Маска лжи. Часть 1

Глава 2

Я училась в Лутаве два года, и до сих пор искренне считала, что мне повезло. Поступить в высшую школу магии мне удалось после долгих уговоров, требований, а потом и обид. Зачислили меня на общих основаниях под простой мещанской фамилией, скрывая принадлежность к правящему роду. Это было одним из условий отца, считавшего, видимо, что на подобное я не пойду даже ради знаний. Я же плюнула и согласилась. На экзамен, на получение обязательного проходного бала, на отсутствие особого отношения. Отец опешил от моей покладистости и, скрепя сердце, все же позволил начать учебу, но лишь по достижении второго совершеннолетия[9].

На поверку, возраст стал первым серьезным испытанием моей решимости во что бы то ни стало получить академическое образование. В обществе двадцатилетних инфантильных детишек, едва-едва перешагнувших первое свое совершеннолетие, мне было не интересно. Мирно общаться с ними не получалось. Не общаться совсем, в общем-то, тоже.

Официально Лутавская школа магии считалась независимой от княжеской власти. Но на деле это было правдой в той же степени, в какой княжна правящего дома Люты вольна творить любую дичь, которая только взбредет в голову, до прямого княжеского запрета. В стены высшей школы принимали независимо от высоты происхождения. Был бы дар, а к нему и незаурядный ум. На время обучения Лутава уравнивала всех поступивших. Здесь забывались самые высокие титулы, отсекалась любая родословная. Будущий маг оценивался по стараниям и успехам в учебе. Случаи, когда ученики-аристократы, свои или по обмену из других государств, пытались гнуть пальцы, требуя к себе особого отношения, изредка конечно, случались. Однако, таких быстро возвращали с небес на землю. Репутация центра магических наук с наиболее широким количеством отделений и магических дисциплин позволяла наставникам выбирать в ученики лучших из лучших, объясняя строгие внутренние правила и высочайшие требования. С учебной нагрузкой здесь не справлялся каждый пятый. Нельзя сказать, что Лутава сильно отличалась от остальных подобных учебных заведений. Пожалуй, главное отличие заключалось в полной изоляции от внешнего мира на время обучения, за исключением трех месяцев каникул в год и дней додолы[10].

Наставники и высшее руководство Лютавы в лице ее управителя Иста Гволкхмейлн не привыкли баловать обучающихся. Школа обеспечивала обязательный минимум — постоянный присмотр (временами больше напоминающий тотальную слежку), крышу над головой (комната на пятерых с одной душевой), трехразовое питание (довольно качественное, но никаких разносолов), ну и, конечно же, бесплатное обучение (с обязательной отработкой в государственном учреждении на выбор). На большее запертая на территории учебного городка молодежь могла рассчитывать при должном упорстве, исходя из собственных знаний, умений и сил. Иными словами, те, кто хотел большего — могли использовать магию для выполнения своих желаний, нестандартный подход приветствовался.

Магический резерв не был статичным. Его, как тело, необходимо было тренировать, чтобы объем внутренней энергии и пропускная способность канальной системы с возрастом не уменьшились.

А для увеличения практиковаться в магическом оперировании следовало еще больше. Контроль за подрастающими магами требовался постоянно, именно по этой причине руководство Лутавы в конце концов вытребовало превратить школу магии в закрытое заведение. Правило это касалось не только учеников, но и наставников. Даже тех, у кого в городе имелось жилье. Даже тех, кто мог себе позволить потратиться на переносной портальный диск. Выход за пределы щитового купола позволялся лишь через стационарный, однако получить разрешение на его использование можно было лишь в исключительных случаях, и предварялось это получением письменного согласия управителя и минимум трех членов совета правления из семи.

В общем, не смотря на такие строгие правила, жизнь в школе и без учебы стала для меня глотком свободы. Жаль только, что все эти годы продолжалась и моя личная борьба.

