Глава 7

Варулфур, конечно, не считался малонаселенной страной, однако большинство вранов населяли парящие свои города и склоны Манораяр, а этот горный хребет тянулся по всему югу полуострова от перешейка Сечельт до самой восточной оконечности, где поворачивал на северо-восток.

Равнинная часть и предгорья Манораяр, заполненные лесами, пойменными лугами и каменной пустыней в северной части, не интересовали крылатых хозяев этих земель. Самые плодородные территории, конечно, заселяли, в основном за счет мигрантов из других стран. Таких поселений хватало для постоянного вполне достаточного обеспечения вранов продуктами растениеводства и животноводства. К тому же, самые пригодные для пахоты и скотоводства земли располагались как раз вблизи гор. Туристические маршруты в целом тоже пролегали недалеко от предгорий, а иногда и вовсе в горах.

А вот остальная часть полуострова оказалась отдана на откуп многочисленным отщепенцам или бандам, не желающим над собой никакой власти. Костяк подобных ватаг составляли люди, а если и встречались представители долгоживущих рас, то предпочитали не распространяться о своем нечеловеческом происхождении. Вообще, ради своей собственной безопасности, в этих землях не следовало передвигаться в одиночку. Таково было первое правило выживания в пределах этих практически ничейных земель.

То, что ллаэрл позволял на своей земле полную анархию, когда-то давно вызвало у меня оторопь, лишь во время службы в гвардии мне стала известна причина такого странного отношения к собственному государству. Как оказалось, ллаэрл почти со всеми человеческими государствами заключил необычное соглашение. За немалую оплату он дал согласие использовать незаселенную сельву, богатую на опасности, в качестве места ссылки некоторых криминальных элементов.

От этого соглашения владыка вранов получал прямую выгоду. Даже преступные банды не могли существовать в полном отрыве от окружающего мира. Рано или поздно многие из них начинали вносить свою лепту в финансовую стабильность Варулфура.

Большая часть промышляла травничеством, поставляя на внутренний рынок Варулфура редкие горные эндемики. Другие пробовали свои силы в охоте на опаснейших представителей хищников полуострова и представителей редких видов. Подобными ловцами становились, по большей части, откупные ллайто, имевшие право свободного перемещения в пределах полуострова. Профессия эта приносила немалый доход, считаясь в тоже время невероятно рискованной. Флора и фауна сельвы поражала и своим разнообразием, и любовью к свежему мясцу.

Разглядывая стройную фигурку и нервно мечущийся кончик хвоста, с головой выдающий свою владелицу, я думал, что же мне теперь делать. В окрестностях общины, да и вообще на плато Бату, разной шушеры встречалось в разы меньше, чем внизу, но это ничуть не уменьшало опасности. Женщины же среди ловцов встречались крайне редко. А уж девочки, тем более, одинокие — такое никак не укладывалось в моей голове.

— И почему мне так везет? — пробормотал я, запрокидывая голову вверх.

Маленькое никчемное существо последовало моему примеру, уставившись на небо.

— Сколько тебе лет? — устало спросил я, собираясь с мыслями. Девочка мгновенно набычилась и сложила руки на груди, словно закрылась от меня и моих расспросов.

— Какое тебе дело? Сколько есть, все мои!

Я вздохнул, отворачиваясь и оглядывая окрестности.

— И что ты здесь делаешь?

— Ну ты и тупой! — фыркнула девчонка, закатывая глаза — С тобой болтаю, вместо того, чтобы убраться отсюда. Ты вроде сказал, что здесь опасно.

— Опасно, и за день нужно уйти как можно дальше. Так что собирайся, выдвигаемся через пять минут.

— Я с тобой никуда не пойду, — зашипела сумасшедшая самоубийца. — Мне и одной нормально гулялось.

— Осталось четыре минуты… — хмыкнул я. — И учти, я поопаснее скритов буду. Их-то яд на тебя не действует, а мой может вполне.

Через пару часов пути непроходимые джунгли сменились проплешиной с редкой белесой травкой и низкими стелющимися по земле колючими кустарниками. Насторожился я, заметив первые перемены местности, едва моя спутница начала сдавленно охать, останавливаться, ища свободное от острых камней пространство и тормозить наше передвижение. Плодородная почва под ногами сменилась каменистой, и сдавленные ругательства стали звучать чаще. Я нахмурился. Прежде мне казалось, что хвостовая чешуя зигмар значительно крепче, у взрослых особей ее и хорошо заточенным мечом сложно повредить. Однако о физиологии подростков этой расы мне было известно мало. Так что я отбросил эти мысли, на ходу оборачиваясь к песчанице.

