Маска лжи. Часть 1

Глава 8

Сферит замерцал и мелодично зазвенел, привлекая к себе внимание, как раз в тот момент, когда я с головой погрузилась в изучение геохимического классификатора княжества. Издан он был в трех томах, но меня пока заинтересовал только первый, в котором подробно перечисляли месторождения княжеского договора — те, четверть дохода от которых шла непосредственно в казну, независимо от того, кто являлся официальным владельцем, — и государственные рудники. Классификатор издали четыре года назад, и данные, в нем содержащиеся, пока соответствовали истинному положению дел. Насколько я знала, за это время ни одна жила не иссякла, однако и новых найдено не было.

Закопаться в справочник я решила не от скуки. Предстоящая мне через десятицу инспекционная поездка в юго-западную провинцию Люты включала в себя посещение и некоторых приисков, в которых я (с согласия брата) могла выбрать для себя несколько заготовок под артефакты. Умир с улыбкой разрешил присвоить три очень редких или пяток менее дорогих камней, и теперь я со шкурным интересом изучала доступную информацию о том, чем могла бы разжиться. В основном мой интерес вызвали некоторые качественные особенности минералов и руд.

Поделочные камни меня не особенно привлекали. Те, которые подходили к моему дару, в списке проверяемых месторождений не встречались. А из драгоценных меня, в первую очередь, смогли заинтересовать изумруды, двухцветные аметрины, опалы и, возможно, гелиодоры.

Я перелистнула несколько страниц классификатора, останавливаясь на разделе аметринов. В справочнике этим камням уделили непозволительно мало места. Однако в княжестве, да и во всем мире существовало единственное месторождение природного чуда. В отличие от искусственно выращенных аналогов, аметрины способны были вместить два разнополярных энергетических источника, что позволяло использовать их для создания таких артефактов, как известные на весь мир «посох Ледяного Пламени» или «перстень Огненного Дождя».

Официальная добыча этих полудрагоценных камней была начата около сотни лет назад, а до тех пор артефакторы не прекращали попыток создавать нечто подобное, совмещая несколько камней или минералов. После проверки шахты геологами и геммологами из государственного горного надзора, месторождение аметринов получило официальный статус и княжескую дотацию, а род Ирмицирорг, на чьей территории и располагалась выработка — эксклюзивные права на добычу и продажу камней.

С недовольным вздохом отложив классификатор и блокнот, в который переписывала все нужные мне данные, я коснулась кончиками пальцев связного шара. Стоило только связи активироваться, с разочарованным вздохом поднялась с крохотного диванчика в дальнем углу второго яруса зала, прошла до окна, разминаясь. Заодно раздумывая, что же могло понадобиться брату. После моего полного энергетического опустошения он упорно избегал меня, жалуясь на крайнюю занятость. После того сложного разговора виделись мы урывками во время обеда, сидя на противоположных концах стола, да и то изредка: я позволяла себе страшную вольность — обедала в своих покоях, свалив на разыгравшуюся мигрень нежелание принимать пищу под пристальными взглядами придворных.

— Что тебе надобно, братец? — язвительно буркнула я, припоминая все свои попытки связаться с ним. Теперь именно мне хотелось, чтобы меня не беспокоили по пустякам. День моего отъезда уже был назначен, список сопровождающих утвержден, а количество дел нисколько от этого не уменьшилось. И это не упоминая того, что каникулы в Лутаве были далеко не бесконечны. — Сам же скинул на меня обязанности ревизора геммологического комитета, а теперь отвлекаешь?

— Яра, ты что, до сих пор сидишь в книгохранилище? — Голос Умира звучал искаженно. Несмотря на многочисленные достоинства, как артефакт сферит давно себя изжил, но на смену ему пока не смогли придумать ничего достойного. — Я же послал за тобой почти час назад…

— Да? — удивилась я его напряженному тону. — Наверное, Цана меня не смогла найти, я слегка спряталась. А что произошло?

— На ужин прибудут важные гости. Ты не могла бы… — брат замялся, что было на него похоже, и я понимающе вздохнула.

— Как скажешь, — ответила я, не давая ему договорить. После трагической смерти отца нам все еще было сложно и неловко друг с другом и, хоть эти чувства проистекали из любви и жалости, они ничуть не помогали общаться так же легко и свободно, как прежде.

— Спасибо, Яра, — с намеком на улыбку в голосе пробормотал брат и тут же оборвал связь.

Тяжелый, так и не изученный до нужной страницы справочник в массивном кожаном переплете я собиралась захватить с собой в спальню. Книги из княжеского книгохранилища частенько и прежде оказывались в моих покоях. Матушка долго пыталась отучить меня от дурной привычки читать по ночам, а отец, несколько раз не найдя нужных книг, приказал челядинкам по вечерам возвращать обратно вынесенное из здания, отведенного под архив и читальный зал. Отца убили уже четыре года назад, матушка тяжело переживала эту потерю, кажется, вовсе переселившись в летнюю резиденцию, Умиру рано пришлось принять венец, а тот приказ так никто не отменил.

