Скалистый, негостеприимный берег, океан, вечно шумящие волны прилива, обломки разбитых утлых рыбацких лодок, дикое и грозное безлюдье — так выглядело в первые годы XX столетия место, где сейчас раскинулся великолепный, с 700-тысячным населением город.
В начале века на этом берегу ютилось несколько низких, ослепительно белых арабских домиков. По-арабски они назывались Дар аль-Бейда. Испанцы, которые уже сотни лет назад пытались здесь закрепиться, перевели на свой язык название этого селения: "Каса-бланка" — "Белый дом".
В 1907 г. французы в поисках опорных пунктов принялись строить у белых стен Дар аль-Бейды пристань для своих судов. Однако жители Марокко не любят чужеземцев, строящих пристани на их берегах.
Вот они и разрушили начатую чужеземцами постройку, но не рассчитали своих сил. За чужеземцами стояла вся мощь современной европейской державы.
Нагрянули военные корабли, подвергли город бомбардировке, а затем с судов был высажен десант морской пехоты. Началось покорение Марокко. Пришел 1912 год, и стране был навязан протекторат.
Покоритель страны, маршал Лиоте, понимал, что без удобного современного порта будет трудно развивать торговлю. Хотя еще со времен оккупации атлантического побережья Марокко испанцами и португальцами сохранились старые порты, он предусмотрительно выбрал именно этот негостеприимный, дикий отрезок побережья и это маленькое селение.
За солдатами и матросами прибыли землемеры, архитекторы и градостроители. Пустыню размерили и произвели нивелировку местности. Архитектор-градостроитель Праст начертил на бумаге план будущего города. Принялись крошить прибрежные скалы, и в море протянулось каменное плечо искусственного мола.
Город, разумно и логично распланированный, с красивыми домами и общественными зданиями, районами вилл, широкими площадями и современными аллеями поражает гармонией.
Своеобразный архитектурный стиль — результат слияния современной европейской архитектуры с элементами местной испано-мавританской — подкупает изяществом и простотой. В то же время сохранен в неприкосновенности старый арабский район, медина, с ею низкими домами, узкими переулками, террасами на крышах, где сплетничают гаремные красавицы.
Касабланка — один из самых крупных городов и торговопромышленных центров Марокко. По численности населения она обогнала уже все старые столицы. Особенно бурно Касабланка развивается после 1940 г. Город растет как на дрожжах. Из 110 банковских контор и агентств Марокко 30 находятся в этом городе. Грузооборот порта огромен. Кроме порта в Касабланке расположен самый большой гражданский аэродром. Железные дороги расходятся отсюда по всем направлениям.
Быстро растущий город притягивал не только богатых купцов и промышленников — французских, марокканских и других, но и бедняков — обладателей только сильных мышц и умелых рук. Пришельцы летом спали где попало, под открытым небом. Некоторые ставили за городом палатки. Большинство же принялось строить будки, иначе их трудно назвать. Строительным материалом служили палки, доски, просмоленный картон и прежде всего жесть. Жесть от консервных банок, банок из-под бензина, асфальта.
За городом вырос (самый большой в Марокко) современный жестяной район, город строителей Касабланки — бидонвилль.
Бидонвилли превратились в настоящие лишаи на теле разрастающихся городов.
В бидонвилле Касабланки живет ни мало, ни много — 150 тысяч. В бидонвилле Рабата — 24 тысячи, в Порт-Лиоте, Сафи и Агадире — по 10 тысяч человек.
Плотность населения в бидонвилле Касабланки около полутора тысяч жителей на квадратный километр.
Летом в таком жестяном домике невыносимая жара. Зимой — холод. Здесь нет электрического света, канализации, воды. Обитатели его пользуются свечами, керосиновыми или карбидными лампами, воду покупают на литры в банках или приносят из немногочисленных и далеких колодцев.
Улицы и площади, летом покрытые пылью, во время дождей превращаются в непроходимую трясину.
Сначала в таких домиках жили преимущественно одинокие мужчины, затем они женились, прибавлялось потомство. И жизнь становилась сущим адом.