— У меня есть запасная обувь, может, ты сменишь облик?

Девчонка зло оскалилась, показывая заостренные клыки, и почти по-змеиному зашипела:

— Не-е-е твое-е-е де-е-ело!

Я с трудом сдержался, чтобы не отпрянуть от этой припадочной. С ней явно что-то было не так, но что именно?

Вскоре камни под ногами стали встречаться все чаще, и окончательно стало ясно, что двигаться в прежнем темпе моя нежданная головная боль попросту не сможет. Я со вздохом замедлился и перешел на шаг. Видимо оценив мои усилия, девочка сдавленно прошипела:

— Я с-с-се-е-ейч-щ-ас-с-с не-е-е могу…

Понятнее ситуация не стала, но я принял ее ответ, потребовал от хвостатой двигаться за мной след в след и стал выискивать удобный маршрут.

Едва вышагнув на открытое пространство, мгновенно понял, куда чуть не вляпался сам, да еще и, как козу на веревочке, привел малолетнюю дуреху. Остановить ее и не дать выскочить за пределы четко очерченной границы живой сельвы оказалось нелегко, песчаница опять стала агрессивной и ни в какую не желала слушать увещеваний. Несмотря на разницу в возрасте и телосложении, в росте и массе мы оказались примерно равны, особенно когда козявка приподнималась на своем достаточно мощном хвосте на дыбы. Верещать и рваться из моих рук она продолжала явно не от отсутствия ума, скорее, из-за ослиного упрямства, а то и вовсе по неизвестным мне причинам. По крайней мере, глаза ее странно блестели, а зрачок словно пульсировал. Возникало ощущение, что девчонка пьяна или наглоталась какой-то дряни. Учитывая, что она постоянно была у меня на виду, да и вещей никаких с собой не имела, как и карманов на замызганном порванном кафтане, мне оставалось предполагать, что проблема не в этом.

Очень скоро эти чрезмерно опасные в нашей ситуации крики и попытки вырваться из моих рук меня в конец утомили. Я встряхнул девчонку, отталкивая ее от себя, впрочем, недалеко, чтобы, не дай боги, не выступила за пределы безопасной зоны.

— Как же ты мне надоела! Давай, иди. Я подожду пока тебя сожрут, заодно точно определю край ловушки.

— Ловуш-ш-шка? Какая ловуш-ш-шка?

Говорила песчаница все еще шипя, а от того неразборчиво, но к последнему я уже привык. Даже то, что она перестала дергаться и пытаться со мной спорить, уже радовало.

— Вот этот лишенный растительности участок — бывшее логово каменного могильщика. Такие проплешины остаются, если они уходят от своей норы. Пока могильщик живет в норе, земля не меняется, но как только он вырастает и ищет другое место, побольше, все вокруг его прежнего жилища начинает каменеть. Это все из-за его слизи.

Хвостатая еще раз оглянулась и поежилась. Я продолжил, закрепляя эффект от своих слов:

— Взрослый могильщик в длину около полутора саженей, и без проблем способен сожрать даже акромантула, если тот, конечно, угодит в его ловушку. На первый взгляд эта каменная площадка очень прочная, но на самом деле верхний слой тонкий и хрупкий, ведь это не камень, а временно отвердевшая земля. Через пару лет здесь все станет как прежде. Если бы норы могильщика так и оставались каменными, полуостров давно превратился бы в огромный пустырь.

— И ч-щ-щто те-е-епе-е-ерь? — мотнула головой девочка, старательно отодвигая хвост от границы окаменевшего участка.

— Постараемся обойти. Плохо то, что я не знаю размеров могильщика, а этот каменный участок лишь жерло его ловушки, по ее краям тоже может быть опасно.

В этот раз собственная правота меня нисколько не обрадовала. Я, конечно, двинулся обратно, чуть забирая влево, но пройти нам удалось всего ничего — около пары десятков шагов. Вот тогда-то недавно оставивший свое логово могильщик нам и подгадил. Я даже не сразу сообразил, когда именно земля провалилась под ногами. Просто в какой-то момент травка стала гуще и выше, а я, как неопытный идиот, чуток расслабился, за что и поплатился. Провалились под землю мы оба, вместе. И в ледяную воду — хоть тут повезло! — тоже ухнули на пару. Течение внизу оказалось на удивление сильным, возможно, мы провалились в одну из подземных рек, питающих Змеиную.

