Масонская касса

Глава 18

— А я гляжу, — трогая машину с места, оживленно басил водитель, — вроде знакомая личность по обочине чапает. Один, среди ночи, пешком… Пригляделся — ну, точно, сосед!

— Удачно получилось, — осторожно согласился Глеб.

Он тоже узнал человека, которого часто видел во дворе. Сейчас, как и обычно, он был одет в белый маскировочный комбинезон, уже почти утративший актуальность в связи с внезапным резким потеплением, и черную вязаную шапочку. Глядя на него, можно было подумать, что другой одежды у него просто нет; во всяком случае, ни в чем другом Глеб его ни разу не видел. Сзади побрякивали, стукаясь друг о друга, короткие широкие лыжи. Там же, на заднем сиденье, лежало охотничье ружье в видавшем виды брезентовом чехле с кожаными вставками. Человек возвращался с охоты, которая, судя по времени суток, отсутствию дичи и в особенности мятому крылу машины, окончилась раньше, чем началась. Медленно отогреваясь под гул мотора, хлопанье брезентового тента и надоедливое тарахтенье болтавшейся где-то под разбитым крылом железки, Сиверов опять подумал, что сегодня — ночь чудес, полная невероятных совпадений, которых, на его вкус, было что-то чересчур много.

— Да уж, — неопределенно протянул водитель, отвечая на обтекаемую реплику пассажира, — что удачно, то удачно… Правильно в народе говорят: не было бы счастья, да несчастье помогло. Поохотился, называется.

Тьфу!..

— А что случилось? — поинтересовался Глеб.

— Да дурак какой-то выскочил со второстепенной дороги. Еще бы чуточку — и оба в лепешку. Сволочи! Понакупят машин вместе с правами и летают как угорелые…

— А дурак, случайно, не на «мерседесе» ехал? — шутливо осведомился Глеб.

Водитель на мгновение повернул к нему широкое круглое лицо, зловеще подсвеченное снизу тусклыми желтыми огоньками приборной доски.

— С чего ты взял?

— Да ни с чего, — все тем же легкомысленным тоном ответил Глеб. — Просто вспомнил анекдот. Много есть анекдотов про «шестисотые» и их владельцев.

— Анекдот… — проворчал водитель. — В самом деле анекдот. Представь себе, именно на «мерседесе» этот урод и ехал. Хотя и не на «шестисотом».

Глеб длинно присвистнул.

— Если у «уазика» такое крыло, — сказал он, — представляю, на что похожа его тачка!

— На газету, которой подтерлись, — с явным удовлетворением сообщил водитель. — Он, козел, пытался на меня ремонт навесить, да не на таковского напал.

— Да, влетел он на крупную сумму, — уважительно протянул Глеб, гадая, откуда у него взялась уверенность, что водитель «уазика» врет, причем врет, не слишком заботясь о том, чтобы его вранье звучало правдоподобно. — Вам-то крыло поправить — раз плюнуть.

— За что и люблю, — заключил водитель, одобрительно похлопав широкой ладонью по рулю. — Возни с нашими машинами много, зато весь ремонт копеечный.

— Это факт, — согласился Глеб. — Одна беда: когда надо ехать далеко и быстро, хуже наших машин ничего не придумаешь.

— А я никуда не тороплюсь. По лесам да болотам рыскать — лучше не придумаешь, а для дальних поездок железная дорога существует. Сядешь в купе, бутылочку откроешь — ни забот тебе, ни хлопот. Сиди, как овощ на грядке, получай удовольствие… Да я никуда особо и не езжу, мне и тут неплохо. Что пенсионеру надо? Удочка, ружьишко, телевизор…

— И все? — усомнился Глеб.

— Нет, подрабатывать, конечно, тоже приходится. Ну, вроде сторожем на одном объекте. А ты?..

Примерно секунду Глеб размышлял, а потом решил принять правила игры.

— А я вот еще не нашел, где подработать, — сообщил он. — Демобилизовался по ранению, а податься некуда — ни кола, ни двора, ни семьи… Один как перст — что называется, ни хаты, ни лопаты… Предложили здесь квартиру, я и согласился.

— По ранению, говоришь? И серьезное ранение?

