На следующий день в консульстве случился наплыв посетителей — поездов из России не было уже больше десяти дней, поскольку люди Семенова в очередной раз разобрали пути, опасаясь наступления красных. Однако седьмого числа довольно неожиданно прибыл очередной поезд, пассажирский Иркутск-Харбин, с беженцами из Центральной России.
Десятка четыре людей дошли пешком от вокзала, таща на себе пожитки, и расположились в вестибюле консульства, кричали и плакали дети, и ещё много народа было на вокзале — ему оттуда позвонил начальник и просил принять меры к размещению. Женщины горько жаловались Виктору, что после Читы, на станции Маньчжурия, при досмотре у них забрали золотые украшения вооруженные люди в форме, а на вокзале китайские солдаты на них орали.
Генконсул Попов ясно и недвусмысленно ориентировал их, сотрудников консульства, присматриваться к приезжим — он чуть ли не в каждом видел агента большевиков, однако Виктор такого его мнения не разделял.
«Они считают меня каким-то представителем власти, но какой я представитель и какой власти?» — поразился Виктор, который ко всему этому не был готов. — «Царская армия со всеми чинами, знаками отличия и всем остальным упразднена декретами большевиков, и наше консульство здесь — осколок признаваемого китайцами законным Временного правительства, а сейчас мы вообще непонятно в каком статусе, если говорить фактически и юридически», — за эти дни он совершенно ясно уяснил более чем двусмысленное положение своего учреждения.
Первую половину дня Виктор занимался тем, что пробовал обустраивать беженцев — его очень тронуло их бедственное положение. Он звонил в гостиницы, в управление дороги, подключил к работе и своего помощника Смирнова, и пятерых унтер-офицеров из охраны.
— Виктор Антонович, можно попробовать обратиться к полковнику Орлову, — в середине дня сказал ему подпоручик, когда вернулся с вокзала, куда ездил по его просьбе.
— А чем он сможет помочь?
— Возле Миллеровских казарм есть старое здание бывшей пекарни, довольно старая двухэтажка, но добротная, с целой крышей. Недавно офицеры её расчистили и снова запустили пекарню в работу. Там есть много свободного места — крыша над головой для этих бедолаг найдётся.
«В городе и так критически мало жилья, он переполнен людьми, гостиницы забиты военными и иностранцами — в общем, предложение довольно хорошее», — для Виктора было довольно неожиданно услышать это от подпоручика, поскольку он особо к нему ещё не приглядывался — молодой человек, выпускник офицерских ускоренных курсов, вроде нормальный, дисциплинированный, образованный, успел недолго побывать на фронте в составе Заамурского пехотного полка, в консульстве служит менее двух месяцев.
«Конечно, четырнадцатый полк», — вдруг осенило Виктора и сразу многое ему объяснило. — «Орлов — его командир. Вот тебе и старая память личности, и факты — очевидное всегда на поверхности».
— Игорь Иванович, не сочтите за труд — займитесь этим вопросом и поговорите с господином полковником. Я так подозреваю, что поезд этот далеко не последний, много людей поедет дальше, на Владивосток, поэтому было бы хорошо иметь место для временного приёма наших соотечественников, бегущих от красных! Мы, сотрудники консульства, в это тяжелое время должны продолжать нашу службу!
— Так точно, немедленно займусь, — кивнул подпоручик.
«Значит, Смирнов напрямую связан с орловцами, как же я раньше не допёр?! Хотя что в этом удивительного — все офицеры старой армии после декретов Совнаркома остались в подвешенном статусе, они по сути теперь никто, частные лица. Большевики формируют Красную Армию почти что с чистого листа на новых основах — в обеих столицах им досталась вся инфраструктура, остались и старые кадры, а самой по себе императорской армии ведь больше не существует как структуры», — этот в общем-то очевидный факт всё никак не укладывался у Виктора в голове — только сейчас, по сути, он окончательно осознал все краски текущего положения. — «Понятно, почему он обрадовался приезду Колчака — судя по всему, он о нём наслышан. Орлов теперь тоже об этом знает, скорее всего».