Я крепко ухватил свалившуюся рядом и мгновенно пошедшую ко дну подружку за загривок и не дал ей нахлебаться воды. Дна ногами я так и не почувствовал, поток невероятно быстро уносил нас от места провала, а полное отсутствие света мешало точно сориентироваться в пространстве, однако внутреннее чутье подсказало, что двигаемся мы все-таки в сторону общины, а не от нее. И это меня невероятно обрадовало. Конечно, ледяная вода была не самым приятным способом перемещения, но мешок мой был зачарован, и лежащие внутри вещи не должны были промокнуть. Настроение потеплело на пару градусов. Я даже позволил себе сдавленно хохотнуть, подумав о том, что и сам собирался к концу дня постирать пропахшую потом одежду.

На песчаницу вновь накатило ее странное состояние. Девчонка попыталась вывернуться из моих рук, закашлялась, и чуть не пошла ко дну.

— Да не дрыгайся ты, трохидова дочь, оба же потонем! — прорычал я над ее плечом, получив под водой ощутимый удар хвостом. — Расслабься и греби поперек течения. Надо выбраться, а то скоро околеем в этой воде.

Хвост в воде оказался незаменим. Стоило только песчанице сообразить, чего я от нее хочу, как она в пару мощных толчков чешуйчатой конечности вынесла нас на мелководье подземной реки. Жаль только, сил ее хватило не надолго, на мелководье, стоило мне только почувствовать ногами дно, хвостатая бескостной тряпочкой сползла вниз, потеряв сознание. На берег ее мне пришлось втаскивать волоком. И сквозь ткань кафтана ощущался неестественный жар тела.

«Вот же бедовая!» — подумал я, не зная, что же теперь с девчонкой делать. Ситуация ухудшалась еще и потому, что причин такого состояния я не знал, а строить предположения считал не самым удачным вариантом. К нашему счастью эта подземная река была неширокой, однако ее русло по большей части ограничивал каменный свод. Я же умудрился направить песчаницу с ее мощным хвостом в единственное место, где мы могли выбраться на сушу — туда, где корни растущих на поверхности деревьев каким-то образов отыскали трещину в каменной скорлупе и углубились к воде. Вместо отвесной скалы между корнями образовалась небольшая ниша с пологим бережком.

— Это я удачно момент выбрал… — пробормотал я, подтягивая песчаницу поближе к корням, и принялся стаскивать с себя мокрую одежду, клацая зубами от пронизывающего холода. То ли от близости ледяной воды, питаемой подземными источниками, то ли от сырости и холодных стен, то ли от отсутствия солнца, температура под землей оказалась гораздо ниже, чем на поверхности. Слава богу, хоть свежего воздуха было достаточно. Именно его наличие, в конце концов, навело меня на вопрос о том, откуда же он поступает, и дельную мысль отыскать проход наружу. Хотя для начала следовало бы согреться. Пещерка, образованная корнями, выглядела относительно сухой, однако разводить костер в этом месте я посчитал опасным: неизвестно было, сильная ли тяга воздуха, и не угорим ли мы от дыма. К счастью, благодаря обучению в высшей школе магии и собственной предусмотрительности, из внутреннего кармашка вещевого мешка я выудил узкую шкатулочку с полезным артефактом. Поверхность янтарного цилиндра сплошь покрывали руны, вырезанные на его поверхности. Напрягшись, я окружил себя и свою бессознательную спутницу непроницаемым для движения воздуха куполом. Кислорода в нем должно было хватить на пару часов, а вот согреть нас артефакт мог гораздо быстрее. Разломив цилиндрик, придуманный для профильного экзамена, по насечкам на четыре части, я уложил каждую из них в воображаемых углах недалеко от границы купола, и споро принялся раздевать песчаницу. Под кафтаном на ней обнаружилась коротенькая рубашонка без рукавов, туго зашнурованная спереди. Сражаться с промокшей тесьмой я не стал, не желая тратить на это время, попросту срезал шнуровку и быстро натянул на горящую от жара девчонку единственную оставшуюся сухую рубаху. Сам же натянул запасные штаны, отжал мокрые вещи и развесил на бугристых корнях. Артефакт тем временем без сбоев согревал воздух в маленькой пещерке. Подтянув девочку поближе, буквально обхватив ее руками и ногами, я прислушался к собственному целительскому дару, однако выяснить, в чем причина ее такого состояния, так и не смог — знаний не хватало. Все-таки, несмотря на дар, учился я по другому профилю.

