов дал знак оркестру — те грянули «Гром победы, раздавайся!»

Хорват, Плешков и Колчак прошли в здание вокзала, следом за ним шли несколько сопровождающих офицеров, и как раз в этот момент Виктор и Евсеев постарались протиснуться поближе, чтобы поприветствовать консула.

— Господа, рад видеть, — весьма жизнерадостно улыбнулся им Попов. — Сейчас я в управление дороги еду вместе с Дмитрием Леонидовичем, а супругу мою и багаж отвезите в консульство, не сочтите за труд.

— Конечно, Георгий Константинович, машина уже ждёт, — покивал Евсеев.

Оркестр закончил играть, и к этому моменту основные гости уже вышли с перрона. Виктор и Евсеев подошли к вагону, возле которого стояли группы офицеров, в том числе в морской форме, несколько людей в штатском и несколько женщин. Виктор почтительно кивнул нескольким знакомым.

— Ксения Николаевна, добро пожаловать, — расплылся в улыбке секретарь консула и чуть поклонился.

— Добрый день, Ксения Николаевна, — улыбнулся и почтительно кивнул ей так же и Виктор — жена консула была дамой видной, властолюбивой и довольно известной в городе.

— Ой, как хорошо вернуться домой. В Пекине хорошо, но здесь уже ко всему привыкли, — поправила она свою модную шляпку. — Виктор Антонович, вам поклон от дядюшки вашего, Николая Васильевича — ах, какой дальновидный и проницательный человек, как он хорошо нас принимал в посольстве, — всплеснула она руками и мечтательно улыбнулась. — Какие там магазины хорошие, в посольском квартале.

— Благодарствую, Ксения Николаевна!

После этого Виктор поднялся в вагон и забрал багаж семейства — четыре здоровенных чемодана, которые ему пришлось вместе с одним молодым офицером-орловцем тащить до машины.

Когда он вышел на площадку входной лестницы, то увидел, как приехавшие высокие гости и свита рассаживаются по автомобилям.

В машине он сел на переднее сиденье, на заднем жена консула рассказывала Евсееву о последних новостях из Пекина, пока они ехали.

— Говорят, Корнилов тяжело ранен под Екатеринодаром, но жив, — различил он фразу Поповой в потоке её слов о пекинских впечатлениях и погоде.

— Простите, Ксения Николаевна, — повернулся к ней Виктор, — а откуда эти сведения?

— От дядюшки вашего. Это было вот ровно два дня назад, наши английские друзья передали нам эту новость про осколочное ранение, и Николай Васильевич даже заказал молебен о выздоровлении Лавра Георгиевича, — ответила дама.

— Дай бог, — покивал Виктор.

«Вон оно как бывает, значит — я ведь думал, что ничего не изменилось, но сам факт появления моей личности здесь уже поменял течение истории, хоть и где-то далеко. Или мир параллельный, как вариант — кто его знает. Если Корнилов выживет, это очень многое поменяет на юге, да и здесь тоже — встанет вопрос о верховной власти в дальнейшем, а союзникам Корнилов известен гораздо больше, чем Колчак. Теперь и мне можно совсем не стесняться и действовать по полной, раз уж всё уже пошло немного иначе. Но информацию надо перепроверить всё-таки», — взволнованно думал он и машинально отметил в зеркале машину, следующую за ними на расстоянии.

Когда заехали в гараж, Виктор помог выйти даме и донёс с Котовым чемоданы до её комнат.

— У нас гостья… — ввёл он в курс дела Попову насчёт Ольги.

— Ради бога, пусть живет, если человек хороший и вам нравится, — она была в приподнятом настроении.

Их встретили жена Евсеева и ещё одна дама, Виктор откланялся и вернулся в свой кабинет.

Смирнова на месте не было, но на столе лежала записка от него: «Виктор Антонович, вагоны будут готовы к ужину!»

«Корнилов — это фигура! Бывший главнокомандующий, организовал сопротивление на Кубани, конечно же союзники сделают ставку на него, особенно французы. А если на юге смогут организовать какое-то правительство из кубанцев с претензией на всероссийское, то встанет вопрос авторитета — сейчас восстанут чехи, образуется Комуч — это ещё один красный флаг, и союзники реально поддержат в качестве основных претендентов юг, несмотря на то, что донские вожди сейчас делают реверансы немцам, а в Киеве сидит гетман и те же немцы, которые хотят захватить флот. Кстати, его уже затопили или только будут? Нет, если Корнилов жив, это может поменять расклад, но не критично — всероссийская власть должна быть у нас здесь, в Сибири, через КВЖД пойдут американские и японские поставки», — закурив, раздумывал он. — «Всё будет зависеть от англичан и от динамики развития событий, кто раньше сможет создать органы власти, тот и получит признание».

Посидев ещё немного, Виктор решил ехать в управление дороги, потому что ему не сиделось сейчас от всех этих размышлений, хотелось покататься, да и предлог был хороший — дождаться и забрать консула. Он спустился в гараж и велел Котову заводить.

«Где же раздобыть деньги? Сейчас сто тысяч, вложенные в ходовой и дефицитный в Сибири товар, дадут минимум тройной барыш, спрос будет дикий после открытия железнодорожного сообщения — всё это и так зависло по форс-мажору в вагонах и на складах, контракты не выполнены», — особых идей насчёт денег у него пока не было.

— Кто это за нами едет, интересно? — полуобернувшись, произнёс Виктор.

— Я тоже заметил, ваше благородие, — подтвердил унтер-офицер Котов. — Это не первый раз я эту машину вижу.

— А когда ещё видел? — взглянул на него Виктор.

— Когда отвозил господина консула на вокзал на прошлой неделе.

— Значит, за нами следят! — констатировал Виктор.

«Только кто? Японцы, семеновцы или агенты большевиков?»