— Да чепуха! — с досадой воскликнул Сиверов. — Но разве этим долдонам в белых халатах что-то докажешь? Списали вчистую, и куда мне теперь — к телевизору с банкой пива? Я ведь только стрелять и умею, больше ничего…

Впереди на обочине опять показалась милицейская машина, возле которой топтались целых три человека в бронежилетах и с автоматами.

— Да что у них сегодня за праздник? — включая указатель поворота и притормаживая, проворчал водитель. — Не спится им, чертям полосатым…

Глеб открыл было рот и тут же его закрыл: в его устах просьба не останавливаться возле милицейской машины прозвучала бы весьма красноречиво. Он и так лез из кожи, стремясь увести разговор подальше в сторону от причин, в силу которых очутился ночью на обочине загородного шоссе.

«Уазик» остановился, протяжно скрипнув тормозными колодками. Мордатый капитан ДПС, казавшийся еще толще из-за надетого поверх ватного зимнего обмундирования бронежилета, подошел к машине со стороны водителя. Спутник Глеба приоткрыл дверь и обменялся с капитаном рукопожатием. Сиверов не знал, радоваться ему или беспокоиться. Водитель явно был хорошо знаком с милиционером, так что теперь только от него зависело, каким будет конец данного приключения. Может, он с самого начала заподозрил неладное и развлекал Глеба разговорами только затем, чтобы без помех довезти его до ближайшего милицейского поста?

— Кому не спится в ночь глухую? — нараспев произнес водитель. — Кого ловите, братцы? Часом, не меня?

Они немного посмеялись, а потом капитан поведал ему историю об угнанной где-то в центре города иномарке. История эта, по счастью, не имела никакого отношения к делам и заботам Глеба Сиверова. Потом они немного поговорили о повреждениях, полученных «уазиком», причем водитель на этот раз сплел новую басню, в которой вместо выскочившего со второстепенной дороги «мерседеса» фигурировала сосна, в которую он, старый дурак, влепился, пытаясь объехать неожиданно метнувшуюся прямо под колеса собаку.

— Собачка не пострадала? — хохотнув, поинтересовался капитан.

Они заговорили о каких-то общих знакомых, но тут со стороны города показался какой-то автомобиль, и капитан, махнув на прощанье рукой в толстой меховой перчатке, неуклюжей рысью побежал через дорогу — выполнять служебный долг, ловить добычу.

Водитель с металлическим лязгом захлопнул дверь, перебросил тумблер указателя поворота и передвинул рычаг коробки передач, на котором черная эбонитовая головка была заменена плексигласовой, с искусно вырезанной розочкой внутри.

— Так ты у нас, значит, стрелок неприкаянный, — продолжая прерванный непредвиденной остановкой разговор, произнес водитель. — Я так понимаю, что ранение свое ты получил не во время чистки картошки?

Глеб скромно промолчал, предоставив собеседнику возможность самому сочинить какую-нибудь историю — пусть сочиняет, что захочет, все равно проверить эти домыслы у него не будет никакой возможности…

— А знаешь, я, наверное, смогу помочь тебе подыскать работенку, — сказал водитель.

— Работа работе рознь, — уклончиво заметил Глеб.

— Не волнуйся, работа хорошая, живая и как раз по твоей части. И платят прилично, и ребята боевые, и вообще…

— Вот так, сразу? — усомнился Сиверов, борясь с желанием ущипнуть себя за руку.

Налицо было либо очередное чудо, либо явное недоразумение. Последнее казалось более правдоподобным. Разговорчивый владелец «уазика», скорее всего, действительно работал охранником на каком-нибудь предприятии, в офисе, а то и в воинской части. Ну, не могло же, в самом деле, Глебу так везти!

— Вы же меня, можно сказать, первый раз видите, — добавил он.

— Ну и что? Зато мне тебя рекомендовали наилучшим образом, — пожав могучим плечом, отмел его возражение водитель.

— Старший прапорщик Бойцов? — предположил Глеб, поскольку не представлял, кто еще мог рекомендовать его соседу по двору, да еще и «наилучшим образом».

— Уже познакомились? — со смехом спросил водитель. — Вот же проныра! В любую дырку без мыла влезет — влезет, осмотрится и пойдет трепать по всему городу… Да, он тоже тебя хвалит. Он всех хвалит, покуда всю подноготную не выведает. Зато уж, когда выведает, тут спасайся кто может. Такого порасскажет, чего ты и сам про себя не знаешь. Про меня небось тоже наврал с три короба?