Отпрыскам древнейших семей до полной инициации магического дара приходилось сложно. А инициацию проводили лишь на последней ступени обучения, всячески стараясь избегать любых эмоциональных срывов, способных спровоцировать стихийное раскрытие дара. Учитывая, что наличие способностей зачастую значило эмоциональную нестабильность молодежи, для защиты от всплесков уже очень давно придумали предохранительные эмоциональные якоря — чемар.

С их помощью одновременно снижали чрезмерные нагрузки на нервно-энергетические каналы, и в краткие сроки восполняли резерв. Существование законодательно узаконенной контрактной системы сексуальных отношений, а это оказался самый простой способ создать крепкую якорную связь, заметно изменила моральные рамки для магов обоих полов. В большей степени коснулось это одаренных девушек. Теперь никто не стал бы осуждать их за легкомысленное отношение к интимным связям до брака. Да и наставники Лутавы старательно закрывали на подобное глаза.

Для тех же, кто не мог переступить через общественное мнение, существовал и более сложный путь. Благодаря генетическому единству, якорем могли стать и члены семьи — родители или иные кровные родственники. Однако в стрессовых ситуациях, угрожающих эмоциональным сломом, якоря появлялись безо всякого внешнего воздействия, самопроизвольно. Становились такими первые попавшиеся подходящие разумные. Чужие. Иногда казусы вызывало и отличие звериных тотемов рода и его отдельных представителей. А порой причиной могло стать наличие скрытых пороков раскрытия магического дара.

Я была из числа последних. К первому совершеннолетию я не умела управлять родовым даром матери, из-за чего пошли вразнос все остальные магические способности. Стихийный магический дуализм вкупе со способностями целителя душ значительно ускорил эмоциональное раскрытие, из-за чего оно произошло раньше срока. Ни о какой сдержанности и контроле над внутренним зверем в том возрасте еще и речи не шло.

Я всю жизнь жила под угрозой полного запечатывания. Отец честно предупреждал меня, что так может случиться. Предупреждал, что дар матери однажды возьмет верх, и придется приблизить к себе того, кто окажется моим якорем, поскольку любая попытка купировать возникшую связь «донор-реципиент» чревата серьезными последствиями для обоих.

Отцовское предупреждение подготовило меня к возможным неожиданностям, но так и не смогло сдержать эмоциональную бурю, которую вызвало близкое присутствие объекта привязки. Я с трудом гасила ее всплески, стараясь никому не открывать глубины проблемы. За два учебных года бок о бок, эта самопроизвольно возникшая связь между нами окрепла, стала гораздо плотнее и устойчивее, чем была прежде. Я даже начала робко надеяться, что к окончанию обучения успею нивелировать психические проблемы своего пациента, не подозревающего о том, что на него аккуратно воздействуют.

Один факт его близкого присутствия выводил меня из зоны комфорта, пробуждая внутри крохи материнского наследия — способностей целителя душ. Душевные проблемы в наше время были в наличии у каждого второго, но именно этот хитрый, хладнокровно-эгоистичный оборотень смог пробраться под все мои эмоциональные щиты, скрывая внутри воли такой слом личности, что я далеко не сразу сумела распознать глубину проблемы. Одного этого с лихвой хватило бедному моему влюбленному сердцу.

Маг с психическими отклонениями — бомба замедленного действия, и когда она рванет — никому не известно. Для излечения таких были нужны целители душ. Обученный специалист справился бы с проблемами Межамира за несколько сеансов. При нежелании пациента потребовалось бы больше времени, но в любом случае срок не превышал бы года. Мой куцый неразвитый огрызок эмпатических способностей на подобное оказался не способен, тем более, что я и сама оставалась нестабильной в эмоциональном плане. А сила настоящего целителя душ как раз и заключалась в несокрушимом душевном равновесии. В большей степени нас учили именно этому — владеть собой. Целители душ рождались даже реже, чем эйрлсы[11], поэтому не было никакой специальной программы нашего обучения. Каждый выбирал, что ему ближе. Я вот пошла на боевой по своей стихийной направленности, а занятия с эмпатом посещала в качестве факультатива. Да, целители душ в основе своей были эмпатами. Но наш дар не терпел никаких ограничений, нуждался в постоянной практике и зачастую интуитивно вел носителя в нужном направлении.

