Масонская касса

Глава 18

Вдруг спохватившись, что не проверил обойму, Зимин извлек из-под пальто свой чудовищный никелированный пистолет, и тот блеснул, как некая драгоценность, отразив слабый свет приборной панели.

Услышав у себя за спиной характерный металлический лязг, сидевший рядом с водителем начальник охраны повернул голову.

— Господи, а это-то зачем? — спросил он, увидев блеск хромированного ствола.

— На всякий случай, — загоняя в рукоять обойму, расплывчато ответил Зимин. — Если увижу, что вас всех сожрал марсианин с лиловыми щупальцами, пущу себе пулю в башку.

— Марсианин — это бы еще полбеды, — демонстрируя явно пораженческое настроение, протянул начальник охраны.

— Жалко, что у нас брони нет, — авторитетно заявил водитель, которого никто ни о чем не спрашивал. — Василий Николаевич, давайте БТР купим!

— А танк тебе не купить? — убирая пистолет обратно в кобуру и уже жалея, что достал его, дав тем самым повод к совершенно ненужному разговору, буркнул Зимин.

— Не надо, — сказал водитель. — Танк я водить не умею, а на бэтээре в армии два года по кочкам гонял. А танк — что? Тот же трактор. Это ж вам тракториста нанимать придется!

— Ну и что? — проворчал Зимин. — Одного тракториста найму, зато вас всех, дармоедов, уволю к чертовой матери. Залезу в танк, люк задраю, и на хрен вы мне тогда будете нужны. А тебя к орудию посажу, — добавил он, обращаясь непосредственно к начальнику охраны. — Вот тогда ты, может, успокоишься. Кто на пушечный выстрел приблизится, того в пыль, вот тебе и безопасность. Да такая безопасная безопасность, что безопаснее некуда!

Водитель, не удержавшись, фыркнул.

— Соплю потеряешь, — предупредил его начальник охраны и снова повернулся к Зимину: — Шутки шутками, Василий Николаевич, а только, раз вы с нами поехали, я ни за что не отвечаю.

— Ты мне не указ, куда хочу, туда и еду. И ответственность с себя слагать не торопись. Вот уволю — сложишь, а пока зарплату получаешь, изволь обеспечивать мою безопасность.

— Я буду обеспечивать, а ты — смерти искать, — напрямую резанул начальник охраны. — Говорят, если кто задумал с собой покончить, ему мешать — только время тратить. Ты у него веревку отнимешь, а он пойдет и в ванне утопится. Ты его из ванны выловишь, а он себе вены перегрызет или в окошко головой вперед выпрыгнет…

Шедший впереди микроавтобус вдруг длинно засигналил и резко принял влево, выскочив на полосу встречного движения. Водитель джипа коротко выругался и повторил маневр. За окошком справа пронеслись бетонные перила мостика через Кокшагу, стоящая с включенной аварийной сигнализацией машина — кажется, «ауди-80» — и какой-то человек, по всему видать, терпящий бедствие водитель, который, присев на корточки, грел озябшие ладони над пугливым оранжевым огоньком, разведенным прямо на пешеходной дорожке.

— Нашел где загорать — на мосту, — с осуждением проворчал водитель, по длинной дуге возвращая валкий джип на правую сторону дороги.

— Где прихватило, там и загорает, — сказал ему Зимин и снова повернулся к начальнику охраны: — Кончай дуться, Серега! Что за похороны, в самом деле? Мы же не воевать едем, а только посмотреть! Дорога эта ни на одной современной карте не указана. Чует мое сердце, это как раз то, что нам нужно. Смотаемся, глянем одним глазком — то или не то — и назад…

Он говорил так убедительно, что сам почти поверил собственной лжи, но начальника охраны ему обмануть не удалось — тот молча отвернулся, и в этом молчании без труда угадывалось осуждение.

