Маньчжурия, 1918. Особый отряд

Глава 5

Орлов, Семенов. Февраль 1918 года.

На станцию Хайлар прибыли около семнадцати часов — на перроне стоял небольшой почетный караул.

Орлов и Франк, одевшись, вышли из вагона — во главе почетного караула стоял высокий человек в казачьей шинели с погонами казачьего полковника и Георгием на груди, его большой лоб и горящий взгляд кого-то напомнил Орлову.

— Добро пожаловать, господа! — встречающий отдал им честь.

Караул стал смирно. Орлов и Франк откозыряли.

— Я барон Унгерн-Штернберг, комендант станции Хайлар, — представился встречающий. — Господин атаман Семенов находится в своём штабе на станции Маньчжурия и ждёт вашего прибытия, господа.

Орлов представился сам и представил Франка.

— Желаете чаю, господа? — поинтересовался барон. — По плану — часовая остановка, как раз в Маньчжурии будете к ужину.

— Не откажемся, — кивнул Орлов.

Унгерн провёл их в здание вокзала — двухэтажное, добротное каменное строение. Они поднялись на второй этаж, по пути встретив несколько китайцев в русской форме.

— Подайте чаю, — велел он одному из казаков.

Орлов рассмотрел висящие на стене кабинета карты и обратил внимание, что станция Даурия была обозначена как передовая позиция.

— Как обстановка, барон? — усевшись на стул, поинтересовался Орлов.

Унгерн, как-то очень пристально глядя на них двоих, сел напротив, распахнул шинель и отрешенно улыбнулся.

— Месяц назад мы с Григорием Михайловичем разоружили здесь, в Хайларе, две сотни дружинников. Ни одна эта сволочь не оказала сопротивления, мы всех согнали на поезд и отправили в Читу — пусть большевики их кормят. Надо было их выпороть, но я пожалел кнута, не до того было.

Орлов и Франк переглянулись.

— Такое положение очень вдохновляет — обольшевиченные части совершенно разложились, служить и воевать не хотят, сопротивление оказать неспособны! Надо расширять зону действий и брать всё, что сможем — казаки встанут и у нас будет целая казачья дивизия к весне, — довольно пылко продолжил говорить Унгерн. — Наши нерчинцы ещё летом вернулись с фронта и только и ждут возможности восстать против красных!

«Какой-то он очень нервный, будто не от мира сего», — подумал Орлов. — «Хотели бы восстать — уже бы давно восстали».

— Сколько у атамана готовых к наступлению людей? — поинтересовался он.

В дверь постучали — казак принес чай и какие-то пироги.

— Три тысячи человек офицерского состава, казаков, китайские и монгольские добровольцы, — разгладив усы, ответил барон. — Сейчас нельзя ждать, каждая минута промедления — это потерянная возможность, господа. Инициатива должна быть на нашей стороне — дерзость, натиск, смекалка, — снова с удивительной пылкостью проговорил Унгерн.

«Очень это странно — зачем Семенову тогда понадобились наши скромные силы?» — предчувствие подсказывало Орлову, что все слова этого человека надо делить на два или на три.

— Вы участвуете в операции?

— Нет, сейчас я занят наведением порядка по линии Маньчжурия — Хайлар — Бухэду, зачищаю остатки красных, поддерживаю порядок, набираю добровольцев, — пожал плечами барон. — Занимаюсь тыловым обеспечением.

Далее Унгерн начал рассказывать, как по приказу командира Нерчинского полка барона Врангеля он оказался в Персии перед Февральской революцией, но смог сколотить несколько сотен добровольцев-ассирийцев, которые очень хорошо себя показали против турок.

— И что же дальше? — Орлова это заинтересовало.

— Дальше я хотел пройти рейдом по ближним тылам, но революция всё сломала, всё развалилось, к концу лета я вернулся в Забайкалье с несколькими храбрецами, в Иркутске мы встретились с Григорием Михайловичем и стали готовиться к сложным временам, — уклончиво ответил барон.

В дверь настойчиво постучали, Унгерн велел войти.

— Ваше высокоблагородие, эшелон готов к отправлению — вода залита, лошади напоены, кипяток подан! — доложил уже другой казак — здоровенный усатый детина.

