Большое общественное дело требует как вождей, одухотворяющих своей энергией и инициативой целое движение, так и работников, беззаветно отдающих все свои силы общественному благу. Эти работники так же важны, так же нужны для дела, как и вожди. Нередко они выносят на своих плечах самую тяжелую часть работы. Семен Иванович принадлежит к числу подобного рода деятелей, к числу симпатичнейших членов новиков-ского кружка, и на его жизни с особым удовлетворением может остановиться историк.
С.И. Гамалея был сыном священника из маленького городка Полтавского полка, из местечка Китай-город. Он родился в 1743 г. и умер в 1822 г.[27] После смерти отца Гамалея, в 1755 г., поступил в Киевскую академию, обучался в ней около десяти лет, изучая философию и богословие, и по спискам 1765 г. он уже числился в отлучке из Академии, находясь в Петербурге (Акты и документы, относящиеся к Киевской Духовной академии, отд. II, т. III, стр. 270). Видимо, его семья имела некоторые средства, потому что молодой бурсак жил в съемной квартире. Кое-что он зарабатывал в старших классах, занимаясь кондициями. Во время его пребывания в академии произошла одна история, в которой Гамалея принимал активное участие. Вдова переводчика Стефаненкова подала в 1763 г. жалобу префекту академии Мельхиседеку Орловскому на четырех студентов философского факультета, обвиняя их в краже у нее дров. По ее показаниям, один из воров, Гамалея, открыл калитку двора. Префект приказал двоих студентов высечь розгами, а двух других, в том числе Гамалея, лишил кондиций, чем всем им «навел немалое бесчестие». В жалобе преосвященному на своего префекта студенты указывали на то, что он подверг всех их наказанию, не принимая никакого оправдания. Между тем все они живут на хозяйских харчах, имеют квартиру с отоплением, а потому префекту Орловскому, «яко учителю философии, можно здравым умом рассудить», что им дрова совсем не нужны, тем более, что они не находятся ни под каким подозрением. Студенты просили выдать им за причиненные побои и бесчестие «удовольство». За своих товарищей вступились все студенты философского класса, подав митрополиту жалобу на этого префекта. Перед этим они с перфектом имели бурное объяснение, причем тот назвал их бунтовщиками и сам перестал ходить в академию. Студенты угрожали, в случае отказа в удовлетворении их жалобы, коллективным уходом из академии. Дело было передано в консисторию. Финал этого студенческого бунта неизвестен, но, во всяком случае, философы продолжали учиться (там же, стр. 24–36).
Трудно сказать, что вынес из академии С.И. Гамалея для своей будущей просветительской деятельности. Известно только, что он учился в академии как раз в то время, когда она начала освобождаться от старой схоластики, а в курс философии был добавлен раздел по философии Бавмейстера, одного из умеренных представителей школы Лейбница — Вольфа. Около середины 60-х гг. были проведены реформы курсов богословия и других наук, но это произошло уже в конце пребывания в Академии Гамалея (Серебренников. Киевская академия с середины XVIII в., стр. 141 и след.).
:Из розенкрейцерских рукописей, принадлежавших А.П. Мельгунову(из собрания С.П. Мельгунова)
Во всяком случае, у Гамалея на долгое время сохранилось приятное воспоминание об alma mater. Очень важно, что стремление к просветительской деятельности в молодом Гамалея сказывается уже вскоре после окончания академии. Из Киева он переехал в Петербург и здесь служил учителем в Морском кадетском корпусе. В 1769 г., узнав, что в родной бурсе организуется библиотека, Гамалея посылает туда три книги, одна из которых имеет масонский характер. Так же он поступает в следующем году, прося «удостоить милостиво принять» в библиотеку еще несколько книг, причем старый бурсак именует своих молодых товарищей «милостивыми государями, любезными о Христе братиями, жителями великих киевския бурсы селений» (Акты Академии, стр. 462).
Гамалея недолго был учителем в кадетском корпусе. Вероятно, около середины 70-х гг. он переходит на службу к графу З.Г. Чернышеву, назначенному тогда наместником Белоруссии. При Чернышеве Гамалея исполняет очень важные обязанности начальника канцелярии. В 1782 г. граф Чернышев был назначен московским главнокомандующим и взял с собой Гамалея на ту же должность в Москву. Тот факт, что Семен Иванович был начальником канцелярии обширного наместничества, бесспорно, указывает на его большую деловитость. Это же подтверждается и его общественной деятельностью. Вскоре после смерти Чернышева Гамалея оставил службу и целиком отдался общественной и масонской деятельности.