Микроавтобус впереди притормозил, потом снизил скорость до совсем уже черепашьей, как-то неуверенно помигал указателем левого поворота и наконец свернул — как показалось сидевшим в джипе, прямо в лес, сразу же провалившись носом в какую-то яму и скрывшись из вида за придорожными кустами.

— Вот теперь я верю, что никакой войны не будет, — сказал начальник охраны, пронаблюдав за этим маневром. — Мы туда просто не доедем. Так и будем до самого утра микрик из грязи выковыривать…

— Их там двенадцать здоровенных лбов, — напомнил Зимин. — С такими пассажирами никакого трактора не надо. На руках из любой ямы вынесут, а если не вынесут — пайку урежу. Зачем их тогда кормить? Хари понаедали, а толку чуть…

Джип тоже свернул на разбитый, раскисший, затопленный талой водой проселок. Впереди мелькнули и сейчас же скрылись за изгибом дороги рубиновые задние фонари микроавтобуса, который, вопреки мрачным прогнозам начальника охраны, не увяз в грязи, а хоть и медленно, но все-таки продолжал упорно двигаться вперед.

— Они хотя бы туда свернули? — поинтересовался Зимин, хватаясь за все подряд, чтобы не прыгать по салону, как горошина в свистке. — А то приедем на какую-нибудь старую лесосеку, только бензин зря пожжем…

— Карта у Лешего, — не оборачиваясь, ответил начальник охраны. — Он здешние места знает как свои пять пальцев. Если он заблудится, значит, свет перевернулся. Или карта твоя врет…

— Не дорога, а какая-то козья тропа, — проворчал водитель, ожесточенно вертя вырывающуюся из рук баранку.

— Кто бы жаловался, — сказал ему начальник охраны. — Ты-то на джипе, а каково Старому этот сундук вести? Ты же говорил, что тут бетонка, — добавил он, обращаясь к Зимину.

— На карте обозначена бетонка, — ответил тот.

— Я же говорю, врет твоя карта…

Задние фары микроавтобуса вдруг полезли куда-то вверх, словно машина карабкалась на крутую горку, потом вильнули в сторону и пропали. Через несколько секунд джип вскарабкался на невысокую насыпь, свернул налево и очутился на бетонке — старой, растрескавшейся, переметенной длинными языками тающего снега, но твердой и относительно ровной. Как и все дороги, проложенные в незапамятные времена бойцами строительных батальонов через здешние пески и топи, она была прямая как стрела и тянулась, насколько хватал глаз, постепенно сужаясь, пока не сходила на нет, превратившись в точку.

Микроавтобус уже бодро шпарил впереди, оторвавшись от джипа на добрую сотню метров. Начальник охраны достал рацию и вышел на связь.

— Старый, не отрывайся, — сказал он в микрофон. — Чего ты торопишься?

Микроавтобус в ответ зажег яркие тормозные огни и замедлил ход, давая себя догнать. Некоторое время они двигались через черный ночной лес, в тишине, нарушаемой только монотонным пением двигателя да глухими ударами колес о стыки и трещины бетонных плит.

— Говорят, здешние бетонки положены в несколько слоев, — неожиданно подал голос водитель, на которого сегодня напала несвойственная ему разговорчивость. — Проложат солдатики дорогу, а она в болоте-то и утонет. Тогда они снова кладут, поверх старой. Она опять тонет, они опять кладут…

— Ну и что? — равнодушно спросил Зимин, раскуривая сигару.

— Так это ж сколько народных денег они в трясине утопили! — с возмущением воскликнул водитель.

Зимин, которому это возмущение показалось довольно комичным, хмыкнул.

— А тебе-то какое дело до народных денег? — спросил он.

— Так лучше б они мне их отдали! Ну, пускай не мне, а поделили бы среди народа…

— Чтоб народ их пропил, — закончил Зимин. — А так, гляди, — дорога. Раньше пройти было нельзя, а теперь ты катишь на «мерседесе». Заметь, — добавил он, адресуясь к начальнику охраны, — мы уже в седьмом квадрате, а ничего не происходит.