— Хорошо, — жестом отпусти его Унгерн. — Что же, господа, рад был познакомиться, — он встал, — больше не смею вас задерживать. Григорий Михайлович, поди, заждался уже — я ему немедленно телеграфирую.

Распрощавшись с бароном, офицеры вернулись в вагон.

— Немного нервный казак, но видно, что очень нахрапистый и бесшабашный, — резюмировал Франк.

— Одной бесшабашности для долгой войны мало, — ответил Орлов, которому барон показался весьма авантюрным человеком.

Полковник пошёл по вагонам и велел всем одеться по форме.

— Ожидается торжественная встреча и ужин, господа! — объявил он. — Ведем себя пристойно и благообразно!

За время пути Орлов и Франк успели сгонять четыре блица в шахматы. Поезд, пыхтя, останавливался — в окно было видно, что перрон был освещён многочисленными факелами, а посредине, недалеко от одноэтажного деревянного здания вокзала, стояло человек тридцать в более-менее торжественном построении. Рядом, правее от строя, стояли три человека — один в из них в папахе, выглядящий очень представительно.

Вагон остановился почти что напротив этих людей.

Метель была легкая, почти незаметная. Орлов торжественно вышел из вагона и направился к встречающим. Не доходя трех шагов, он остановился и отдал честь, в ответ ему тоже откозыряли.

— Добро пожаловать, господин полковник! — громко, приятным басом произнес коренастый человек с усами, в папахе и с погонами казачьего генерала на шинели. — Рад знакомству!

— Взаимно, господин Семенов! — Орлов пожал протянутую руку, Франк — тоже.

— Прошу к нам в гости, к столу — мы квартируем недалеко от вокзала, повозки для ваших людей готовы, — сказал Семенов. — Будем рады вашему обществу.

Действительно, три автомобиля и десяток повозок стояли недалеко от вокзала, с задней стороны. Орлов отдал необходимые распоряжения и оставил отделение караула в поезде.

Атаман пригласил Орлова и Франка в свою машину — она оказалась японская.

«Ловко! Разжился японскими полугрузовиками господин атаман», — этот факт Орлова впечатлил. — «Надо бы и нам заиметь свой автопарк».

Доехали очень быстро, буквально квартал по довольно широкой улице — городок оставлял мрачноватое впечатление у полковника. Трехэтажное деревянное здание, возле которого остановились, было хорошо освещено, там стояли несколько человек с винтовками.

— Мой штаб здесь, возле станции, — объявил Семенов. — Располагайтесь, господа, чувствуйте себя как дома — сейчас отужинаем и потом обсудим дела!

Орловцев, которые с веселым гулом спрыгивали с повозок, расположили на первом этаже — там уже были накрыты полтора десятка столов, а само помещение было просторным и напоминало кабак — Орлов предположил, что именно кабаком оно и было. Семенов и несколько его сопровождающих пригласили Орлова и Франка на третий этаж.

Посмотрев, что его люди начали осваивать накрытые столы, полковник успокоился.

«Лишь бы не напились до состояния риз», — это его тревожило, поскольку на столах были бутылки со спиртным.

Десятка полтора семеновцев также вошли в зал первого этажа следом за его бойцами.

— Уютно здесь у вас, господин атаман! — констатировал он.

— Полевые условия, но есть пианино — я очень ценю хорошую музыку, — махнул рукой Семенов. — Вот отобьём у комиссаров Читу и Нерчинск, тогда и заживём!

— Непременно отобьём, — согласился Орлов — обстановка его немного расслабила, он ожидал значительно более холодного приёма.

На третьем этаже была очень просторная, хорошо меблированная комната — там стоял стол человек на двенадцать, сервированный. Немного сбоку стояли две благообразные дамы в строгих платьях и фартушках.

— Располагайтесь, господа, здесь я квартирую, — предложил Семенов, снимая шинель.

Орлова приятно впечатлил набор блюд.

Разделись. За стол село одиннадцать человек.

— Давайте выпьем за наше знакомство и за наши будущие боевые успехи, господа! — поднял рюмку Семенов.

— За восстановление закона и порядка! — встав, отсалютовал и чокнулся с ним Орлов.

На столе кроме графинов с русской водкой было три картофельных блюда с мясом, квашеная капуста с яблоками, бочковые помидоры и огурцы, жареная баранина, пельмени по-бурятски — с олениной, пироги с бараниной и олениной, запеченный поросенок, хлебные лепешки.