Два года назад встретить в высшей школе магии первого возможного пациента не показалось мне такой уж неразрешимой проблемой. Как же я тогда ошибалась! Теперь, когда наши отношения внезапно настолько изменились, нужно было как можно быстрее искать решение проблемы. Рода двуликих с изрядной примесью драконьей крови не зря создали Службу по Наследию и никогда не отступали от ее рекомендаций в выборе будущих супругов. Конечно, изредка случалось, что маго-генетическая карта аристократа наиболее полно совпадала с такой же у какой-то мещанки, (при регистрации любого магического дара их составляли независимо от общественного статуса и положения). Тем не менее, даже в таких редчайших случаях высшая аристократия предпочитала остановить выбор на ком-нибудь из своего круга, пусть и при более низком уровне совпадения.

Я ведь все понимала, с самого начала догадывалась, какие последствия может иметь мое к нему внимание. Как нелюдимая девочка из провинции, при всех моих успехах в учебе я не имела ни единого шанса заинтересовать объект своих симпатий даже в качестве грелки в постель. В этом вопросе Межамир оказался удивительно последовательным. За все два года учебы ни разу его выбор не пал на невинных девушек. Как княжна, я вполне вероятно вызвала бы интерес именно своим происхождением, однако такой вариант не устраивал уже меня саму. И все-таки ни наше яростное противостояние, ни оценка последствий своих к нему чувств не помогли мне сдержать собственный взрывной темперамент. А объект моей симпатии оказался не столь уж сдержанным и избирательным, как я представляла. Бесконечные стычки у всех на виду внезапно переродились в феерическую страсть наедине.

Меня привлекала его эгоистичность, его откровенная наглость, и в особенности — его потрясающее самообладание. Сила — вот что я ощущала за всеми его недостатками, не чрезмерная физическая мощь, не власть, которой в качестве княжны я хлебнула сполна, но внутренний несокрушимый стержень и бьющая неуемная страстность, которую он неизменно проявлял во всем, что делал — и в ненависти, и, несомненно, в любви.

Каждое из этих качеств в отдельности и все они вместе настолько плотно составляли суть его характера, что даже крайний душевный надлом не повредил основ его личности. Постоянно улавливая отголоски его эмоций, я точно знала, что внешнее бахвальство — привычная маска, за которой он скрывает себя. В школе магии его считали плохишом. И только я точно знала, что при насущной необходимости он без заминок и длительных раздумий превращался в откровенного отморозка, способного с легкостью отказаться от человеческой половины в угоду звериной.

В той или иной степени этим грешила большая часть оборотней, однако ни в ком прежде я не встречала такой непробиваемой уверенности в правоте совершенных поступков и полного отсутствия сомнений. Он следовал собственным представлениям о чести и достоинстве, которые чрезвычайно редко совпадали с общепринятыми, из-за чего никто не смог наперед предсказать его действия и реакции.

В скупых его движениях ощущался бешеный темперамент, ограниченный внутри одной силой характера. При каждом взгляде на объект своей симпатии мне становилось слегка боязно за тех, кто сумел бы вывести Межамира из себя. И по-настоящему страшно бури, которая вырвалась бы на свободу, если когда-нибудь его стальная воля дала слабину. Но одновременно страх зажигал меня настолько, что я плавилась от собственных желаний, находясь с ним в одном помещении.