Начальник охраны промолчал. Это было красноречивое молчание. Зимину оно очень не понравилось, но он не испытывал желания возобновлять дебаты и не стал больше ничего говорить.

Микроавтобус впереди опять притормозил и свернул на новую бетонку, которая под прямым углом ответвлялась от той, по которой они ехали. Эта дорога была узкая, двум грузовикам не разминуться, и в начале ее стояли два дорожных знака — «кирпич» и еще один, с изображением похожей на кувалду штуковины, которая по замыслу авторов должна была означать тупик. Даже Зимину, который уже давно перестал обращать внимание на подобные мелочи, бросилось в глаза, что знаки намалеваны явно кустарным способом — криво, с нарушением пропорций и не световозвращающей краской, а обыкновенной.

— А на карте никакого тупика нет, — заметил он с подковыркой, обращаясь к начальнику охраны.

— Раньше не было, а теперь появился, — резонно возразил тот. — Мост через ручей завалился, вот тебе и тупик.

— Нет здесь никакого ручья, — сказал Зимин.

— На карте, может, и нет.

— А по-моему, это как раз то, что мы ищем, — сказал Зимин.

— По-моему, тоже, — вздохнул начальник охраны. — Это-то мне и не нравится…

Микроавтобус снова затормозил и вдруг совсем остановился. Водитель подогнал джип почти вплотную к его корме, встав немного левее, чтобы видеть, в чем причина остановки.

— Вот вам и тупик, — сказал он, имея в виду лежащую поперек дороги старую, сухую сосну.

Кора мертвого лесного гиганта давно сгнила и осыпалась, обнажив древесину, которая белела в свете фар, как кости какого-то гигантского доисторического животного.

— Что за страна! — настраиваясь на философский лад, начал водитель. — Вместо того чтоб дерево с дороги убрать, они знаки расставляют! Тупик у них, видите ли!

— Разворачивайся, — внезапно изменившимся, напряженным голосом приказал ему начальник охраны.

— А?..

— Задний ход! — гаркнул начальник охраны так громко, что Зимин уронил себе на колени пепел с сигары.

Водитель понял, что шутки кончились, и включил задний ход. Джип начал пятиться от микроавтобуса; там, в микроавтобусе, кто-то открыл дверцу с явным намерением выйти на дорогу и осмотреть препятствие. Начальник охраны схватился за рацию, но подать команду не успел: в лесу справа от дороги коротко, дымно сверкнуло, и в следующее мгновение микроавтобус превратился в стремительно разбухающий огненный шар, из которого во все стороны, крутясь, как бумеранги, разлетались дымящиеся, горящие на лету ошметки. Что-то тяжелое с треском ударилось о ветровое стекло, расчертив его паутиной мелких трещин и частично вмяв внутрь, мелкие обломки с лязгом забарабанили по крыше и капоту; жалобно звякнув, погасла правая фара.

— Газу!!! — отшвырнув ставшую бесполезной рацию, не своим голосом закричал начальник охраны.

Водитель дико газанул, а затем, рванув ручной тормоз, лихо, как на автородео, развернул машину на месте. Это было проделано как раз вовремя, чтобы все, кто в ней сидел, увидели выбирающийся на бетон из придорожных кустов потрепанный командирский «уазик», с которого все еще продолжали соскальзывать присыпанные снегом сосновые ветки — остатки маскировки, в которой, по большому счету, изначально не было никакой нужды. Установленный рядом с правой дверцей подвижный прожектор полоснул по глазам сидевших в джипе, на время ослепив всех троих.

Водитель «мерседеса» круто взял вправо, стремясь проскочить перед носом уже почти перегородившего узкую дорогу «уазика». И они проскочили, хотя совсем избежать столкновения не удалось — передние крылья машин соприкоснулись с лязгом, живо напомнившим Зимину звонок увеличенного до чудовищных размеров старинного кассового аппарата.