C самим Орловым Виктор в ипостаси прежней личности был знаком ещё с декабря прошлого года, когда полковник и его люди выступили против Совета рабочих и солдатских депутатов и местных подразделений ополчения, которые поддержали большевиков. С тех пор они несколько раз общались, но не более того — полковник не особо нравился Виктору как человек: заносчивый, вспыльчивый, излишне дерзкий и жесткий, хотя хороший организатор и большой авторитет для своих людей. За последние дни Виктор, читая местные газеты, посещая разные места и общаясь со многими людьми, в том числе самими членами отряда в кабаке, довольно многое смог выяснить про их организацию. Хоть сведения были отрывочные и косвенные, но их было много и целостная картина у него постепенно складывалась — это была очень любопытная офицерская организация, очень близкая к генералу Хорвату, управляющему КВЖД, и как понял Виктор — генерал их финансировал, что с его стороны было логичным шагом. Кроме того, Харбин был наполнен и другими военными — как иностранные представительства, так и несколько генералов с непонятными полномочиями, и все тянули на себя одеяло, провозглашая какие-то планы и проекты.
Виктор вышел в вестибюль и несколько раз хлопнул в ладони, привлекая к себе внимание:
— Уважаемые сограждане! Я прилагаю все возможные усилия, чтобы обеспечить вам крышу над головой — к сожалению, Харбин уже переполнен бегущими из Совдепии и свободного жилья в городе очень мало, но даст бог, крыша над головой у вас будет. Советую тем, кто имеет средства, ехать дальше, во Владивосток, когда подадут пассажирский Харбин-Владивосток — там вам будет проще обустроиться!
— Говорят, что во Владивостоке недавно высадились японцы! — взволнованно сказала девушка в строгом черном платье и с большим дорожным чемоданом возле ног, она сидела в дальнем конце вестибюля, возле окна.
«Ого, какая миленькая!» — Виктор несколько секунд смотрел на её вьющиеся светлые волосы, скрытые шляпкой.
— И что с того, сударыня? Да, высадились, — взмахнул он рукой. — Японцы — наши боевые союзники, они не признают правительство большевиков.
— Но это не значит, что они должны забирать наши города, — ответила девушка.
«Дерзкая барышня, но вообще-то она права — японцы преследуют сугубо свои интересы», — улыбнулся краем губ Виктор и развёл руками.
— Это не зависит от нас. Если желаете, оставайтесь здесь, в Харбине, — ответил он ей.
Народ гомонел.
— Вы поможете нам, господин консул? — спросила женщина с ребенком на руках.
— Да, я делаю всё, что в моих силах! — заявил Виктор.
Из вестибюля он вернулся в кабинет и продолжил обзванивать местные гостиницы, которых было не особо и много. Толку не было — всё давно было занято. Через два часа позвонил Смирнов — он сказал, что Орлов готов разместить на некоторое время полсотни человек и пришлет за ними повозки.
— Замечательно, Игорь Иванович — передайте господину полковнику моё почтение и признательность!
«Полковник, несмотря на некоторые бузотерства своих офицеров, делает верные шаги, помогая населению — об этом обязательно напишут в газете», — по привычке оценил Виктор чисто имиджевые последствия такого шага. — «Хотя в этом времени и слова такого нет, но есть более существенное понятие — репутация и офицерская честь».
Повозки приехали через три часа, ближе к вечеру — подпоручик Смирнов и шесть человек офицеров в форме разных родов войск, но с разными, явно неуставными нашивками на рукавах, довольно быстро помогли загрузить вещи женщинам и старикам.
— Спасибо вам, господин капитан, спасибо, — благодарили его женщины, и Виктор ощутил, что сделал хоть что-то полезное за эти дни.
Виктор поздоровался и поблагодарил офицеров — довольно молодые парни, может быть младше Смирнова.
Вестибюль опустел, и когда Виктор шёл обратно в свой кабинет, его взгляд упал на дальний угол возле окна — там сидела та самая девушка, которая днем была недовольна японской интервенцией. Судя по наклону её головы, она дремала.
«А что же она не поехала?» — удивился Виктор, осторожно подошёл поближе и кашлянул.
— Ой, это вы, господин консул? — встрепенулась девушка.