Вскоре я не просто согрелся, а почувствовал даже некоторую ломоту от жара. Да и одежда уже не выглядела настолько мокрой, местами даже парила от скорости высыхания. Скрутив в тугой тючок еще влажный кафтан песчаницы из плотной двуслойной ткани, натянул высохшую рубаху и всерьез задумался, как собираюсь нести девчонку. Отсутствие ног в данной ситуации ничуть не облегчало предстоящий маршрут. Тащить на руках и позволить хвосту волочиться сбоку мне ничуть не улыбалось, так и ноги можно было переломать. Закинуть на плечо — возникала та же проблема, но уже сзади. Вариантов, кроме как приводить песчаницу в чувство, я не видел.

Развеяв купол, отчего нагревшийся воздух мгновенно унесло в неизвестном направлении, я вновь уселся, привалившись спиной к корням деревьев, и прикрыл глаза. Поиски толкового способа нам обоим выбраться наружу грозили оказаться вовсе не такими легкими, как я представлял, так что и отдохнуть бы мне не помешало.

Проснулся рывком, и сперва даже не понял, где нахожусь. Лица касалось едва заметное дуновение свежего воздуха, а тьму разбивал тоненький лучик света. Именно этот солнечный свет, наконец, и заставил меня сбросить сонное оцепенение и оглядеться. Сбоку от меня все также продолжала висеть на корнях коротенькая рубашонка моей хвостатой спутницы, а вот самой песчаницы, как и ее кафтана, нигде не наблюдалось. Я напряженно потер лицо и поднялся на ноги. Занемевшее от неудобной позы тело неприятно покалывало. Проследив взглядом за солнечным лучом, я застыл от удивления. Высоко над моей головой, там, откуда сверху к подземной реке спускались корни деревьев, выделялся прокопанный кем-то лаз. Ширину его снизу определить было сложно, но я почему-то нисколько не сомневался, что смогу протиснуться в это отверстие.

Это сколько же я проспал?

Было понятно, что девчонка не просто умудрилась выбраться, но и мне дорожку пробила. И это никак не вязалось в моей голове с ее состоянием и жаром. Даже если регенерация у нее работала на полную, за такой короткий срок вывести из крови и тканей яд, из-за которого она свалилась, было из разряда чудес. В чудеса я не верил, но для других версий информации о спутнице было недостаточно. Так что я отложил размышления о ней на потом и выудил из вещевого мешка ту самую веревку, которая не пригодилась мне при постройке плота. Ползти с мешком в руках или за спиной было бы гораздо сложнее: мало ли, где зацепится? Я примотал торбу на пояс, продев веревку в петли. Мешок то и дело бил по ногам, но в подвешенном состоянии, вползая по скале, я старался не обращать на это внимания. Радовался я лишь одному: из-за бьющего в глаза света, я почти не различал, насколько высоко забрался и как глубоко придется падать, если сорвусь.

Полз я не долго, но вымотался изрядно, как и перемазался в земле, а ведь еще радовался вчера, что искупался в реке. Выбравшись из узкого лаза, я напоминал трудолюбивого землекопа после ударного рытья канавы, а не опытного ловца или будущего артефактора.

После полудня, когда солнце стало заметно клониться к западу, я вышел-таки на берег мелкой речушки, журчавшей между поросшими циперусом берегами. Лианы покрывали растущие на противоположном берегу деревья плотным занавесом. Спустившись к зеркальной поверхности, я устало упал на берегу. Бестолковый день, переполненный волнением об исчезнувшей девочке, изрядно вымотал меня, тем более, что мысли о случайной попутчице никак не желали покидать моей головы.

Иди дальше и торопиться на зов отца, который даже не удосужился объяснить, с какой целью вызвал меня в Бухтарму, да еще попросил вернуться на родину под чужой личиной, мне совсем не хотелось. Конечно, это состояние ничуть не уменьшало необходимости двигаться вперед, но именно остаток этого дня я твердо решил посвятить безделью. К тому же, входить в город своего детства в том виде, который теперь отражался в зеркальной поверхности воды, мне не просто не хотелось, но и казалось невероятно стыдным.