Отброшенный ударом еще правее, джип сошел с дороги и очутился на обочине, которой тут, строго говоря, не было. Под колесами затрещало, облепленные мокрым тающим снегом ветви захлестали по окнам, как будто сам лес ожил и пытался добраться до пассажиров «мерседеса», приходя в ярость от тщетности своих усилий. Машину мотало и швыряло, водитель сражался, как лев, стараясь вернуть ее на дорогу. Это ему почти удалось, но тут на их пути встало, внезапно выпрыгнув из паутины хлещущих ветвей, толстое, в два обхвата, дерево.

Страшный удар бросил Зимина лицом на спинку переднего сиденья; забытая сигара, каким-то чудом не угодив в глаз, прожгла щеку чуть ли не насквозь, но Василий Николаевич этого даже не заметил. Он с трудом оттолкнулся и сел ровно, еще не придя в себя, но уже нашаривая под полой пальто рукоятку пистолета. По верхней губе, стекая на подбородок, а оттуда на грудь, струилось что-то теплое, нос был сломан, зато все остальное, кажется, не пострадало. Из смятого в гармошку радиатора прямо к звездам била тугая струя горячего пара, красиво подсвеченная единственной уцелевшей фарой. На фоне этого туманного свечения Зимин видел четкий черный силуэт водителя, который, очумело мотая головой, пытался выбраться из кабины. Потом дверца рядом с ним распахнулась резким рывком, и он увидел в проеме причудливо разрисованное струящейся из многочисленных порезов кровью лицо начальника охраны с дико вытаращенными глазами.

— Живой? — прохрипел тот. — Ну, хрена ли расселся?! Ходу, Николаич, ходу!

Он отскочил от дверцы, освобождая путь, обернулся назад и начал короткими очередями с бедра стрелять по набегающим из темноты фигурам в белых маскировочных балахонах. Спецназовский автомат с глушителем стучал в его руках, как дятел с резиновым набалдашником на клюве; потом из темноты хлопнул ответный выстрел, начальник охраны выронил автомат и упал на колени.

— Вот тебе… и марсиане, — негромко, но очень внятно сказал он перед тем, как уткнуться лицом в бетон.

Зимин уже был снаружи. Пятясь, он споткнулся о руку мертвого водителя, туловище которого свисало из открытой дверцы. Он удивился: ведь водитель только что был жив! Когда же они успели, сволочи?! Обнаружив, что держит в руке свой никелированный пистолет, он трижды выстрелил по мельтешащим во мраке белым призракам и бросился бежать, неуклюжий и толстый в своем старомодном длинном пальто с развевающимися, путающимися в ногах полами.

Луч прожектора прочертил широкий полукруг и остановился, нащупав его нелепую фигуру с дурацким блестящим пистолетом в руке. Зимин увидел прямо перед собой свою угольно-черную тень, протянувшуюся, казалось, до самого горизонта, а в следующее мгновение автоматная очередь перебила ему голени. Он упал, как подрубленный, выпустив из потной ладони скользкую рукоятку пистолета, который, крутясь, отлетел далеко в сторону. Зимин пополз к нему — не рассчитывая отбиться, а просто следуя своей натуре, в которой умение капитулировать просто не было заложено. Он полз на руках, оставляя на бетоне широкий кровавый след, и почти дополз, когда в поле его зрения, заслонив пистолет, вдруг возникли чьи-то ноги в широких белых штанинах и грубых яловых сапогах с круглыми носами. Человек наклонился и поднял пистолет, окончательно сделав дальнейшие усилия Зимина бессмысленными.

Василий Николаевич приподнялся на дрожащих от усталости и потери крови, ободранных, перемазанных кровью и грязью руках и, запрокинув голову, посмотрел вверх.