Виктор рассмотрел её — очень миловидное овальное лицо, ясный лоб, большие серые глаза, чуть вздернутый носик и выразительные губы, светлые, немного вьющиеся волосы, худощавая, немного ниже среднего роста.
— Я не консул, сударыня, я начальник охраны… — немного замялся он. — А вы разве не едете с господами офицерами? Они ещё не отъехали.
— Нет, нет, — мотнула головой девушка. — Наверное, вы правы — я поеду дальше, до Владивостока, а потом попробую обустроиться там, — сказала она немного нервно. — Вы не против, если останусь здесь до завтра? Мне некуда идти, а когда следующий поезд — я не знаю. Я не буду мешать, а утром пойду на вокзал.
— Простите, как ваше имя-отчество? — Виктора что-то тронуло в её голосе и взгляде.
— Ольга Алексеевна Никитина, — сняла девушка шляпку и прижала её к груди.
— Очень приятно — Виктор Антонович Иволгин, штабс-капитан, — он чуть поклонился и протянул девушке руку — она легонько пожала его пальцы.
— Знаете, я уехала из Москвы ещё в марте, когда туда переехал Совнарком, и вот только сейчас я смогла попасть за кордон — наверно, отец был бы очень рад этому, он велел мне всё бросить и уезжать ещё зимой, — глядя на Виктора, с неуверенной улыбкой сказала она. — Зимой я потеряла с ним связь.
— Возможно, отъезд был верным решением, — кивнул Виктор. — А кто ваш отец?
— Отца арестовало ЧК, наверное, если он не сумел скрыться — он ждал этого каждый день после переворота и после освобождения из Петропавловки. Он меньшевик, адвокат и был министром почт и телеграфов с июля прошлого года, в последнем правительстве, — произнесла девушка и вздохнула. — В январе он бежал в Ростов, когда его чудом выпустили из крепости, и после этого связь прервалась.
«Ну ничего себе делишки — эта девушка, получается, дочь министра Временного правительства, который член РСДРП(м), получается?! Ну и дела!» — несколько секунд Виктор пораженно смотрел на неё.
— Знаете, Ольга Алексеевна — у нас есть гостевая комната здесь, в консульстве — оставайтесь до утра, а потом я отвезу вас на вокзал, — сказал Виктор.
— Правда? Вот спасибо вам, Виктор Антонович, — девушка неуверенно встала и благодарно смотрела на него.
— Не стоит благодарности. Позвольте вам помочь? — он кивнул на чемодан.
Ольга застенчиво улыбнулась и кивнула.
«Там что, кирпичи внутри?» — чемодан оказался весьма тяжелым, и Виктор, поднимаясь на второй этаж, прикинул, каково такое таскать столь милой девушке.
Гостевых комнат в левом крыле здания было три, и Виктор провёл барышню в самую крайнюю, угловую — она пустовала.
— Располагайтесь, Ольга Алексеевна, — показал он ей на диван и шкаф с бельём. — Я потом принесу вам чай.
— Спасибо вам огромное, Виктор Антонович! Уже поздно, я вас не задерживаю? Вам надо домой, наверно? — очень мило сдвинула брови девушка.
— Нет, нет, — улыбнулся он, — я могу остаться здесь — у меня очень много работы, а живу я в гостинице, так что…
— Понятно, — Ольга, сложив ладони в замочек, с улыбкой смотрела на него.
— Хорошего вечера, я пойду, — немного стушевался Виктор и чуть поклонившись, вышел из комнаты.
«Блин, я прямо как школьник перед первым танцем на выпускном — застеснялся! Очень милая барышня, такая хорошенькая, худенькая. Надо ей через пару часов чаю предложить, а пока нет Смирнова, займусь систематизацией материалов — благо, сейф у меня имеется».
Виктор вернулся в свой кабинет, закрыл дверь, включил лампу на столе, достал несколько листов и взял в руки карандаш. Повинуясь давней и наработанной журналистской привычке делать заметки и тезисы даже в три часа ночи, если приходила дельная мысль, он решил сделать более полный обзор текущей ситуации из того, что он слышал, читал и видел.