Обустраивать место стоянки я стал не сразу. Сначала как следует отмылся и простирал одежду, покрытую подсохшим слоем земли, как коркой. Расплел косы, тщательно прополоскал волосы и, после долгих раздумий, боевые косы плести не стал: долго, да и вряд ли на оставшемся пути пригодится. Затем присел на берегу у кромки воды, расслабился, задумавшись над тем, чью же личину использовать для появления в общине. Перебрав в памяти наиболее подходящие аурные слепки, я решил воспользовался внешностью бывшего своего сослуживца, который в принципе не переносил горы, старательно меняясь сменами, если маршрут предстоящего патрулирования предполагал их посещение. В этом случае его внезапное появление на полуострове, тем более, в окрестностях Бухтармы, становилось событием маловероятным.

С прибрежного ила, перетерпев некоторую болезненность изменения, я поднялся в ином облике, на первый взгляд откровенно хилом, тощем, нескладном. На деле же, несмотря на несуразную угловатую фигуру с чрезмерно длинными руками, двуликий паренек, чей слепок я использовал, мало соответствовал собственной внешности в плане силы и ловкости. В моем выборе внешности по здравому рассуждению нашелся лишь один скользкий момент, а именно — раса выбранной мной личины. Соплеменники не отличались добрым отношением к оборотням. Тем не менее, в целом этот нюанс показался мне единственным откровенно слабым местом маскировки. На самом деле, достоверно изображать драга или врана было гораздо сложнее. У представителей этих рас были заметные отличия в физиологии, привыкать к которым необходимо было заранее, а не за пару часов до появления у ворот города. Так что, свой выбор я посчитал менее опасным в плане разоблачения. Человеческую же расу и вовсе посчитал несостоятельной. Появление из джунглей одинокого физически слабого короткоживущего, стражи на стене, несомненно, сочли бы слишком подозрительным событием.

Расслабив ноющие после изменения мышцы, я тщательно замаскировал ауру и принадлежность к многоликим, поскольку ллайто обладали возможностью определять своих соплеменников даже в обороте, сквозь любую выбранную внешность, и позволил себе пару минут передышки.

Поиск дров и сушняка, сооружение очага для сушки постиранного, всё это отвлекло меня от мрачноватых мыслей о скрывшейся в сельве дурехи, которую в данный момент вполне мог уже схарчить какой-нибудь из хищных хозяев тропического леса. Однако, обувь и обе пары кожаных штанов давно сохли на нижних ветках баньяна, сбоку от которого я снял верхний слой дерна и сложил малый костерок, а волнение о спасенной от скритов девчонке не отпускало. Мысленно выругавшись, я полез в вещевой мешок за остатками крупы и высушенными клубнями маниоки. Коробок с солью и непромокаемый мешочек приправ нашелся быстро, а остальная часть съестного оказалась на самом дне торбы. Поморщившись, я принялся выкладывать рядом с собой содержимое котомки, чтобы перепаковать все по уму, и проверить с таким трудом полученную добычу. Когда мешок опустел наполовину, рука наткнулась на шелестящий комок, который показался мне незнакомым. Вытянув плотно увязанный сверток полупрозрачной тонкой ткани, непонятно откуда взявшейся среди вещей, я уставился на него в недоумении. Вещевой мешок в дорогу я собирал самостоятельно, и за время пути ничего похожего в мешке не видел. Развязав обрывок желтоватой тесемки, показавшейся мне знакомой, я встряхнул скрученный рулончик. И лишь когда непонятное нечто развернулось, я осознал, что именно держу в руках, и какой щедрый подарок мне, как артефактору, сделали. Личность дарителя тут же перестала быть тайной. И даже все странности миновавшего дня тоже обрели смысл.

Я держал в руках змеиный выползок с хвоста песчаницы. Вот в чем была причина ее состояния, показавшегося мне похожим сначала на опьянение, а потом на отравление. Жар же, наверняка, был предвестником последнего этапа линьки, который я столь бездарно проспал. Быть может, даже и не по своей воле. Облегченная улыбка раздвинула мои губы в улыбке. «Хитра, змеиная дочь, ох, хитра! Провела меня, как малолетнего сосунка…» Бережно скрутив ороговевший верхний слой змеиной кожи, я аккуратно перевязал его все той же тесемкой и спрятал на самое дно вещевого мешка. Это полутораметровое чудо стоило гораздо дороже, чем все остальное его содержимое, и лишаться такого дара я не собирался.

Загрузка...