— Вылитый тюлень, — сказал стоявший над ним человек в белом балахоне и черной вязаной шапочке, озаряемый пляшущими отблесками горящего микроавтобуса и режущим светом фары-искателя. — Мячик тебе, что ли, дать? Нет, не дам я тебе мячика. Хреновый из тебя тюлень. Чересчур любопытный да в придачу себе на уме…

Человек был немолод, под пятьдесят, с круглым, располагающим и даже добродушным лицом. В своей компании этот тип наверняка, слыл весельчаком, балагуром, отличным рассказчиком и прекрасным собутыльником — Зимин, хорошо разбиравшийся в людях, определил это с первого взгляда.

С таким человеком грех было не перемолвиться словечком.

— Засунь куда-нибудь мячик свой, — посоветовал он и тут же пожаловался: — Зря я все-таки танк не купил.

Вокруг послышался сдержанный смех, и, с трудом повернув голову, Зимин увидел, что люди в белых балахонах — человек десять или около того — уже обступили его со всех сторон.

— Не зря, — утешил его собеседник. — Только деньги зря бы выкинул.

— Так я… и думал, — пробормотал Зимин.

Говорить ему становилось все труднее, руки отказывались держать вес тела, подгибались. Он тяжело заворочался, постанывая от боли в простреленных, перебитых ногах, и наконец ценой неимоверных усилий сел, опираясь на отставленные назад руки, в луже собственной крови.

Собеседник терпеливо ждал, пока Зимин возился у его ног, и лишь потом произнес, вертя в руках большой никелированный пистолет:

— Красивая игрушка. Небось дорогая. Работает?

— А ты проверь, — скаля в волчьей улыбке окровавленные зубы, предложил Зимин.

— Не вопрос, — сказал собеседник, и Василий Николаевич увидел напротив своего лица широкое черное дуло.

Он улыбнулся еще шире, и ему удалось не зажмуриться даже тогда, когда пуля сорок пятого калибра ударила его прямо в улыбку.

До города оставалось чуть больше десяти километров, когда Глеб снова остановил машину. В принципе, ничто не мешало ему бросить этот неизвестного происхождения автомобиль прямо в городе, в каком-нибудь квартале от дома, и уже через полчаса улечься спать, но он почему-то не мог так поступить. Руль буквально жег ему ладони, беспокойство нарастало с каждым оборотом колес, и, когда оно достигло критической отметки, Сиверов съехал на обочину и нажал на тормоз.

Пролетевшая мимо короткая кавалькада никак не шла у него из головы. Машины были из гаража Зямы, Глеб давно выучил наизусть все их номера и просто не мог ошибиться. Куда же это Василий Николаевич подался на ночь глядя? Уж не в бега ли? Так ведь и Москва, и даже местный аэропорт расположены в прямо противоположном направлении. А может, это даже не он сам, а только его опричники? А этих куда понесло? Прямиком в квадрат Б-7? Он как раз в той стороне…

Глеб немного жалел, что не увязался следом. Но это был бы поступок, продиктованный праздным любопытством, а главное, совершенно бесполезный. Ясно было, что к хранилищу этих клоунов на «мерседесах» не подпустят и на пушечный выстрел. Но даже если Глеб ошибся и объект «Барсучья нора» охранялся не так хорошо, как можно было ожидать, эта вылазка Зяминых бойцов была заведомо обречена на неудачу. Зяма просто не знал, что именно ищет, с чем имеет дело, иначе не стал бы действовать вот так, с наскока. Интересно, что он станет делать, если его гориллы каким-нибудь чудом исхитрятся перебить охрану и обнаружат сто тонн денег?