Выпили и основательно закусили, обстановка стала более дружественная — Орлов нашёл атамана вполне респектабельным на первый взгляд человеком.

— Угощайтесь — запасы у нас отменные, и если бы не большевизм, жили бы да не тужили, — сказал Семенов после очередного рюмки. — Смотрю на ваших офицеров — настоящие орлы!

— Спасибо, господин атаман, — засмеялся полковник. — Меня приятно впечатлил порядок от Бухэду и далее.

— Барон Унгерн принимает всё близко к сердцу, он всей душой болеет за нашу многострадальную Родину, — солидно покивал Семенов. — Я попросил его навести порядок, и поверьте, ни одной красной сволочи в зоне его ответственности уже нет! Мы слишком либеральничаем с красными — нагайка да высылка, а вот они с нами церемониться не будут и сразу поставят к стенке — уже ставят, казаки слезами плачут от их безобразий!

— Не поставят — мы поставим их раньше, — поднял рюмку Орлов — его настроение поднималось.

— К лету и духу их здесь не будет! — сказал кто-то из офицеров.

«Славно сидим», — выпил очередную рюмку под огурчик Орлов. — «Хороша беленькая».

Ели, шутили, курили, посмеивались. Орлов ясно осознавал, что инициатива в общении у атамана, но он решил, что пусть так и будет — атаман явно человек крайне говорливый и под водочку у него многое можно выведать.

Атаман начал рассказывать о своей осенней эпопее прошлого года:

— И вот после этого я добрался из Иркутска до Даурии, — откинувшись на стуле и с рюмкой водки в руке, рассказывал он. — На станции был лагерь военнопленных и дружина, которая их охраняла. Дружина совершенно распоясалась, а вот её командиры — капитаны Усиков и Опарин, — атаман показал на двоих людей, сидящих за столом, — проявили себя в лучшем виде.

Орлов отсалютовал рюмкой названным офицерам.

— Господа, за победу над Совдепией! — поднялся уже порядком повеселевший полковник Франк.

— Ура-а! — заорали все присутствующие.

«Сегодня мы напьемся сполна», — окончательно понял Орлов.

Выпили за победу — атмосфера стала совсем дружеской.

— Так вот, — хлопнув ладонью по столу, немного пьяным басом продолжил Семенов. — В Даурии ко мне присоединился барон Унгерн и другие отличные офицеры. К нам начали стекаться окрестные казаки. Местный совдеп попробовал вмешаться в мою работу по организации порядка, но я его разогнал.

— Ура атаману! — заорал кто-то за столом и поднял рюмку.

— И что же, Григорий Михайлович? — Орлов перешёл на более неформальное общение.

— Что? Пьянство, грабежи — всё надо было прекращать. Я из пленных немцев и турок сформировал команду, такая себе полиция, и поручил её барону Унгерну в подчинение. За неделю они навели порядок в Даурии, красных здесь и след пропал — ни тебе митингов, ни совдепов, ни безобразий. Из Читы к нам ехали офицеры — информации становилось всё больше и больше. Мы с Унгерном и остальными, — Семенов обвёл рукой сидящих за столом, — понимали, что надо брать Читу и восстанавливать законную власть. Потом мы узнали, что большевики разогнали Учредительное Собрание…

— Слава Учредительному Собранию! — вскочил какой-то офицер-пехотинец, уже порядком выпивший, поднял рюмку и опрокинул её в горло.

Орлов лениво отсалютовал ему.

— Вот, мы за демократию, — показал на него рукой Семенов. — За демократические методы, а не комиссарию!

— Большевики обречены. Немцы их раздавят, если те не заключат с ними похабнейший мир, — произнес Орлов.

— Думаю, что заключат — комиссары пойдут на любые гнусности ради спасения своей власти и шкуры, — засмеялся Семенов.

— Это им не поможет, — сказал Франк. — К счастью, у нас в Харбине сохранился островок законной власти — отсюда и начнется возрождение!

— Дай бог, — покивал Семенов. — Ваше здоровье, господа!

С первого этажа послышалась музыка, с каждой минутой всё более громкая.

— Внизу уже поют, — с завистью сказал один из сидящих.