— Был такой разговор, — согласился Глеб, гадая, что могло означать промелькнувшее в речи собеседника словечко «тоже». Прапорщик Бойцов ТОЖЕ хорошо отзывался о новом соседе… Интересно, а кто еще выступил в роли рекомендателя?

— Любопытно, любопытно, — продолжая посмеиваться, сказал водитель. — И чего же, скажи на милость, он про меня наплел?

— Неловкое положение, — заметил Глеб. — Я скажу, а вы ему голову лицом к пяткам повернете…

— Значит, есть за что, раз ты так говоришь, — констатировал водитель.

— Гм…

— Знаю, знаю, можешь не стесняться! Он всем это говорит. Версий у него обычно две. Первая — что я на самом деле не по лесу шастаю, а по чужим женам. Оттянусь, понимаешь, по полной программе, а потом у местных браконьеров пару дохлых зайцев куплю или там щуку и ну хвастаться: вот, дескать, мои охотничьи трофеи! Слыхал такое?

— Даже если и так, — уклонился от прямого ответа Сиверов, — кому какое дело? Не пойман — не вор. Только это, по-моему, ерунда. Вы же, по его словам, не женаты, так зачем вся эта конспирация — зайцы, лыжи, маскхалат?

— Люблю, когда у человека в голове извилины имеются, а не только след от околыша, — заявил водитель «уазика». — Ну а что ты скажешь насчет второй версии?

Они проехали между госпиталем и остановкой, на которой по-прежнему дремал все тот же троллейбус с рекламой магазина бытовой электроники на бугристом, повидавшем всякие виды борту. Глеб испытал что-то вроде удивления, обнаружив его на прежнем месте: ему казалось, что с того момента, как он проезжал мимо этого троллейбуса, сидя за рулем чужой машины с трупом в багажнике, прошла целая вечность.

— А какая вторая версия? — прикинулся он простачком.

— А то ты не знаешь! Вторая еще интереснее первой. Вот ведь фантазия у человека! Ему бы книжки сочинять, а он прапорщиком служит и водку на службе жрет… Еще он всем рассказывает, что я в лесу клад ищу. В квадрате Б-7.

Последняя фраза была произнесена с многозначительностью, которая Глебу очень не понравилась. Этот человек исподволь выводил его на откровенный разговор, к которому Сиверов не был готов. Глеб решил до поры до времени сделать вид, что это название — квадрат Б-7 — ему ни о чем не говорит.

— А вы не ищете? — спросил он.

Этот вопрос можно было воспринять как попытку пошутить, но водитель даже не улыбнулся. Он почему-то медлил с ответом; в молчании они свернули в боковой проезд, преодолели заставленный четырехколесной рухлядью лабиринт внутридворовых проездов и со скрипом остановились около подъезда, в котором жил Глеб. При их появлении с крылечка спрыгнул и струящейся черной молнией исчез за углом пушистый кот, до рассвета выбравшийся на улицу встречать весну.

— Я — нет, не ищу, — наконец-то ответил на вопрос Глеба водитель. — Другие ищут, а я нет.

— А что так? — спросил Сиверов.

Водитель снова повернул к нему круглое лицо и с улыбкой, которая показалась Глебу совершенно неуместной, объявил:

— Я не ищу клад, потому что я его охраняю.

Прозрачная океанская волна с тихим шорохом набегала на белый песок. В нескольких метрах от берега вода была зеленовато-голубой, а дальше, за прибрежной отмелью, отливала ультрамарином, таким чистым, что цвет казался неестественным. Так рисуют море дети и неумелые живописцы; такой цвет можно увидеть на фотообоях или на иллюстрации в рекламном проспекте, расписывающем прелести очередного туристического рая. Но в природе такой цвет не встретишь никогда — так, по крайней мере, привыкло считать подавляющее большинство жителей средней полосы России, никогда не бывавшее на берегу океана в тропических широтах.

Над пляжем, эффектно контрастируя с темной зеленью королевских пальм и пронзительной голубизной безоблачного неба, возвышались белоснежные корпуса отеля. Их зализанные, скошенные назад очертания вызывали ассоциацию с палубной надстройкой современного круизного лайнера; казалось, отель ждет лишь каприза какого-нибудь богатого постояльца, чтобы, сбросив надоевшие оковы суши, величественно и плавно выйти в открытое море.