Подумав о том, как выгляжу с толстенным томом под мышкой, хихикнула — думаю, таким образом украшенный сканью из лунного серебра, сапфирами и разноцветной алмазной крошкой дар отцу от ювелиров еще ни разу не носили.

Из круглого павильона, отведенного под книжное царство, я вышла в княжеское крыло и быстрым шагом направилась в сторону собственных покоев, оставить книгу и заглянуть в гости к сестрице. По утрам Агния предпочитала проводить время в личном розарии, занимаясь мало подходящим младшей княжне делом — прополкой и обрезкой ее молчаливых, требующих полива любимиц. Однако время уверенно ползло к ужину, а сестрица — если вовремя не оторвать от дорогого ее сердцу сада — могла вовсе забыть поесть, а спать прилечь прямо под каким-нибудь кустом. Обычно за режимом ее дня следили личные горничные, но в последнее время Агнешка перестала выполнять их ненавязчивые просьбы. Приказывать же княжне челядинкам было не по чину и, кажется, сестра, наконец, осознала этот несомненный факт.

С одной стороны, это не могло не радовать, поскольку означало значительный прогресс в общем душевном состоянии сестры. С другой же — причиняло массу неудобств. Ни у меня, ни, тем более, у брата, просто не было возможности находиться рядом с Агнией неотлучно, а представлять к ней надсмотрщицу мы оба считали крайней мерой.

Княжеское крыло мало походило на весь остальной терем, да и вообще на резиденцию, достойную правителя. Но оборотни были слишком близки природе, а представители правящего рода вовсе с трудом могли находиться в отрыве от нее. Вот и старались внести в окружающую реальность как можно больше проявлений стихии жизни. Каменный пол в этом крыле то и дело перемежался островками шелковистой травы, просторные коридоры наполнял духмяный аромат лугового мятлика, стены покрывали тонкие пластины зачарованного амаранта, вручную расписанного яркими красками, по колоннам и нишам расползались стебли дикой бугенвиллии, винограда и хмеля.

Почти дойдя до собственных покоев, я расслышала, как во дворе поднялась суматоха, и ускорила шаг, радуясь, что в коридорах этой части терема мне не попадалось подданных, благожелательно пеняющих князю на отсутствие достойного воспитания у его младших сестер. Поймай меня одна из матрон бегущей подобно резвой козочке, и не миновать нотаций — нудных и поучительных. Воспитание, однако же, взяло вверх над врожденной импульсивностью, не позволяя нарушать приличия сверх допустимого. Так что в личную гостиную я вошла почти с приличествующей княжне скоростью, несмотря на то, что упомянутые братом гости прибыли гораздо раньше, чем я рассчитывала. Рассеянно раздумывая над тем, откуда будет удобнее наблюдать за прибывшими, убрала тяжелый том в открытое бюро, и мимоходом бросила взгляд в окно. Следовало до ужина слегка прощупать важных посетителей, найти среди них тех, что выше рангом, и сосредоточить основное внимание именно на них.

Из-за приподнятой оконной рамы раздался громкий лязг металлической решетки, отделяющей внутренний двор княжьего терема от его внешнего. Неразборчивые голоса ратников, несущих дежурство у бойниц семейного княжеского крыла, заставил меня рассержено помянуть брата и, пыхтя от негодования, нырнуть в спальню, а оттуда — в гардеробную. Времени, чтобы навестить сестру не оставалось. Запела лебедка, и решетка громко уперлась в верхние скобы, а затем все смолкло. Под поднятым пережитком древних веков, от которого ни отец, ни братец ни в какую не желали избавляться, проехала кавалькада всадников верхом на адымнарах[25]. Никого из этих неожиданных гостей я не узнала, но даже издалека мне стало ясно — все они двуликие. Некоторые из древнейших родов. Уж подобные нюансы я чувствовала независимо от расстояния — то было проявление частицы дара, унаследованного от матери.

Княжий терем — твердыня неприступная. По крайней мере, так из раза в раз говорил отец. Но отец был убит в этом самом тереме. Высокие крепкие стены его не уберегли. Судьба уж такая у князей, редко кто до седин доживает. Так что я, наученная горьким опытом, не особо в неприступность каменной кладки и крепких засовов верила. Впрочем, сомнения сомнениями, а что делать если ночью, покуда брат в отъезде, кто-то по покоям крадется?! После убийства отца и такое бывало. Правильно, выскользнуть из постели и прямиком в потайной ход, а внутри перекинуться зверем и затаиться. У входа в тайный коридор у меня и схрон давно был подготовлен: кинжал да сонный порошок. Хотя именно сегодня эти ухищрения, я думала, не пригодятся.