Кроме прочего, меня завораживал тембр его голоса, сводили с ума скупые движения, начисто лишенные ленивой аристократической вальяжности, восхищал острый ум и нескрываемая тяга к знаниям. Межа ничуть не стеснялся выглядеть в глазах окружающих вспыльчивым и чрезмерно агрессивным хамоватым задирой, на полном серьезе привыкшим решать любые конфликты с помощью кулаков. К моему тайному восторгу он вообще позволял себе то, что я, принадлежа к княжескому роду, считала недопустимым. Я знала, чувства к Межамиру нас обоих до добра не доведут. Знала, что стоит только дать себе слабину, и я опозорю брата недостойным поведением. Знала, и все равно не смогла найти в себе решимости порвать тоненький волос канала аурного воздействия.

Втайне даже от себя самой я хотела видеть его своим супругом. Этот надменный, эгоистичный, а в некоторых вопросах невыносимо аморальный и чрезвычайно самовлюбленный мужлан с ярко выраженными способностями к магии жизни подошел мне, словно под меня выточенный. Но кто бы мне такой мезальянс позволил? Да, маг, но… простолюдин, не имеющий никакого отношения даже к низшей аристократии. Совершенно неподходящая кандидатура на роль супруга княжны.

Лгать самой себе и наставникам, объекту привязки и остальным ученикам оказалось не так уж и сложно. Лгать брату выходило сложнее, но я успокаивала себя тем, что рано или поздно не стану противиться его воле, смирюсь и выйду замуж за того, кого он признает достойным. Я знала, что в этом и заключается бремя моего долга перед семьей. Смерть батюшки по большому счету изменила лишь личность того, кто стал властен выбирать для меня подходящего супруга. Так что, по здравому размышлению, я запрещала себе мечтать о несбыточном и строить планы о будущем с приглянувшимся мне мужчиной. Зачем? Чтобы страдать от разлуки с ним в браке, навязанном политической необходимостью?

Прикусив большой палец, я сжалась от плохих предчувствий. Этот односторонний устойчивый энергетико-эмоциональный канал аурного воздействия отрицательного типа — уже не шутка. И стоило признаться хотя бы самой себе: никто не позволит неизвестному мещанину просочиться в ближний круг княжны. И было неплохо, если бы Межамира тихо удалили из моего окружения, а не стали бы решать проблему кардинально. Оборотней не зря за глаза называли агрессивными сторонниками силовых воздействий, соседство зверя сказывалось на характере.

В красках представляя, что именно скажет мне брат на мою исповедь, я старательно успокаивала себя тем, что признаюсь сама. Сама, и раньше, чем ему донесут об обстоятельствах, при которых начали расти и раскрываться мои эмпатические способности. Зная характер брата, одно уже это могло послужить смягчающим обстоятельством. Как-никак между «пришла к брату с повинной» и «скандальное поведение сестры стало известно князю от верных подданных» — целая пропасть.

Пытаясь придумать, как именно можно смягчить предстоящую беседу, и чем в итоге аукнется давняя недальновидность, вспомнила день, когда впервые столкнулась с причиной сегодняшних тягостных размышлений.

Межамир, поступивший в Лютаву почти разменяв полсотни лет, такими мелочами, по-видимому, особенно не заморачивался. Как говорится, не можешь остановить — возглавь. Он-то последовал этой народной мудрости, а я — не сумела. Хотя выматывающее наше противостояние началось по другой причине.

Любой молодежи, даже если это здоровые двадцатилетние лбы, нужны кумиры. Межа взобрался на пьедестал всеобщего преклонения почти сразу после поступления, жестко откидывая с пути всех не желающих проникаться его величием. Я же оказалась на соседней вершине в основном благодаря иммунитету перед обаянием восходящей звезды артефакторики. Ни мои неизменные успехи в учебе, ни подчеркнуто-уважительное отношение к наставникам не смогли обеспечить даже половины той симпатии, которую выказывали моему извечному сопернику. Неизвестным мне — возможно, не совсем честным — способом этот хамоватый и невероятно харизматичный тип раз за разом занимал первые места во всем. Ужом протискивался на первые места общешкольного рейтинга даже тогда, когда я уверенно могла утверждать, что занимался чем угодно, но не учебой. Я же, днями и ночами корпевшая над учебниками, конспектами и дополнительной литературой, неизменно оставалась за его спиной и в тени его славы.