Построенные из стали и поляризованного стекла этажи были опоясаны бесконечными, плавно струящимися лентами лоджий. В одной из них, удобно раскинувшись в шезлонге, сидел пожилой мужчина в белом тропическом костюме. Короткие рукава рубашки открывали загорелые, не слишком мускулистые, но все еще крепкие руки. Налетавший с моря ветерок шевелил темные с проседью волосы, в зеркальных стеклах солнцезащитных очков отражались океанская даль, кроны пальм и причал с яхтами, катамаранами, скутерами и прочей плавучей дребеденью, которая в изобилии водится в любом людном местечке любого побережья. Полосатые пляжные зонтики, почти идеально ровными рядами расставленные на принадлежавшем отелю пляже, с высоты седьмого этажа напоминали любовно ухоженную каким-то чокнутым ботаником плантацию поганок. Над зонтиками с протяжными скрипучими воплями парили на широко распахнутых крыльях жирные чайки; некоторые из них сидели на воде, покачиваясь на волнах, как поплавки, но большинство бродило по пляжу между шезлонгами, выпрашивая подачки и поминутно затевая шумные потасовки из-за кусочка печенья или горсти арахиса, брошенной кем-нибудь из туристов. На некотором удалении от берега — разумеется, не слишком далеко — синеву медленно чертили разноцветные паруса взятых напрокат яхт. Со стороны пляжа долетали обрывки музыки, смех и азартный визг какого-то дитяти, сражающегося на мелководье с надувной акулой, которая была почти вдвое крупнее его самого.

На легком столике у локтя сидевшего в шезлонге человека стоял запотевший высокий стакан с коктейлем. Коктейль был безалкогольный; в первые дни своего пребывания здесь пожилой турист пробовал курить безникотиновые сигареты, но нашел это занятие пустой тратой денег, которая лишь расшатывает моральные устои и ослабляет силу воли: начинается все с безникотиновых сигарет, а кончается, как правило, сигаретами обыкновенными, поскольку изголодавшийся по настоящему табаку организм суррогатами не обманешь. По этой же причине обитатель одноместного люкса на седьмом этаже пятизвездочного отеля избегал спиртного: вообще-то, врач рекомендовал ему рюмочку хорошего коньяка для расширения сосудов, но тут была такая смертная скука, что за первой рюмочкой непременно последовала бы вторая, а за второй — третья.

Человек в лоджии взирал с высоты на размеренное течение пляжной жизни с равнодушной скукой, которая до сих пор не переросла в ненависть лишь благодаря закаленному и отточенному десятилетиями умению контролировать свои эмоции. Рядом со стаканом на столе обложкой кверху лежала открытая книга — «Отцы и дети» Тургенева, — тут же примостился мобильный телефон. Телефон молчал; за все время он не зазвонил ни разу. Человек в шезлонге ждал звонка; собственно, только этим он здесь и занимался. Телефон молчал уже не первый день и даже не первый месяц, но человек продолжал ждать. Он ждал, прекрасно понимая, что это ожидание может оказаться вечным, измученный сознанием своего полного бессилия что-либо изменить.

Когда жгучее тропическое солнце, перевалив через крышу отеля, добралось до лоджии, человек встал, чтобы скрыться от опостылевшей жары в кондиционированной прохладе номера. Поднявшись, он первым делом положил в карман шортов телефон, с которым не расставался, даже когда отправлялся в душ. Затем он поднял со стола и сунул под мышку книгу. Под книгой обнаружился полицейский «вальтер» с глушителем. Наличие пистолета означало, что человек ждет не только телефонного звонка, но и какого-то визита. Разница заключалась в том, что звонок был ему жизненно необходим, а визита он, мягко говоря, опасался.

Сунув пистолет под мышку вместе с книгой, человек прихватил со стола стакан с неумолимо нагревающимся коктейлем и вошел в номер. Задвигая за собой стеклянную пластину двери, узник однокомнатного люкса уже не в первый раз припомнил древних греков. Согласно их мифологии, царство мертвых представляло собой бескрайнюю, погруженную в вечный мрак, унылую и плоскую равнину, по которой бродили в неизбывной тоске тени умерших. Опыт отдыха на этом шикарном побережье свидетельствовал, что греки были правы: загробная жизнь оказалась на удивление скучной и тоскливой штукой.