Дернув цепочку магического колокольчика, я нетерпеливо распустила крученый косицей поясок, отбросила на огромный кованый сундук клетчатую лазорево-алую поневу, развязала рукавные тесемки на некрашеной льняной рубахе — единственное свидетельство моего траура, — которую я продолжала носить в семейном крыле. Дожидаясь горничную, села на мягкую лавку, сбитую вровень с окном и задумалась. Невысказанная просьба брата внезапно стала выглядеть не такой однозначной, как показалась мне впопыхах. Гости были не знакомы, но это ничего не значило — важнейшие лица княжества не посещали девичьих посиделок, до которых прежде я была охоча. После смерти отца я твердо соблюдала весь положенный срок траура, ни разу не позволив себе покинуть семейное крыло ради развлечений. Теперь же большую часть года и вовсе проводила в Лутаве. Так откуда же мне было знать в лицо тех представителей знати, которые могли бы явиться в терем по приглашению брата или даже без оного?

Первый порыв — бежать в сторону Галереи Предков над центральным залом, чтобы там встретить прибывших гостей, — я признала несостоятельным и никуда не годным. Гульбище пронизывало второй этаж личного княжеского крыла насквозь, являясь единственным его местом, открытым для посещений придворными. Но, кроме всего прочего, оно представляло идеальное место для наблюдения — через центральный зал проходил каждый входящий в эту часть терема. Однако, вряд ли Умир имел в виду, что мне следует срочно проверять лояльность и отсутствие пагубных мыслей всех гостей. Наверняка, помощь брату требовалась не прямо сейчас, но станет нужна в тот момент, когда прибывшие окажутся в кабинете. Качнув головой на чрезмерную поспешность собственных суждений, что проистекала от взрывного характера, я поднялась с лавки и прошлась между многочисленных стоек для одежды. Теперь-то оставалось предостаточно времени, чтобы сменить домашний наряд на что-то более приличное и подходящее статусу.

Наконец, определившись с выбором, отдельно отложила нательную безрукавную сорочку из кисеи и кружева, нижнюю рубаху с алым обережным орнаментом и черно-зеленый сарафан. Наряды для полуофициальных встреч в пределах семейного крыла чаще всего состояли из двух слоев, не требуя большего количества юбок. Для присутствия в княжеском кабинете я выбрала именно такой. Нижний слой из плотного приятного телу габардина яркого травяного оттенка зеленого проступал из-под графитово-серого кружева паучьего шелка, светлеющего по краям до серебристого. Ни вышивкой, ни бисером этот сарафан не украшали, отчего он казался излишне простым. Знающие же цену паучьему шелку представляли его истинную стоимость.

Так и не дождавшись нерасторопную копушу-горничную — и где она ходит, когда каждая минута на счету?! — я разделась, быстро обтерлась влажным полотенцем, и натянула выбранную сорочку. Тонкая ткань приятно захолодила тело. От двери в спальню тихонько поскреблись. Ну, наконец-то! После разрешения войти молоденькая личная челядинка, выбранная мной взамен прежней непраздной, поклонилась и замерла на входе в гардеробную.

— Цана! — воскликнула я, с трудом сдерживая просившуюся на язык резкость. — Что ты замерла в дверях, как статуя? Быстрее, брат ждет. Давай мне рубаху и сарафан.

Челядинка подхватилась, споро закрутилась вокруг меня, то подвязывая тесьму длинных пышных рукавов, то затягивая поверх рубахи плоскую шерстяную плетенку кушака, то помогая надеть двуслойный сарафан, и на лице ее цвело восхищение молодой хозяйкой. Как в открытой книге читала я ее немудренные мысли о непривычной моей красоте, доставшейся от полярного моего зверя, — о толстенной снежно-пепельной косище до колен, в которой цветные ленты смотрелись ярко и богато, о точеных чертах лица, о серо-синих, как зимнее небо, глазах, в которых стылый лед то и дело сменяло небесное пламя…

— Может, косу с лентами или цветами переплести, сиятельная княжна? — робко пискнула девушка и тут же пугливо сжалась от собственной храбрости. Наслушалась уж, стало быть, о моем взрывном характере!

Именно из-за проблем с контролем эмоций отец так долго и не хотел отпускать меня за пределы безопасных стен терема. Высшие рода, представителям которых выдержку прививали буквально с младенчества, считали меня откровенно ущербной. Я, перешагнувшая второе совершеннолетие, но так и не вышедшая замуж для укрепления отцовской власти, в их глазах выглядела калекой. Кому захочется получить в род девицу с мощнейшим стихийным даром двойной направленности и полным отсутствием самоконтроля? В былые времена таких запечатывали. Угроза подобного решения проблемы висела и надо мной, но сперва отец, а после его смерти и брат, не спешили одобрять такие кардинальные меры. Со времени самого первого срыва меня учили сдерживаться, не давать эмоциям возобладать над разумом, не обращать внимания на обидчиков и размеренно дышать. Самое главное — дышать. Сцепив зубы, дышать, терпеть, и не позволять себе постыдной слабости. К тридцати четырем годам я худо-бедно научилась.