До нас дошло не много сведений о личности Гамалея. В распоряжении Лонгинова были довольно подробные материалы, характеризующие личность и частично деятельность Семена Ивановича.
Отличительной чертой С.И. Гамалея являлись доброта и бескорыстие в сочетании с глубокой религиозностью. Эти черты характера объясняют прозвище, данное ему друзьями: «Божий человек». Бескорыстие его доходило до такой степени, что он отказался даже от предложенных ему в качестве жалованья за хорошую работу в Белоруссии трехсот душ крестьян. Говорят, что, отказываясь от них, Гамалея сказал, что он не знает, как управиться с одной своей собственной душой, а потому не может принять на свое попечение еще триста чужих.
Этот рассказ соответствовал взглядам Гамалея на владение людьми. Их отражение, иногда в намеках, встречается в его письмах. Так, он пишет одному из своих корреспондентов: «По содержанию письма Вашего от 31 января честь имею донести, что я не отправлял никакого человека в Москву, ибо я не имею никого, кроме себя».
В Москве Гамалея сошелся с Новиковым и Шварцем. Это знакомство состоялось еще до перехода Гамалея в Москву на службу. Поселившись здесь, он полностью отдался филантропической и литературной деятельности. «Он решительно презрел все земные блага и приносил все на жертву своим чувствам и убеждениям, помышляя лишь о ближних и стремясь к тому, чтобы одерживать духовными подвигами победу над собою и страстями своими». С одной стороны, в нем проявляется стремление к аскетизму: он старается до минимума сократить свои потребности для того, чтобы раздавать остатки сбережений бедным, говоря при этом, что каждая побежденная привычка есть «шаг к свету». Отчетливо выступает в нем любовь к ближнему. Его обокрал слуга, а когда беглеца поймали, Гамалея отпустил вора и вернул ему отобранные у него деньги. Будучи бедняком, он приносил «Дружескому обществу» свой труд и свою моральную силу. Между прочим, именно он особенно заботился о первоначальном направлении и образовании питомцев «Дружеского общества» (Лонгинов, стр. 161). Отдавшись масонской деятельности, Гамалея настолько сближается с Новиковым, что становится как бы его двойником, неразлучным товарищем во всех предприятиях не только новиковского кружка, но и самого Новикова. Вот несколько фактов, которые характеризуют эту сторону деятельности Гамалея.
В 1784 г. в Москве была учреждена «Типографская компания». Среди четырнадцати ее членов мы встречаем и Гамалея (Лонгинов, стр. 217). Он не только был членом компании, но вместе с Новиковым, Лопухиным, Кутузовым, бароном Шредером и двумя князьями Трубецкими состоял в Правлении делами компании (Лонгинов, стр. 218). Очевидно, и в компанию Гамалея был введен как свой человек, на деятельность которого Типографская компания могла рассчитывать совершенно определенно. Он и князь Енгалычев стали членами компании без денежных взносов (Лонгинов, стр. 219). Гамалея выполнял еще одну очень важную функцию в компании: через него московский главнокомандующий граф Чернышев передавал компании свои пожелания об издании тех или иных книг (там же, стр. 229). Известно, что один из членов компании барон Шредер хотел купить в Москве дом, выплатил задаток, но потом запутался в делах и не смог выплатить всю сумму. Тогда компания купила этот дом от имени некоторых своих членов, и купчая была совершена на имя князя Ю.Н. Трубецкого, Лопухина, Новикова, Чулкова и Гамалея (там же, стр. 240).
Это и был известный Гендриковский дом, в котором в скором времени сосредоточились благотворительные учреждения компании и типография. Этот дом был заложен компанией в Опекунском совете (там же, стр. 241). И здесь нужно предположить, что Гамалея явился участником покупки дома, не имея средств. Активное участие в управлении всеми делами компании в известной мере подтверждается и тем, что Гамалея жил в Гендриковском доме (там же, стр. 242). Дружеское общество обращалось к Гамалея в важнейших актах своей деятельности. Так, он принимал активнейшее участие в направлении питомцев Дружеского общества. Ему же была предоставлена очень важная обязанность составить план путешествия Карамзина. И признательный ему Н.М. Карамзин во время своего путешествия постоянно переписывался с Семеном Ивановичем (Тихонравов. Сочинения, т. III, ч. II, стр. 96; Русский вестник, 1862, т. XXXVIII, стр. 747). Нам представляется очень вероятным предположение Лонгинова о том, что московский главнокомандующий Чернышев выразил свое одобрение и согласие на устройство предложенной Шварцем переводческой, или филологической, семинарии при Дружеском обществе именно по представлению Тургенева, Лопухина, Гамалея и других (Лонгинов, стр. 181). Это предположение можно еще более укрепить, приняв во внимание близость Гамалея к Чернышеву, а также то, что Гамалея не только принимал деятельное участие в переводческих трудах при Новикове, но и впоследствии постоянно возвращался к переводческой работе, переводя мистические сочинения уже не для печати, а так, по привычке. Поэтому думается, что Гамалея принимал наиболее деятельное участие в этом замысле Шварца и мог более других способствовать благосклонному отношению к этому начинанию московского главнокомандующего.
