Маска лжи. Часть 1

Глава 4

Последний переводной экзамен дался мне невероятно тяжело. Уж не знаю, за что меня невзлюбил преподаватель по взаимодействию веществ, но, собираясь в третий раз пересдавать его предмет, я решила подстраховаться, заручившись поддержкой главы боевого отделения, тренера магов-стихийников по контактному магическому взаимодействию. Застать его за пределами полигонов, а тем более в кабинете административного корпуса было практически нереально, так что скрепя сердце я отправилась к отдельному корпусу школы. Боевое отделение высшей школы размещалось (в отличие от всех остальных, кроме целительского) в отдельном комплексе зданий. В самом центре этих построек располагалась арена Игр. Так по-простому и без затей назывались соревнования между отделениями. Проводились они ежегодно среди будущих выпускников. Выпускной класс учился на две десятицы дольше, потому последние самые напряженные тренировки приходились аккурат на время экзаменов.

Втягивать Лихая Сулицу мне нисколько не хотелось. Более того, я точно знала, что мою просьбу бессменный «батька» всех без исключения боевиков воспримет, как слабость. А слабость, по его мнению, всячески нужно было в учениках искоренять. А уж его способы воспитания никого не оставляли равнодушными. Так что шла на поклон к боевому магу в отставке я с некоторым даже трепетом. Прижав к груди сумку с учебниками, я уперлась спиной в стену сбоку от коридора, ведущего к подвалу, и приготовилась ждать хоть до самого вечера. Такой вариант ничуть не исключался. И я, зная въедливый характер Огненного Лиха и его требования на тренировках, даже запаслась перекусом. В этот раз, к счастью, глава боевого отделения закончил быстрее ожидаемого, к тому же, появился на лестнице едва слышно насвистывая, что сообщало о чрезвычайно благодушном его настроении. Я выдохнула от облегчения, мысленно повторяя достойную речь, зажмурилась и… едва не осталась возле тренировочных залов в полном одиночестве.

— Исав! — окликнула я мага, подхватившись и бросившись за ним. — Тренер, подожди!

Суровый нагвали[19] удивленно обернулся, поджидая меня.

— В чем дело, лисичка? — поинтересовался двуликий, изгибая губы в слабом намеке на улыбку.

— Мне очень нужен твой совет, тренер, — выдохнула я, пряча за двойным смыслом явную просьбу о помощи. — Ты[20] не мог бы уделить мне немного времени?

— Полагаю, речь о твоей успеваемости? — понимающе хмыкнул Лихай, внимательно разглядывая сконфуженное выражение моего лица. — Ну, что же. Идем. Беседа в стенах моего кабинета тебя устроит?

— Более чем, тренер, — облегченно расслабилась я, мысленно благодаря выпускников, сумевших настолько умаслить Огненное Лихо.

Кабинет руководителя боевого отделения располагался на третьем этаже административного корпуса. Выше кабинетов старших наставников, и на этаж ниже приемной исава Гволкхмейна.

За два года учебы я ни разу не пересекала порога этого помещения, впрочем, и сам его владелец появлялся здесь только по острой необходимости. Все детали внутреннего убранства кабинета подчинялись единственному принципу, лучше всего характеризующему боевого мага: никаких излишеств. Строгие формы, отсутствие вычурности и минимальное количество мебели. Стеллаж с книгами, выстроенными строго по алфавиту. У окна — голый письменный стол с одинокой папкой, из которой выглядывал лист бумаги, исписанный крупным размашистым почерком.

Пропустив меня вперед и закрыв за нами дверь, исав Сулица приветливо указал на единственный стул, а сам прошел к окну и уперся спиной в подоконник.

— Итак, лисичка, — ехидно заговорил маг. — Что ты имеешь сказать в свое оправдание? Вот уж не думал, что лучшая ученица боевого отделения дважды не сможет сдать переводной экзамен.

Я тихонько вздохнула, послушно уселась на предоставленное место, изо всех сил желая победить вспыхнувший от стыда и возмущения горячечный румянец.

— Я не понимаю, почему так происходит, — говорю тихо, но твердо. В своих знаниях я уверена, и не собираюсь терпеть столь явное предвзятое отношение. — Независимо от билета и ответов на дополнительные вопросы, я два раза подряд получаю низшую оценку из возможных.

— Повтори! — внезапно взрыкивает Огненное Лихо, и я в очередной раз убеждаюсь, что прозвище это возникло не на пустом месте.

— Наставник Гудим беспричинно занижал мои оценки, — заявляю я, не отводя взгляда. — Дважды!

— Ты обвиняешь преподавателя в необъективности и открытом нарушении трудового договора?

— А что, такого не может быть? — упрямо переспрашиваю я, насупившись.

— Не в Лутаве! И не с моей ученицей! — грохает мужчина ладонью по подоконнику.