Вывезти их он не сможет — для этого нужен транспорт. Да и не в этом дело; в конце концов, транспорт — не проблема. А вот куда ты их повезешь, эти деньги? И далеко ли тебе дадут с ними уехать? Э, да что там! Он их даже погрузить не успеет. Потому что охрана, даже погибая, успеет передать сигнал тревоги. И счастливый обладатель полутора миллиардов еще будет ходить вокруг, почесывая темечко и прикидывая, что ему делать с этой горой бумаги, когда его атакуют со всех сторон да такими силами, для сопротивления которым хотя бы в течение часа нужна хорошая, боеспособная, многочисленная и превосходно вооруженная армия…

Короче говоря, что бы ни планировал Зимин, реально он мог добиться только одного — огласки. То есть, пытаясь соблюсти свой шкурный интерес, этот жирный подонок на самом деле с самого начала и до конца действовал так, словно выполнял приказ, отданный генералом Потапчуком. Ну, не забавно ли? И еще одно: есть ли смысл стрелять в человека, который по собственной инициативе, совершенно бесплатно, с огромным энтузиазмом и весьма эффективно выполняет за тебя самую тяжелую часть работы?

И все-таки Глебу было немного жаль, что не проследил за маршрутом, по которому направлялись Зямины «мерседесы». Выбравшись из машины, он обернулся и посмотрел в ту сторону, где примерно полчаса назад скрылись микроавтобус и джип. Неожиданно в той стороне вспыхнуло и начало разгораться бледное, дрожащее мутно-оранжевое зарево, на фоне которого четким силуэтом прорисовалась зубчатая кромка леса. Спустя две или три секунды послышался приглушенный басовитый гул, похожий на грохот далекого взрыва. Глядя на зарево, которого человек с менее острым зрением мог бы и не заметить, Сиверов припомнил карту. По всему выходило, что взрыв раздался в глухом лесу, притом не так уж далеко отсюда — если быть точным, почти в самом центре квадрата Б-7.

Он послушал еще немного, но больше не услышал ничего.

— Увы, — сказал он, — широкой огласки явно не получилось. Земля вам пухом, бараны.

Он снова сел за руль. Машина, хоть и претерпела основательный кузовной ремонт, была бросовая, но в данный момент она Глеба вполне устраивала. Особенно хорош был ее возраст, приближавшийся к двадцати годам. Парадоксально, но в те далекие времена, когда данный драндулет сошел с конвейера в немецком городке Ингольштадт, ручным газом, называемым в народе точным словечком «подсос», еще не перестали оснащать даже такие серьезные автомобили, как «ауди». Глеб до упора вытянул неприметный рычажок под приборной доской, и спотыкающийся на холостых оборотах двигатель взвыл, как голодный демон. Тогда Слепой включил первую передачу, вывернул вправо непослушный руль, плавно отпустил педаль сцепления и выехал на дорогу.

Затем машина, недовольно подвывая, послушно съехала с дороги и завалилась носом в засыпанный рыхлым подтаявшим снегом кювет, пропахав на заснеженном откосе глубокую борозду. Мотор чихнул и заглох.

Поднимая воротник куртки, Сиверов окинул плоды своих трудов оценивающим взглядом. Выглядело все вполне натурально, по крайней мере если не особенно присматриваться. Водитель не справился с управлением, съехал в кювет, самостоятельно вытащить оттуда машину не сумел и отправился за помощью… Вот только как это он ухитрился выбраться из салона, не оставив в сугробе ни одного следа?

Лезть в мокрый снег не хотелось, но Глеб решил не привередничать и сделать все как положено. Он повернулся к машине спиной, пятясь, спустился в кювет, убрал ручной газ, немного потоптался вокруг машины и выбрался на дорогу. В это время мимо со свистом пронеслась какая-то серо-коричневая от осевшей на ней дорожной грязи «Волга», водитель которой даже не подумал затормозить, чтобы помочь терпящему бедствие собрату. «О времена, о нравы», — пробормотал вслед «Волге» Сиверов, потопал ногами, стряхивая налипший на обувь и штанины мокрый снег, засунул руки в карманы и зашагал по обочине в сторону города.