Масонский крест (собрание П.И. Щукина)
В качестве человека, приближенного к Типографской компании, Гамалея, наряду с другими, принимает участие в переводе с немецкого мистических книг, которые печатались в тайных типографиях (Лонгинов, стр. 097). Вообще, его деятельность самым тесным образом сливается с деятельностью Новикова, настолько, что, по словам последнего, со стороны Лопухина и других масонов упреки в бездеятельности по отношению к орденским занятиям относились не только к Новикову, но и к Гамалея: «Все подозревали нас в холодности, обоих в нехотении упражняться в упражнениях Ордена и тому подобное» (Лонгинов, стр. 109). Везде, где имеет место масонская деятельность Новикова, там вместе с ним выступает и Гамалея. Так, мы видим его в числе тех людей, от которых Новикову было поручено получить подписи на прошении в Берлинский розенкрейцерский капитул для принятия русских масонов в розенкрейцерство (Лонгинов, стр. 199). Его же мы видим в числе первых розенкрейцеров после учреждения этого Ордена в Москве Шварцем (Лонгинов, стр. 176). Вообще, к Шварцу Гамалея относится с великим благоговением, считая себя, очевидно, его учеником. В одной масонской речи, посвященной Шварцу и произнесенной в Петербурге в 1820 г., ее автор припоминает слова брата С.И. Гамалея, сказанные им о Шварце еще в 1785 г.: «.Он бдением и трудами достиг, что нам даны великие познания, ручался за нас, должны мы и потомство возблагодарить за его труды и освобождение нас от тьмы и приносить моления за обрадование души его».
В среде самого масонства Гамалея был одним из старших масонских братьев и принимал участие в управлении московским масонством, входя в состав главного капитула вместе с бароном Шредером, А.М. Кутузовым, князем Н.Н. Трубецким, Н.И. Новиковым, И.В. Лопухиным, князем Ю.Н. Трубецким и И.П. Тургеневым. Гамалея был основателем и «великим мастером» масонской ложи в Туле (Записки Свербеева, т. I, стр. 30). Кроме того, судя по росписи, составленной самим Новиковым, Гамалея имел какое-то отношение к другим провинциальным ложам, по крайней мере, к некоторым из них: Новиков, отговариваясь незнанием о состоянии дел в Могилевской и Казанской ложах, ссылался на то, что сведения о них могут быть у Гамалея (Сб. И.П.И.О. II, стр. 149).
Кроме участия в главном капитуле и в управлении провинциальными ложами Гамалея управлял ложей в Москве. Находящийся в следственном деле список управляемой Гамалея ложи, вероятно, и есть список ложи Девкалиона, которая, как известно из других источников, находилась под управлением Гамалея. Эта ложа состояла, по-видимому, из пятнадцати человек, в число которых входили: Г.М. Походяшин, В.И. Баженов, А.Ф., Н.А., И.Ф. Ладыженские, Н.О. Сафонов, барон И.П. Черкасов, В.Н. Кочубей и другие. Трудно что-нибудь сказать о тех людях, которые входили в управляемую Гамалея ложу. Все они, во всяком случае, не слишком родовитые люди в невысоких чинах. Может быть, такой состав этой ложи не является случайностью. Судя по тому, что сам Гамалея был, по-видимому, рабочим элементом среди масонов, — может быть, в его ложе собрались наиболее деятельные люди, тогда как в других московских ложах сосредоточились сильные покровители масонства. К сожалению, мы мало знаем о деятельности ложи Девкалиона. Она открылась 21 октября 1782 г. При открытии ее Гамалея произнес речь о плате за работу. В этой речи, помещенной в «Магазине Вольных Каменщиков» (ч. II, стр. 92), Гамалея задается вопросом о том, как проверить истекший год. По этому поводу оратор дает ряд нравственных поучений. «Роскошь, гордость, корысть, леность — суть тираны, держащие в узах бедного человека, самоизвольно предающегося их власти. Область их пространна, весь мир порабощен ими». И только малое число мудрых ими не порабощено. Далее он озвучивает мысль о необходимости думать о будущей жизни. Другую речь он произнес в той же ложе 3 февраля 1783 г.