— Что ж, — выдыхаю я облегченно. — Ты очень удивишься, наставник…

Тренер молчит, некоторое время, словно провоцирует меня забрать опрометчивые слова, но в конце концов отталкивается от подоконника и подходит к столу, почти нависая надо мной.

— Хочешь, чтобы экзамен принимала конфликтная комиссия?

Этот вопрос — именно та реакция, которой я и добивалась. Конфликтную комиссию собирают в спорных случаях после письменного требования учащегося провести оценку его знаний еще раз. На самом деле, за все время моей учебы такого не случалось ни разу. Никто не стремился сдавать экзамен лично управителю школы и двум выбранным по его желанию преподавателям.

— Да, — твердо соглашаюсь я. — Я не боюсь исава Гволкхмейна, и готова положиться на его суд.

— Уверена? — прищуривается тренер, однако в голосе его явственно звучит доля сочувствия.

— Да!

— Тогда договорились. Я напишу заявление, как глава твоего отделения, — зло усмехается он, а я расслабленно выдыхаю. Если Огненное Лихо на моей стороне, то полдела, сделано. — У тебя остались ко мне вопросы, лисичка?

— Нет, тренер!

Я вскакиваю со стула, ожидая разрешения покинуть кабинет.

— Свободна, Цтислав! Готовься. И смотри мне…

Сдавать экзамен в третий раз понравилось мне значительно больше, чем в первые два. Тем более в присутствии трех членов конфликтной комиссии, которые не имели ко мне никаких претензий и сохраняли полную непредвзятость. Но, конечно, без подлости со стороны преподавателя, столь категорично уличенного в занижении оценки, не обошлось. Иного я от наставника Гудима и не ожидала. Более того, даже злиться на него не могла, поскольку первопричиной такого отношения был приснопамятный мой недовраг — Межамир Калита.

То, во что вылилось раздражение на него, я даже вспоминать не желала. Не желала, но все равно вспоминала. И от подброшенных памятью непрошенных этих картинок сладко тянуло в животе, а дыхание становилось прерывистым. Что мог подумать извозчик о своей малахольной пассажирке, осталось неизвестным, но хорошо, еще в клинику не предложил отвести, безропотно высадил возле портального вокзала и отбыл.

Возвращаться в терем после восьми месяцев учебы мне ничуть не хотелось, но я смиряла это свое нежелание, напоминая, что в столице моего возвращения с нетерпением ждут и старший брат, и младшая сестра, которые не видели меня почти целый год.

Как назло, мысли о родных потянули за собой воспоминания об отце. Прежний князь при жизни прослыл в народе суровым, жестким, даже в чем-то жестоким правителем с тяжелым характером. В отношении брата так, возможно, и было. Однако ни при мне, ни при Агнии он не показывал этих своих черт. Да и в матушке души не чаял, старался предугадывать каждое ее желание или блажь. Думаю, именно благодаря сходству с матерью его любимицей стала я, а не младшенькая Агнешка. А может, причина заключалась в том, что, в отличие от нее, я росла бойким, поистине неугомонным ребенком, с малых лет отличаясь неуемным любопытством.

Даже жажду знаний мне привил отец, вопреки традициям разрешивший старшим детям учиться вместе. Я частенько посещала уроки брата, мне дозволено было читать книги, доступные ему. Да и вечерние беседы с отцом давали мне не только возможность общения с ним, но и достаточную пищу для развития ума. Князь Володар Гоикениварн требовательно подталкивал своих детей думать, всегда отыскивать первопричину любого события. Благодаря отцовскому воспитанию я сблизилась со старшим братом гораздо сильнее, чем молчаливая Агния. После убийства отца он так и остался самым близким мне существом. И только наша взаимная привязанность помогала мне справиться с тоской…

Даже четыре года спустя никто не знал, с чего все началось. После случившегося покушения, во время которого батюшка был убит, служащие Управления безопасности готовы были рыть землю в поисках нападавших и тех, кто за ними стоял. Служба по Наследию требовала от Совета Родов в кратчайшие сроки официально передать венец и остальные регалии княжеского рода прямому наследнику убитого владыки, а высшая аристократия осознала, что большая часть зачинщиков заговора принадлежит дворянскому сословию. Более того, не безземельной его части, до которой небожителям, по большому счету, не было дела, но наследникам древнейших родов.

Лидеры богатейшего сословия княжества из Совета Родов искренне не понимали, какая причина могла сподвигнуть молодежь пожелать свергнуть государственную власть. Что за блажь пришла в головы потомственных дворян? На что они вообще рассчитывали? А главное, кто мог заронить в их мысли идею о том, что наследуемая власть — пережиток прошлого? Откуда среди преданных трону и княжескому роду могла вообще появиться идея подобной реформы и кровавого путча?