А бывает, что подобный домик не принадлежит живущему в нем рабочему. Он только снимает его у предпринимателя — чаще всего марокканского купца, который имеет капитал для строительства этих "дворцов". В 1952 г. за такое жилище, в котором трудно выпрямиться, где, расставив руки, касаешься стен, где пол — голая земля, приходилось платить 30 франков в месяц. И все же переселение в эти будки для некоторых жителей означало улучшение их прежних жилищных условий.
Когда я жил в Касабланке, пространство, занятое бидонвиллем, понадобилось для строительства современных домов. И обитатели бидонвилля грузили свои (жестянокартонные "дворцы" на телеги и перевозили их на новое место. В этом было что-то от гротеска и трагедии. Смешные, рассыпающиеся, похожие на кукольные, домики разлетались при первом толчке на выбоинах, а их владельцы или только жильцы, бредя за телегой, собирали отрывающиеся доски, куски жести и просмоленную бумагу. А ведь именно эти люди построили прекрасное здание ратуши с высокой, как минарет мечети, башней для часов, дворец юстиции, сияющие белизной здания Бульвара четырех зуавов, аллею генерала д’Амаде, улицу генерала Друде, обсаженную деревьями Пляс де Франс, похожие на дворцы здания банков, современные портовые набережные, костелы и мечети…
После 1956 г. проблема бидонвиллей понемногу разрешается. Привлечены государственные кредиты, закупаются площади под постройки, изготовляются строительные детали, строятся типовые домики — одноквартирные. Ведь мусульманину необходимо предоставить возможность вести обособленную семейную жизнь. Его домик должен быть отгорожен от соседнего, а окна должны выходить не на улицу, а на дворик, вымощенный камнем.
Однако таких домиков (площадь каждого 8х8 метров) не хватает. К тому же одноэтажные дома занимают сравнительно большую площадь. В городах становится все теснее: необходимо приступить к многоэтажному строительству. Но это нарушает обычай жителей этой страны [11].
Касабланка вобрала в себя и сплотила широкие массы пролетариата. Именно здесь возникали центры различных политических движений. Сюда со всех концов страны сходились нити борьбы за независимость.
Это на улицах Касабланки были брошены во французов первые неуклюжие, изготовленные мясником бомбы и грянули первые выстрелы по возмущенной толпе.
Там, где рождается и крепнет современный городской пролетариат, там неотвратимо отмирают старые общественные формы. Касабланка — это своего рода могила извечного, традиционного, мусульманского феодализма.
Настоящим бичом жителей Касабланки были эпидемии, которые особенно свирепствовали в 1922, 1928, 1929, 1934, 1940, 1942 годах, т. е. в период французского протектората.
Чума, тиф, оспа, болезни венерические, кожные, глазные (особенно трахома), малярия, даже проказа и туберкулез — все это можно было встретить здесь на каждом шагу.
Эпидемии вспыхивали не только в Касабланке. Бывала годы, когда трудно было подсчитать число жертв. Во второй половине XIX в. в одном только Рабате и его окрестностях моровая язва (чума) унесла 60 тысяч человеческих жизней. Она же распространилась в окрестностях Касабланки в 1912 г. 17,2 % жителей умирало от туберкулеза. Смертность новорожденных была огромной.
В стране не было сколько-нибудь налаженной или организованной службы здравоохранения. Болезни изгонялись колдовством, заговорами, амулетами. Врачу приходилось не только бороться с болезнями, но и преодолевать суеверия, обычаи, религиозные предписания, нежелание, страх, а нередко и ненависть пациента или его семьи. Достаточно вспомнить, что в Марокко до сегодняшнего дня существуют гаремы, в которые, как известно, посторонний мужчина и даже врач не имеет права доступа. Как же тогда лечить больную женщину, как оказать ей помощь, например при родах?
После завоевания независимости встала задача не реорганизации или модернизации службы здравоохранения, а организации ее с самых азов. Необходимо было ввести профилактику, общественную гигиену, построить больницы, исследовательские центры, организовать прививочную службу и прежде всего преодолеть вековые предрассудки.