«Как писать — с твердыми знаками и ятями или без?» — на несколько секунд всерьёз задумался он. — «Поменьше текущей политики и побольше достоверно известных мне фактов».
Решил писать старой орфографией — мало ли что. Это было не слишком удобно, но он с головой погрузился в работу.
{{{Ещё летом 1915 г. воинские части из Заамурского округа были отправлены на фронт мировой войны. На тот момент в полосе отчуждения КВЖД остались лишь кадровая рота и одна железнодорожная бригада, а место ушедших на фронт начали занимать спешно формируемые дружины ополчения, плохо вооруженные.
Февральскую революцию в Харбине и в целом на КВЖД встретили позитивно — особый режим социально-экономических отношений на фронтире империи привлекал авантюрных и предприимчивых людей, которые ради повышения своего благосостояния использовали любые методы — законные, серые, незаконные. Этот слой был настроен на демократические реформы и ослабление существующих порядков. Однако старая администрация во главе с генерал-лейтенантом Хорватом сохранила свои позиции — председатель правления КВЖД получил полномочия комиссара Временного правительства в полосе отчуждения. Ситуация начала меняться летом 1917 г., когда сформировались крайне левые по своим взглядам советы солдатских депутатов, которые возглавил некий член РСДРП(б) Рютин, прапорщик. К концу октября ситуация окончательно обострилась — харбинский совдеп располагал вооруженной силой, расквартированными в городе бойцами 559-й и 618-й дружин ополчения. В это же время генерал Хорват начал предпринимать усилия по организации антибольшевистских частей из числа офицеров, приезжающих в город, одним из которых был полковник Николай Орлов, который ещё с 1909 г. служил в Заамурском округе ОКПС, а перед Февральской революции командовал 14-м Заамурским пехотным полком на германском фронте.
В первых числах декабря пробольшевистский ревком полосы отчуждения объявил ультиматум администрации КВЖД — сложить полномочия и покинуть территорию Маньчжурии. Генерал Хорват отказался — утверждают, что он человек большой личной смелости. Как оказалось, генерал ещё в конце осени заручился поддержкой местного китайского губернатора, и китайцы с его согласия ввели свои войска в полосу отчуждения. С их помощью ополченческие дружины были разоружены — при этом в ходе перестрелки погиб командир 618-й дружины, погружены в теплушки и выдворены в пределы Забайкалья. Части Заамурской железнодорожной бригады, требовавшие восстановления совдепа, также были разоружены и частично вывезены из Маньчжурии.
Вместо вывезенных в Россию ополченцев Хорват, заручившись поддержкой китайцев, которые в такой ситуации явно нацелились прибрать к рукам дорогу, в январе 1918 г. объявил о формировании специальной Охранной стражи, которая должна будет обеспечить безопасность путей, подвижного состава и имущества КВЖД. Набор начали осуществлять через посредников во всем Заамурском округе, ставку делали на офицеров, которые в значительных количествах стекались в Маньчжурию, спасаясь от репрессий. Многие из офицеров раньше служили на дальнем Востоке, в том числе в ОКПС.
Относительно спокойная полоса отчуждения получила в офицерской среде прозвище «Хорватия». В Китае сохранились прежние российские административные, дипломатические и хозяйственные учреждения, не признавшие переворот большевиков.
Наиболее известным антибольшевистским подразделением стала Первая особая рота Охранной стражи, сформированная полковником Орловым зимой 1918 г. На данный момент (сведения нуждаются в уточнении) рота состоит из 4-х взводов и пулеметной команды, 140 человек офицерского, унтер-офицерского и юнкерского состава, базируются в Харбине.
Вторая особая рота была сформирована в середине февраля, командир — полковник Франк из 78-го Сибирского полка, в составе сотни человек конного дивизиона и артбатареи, ею командует тоже заамурец.
Эти части, прозванные в городе «орловскими», приняли участие в самовольном наступлении под командованием есаула Семенова вдоль линии Забайкальской железной дороги, но неудачно. Генерал Хорват через своего доверенного посредника, генерала Самойлова, бывшего командира 1-й пограничной Заамурской пехотной дивизии, который и занимался организацией стражи по его поручению, исключил обе роты из её состава, однако финансирование не прекратил.