(Гешевский. Сочинения, стр. 253).
Масонский крест (собрание П.И. Щукина)
Но наиболее заметная сторона деятельности Гамалея заключалась не в исполнении масонской обрядности. Это был верный и неизменный друг Новикова, его постоянный соратник и советник.
Без него Новиков не предпринимает ничего существенного. Можно наметить два круга советников, к которым обращается Новиков: с одной стороны, это старшие представители масонства, такие, как князь Ю.Н. Трубецкой, барон Шредер и другие, с другой стороны, интимный советник Новикова — С.И. Гамалея. По-видимому, важнейшие документы и сообщения Новиков сначала обсуждал с Гамалея, а затем уже говорил со старшей братией. Так, например, велись все сношения с великим князем Павлом Петровичем. Даже более того, архитектору Баженову, передававшему вести от Павла Новикову, было запрещено говорить об этом с кем бы то ни было из братии, кроме Новикова и Гамалея (Сб. И.П.И.О. II, стр. 118–120).
Из сказанного видно огромное значение Гамалея в просветительской деятельности новиковского кружка. Лонгинов задается вопросом о том, почему столь близкий советник и друг Новикова даже не был привлечен правительством к следствию. Он объясняет это тем, что Гамалея был беден, как Иов, смирен, в сношения от имени общества не входил, и вообще, его сочли жертвой новиковского обмана (Русский вестник, 1859, т. XXII, стр. 374). Предположение довольно верное, требующее лишь того уточнения, что екатерининское правительство вообще не расширяло, а суживало контингент привлекаемых к следствию лиц.
После разгрома новиковского кружка Семен Иванович поселился в принадлежавшем Новикову селе Тихвинском, где провел безвыездно долгие годы сельского затворничества, прожив здесь почти тридцать лет. Так заканчивалась деятельность этого в высшей степени интересного человека. К сказанному можно добавить, что далеко не все стороны его деятельности нам известны. Мы уже упоминали о переводческой работе Гамалея. По свидетельству Лонгинова, Гамалея хорошо знал латинский, немецкий и некоторые из восточных языков; он перевел «невероятное множество мистических сочинений, по большей части не напечатанных, в том числе все творения Якова Бема в двадцати двух томах» (Лонгинов, стр. 163). Это свидетельство пока трудно проверить. Но Гамалея действительно был усердным распространителем идей Бема. В изданных его письмах неоднократно встречаются упоминания о его переводческих трудах. Своим корреспондентам он рекомендует читать сочинения Бема, и некоторым из них посылает рукописные переводы этого философа. Посылая одному из корреспондентов перевод книги о «Тройственной жизни человека», автор письма говорит: «Желаю вам читать оную во славу Божию и в пользу вашу вечную, не сказывая притом никому о сей книге и не показывая ее никому». Между прочим, напомню, что в рукописях начала XIX в. встречается немало переводов Бема или выдержек из сочинений этого философа. С. П., автор статьи в «Библиографических записках», передает кратко описание одной такой рукописи, носящей заглавие: «Серафимовский Цветник, или Духовный экстракт из всех писаний Иакова Бема».
Символическая картина(собрание Румянц. музея)
Эта рукопись, по преданию, составлена под руководством Гамалея и представляет собой тщательно отобранные выдержки из сочинений этого философа (Библиографические записки, 1858, т. I, стр. 136). До нас дошли и письма Гамалея к некоторым его корреспондентам, изданные в первый раз в 1832 г.[28] Для характеристики Гамалея они почти ничего не дают, кроме указаний на его переводческую деятельность. Это довольно странная смесь христианской мистики и строгого аскетизма с воспоминаниями о тайной философии; изобильные цитаты из Священного Писания понимаются автором исключительно в мистическом смысле, и все его наставления верны идеологии Сен-Мартена и розенкрейцерства. По этим письмам можно судить о темах, которые интересовали Гамалея преимущественно в годы его тихой жизни в деревне. Вот некоторые из этих тем. В одном из писем Гамалея развивает мысль о том, что в человеке единовременно действуют «три мира»: «огненный», стремящийся к действию, владению, «наружный», пекущийся об имуществе, и «светлый» мир — о духе Христовом. Или он посвящает целое письмо вопросу о пользе молитвы, о суете мирской, о внутреннем общении с Богом, о кротости и смирении, о своей воле, о свете «натуральном» и божественном, о трудности обуздания скотской жизни, о «рассматривании» себя (по изд. 1836 г., т. II, стр. 16, 22, 53, 56, 89, 122, 139, 152; т. III, стр. 37).