— Можете идти, кто хочет — веселитесь, — ответил Семенов.

Четыре человека встали из-за стола, чинно кивнули атаману и вышли из комнаты.

— И вот в декабре я связался с генералом Хорватом, — продолжил Семенов — при этих его словах Орлов немного напрягся, — послал я своего человека, полковника Скипетрова, в Харбин с подробными инструкциями — я хотел добиться от управляющего согласия на замену разложившихся частей добровольцами, ну и потребовал от него необходимое имущество и денежное снабжение.

«Ничего себе — потребовал!» — поразился Орлов. — «Единственные законные добровольцы — это мы! Послал он Скипетрова, видите ли».

— И что же генерал? — спросил он осторожно.

— Оказалось, что генерал Хорват сразу больше большевистского переворота не склонен был принимать какие-либо меры. Как говорили мне доброжелатели из Харбина, он вошёл в тесные связи с местной китайской администрацией и подстраховался их поддержкой. На кону стояли большие деньги.

— Китайские войска разоружили харбинские дружины и совдеп, — покивал Орлов. — Я принимал в этом участие.

— Ваше здоровье, господа полковники! — налил водку Семенов.

— Отменные пироги! — выпив и выдохнув, сказал Франк, закусив пирогом с олениной.

— Есть у меня буряты, добывают нам оленей, — с улыбкой покивал атаман. — Вы, Николай Васильевич, в декабре разоружали обольшевиченные дружины, значит?

— Так и есть. Но китайцы забрали себе большую часть оружия, нам достались ошметки.

— Инородцы понимают только силу, — заключил Семенов. — Будем сильными — будут нас уважать, а иначе нас раздавят хоть китайцы, хоть комиссары.

Орлов ощущал, что наелся уже просто до отвала — посиделка входила в тот этап, когда оставалось только пить до полного умопомрачения под неспешную застольную беседу.

Семенов взял себе кусок поросенка и немного квашеной капусты, Франк последовал его примеру. Орлов тоже взял себе кусочек и плеснул ещё водки: «Гулять так гулять, все караулы в порядке, город безопасен», — решил он.

— И вот мы только обосновались на Даурии, как к нам начали стекаться казаки с жалобами, что здесь, на Маньчжурии, какой-то комиссар начал беспредельничать и кидать в подвалы всех проезжающих офицеров, грозил им судом и расстрелом.

— Слышал о таких делах, — покивал Орлов, жуя молочную свинину.

— Вот, почитай, двадцатого числа сели мы на поезд и двинулись сюда. Я, Унгерн, Опарин, Мадиевский, казаки, немецкие пленные из нашего отряда, человек сорок. Поезд у нас был отличный — теплушки с нарами и печками, и вот заезжаем мы на станцию — без разведки, лихо, выбегаем с винтовками и начинаем охаживать прикладом стоящую на перроне сволочь. Все эти революционные солдаты сразу разбежались с воплями «казаки бьют, караул, спасайся», — засмеялся атаман. — Внутри вокзала нашли поручика, командира этого сброда — бедолага уже думал, что ему конец, но я его успокоил и сказал, что никакие трибуналы ему уже не угрожают, не по этим мы делам. Вы его видели — пошёл вниз с остальными, Куликов его фамилия, — взмахнул рукой Семенов.

— За освобождение Маньчжурии! — поднял рюмку Франк.

— Ура-а-а! — выпили.

Снизу донеслась стрельба, свист и выкрики.

— Из нагана палят в потолок, архаровцы, — сказал кто-то из семеновских офицеров.

«А ведь мы уже солидно набрались», — подумал Орлов. — «Что же оно дальше? Беседам ни конца, ни краю, и закуски здесь на целый взвод».

— Да пусть палят. В общем, приехали мы днем, а уже к полуночи разоружили полную роту этих шкурников на станции, — бодро продолжил Семенов — лицо его раскраснелось. — Но самое забавное — ворвались мы в вокзал и захватили пирамиды с винтовками, ни один и не дернулся.

— У нас было практически тоже самое, — покивал Орлов.

— После этого с Даурии пришёл ещё один эшелон на следующий день, и начали мы рассаживать этих солдат. Отправили их в Читу, они ещё меня и благодарили. После этого я телеграфировал на все станции вплоть до Харбина, что на станции Маньчжурия порядком заведует монголо-бурятский полк, — засмеялся Семенов, — а нас и полсотни человек не было, пока монголы не подошли, какой там полк.