О главном зачинщике неудавшегося переворота, по итогам расследования, не сообщали широкой общественности. Более того, его имя, из доклада главы Управления безопасности, по окончании расследования узнал лишь молодой князь. А уж в списках казненных и отправленных на рудники осужденных этого имени так и не появилось.

Трудно сказать, была ли у брата возможность прилюдно обвинить главу и идейного вдохновителя заговора в убийстве нашего отца. Я никогда не задавала ему этого вопроса, как и не требовала сообщить мне его имя. Брат сделал это сам, более всего опасаясь, что двуличная тварь сумеет втереться ко мне в доверие или постарается использовать меня в очередной попытке искоренить княжеский род. Несмотря на некоторую свойственную мне импульсивность, я сдерживала свой нрав, пересекаясь с подозреваемым в коридорах княжеского терема, ничем не выказывала ни своей ярости, ни боли от его предательства.

Исав Чернек Боцаривелн, высокий, с массивным телосложением, грубыми чертами лица и невероятно обаятельной улыбкой, озаряющей его лицо странным одухотворением, был моим щуром[21] — именно он выбирал для меня имя.

Тем тяжелее было осознавать, что под маской добряка и балагура скрывается лживый предатель. Однако брат сумел меня несколько успокоить, поведав, что место верного соратника отца и его давнего друга, многие годы хранившего преданность князю и княжеству, вполне мог занять некто неизвестный. Вопрос о том, был ли нынешний исав Боцаривелн тем самым оборотнем, которого приблизил к себе батюшка, или его внешностью воспользовался противник давно заключенного магического договора с ллайто, оставался без ответа.

Умир старательно делал вид, что ни о чем не догадывается. Я же все силы отдавала учебе.

К нашему сожалению, призвать к ответу младшего брата главы рода Боцаривелн без серьезных, неопровержимых доказательств никак не получалось. Княжеская власть лишь на первый взгляд казалась авторитарной, однако без поддержки и преданности тринадцати древнейших семейств ни один из князей не сумел бы долго удержаться на троне.

Официальная биография того Чернека, которому доверял, чьи советы внимательно слушал наш отец, была кристально чиста и не единожды проверена служащими Управления безопасности. И все же, тот, прежний, исав Боцаривелн отличался от нынешнего. Отличие это чувствовала лишь я, да еще, быть может, матушка. Мои ощущения Умир принимал на веру, но остальным требовалось что-то более материальное. Тем более, что и мне самой различия казались трудноуловимыми. Дар, перешедший ко мне по материнской линии, был недостаточно развит и силен, а привлекать вдовствующую княгиню-мать к расследованию брат отказался наотрез.

Советник и соратник отца родился в имении рода недалеко от Изборстка, с раннего детства мог похвастаться недюжинной силой, однако после первого совершеннолетия ошарашил и немало огорчил родителей, пожелав обучаться ювелирному делу. В тридцать девять Чернек женился на одной из младших сестер молодой княгини из рода Дейрбхайлн, тем самым войдя в ближний круг князя, а за сотню лет стал одним из самых доверенных его единомышленников, получил пост главы геммологического комитета княжества, родил двух дочерей, и ни разу не был уличен ни в каких порочащих репутацию связях. Тем не менее, за пару лет до путча и покушения на батюшку отправился по его поручению с проверкой на одно из южных месторождений опалов. Вернулся ли он обратно или бесследно сгинул где-то в Дыйских горах, дав неизвестному злоумышленнику возможность занять его место, следствию установить не удалось.

Никаких странностей во время той поездки не случалось. Никто из сопровождающих не погиб, не пропал и не смог сообщить никаких заслуживающих внимания фактов. Обычная инспекция, коих в жизни любителя ювелирного дела и специалиста-геммолога на службе у князя за многие годы было немало. Однако именно после нее в столице стали как грибы после дождя появляться многочисленные сторонники внезапно возникшего движения освобождения от гнета тирании.

Исав Боцаривелн был заметной политической фигурой, имя его в политике и экономике Люты было на слуху у обывателей. Он часто мелькал на страницах газет, считаясь ярым сторонником реформ и решений как моего отца, так и моего брата. Во время траура он периодически посещал семейную часть княжеского терема, на словах пытался поддержать Умира. Однако ни я, ни брат уже не верили ни его словам, ни его сочувствию.