Вторая рота базируется сейчас в Харбине, но по слухам, будет переброшена на станцию Хайлар, вероятно, для сдерживания Семенова, с котором организация Орлова находится в очень натянутых отношениях после провала их совместного февральского наступления — недавно семеновцы обвинили Орлова в разграбление цейхгауза в Миллеровских казармах, что вызвало скандал. Официально в газетах это подадут как усиление Семенова.
В начале марта был проведён парад этих частей в центре Харбина, где присутствовал японский представитель, генерал Накасима, и несколько местных русских генералов — Плешков, Хрещатицкий, Самойлов. Полномочия их здесь непонятны, они действуют под разными громкими вывесками.
По состоянию на апрель было учреждено пять территориальных отделов Охранной стражи с расчетом на 10 тысяч человек состава, однако на сегодняшний момент набрать смогли только половину, из них часть — китайцы, которые идут ради жалованья. Предположительно, по пьяным разговорам в кабаке, планируется к осени организовать 25 рот и 6 конных сотен, а также 2 артиллерийских части, возможно, легкий бронепоезд. На сегодняшний день формируются штабы отделов — Харбин, Иманьпо, Фуляэрди, Лаошаогоу, Хайлар. Материальная база — отличная, под контролем имеются 3 склада прежней структуры — Заамурского округа пограничной стражи. Склады частично разграблены, но по слухам, там ещё остаётся обмундирования, вооружения и снаряжения не менее, чем на 20 тысяч человек, поскольку у отъезжающих в Россию по самодемобилизации пограничников и ополченцев оружие забирают, а один из этих складов, в Чаньчуне, был перевалочным — туда стекались японские поставки во время войны и оттуда сейчас идёт снабжение отряду есаула Семенова.
Общее командование войсками в Маньчжурии — генерал от кавалерии Плешков, до середины лета 1917 г. командовал сибирским корпусом на германском фронте, потом объявился в Харбине и уже в марте 1918 г. организовал некий «Штаб российских войск на Дальнем Востоке». Охранная стража по настоянию Хорвата вошла в его формальное подчинение как самостоятельная структура, и это явно какая-то политическая комбинация самого Хорвата и местной верхушки.}}}
«Непонятен этот Плешков — этот его Штаб явная самодеятельность революционного времени, но судя по всему, деньги он получает от Хорвата или от японцев, или от всех вместе — штаты у них солидные, в их гостинице отирается до сотни человек — здоровые лбы, разные дамочки, сестры милосердия. Надо бы выяснить подробнее, что это всё такое, в консульстве документов на этот счёт нет, а прежний я толком и не интересовался этим вопросом», — задумался Виктор, у которого примерно через полтора часа писанины получилась такая почерканная черновая заметка, от которой дальше можно было отталкиваться в своей будущей деятельности. — «Кто владеет информацией — тот пьёт шампанское и знает прикуп, потому можно будет рассчитывать и на Сочи», — немного переиначил он известную поговорку.
Довольный своей работой, он встал, открыл стоящий в углу сейф — скрипучая тяжелая дверь поддавалась с трудом, свернул вдвое этот листок и положил под одну из папок с бумагами.
«Надо бы Ольгу чаем напоить, она, скорее всего, и не ела весь день ничего», — пришла ему в голову мысль. — «И чего ей в Москве не сиделось? Уехала бы на юг или в Мурманск».
Он посмотрел на часы — было половина восьмого вечера, но на улице ещё было относительно светло. Виктор пошёл на кухню — надо было затопить печку и вскипятить чайник, и за эти несколько дней всё это успело его порядком достать — газификации и соответствующих удобств здесь не было.
Подкинув угля в печку, Виктор поставил чайник и пошёл пригласить девушку.
— Войдите! — постучав, он услышал ответ.
— Ольга Алексеевна, позвольте предложить вам чай с печеньем, — зайдя в комнату, Виктор смотрел на девушку, которая уже переоделась в более легкое, синенькое платье, и держала в руках книгу.
— Виктор Антонович… — она немного засмущалась.