Временами, остужая внутреннее раздражение, я признавалась самой себе, что он был блестящим учеником, и наверняка в будущем стал бы светилом мировой технико-магической отрасли науки. Однако большую часть времени он оставался для меня незаслуженным любимчиком каждого без исключения преподавателя, при этом не делая ничего для достижения подобного результата. Все мои успехи и нечеловеческие усилия меркли перед несокрушимым талантом Межамира. Вероятно, боги с рождения одарили его безусловной и всеобъемлющей тягой к новым знаниям.

С неизменной кривоватой улыбкой Межа легко позволял себе утонченное хамство не только по отношению к ученикам, но и к некоторым преподавателям. С последними он и вовсе умудрялся держаться на тонкой грани между шутливым разгильдяйством и показательной наглостью. Я же нашла единственный способ точечно воздействовать на душевное состояние невольной жертвы своего скрытого целительского произвола, учитывая, что ни сам Межа, ни наставники ничего не должны были заподозрить. Почувствовав между нами зарождение конфликта, я сделала все, чтобы перевести его в острую форму. При любой подходящей возможности я изощренно, не считаясь с чувствами оппонента, старалась его уязвить, одновременно капля за каплей незаметно применяя целительскую эмпатическую волну. Кто же знал, что все так обернется?

Осознание того факта, что мне не стоило враждовать с Межамиром или хотя бы не делать этого столь явно, пришло много позже. Будущий маг играючи превратился в центр всего своего курса, а потом и кафедры. В любых кабинетах, лабораториях и классных комнатах, в которых он давал себе труд появиться, этому хлыщу неизменно удавалось притягивать к себе внимание всех без исключения. Его взгляды и суждения, какими бы провокационными они не выглядели, неизменно становились мнением большинства. Барышни из простых млели от его неизменно кривоватой улыбки, а уж блеск насмешки в его глазах разбил не одно девичье сердце. По-аристократически утонченный профиль с широким лбом, обрамленный длинными волосами, стянутыми на затылке в низкий хвост, многим снились по ночам, а сам Межамир не уставал изредка поддувать жар в это пламя. Охотно, без видимых угрызений совести, пользовался явными девичьими симпатиями, а непродолжительное время спустя с неизменной улыбочкой расставался со вчерашними пассиями. Ни одной девице не перепало от будущего мага больше, чем пара-тройка горячих ночей и ничего не значащей безделушки на память после расставания.

Напряжение в наши и без того острые отношения вносило и то, что с первого дня учебы я так ни разу и не смогла полностью соответствовать психологической характеристике, представленной в моем насквозь фальшивом личном деле. Не отвыкшая еще едко и гордо реагировать на любые, особенно завуалированные остроты придворных матрон или девиц на выданье, я с трудом могла сдерживаться, день за днем, столкновение за столкновением продолжала вести себя, как простая деревенская девчонка никогда бы не решилась даже в стенах Лютавы.

Встреча с Калитой разметала мой хваленый самоконтроль. Хорошо, что тогда — при нашей первой встрече — обошлось без особенных разрушений, что мы оба ограничились словесной перепалкой, хотя втайне я и мечтала отморозить эгоистичному ублюдку какую-нибудь не самую важную часть организма. Ставшая первой и главной жертвой его насмешек, я далеко не сразу призналась себе в причинах, по которым столь остро реагировала на вымораживающее и пренебрежительное хамство Калиты.

Быть может, не выбери я простейший путь, прямо предложи помощь или заручись поддержкой наставников, все вышло бы иначе. А может и нет, тут уже и не выяснишь. За четыре сезона наших столкновений было все — и оговоры, и спарринги на полигоне, и словесные перепалки, и подло-ребяческие ловушки в самых неожиданных местах. И вот, наконец, страстное противостояние переродилось в нечто совершенно иное.