Допросы участников движения освобождения, члены которого по уши влезли в заговор против князя, показали, что молодых поборников справедливости убеждали в полной несостоятельности государственного строя. Последняя выходка князя — его желание заключить мирный договор с ненавистными ллайто, (которых били-били, но так и не смогли окончательно изничтожить), и более того, выдать за представителя этого народа одну из княжон — окончательно убедили борцов с монархией в необходимости перемен. Им рассказывали о коррумпированных чиновниках, на произвол которых князь закрывает глаза, о привилегированном положении тех древних родов, которые возвысились не благодаря личным заслугам, а только из-за наличия у их представителей драконьей крови и высокой степени магической одаренности. Им сообщали о разнице между мещанами и аристократией, которая веками сохраняла свои привилегии в таких вопросах, как монопольное право на владение землей и ее простыми жителями. Но более всего подогревали ярый максимализм завербованных юнцов слухи и сплетни о выходках наследного княжича и двух его младших сестер. Если наш батюшка изображался равнодушным к проблемам простого люда небожителем, а матушка — охочей до балов распутницей, родившей меня (судя по моей полярной масти!) точно не от супруга, то мы, его дети, представлялись избалованными до крайности самовлюбленными эгоистами. Узнать такое о себе было больно. И, пожалуй, это стало одной из причин, по которым я все-таки встряхнулась от горя и отправилась грызть гранит науки.

Брат тоже ухватился за идею моего образования с необычайным воодушевлением. Позже я поняла, что он просто хотел убрать меня из терема, не дать окунуться в клоаку отвратительных сплетен и пересудов. Пока Управление безопасности раскручивало цепочку виновников, всех их вольных и невольных соучастников, отделяя их от непричастных, я с головой ушла в учебу. Так было легче пережить тяжелые времена.

Как бы то ни было, заговор был раскрыт, пусть и не все виновные наказаны. Бессменная Тень Умира — Юрас Лугубелирт — внезапно для многих стал главой Управления, сменив на этом посту прошляпившего путч Тура Ирмицирорг. Возглавив службу безопасности княжества, он обратил внимание брата на возникшее неизвестно откуда негативное отношение к эйрлсам, на невероятно быстро распространившееся среди обывателей мнение о том, что у таких детей снижен уровень интеллекта, что у них отсутствуют коммуникативные навыки, что жречество возвеличивает этих эмоциональных и ментальных инвалидов в попытке в итоге свалить на них всю вину нечистых на руку служителей культа.

Начавшиеся волнения и нападения на будущих аватаров и пифий очень скоро привели к тому, что нескольких оголтелых фанатиков боги покарали при большом стечении народа. Частично это умерило пыл недовольных, но полностью проблему не решило. Не обошлось и без говорящих красочных слепков в газетах, на которых толпа забивает камнями десятилетнюю воспитанницу храма недалеко от его дверей. После таких новостей некоторые родители стали препятствовать служителям Безымянной Богини и Мертвого Бога забирать эйрлсов на обучение в храм, прятали их, что тоже не могло остаться без последствий.

В общем, для брата это были очень тяжелые два года. Неудивительно, что он несколько выпустил меня из своего поля зрения и не заподозрил в моем поведении в Лутаве ничего особо необычного, учитывая имеющиеся у меня проблемы с эмоциональным контролем. И вот теперь пришла пора показать ему, насколько сильно меня изменила жизнь в школе.

Выйдя в портальном зале терема, я с трудом вернула на лицо выражение ледяного превосходства. Арка переноса, которой я пользовалась, возвращаясь с учебы, располагалась в административном крыле, и добираться до личных покоев мне предстояло практически в противоположную часть терема. Вероятность того, что на этом длинном пути я не встречу ни одного придворного была настолько мала, что я сдавленно вздохнула и активировала связную руну, которая оповещала мою многочисленную свиту о том, что я вернулась во дворец, и им пора вновь начать исполнять свои прямые обязанности.

Ждать свитских в коридоре я не собиралась. Не так уж часто мне приходилось открыто и нагло пользоваться правами и привилегиями, даными мне от рождения, но это был именно тот случай, когда не стоило стесняться. Пройдя пару десятков шагов по коридору, я бесцеремонно открыла первую же приглянувшуюся мне дверь и пересекла порог кабинета какого-то чиновника.

Мужчина, сидящий за массивным столом с резными накладками, захлебнулся недовольством и вскочил со своего места, одновременно пытаясь изобразить поклон. В отличие от школы магии, где мое лицо оставалось никому неизвестно, столичные чиновники знали, кем может оказаться оборотница с полярным зверем.

Мне же настолько хотелось оказаться в тишине и безопасности собственных покоев, что я лишь досадливо махнула рукой замершему истуканом служащему и, оставив дверь приоткрытой, села на один из стульев для посетителей.

Мне необходимо было поделиться сомнениями и мыслями, теснившимися в моей голове. Я остро нуждалась если не в мудром совете, то хотя бы в дружеской поддержке. И, хвала богам, точно знала, где могу все это получить. Желание немедленно бежать к невестке активно боролось во мне с двухлетней привычкой никому не выдавать постыдных желаний, а с недавнего времени и тайн. Расслышав за приоткрытой дверью дробный перестук бамбуковых каблучков спешащих к своей княжне свитских барышень, я благодарно кивнула хозяину кабинета и молча выскользнула наружу.