— Прошу, Ольга Алексеевна, чувствуйте себя, как дома, — улыбнулся парень и жестом показал на дверь.
На кухне было просторно и довольно уютно — здесь по утрам жены работников консульства готовили еду, в кастрюлях оставалась разная снедь, хлеба и выпечки было в достатке.
— У нас здесь есть печенье и сдобные булочки, позвольте вам предложить, Ольга Алексеевна, — Виктор открыл одну из полок и достал плетеный поднос с печеньем и булочками.
— Спасибо большое, — девушка села и с улыбкой смотрела на Виктора.
Чайник начинал понемногу закипать.
— Так и живём — в Харбине хорошие рынки, продовольствия хватает.
Виктор начал расспрашивать о том, как девушка сюда доехала — сначала она немного стеснялась, но когда он заварил чай, поставил сахарницу, общение стало более непринужденным. Первый месяц её поездки был трудным и голодным — она очень живо рассказывала, и уже после Челябинска недостатка в продуктах не ощущалось, на станциях им продавали всё, чего душа пожелает.
— Много бывших солдат ехали, но нас почти не задирали, хотя вели себя шумно и непристойно, называли нас буржуями и белоручками. Часто на станциях проверяли документы люди, которые называют себя комиссарами, но они даже осаживали и снимали с нашего поезда нескольких пьяниц, почти как старая полиция. В общем, если бы я знала, что меня ждёт — в жизни бы не решилась на такую поездку, — попивая чай с булочкой, рассказывала Ольга. — Только сейчас я понимаю, сколько страху я натерпелась и как вообще всё это вынесла.
— А кто вы по профессии?
— Я с детства увлекаюсь музыкой, училась в музыкальном, играю на пианино и на скрипке, давала уроки музыки до революции, но в последний год подрабатывала ещё и машинисткой — в нашей московской квартире у отца осталось две отличных машинки, и это мне очень помогло летом и осенью, когда с деньгами и едой стало совсем тяжело, — Ольга опустила взгляд. — Отец всё звал меня в Петроград, и если бы не события в октябре, я бы уехала туда. Надо было уехать ещё весной, наверно, но я не могла бросить учеников и театр.
«И играть умеет, и печатать. А готовить? Хоть бери и женись», — подумал Виктор, посматривая на девушку — её вьющиеся волосы и милое лицо очень ему нравились.
— От большевиков вы спаслись, Ольга Алексеевна, это самое главное в наши дни, — произнес он.
— Виктор Антонович, что же оно дальше будет? С нами, с Россией? — вздохнула она. — За родителей волнуюсь, брат старший тоже где-то на юге сейчас, ни слуху, ни духу…
— Он офицер?
— Да, в чине ротмистра, и прошлым летом записался в ударники, к Корнилову, — на секунду она отвернулась и смахнула пальцем слезинку.
«Наверно, очень переживает о своих», — Виктор не был женат, а девушка была очень милая и очень ему симпатичная.
— Знаете, Ольга Алексеевна, всё будет хорошо, — произнёс он мягко и успокоительно. — Хотите мятный отвар? Жена господина консула любит травяные чаи и отвары.
Ольга улыбнулась и покивала.
Разговор и дальше шёл легко и неспешно, Виктор даже забыл, когда вот он так сидел, не отвлекаясь на гаджеты и чисто по-человечески спокойно и мило общался. Сидели и беседовали долго, Виктор понемногу выяснил, что она не замужем, рассказал ей о себе — командовал сначала ротой, потом батальоном в шестьдесят четвертой пехотной дивизии, был ранен и контужен в Карпатах осенью шестнадцатого, потом ему предложили должность здесь, в Харбине, перед самой Февральской революцией — понятное дело, что он не стал уточнять, что это было по протекции дальнего родственника.
— Я завтра выясню, когда будет поезд на Владивосток, — когда они закончили чаепитие, сказал он.
— Спасибо вам большое, Виктор Антонович, — девушка благодарно посмотрела на него, когда он проводил её в комнату.
— Спокойной ночи, Ольга Алексеевна!
— Спокойной и вам ночи! — краем губ улыбнулась она.