Не пройдя так и километра, он был вынужден свернуть в лес и долго пробирался по рыхлым ноздреватым сугробам, перелезая через поваленные стволы и раздвигая ветви, каждая из которых норовила набросать ему за шиворот побольше снега, чтобы незамеченным миновать милицейский пост. Он заметил, что патрульные одеты в бронежилеты и вооружены до зубов, что означало, по всей видимости, операцию «Перехват». Кого местные менты перехватывают в самый глухой ночной час, оставалось только гадать; Глеб вспомнил ощущение надвигающейся опасности, которое заставило его остановить чужую, неизвестно откуда взявшуюся машину буквально за минуту до встречи с патрульными, и пробормотал: «Судьба Онегина хранила».

Обойдя расставленный на дороге капкан, он выбрался из леса и продолжил путь. Несколько раз его обгоняли машины — в основном тяжелые грузовики, проносившиеся мимо, как гигантские бешеные быки, атакующие невидимого матадора. Всякий раз, заслышав у себя за спиной нарастающий гул мотора, Глеб сворачивал в лес: догоняющая его машина могла оказаться милицейской, и у ее экипажа наверняка возникла бы целая куча вопросов к пешеходу, одиноко бредущему сквозь ночь по загородному шоссе в зоне действия операции «Перехват».

Миновав перекресток около железнодорожного переезда, он перестал прятаться. Теперь, даже будучи остановленным, он мог назвать не менее трех населенных пунктов, из которых, в принципе, было несложно дойти до города пешком. Он шел, на ходу выдумывая полную бытовых подробностей и истинного житейского драматизма историю про ссору с непутевой женой. Поначалу он приплел сюда же любовника, с которым якобы застукал супругу, но, подумав, беспощадно вымарал этот лишний персонаж: услыхав такое, менты могли заподозрить, что дело не ограничилось словесной баталией. А вдруг он зарезал неверную жену вместе с ее кавалером и именно поэтому ушел из дома? Подозрение привело бы к проверке обстоятельств и установлению личности; и первое и второе было нужно Глебу Сиверову, как зайцу балалайка.

Споткнувшись обо что-то, он с трудом сохранил равновесие, проснулся и только теперь обнаружил, что задремал на ходу, как лошадь или как солдат, совершающий долгий, изнурительный ночной переход. Ему тут же вспомнилось, что за пазухой у него «стечкин» с глушителем, а в кармане — паспорт с городской пропиской. Мысленно обозвав себя идиотом, Глеб закурил и стал наспех переиначивать придуманную в полусне историю. Теперь он был не муж, а вот именно любовник, возвращающийся от своей зазнобы, проживающей в одном из пригородных поселков, например в Куяре. Поругался, хлопнул дверью и ушел. Транспорт не ходит, попутку не поймать, гостиницы в Куяре, сами понимаете, нет, так куда, скажите на милость, человеку податься? На дворе-то не май месяц, под кустом не заночуешь, вот и приходится пешкодралить…

За спиной опять загудел автомобильный двигатель, свет фар швырнул ему под ноги длинную черную тень, рельефно высветив каждую неровность дороги. Мимо, противно тарахтя какой-то отставшей железкой, прокатился едущий в направлении города командирский «уазик» с потрепанным брезентовым верхом и смятым в гармошку правым передним крылом. Миновав Глеба, «уазик» засветил рубиновые огни стоп-сигналов и остановился. Потом включились белые фонари заднего хода, и машина, сердито подвывая движком, начала пятиться, пока не поравнялась с одиноким пешеходом. Водитель, перегнувшись через сиденье, распахнул правую дверь и сделал приглашающий жест рукой.

— Залезай, солдатик, — сказал он приветливым басом. — Или ты, того… спортом занимаешься?

— В гробу я видал такой спорт, — совершенно искренне ответил Глеб и под добродушный смех водителя полез в пахнущее дешевым бензином тепло кабины.