На склоне лет в селе Тихвинском Семен Иванович вел жизнь аскета и строгого мистика. Жил он очень бедно, в холодной и сырой комнате, отличался любовью к бедным, раздавал милостыню и учил Священному Писанию тех, кто к нему обращался (Библиографические записки, 1859, т. II, стр. 80, Заметка Рябова). Из писем Гамалея видно, что в этот период он иногда нуждался: при всей его скромности ему приходилось занимать деньги (т. II, стр. 63), он болел, и тогда его не покидала мысль о смерти (там же, стр. 140). Но вообще в отношении к людям он был молчалив и казался суровым философом, представляя собой контраст более живому и впечатлительному Новикову (статья Афанасьева, Библиографические записки, 1858, т. I, стр. 180). До нас дошло довольно много об удивительно высоких нравственных качествах Гамалея. Все эти отзывы подтверждаются его письмами, которые проникнуты мыслью о необходимости нравственного самосовершенствования. Но старый киевский бурсак не без труда превратился в аскета: это превращение стоило ему борьбы. Впоследствии в одном из своих писем Гамалея утверждает, на основании своего опыта, что человек способен ко всему, то есть способен и к нравственному самосовершенствованию. Так и он сам некогда был склонен к «блудодеянию», но потом нашел в себе силы побороть все это.
И на склоне лет, как и в годы кипучей деятельности в Москве, Гамалея пользовался большим уважением окружающих, и особенно мистиков. Один из его учеников, Невзоров, с большим благоговением вспоминает уже в 1818 г. о деятельности Гамалея на пользу российского масонства. Влияние Гамалея и значение его в среде мистиков отчасти можно видеть по следующему случаю: небезызвестный мистик Лохвицкий в своих записках рассказывает, что 8 марта 1810 г. он видел во сне Гамалея и радовался, что видел Семена Ивановича (Терновский. Материалы по истории мистицизма в России. Труды Киевской Духовной академии, 1863, стр. 170).
Наиболее подробные сведения об условиях жизни Гамалея на склоне лет в селе Тихвинском сообщает известный архитектор Витберг. По совету Лабзина он повез на одобрение Новикова проект плана храма Христа Спасителя. С некоторым волнением молодой архитектор ехал на свидание со старыми масонами. По рассказам Лабзина, он представлял их строгими и неумолимыми стариками, особенно Гамалея. Но эти ожидания совершенно не оправдались. В Гамалея Витберг нашел человека, исполненного любви и приветливости, хотя и говорившего мало и резко. Новиков с большим интересом отнесся к проекту храма, Гамалея — с большой холодностью. Новиков проявил живость, пламенность идеи, Гамалея — суровость мистика. «Всего лучше, — говорил архитектору Гамалея, высказывая свое суждение о проекте храма, — что вы расположили свой храм в тройственном виде; ежели удастся выработать вам, то это будет хорошо». Он несколько даже скептически относился к увлечению архитектора своим проектом, ценя личное самосовершенствование выше всего. «Ежели ваш проект будет избран, — говорил тоном строгого учителя Гамалея, — не опасаетесь ли вы тогда увлечься так вашими наружными занятиями и исполняя по совести, как верный сын отечества, сложные и трудные должности, что вы принесете им на жертву высшее, нежели чего они достойны?» В этом сказалось пренебрежение Гамалея мирскими успехами и его преклонение перед успехами духа.
Строгость Гамалея сказывалась даже в мелочах: так, например, Витберг не мог уговорить его дать разрешение написать его портрет.
Стоическая строгость Гамалея и те высокие христианские идеалы, которые он приводил в жизнь, побуждали обращаться к нему таких людей, которые сомневались в истине христианской религии. Так, Витберг рассказывает о Карамышеве, первом муже жены Лабзина, что был человеком без веры. Ему советовали поговорить с Гамалея о бессмертии души. Карамышев встретился с Гамалея, будучи уверен в бессилии Гамалея убедить его. Видя перед собой «маленького старичишку», Карамышев в начале беседы едва удерживался от смеха, но затем «презрение мое заменяется вниманием, наконец переходит в уважение и с тем вместе я ему сказал: “Довольно”. Не прошло еще пяти минут, и он уже убедил меня вполне, несмотря на все предрассудки, с коими я пришел» (Записки Витберга, Русская старина, 1872, апрель, стр. 560–568).
Таков был этот один из оригинальнейших представителей старого русского масонства.
М. Довнар-Запольский
Масонский мраморный гроб(Истор. музей)
Масонская грамота