Виктор вернулся в свой кабинет, снял сапоги и лёг на диван — в гостиницу ему идти было лень. В принципе в здании консульства можно было и жить, но здесь и так хватало семейных пар — генконсул Попов, человек весьма амбициозный и в городе влиятельный, после октябрьских событий даже немного расширил штат, поскольку был в прекрасных отношениях с генералом Хорватом и недостатка средств у него не было, да и само консульство имело разные варианты для серого заработка — Виктор это уже ясно понял, когда более вник в ситуацию.
Утром он проснулся, умылся и привёл себя в порядок. После этого созвонился с вокзалом — сам по себе такой телефон его вымораживал, но выбирать не приходилось — спасибо и за такое.
— На Владивосток подадут не ранее, чем послезавтра, но это не точно — состав стоит третьи сутки на станции Пограничной и может стоять ещё столько же, — ответил ему начальник вокзала.
— Степан Петрович, почему стоит?
— Говорят, господин атаман Калмыков задерживает, но я не ручаюсь за сведения, Виктор Антонович, — ответил ему начальник.
— Благодарю!
Виктор, распределив наряды на дежурство среди унтеров, поднялся на второй этаж и постучал к Ольге.
— Доброе утро! — девушка была немного заспанная, и оттого ещё более милая.
— Доброе! Ольга Алексеевна, я по поводу поезда — в ближайшие два дня его не будет.
— Ой, а как же быть? — с легким испугом воскликнула она.
— Да никак — оставайтесь пока здесь, отдыхайте, Ольга Алексеевна.
— Виктор Антонович, мне так неудобно, вы слишком добры ко мне, — она немного зарделась.
— Не переживайте, пожалуйста. Вы — моя гостья, так и говорите всем! В случае чего — хорошие машинистки нам нужны здесь, в консульстве!
— Ну что вы… — девушка застенчиво улыбнулась.
Проводив её на кухню и распрощавшись с нею, Виктор вернулся в кабинет. Пришёл Смирнов и рассказал ему, как обустроили беженцев — накормили и обогрели, люди очень благодарны.
— Дай бог, — заключил Виктор.
— Виктор Антонович, полковник Орлов приглашает вас сегодня к восьми часам вечера в «Англетер», — пару секунд помолчав, сказал подпоручик.
Виктор нахмурился и вопросительно взмахнул ладонью.
— Это в полуквартале западнее от Миллеровских казарм, на Протестантской, открылся в конце марта — музыка, танцы, вечера поэзии, очень приятный ресторан, — пояснил Смирнов.
«Личный орловский ресторан, судя по всему», — Виктор уже слышал об этом месте — крайне веселый кабак, где вино льется рекой и зависает вся местная богема, по слухам.
— Раз приглашает — пойду, мы с господином полковником давно не виделись. Вы со мной, Игорь Иванович?
— С удовольствием, — улыбнулся офицер.
— Хорошо, вечером поедем, — кивнул Виктор, отпуская помощника.
Он спустился вниз, взял у дежурного унтера газеты и почту и вернулся в кабинет.
«Чего от меня хочет Орлов? Судя по тому, что сейчас происходит — у него очень напряженные отношения с семеновцами, а их представители очень уверенно чувствуют себя в городе. Орлов — человек Хорвата и зависит от него финансово, и в связи с приездом Колчака это значит, что он будет ему подчиняться — и чисто формально, и по желанию Хорвата. Чем это в итоге закончится?»
Виктор крепко задумался — он хоть и отучился два курса на истфаке МГУ, но профессиональным историком не был, поскольку был вынужден, как он думал, временно прекратить учебу по семейным обстоятельствам, но в итоге стал самоучкой-журналистом и политическим консультантом. Соответственно, общее течение истории он знал довольно хорошо, но такие региональные особенности, как сейчас в Маньчжурии, прошли мимо него, да и специализироваться он хотел по античности.
«Античность — вот это выбор, чем я вообще тогда думал? Знал бы прикуп — жил бы в Сочи», — горько усмехнулся он.
Он погрузился в чтение газеты «Вестник Харбина» — хулиганский стиль некоторых статьей напомнил ему начало девяностых.