«Авантюрист почище Унгерна, они подстать друг другу. Да и я такой, мы впятером казармы захватили», — усмехнулся Орлов.

— Смело, Григорий Михайлыч, — полковник налил водки, все чокнулись.

— Это ещё что. После этого я получаю телеграмму из Цицикара, от генерал-майора Гана из стражи — мол, просим ваш полк оказать содействие в разоружении местных большевиков, семьсот двадцатая дружина совсем разложилась. Поезд у нас под парами, я оставляю Куликова и два десятка людей здесь, телеграфирую генералу — полк выступает, мы садимся и на всех парах несемся в Цицикар, за семь часов дошли и прибыли как раз ночью, и сразу в дело — полсотни солдат даже и не думали сопротивляться, они вообще ничего не ожидали. Я оставил их на Унгерна, и мы с генералом Ганом, который вскоре приехал на вокзал, и хорунжием Мадиевским поехали по городку, по адресам большевиков и агитаторов — к утру вся эта сволочь была уже на вокзале с пожитками. Все эти красные в панике спрашивали — кто такие, что происходит, я говорю — монголо-бурятский полк. В общем, оправили мы весь этот сброд в четырех теплушках с печками на Оловянную.

— Григорий Михайлович, дорогой атаман, позволь выпить за твоё здоровье, — шатаясь, поднялся здоровый усатый офицер-казак. — Как же мы тогда их повязали!

— Хорунжий Мадиевский, он мне как брат, — представил его Семенов.

— Господа, за атамана, — хорунжий опрокинул в себя рюмку и потянулся за огурцом, чуть не перевернув весь стол.

— Ваше здоровье, Григорий, — поднял рюмку Орлов — он ощутил и смирился с тем, что входит в режим большой пьянки, последний раз такое было на новый, девятьсот семнадцатый год, на фронте.

— Ой, напьёмся мы, чувствую, — вздохнул Семенов. — В общем, уже к концу декабря у меня под контролем две станции по обе стороны границы с перспективой контроля вплоть до Цицикара. Но городское управление и там, и тут уперлось — не признаем, знать не хотим, не потерпим нарушения наших демократических прав и такое прочее.

— Блядские демократы, — чуть не ударил по столу кулаком Мадиевский. — Пороть их надо, блядей продажных!

— Спокойно, Степа! — поднял ладонь атаман. — Да, Маньчжурский совет был насквозь социалистический и мне эти господа, или товарищи, симпатизировать никак не могли. Меня пригласили на заседание совета.

— Вот как? — заинтересовался Орлов. — У нас в Харбине такой проблемы не было, все буквально за полтора месяца хлебнули комиссарских порядков и весьма поостыли к большевичкам.

— Это в большом городе, а в таких вот мелких всё сложнее. Меня пригласили на заседание городского совета здесь, в городе, в начале января. Поскольку мои орлы уже зарекомендовали себя в городе, — при этих словах Семенова полковник еле-еле сдержался от смеха, — то на заседании я выслушал несколько благодарностей за освобождение от солдатского сброда и городской совет решил меня признать как главу законных российский войск, это было принято большинством голосов, — на голубом глазу произнес атаман.

Орлов и сам не понимал, как он сдержался и умудрился не заржать.

— Законность — это святое дело, — сказал он, надкусив пирог.

— Мы телеграфировали об этом генералу Хорвату, однако всё было не так просто, как могло бы показаться.

Орлов вопросительно взмахнул ладонью, глядя на атамана.

— В совете была скрытая оппозиция. Они не оценили моих благодеяний, — покачав головой, промолвил Семенов. — После Рождества все эти демократические горлопаны собрались в Железнодорожном доме по поводу разгона Учредительного Собрания, и под это дело — осуждение большевиков в Петрограде, проголосовали постановление о том, что я, есаул Семенов, нарушил их революционные свободы.

Полковник Франк засмеялся.