Мне было что сдерживать, а придворным, на самом деле, было чего опасаться. Однако, они не догадывались о семейном секрете. Никто, кроме родителей, сестры с братом, его верной Тени и наставников из Лютавы, не подозревал, по какому тонкому льду ходят рядом со мной, и какая же малость отделяет их от смертельной опасности. С детства в любых стрессовых ситуациях, теряя контроль, я использовала один из излюбленных магических приемов боевых звезд[26] княжеской армии — термальное воздействие с отрицательной направленностью поля.

Мой врожденный магический дуализм играючи совмещал воду и воздух, приправляя их ко всему прочему кипучим любопытством. Так появились внутренние защитники — Бурана и Вьюга. В несознательном детстве я умудрилась каким-то неведомым науке образом закольцевать один из рунных магических конструктов на аурного симбионта, и теперь каждый всплеск отрицательных эмоций или сторонней агрессии позволял внутреннему подселенцу начинать активно защищать меня единственным способом, который стал ему доступен. Так, в компанию к лисице, я обзавелась еще двумя звериными формами, приобрела узнаваемый полярный окрас, полностью обесцветив человеческую половину. И смех, и грех: при черноволосой смуглой родне выглядеть сущим приемышем — белокожей пепельной блондинкой.

Ни один из магов, приглашенных отцом, не рискнул избавлять ребенка от внезапно появившихся защитников. Все опасались тем самым нанести непоправимый вред моему симбионту, а через него нарушить узор моей ауры.

В детстве было весело принимать облик ошкуя, однако с возрастом милая мишка превратилась в огромную мощную и бескомпромиссную медведицу, способную в мгновение ока раствориться в грубом, сносящем все на своем пути морозном выплеске, для которого не существовало ни препятствий, ни тормозов. Бурану я научилась умасливать и гордилась тем, как ловко удерживаю ее в узде.

Вьюга являлась в виде росомахи. Ледяная, истинная демоница севера, неудержимая и сверх меры хитрая, обладающая к тому же таким зверским аппетитом, что будить ее было опасно хотя бы из-за него. У меня до сих пор не было на нее управы.

Там и тогда, где первая срывала все мои ограничители и якоря одним рывком, вторая исподволь подкрадывалась вплотную и незаметно подтачивала мою выдержку, постепенно усиливая напор и наращивая уровень агрессии.

— Переплети… — согласно кивнула я. — Ленту зеленую возьми. Умеешь из пяти прядей?

Цана простодушно закивала, почти благоговейно прикасаясь к моим волосам и тихо-тихо что-то зашептала. Я прислушалась и подумала, что из девчонки со временем выйдет толк. Она, хоть и боялась меня до трясущихся рук, но по крайней мере зла в мыслях не держала. Бесхитростная и наивная, стояла и шепотом выдыхала в мои волосы обережный заговор: «Косы плету-путаю, мысли чужие недобрые отвожу. Не распутать кос, не обидеть, не сглазить, не лишить воли. Косы плету-путаю, мысли чужие добрые приманиваю. Не расплести волосы, не уязвить, не опозорить. Гребень в косу воткну, врага и обидчика обессилю, пусть думы дурные, злобные и порченные к нему возвернутся, волос не коснутся. Слово мое лепко, слово мое крепко. Заплетаю, замыкаю, защищаю!»

Я с трудом удержала на губах насмешливую колкость, почувствовав на затылке давление зубьев серебряного — моего любимого, между прочим! — гребня с перламутром.

— Гостей видела ли, Цана? — вскользь поинтересовалась я, поднимаясь с пуфа перед зеркалом. — Разместили их где, знаешь?

— Так в парковом гостевом флигеле, сиятельная княжна. Все комнаты еще вчера с вечера проветривали, да некоторых лакеев в услужение гостям отрядили. Подвальную кухню опять же открыли, младшую повариху с помощниками тоже туда отправили, — без утайки выложила горничная все, что успела услышать. — Вчера за ужином говорили, что древние рода прислали своих представителей, чтобы потребовать у князя уточнить условия выполнения давнего договора между оборотнями и ллайто.

— Благодарю, Цана. — сухо проговорила я, с трудом проталкивая слова, царапающие горло. Я-то, в отличие от челядинки, точно знала, о каком именно договоре могла идти речь. — Сегодня ты мне больше не понадобишься, отдыхай.