— Да, друг мой, смешно, — развёл руками атаман, — но мне пришлось брать два десятка человек с винтовками, ехать туда, врываться в зал и всех разоружать — мы изъяли четыре десятка револьверов, на минуточку! Потом я обратился с речью к присутствующим и рассказал, что день назад в Иркутске восстали офицеры и юнкеры, и были перебиты большевиками, и что противодействовать мне — обрекать себя на гибель.

— Это произвело сильное впечатление, — через несколько секунд молчания сказал офицер с погонами поручика. — Я там был с атаманом. Он сказал, что сознательные большевики — это изменники и подлежат уничтожению.

— Поручик Алексеев, — представил его Семенов. — И вот после этого все эти горлопаны стали меня заверять, что никакие они не большевики, а просто примкнули к ним по недомыслию, а не ради выгоды, благополучия или измены, и после этого я получил несколько записок с просьбой поставить на голосование вопрос о сущности большевизма.

— Ничего себе, — Орлов, который окончательно расслабился, начал находить весь этот монолог собеседника крайне забавным. — И что же?

— Пятьдесят восемь голосов, единогласно, постановили считать большевизм идеологией дураков и изменников, а правительство в Петрограде — узурпаторами и немецкими ставленниками. После этого я распорядился никаких собраний без моего и поручика Алексеева ведома не производить, и мои проблемы с местным самоуправлением на этом закончились, я почувствовал себя в Маньчжурии гораздо более уверенно.

— Да здравствует законность, господа! — поднялся с рюмкой поручик Алексеев.

«А Хорват всё лавировал и уговаривал», — пронеслась мысль у Орлова.

— Подайте ещё водки, — повернулся атаман к женщинам, которые с подносами в руках довольно скромно стояли в углу.

— Сию минуту, кормилец, — поклонилась одна из них и вышла в соседнее помещение.

— После этого Хорват телеграфировал мне, что всячески меня поддерживает, но рекомендует это не оглашать публично, — покачав головой, промолвил Семенов.

— Очень мне это знакомо, — засмеялся Орлов. — Дмитрий Леонидович — убежденный демократ, как он сам говорит.

— Да, — покивал Семенов.

Женщины принесли три графина с водкой и ещё пирогов с олениной и капусты. Выпили ещё по рюмке, закусили остатками поросенка.

— У меня очень хорошие отношения с баргутскими монголами, — Семенова снова потянуло на речи. — Я давно знаком с их правителем, князем Гуифэном — ещё прошлым летом я помог ему прекратить вражду с хараченами. И вот в последних числах декабря князь направил мне дружину, взамен я пообещал ему поддержку против других племен, если возникнет надобность. Баргуты прибыли недавно, прошли шестьсот верст, я поставил их на охрану от Даурии до Хайлара…

— Мы их там видели, — перебил его Франк.

— Да, однако их появление обеспокоило китайцев, и буквально третьего дня я получил телеграмму от посла Кудашева из Пекина, что китайское правительство обеспокоено их присутствием и требует их удаления из полосы отчуждения КВЖД или роспуска дружины.

— Китайцы в своём праве, сила на их стороне, — пожал плечами Орлов — это его совсем не удивило.

— Я тоже считаю, что Кудашев и Хорват давят на меня под их воздействием. Однако весь западный участок проходит по территории Барги, и нам просто необходимо поддерживать добрые отношения с баргутами, которые имеют автономию и имеют право использовать русских инструкторов для обучения своих ополченцев, это ещё по соглашению девяносто шестого года записано, поэтому я в своём праве, господа, — обвёл всех взглядом Семенов.

— И что же вы ответили Харбину и Пекину? — усевшись на стуле удобнее, спросил Орлов.

— Я телеграфировал послу, что не полномочен рассматривать подобный вопрос и не могу дать определенного ответа до тех пор, пока не подписано новое соглашение о порядке охраны КВЖД.

— Вот как? Хитро! — удивился Орлов — это его впечатлило.

— Да, пока действует прежний порядок, подтвержденный Временным правительством, я не передам охрану моего участка дороги в руки китайцам.

«Серьезное заявление. А сил хватит, господин атаман?» — подивился Орлов, взглянув на Франка.

— Этого всё равно мало — не с нашими силами противостоять сейчас Китаю, — вставил реплику Франк.

— Вот именно, господин полковник, — согласился Семенов, — однако и на китайцев нашелся противовес!

Орлов и Франк переглянулись, потом посмотрели на атамана.