Мастер

Интерлюдия

Зорт Оливерио Фернанд Грасиа Арнанд, потомок великого и вместе с тем обедневшего рода одного из островов теплого Нигирского бассейна, находившегося на самом краю света, сидел у стены и злобно постукивал пальцами по спинке кровати. Все прошедшие дни слились для него в один бесконечный, который будто и не думал заканчиваться.

Когда Оливерио нагнал в Верхнем Горле сам Нишир Победитель, несущий волю Императора от лица третьего Инквизитора его милости Архилектора Ферна, представитель Компании откровенно струхнул. В жизни каждого человека, так или иначе связанного с торговлей, существуют моменты, за которые, при большом желании, можно отправить в темницу или даже на плаху. Зорт Оливерио Фернанд не был исключением.

Однако опасения Одаренного оказались беспочвенны. Нишир не говорил ничего толком, но недвусмысленно дал понять, что необходимо дождаться госпожу Санну, которая все разъяснит. И в этом великий воин не обманул.

Третий Инквизитор пыталась ходить вокруг да около, говоря одновременно много и вместе с тем ничего существенного, но все же Оливерио удалось выведать, что один весьма опасный преступник выбрал его в свои жертвы. И госпожа Санна вынуждена ловить этого злодея на «живца».

За всю прожитую жизнь, Оливерио часто попадал в неприятные ситуации, из-за которых у него могли появиться (и появлялись) смертельные враги. Однако представитель семьи Арнанд не был глупцом. И пусть хоть и старался не общаться с бывшими «друзьями», когда отошел от темных дел, но не являлся глухим и слепым. Оттого знал, что трое из его подельников, замешанных в одном весьма прибыльном и опасном предприятии уже мертвы. Именно потому у Оливерио и нашлись срочные дела подальше от столицы.

Миели слыл умным человеком еще до того, как Богиня облагодетельствовала его кольцами. Оттого и выбор способностей не принес для него долгих раздумий. Глупых бойцов, готовых пожертвовать собой, целая тьма, так же как стихийников и сиели. А вот по-настоящему мудрых людей, пытающихся выйти за границы собственного разума — единицы.

Со стороны могло показаться, что оптрыск семьи Арнанд вовсе не преуспел в делах умственных, являясь обычным представителем Компании в столице. Но на самом деле уже сейчас Оливерио был одним из самых богатых людей Империи. Порой он проворачивал такие сделки прямо под носом у Компании, которым могли позавидовать опытные купцы. По задумке Оливерио, ему предстояло трудиться еще около двух лет, точнее год и восемь месяцев, после чего он сможет отправиться на родину, объединить разрозненные острова под собственным началом и стать местным королем. Более того, построить один из величайших портов в тех землях и наладить торговые пути сообщения. Сейчас у Оливерио было для этого почти все.

Теперь вдруг произошла эта откровенная глупость и Зорт Фердинанд вынужден выступать в роли куска мяса на рогатине, которую высовывают из кустов, приманивая хищника.

Лучшим решением для сохранения собственной жизни сейчас было бы бежать. Но тогда Оливерио ослушается приказа Третьего Инквизитора, считай, самого Императора. Далее потеряет покровительство Компании и все его грандиозные планы рухнут. Не будь Арнанд столь честолюбив и жаден, возможно, он бы сейчас сбежал из Верхнего Горла. Человеку его ума не составило бы особого труда выскользнуть из лап Воронов. Но после многочисленных размышлений, скрепя сердце, Оливерио решил доверить свою жизнь в руки слуг Императора, рассчитывая затем получить неплохие дивиденды за свое сотрудничество. К тому же, Третий Инквизитор Санна развернула в Верхнем Горле небывалую активность.

Во-первых, Оливерио поселили в одном из самых знаменитых постоялых дворов — «Сияющей Авроре», определив ему несколько комнат на последнем, третьем этаже. Прочие номера остались за Воронами и егерями, готовыми подняться по тревоге в любую секунду.

По мнению Зорт Фернанда, лучшим методом для сохранения его жизни было бы заключить нечаянного пленника напротив, в самые глубокие катакомбы. Но Санна возразила, что намеренная сложность может насторожить и затаиться преступницу (так и сказала: «преступницу»), тогда как Император хочет поскорее разобраться с этим делом. Поэтому лучше Арнанду быть на виду.

Оливерио даже показалось, что Третий Инквизитор не особо печется о его собственном благополучии. А поразмыслив хорошенько, он понял, что ему вовсе не показалось.

Во-вторых, Санна заменила всех местных торговцев и даже случайных прохожих своими людьми. Оттого к «Сияющей Авроре» редко приближались люди. Только те, кому надо было подойти сюда.

В-третьих, Третий Инквизитор говорила, что вызвала в Верхний Горл целый легион, который сейчас, на всякий случай, патрулировал все подходы к городу. Оливерио со скепсисом относился к подобной инициативе. По его разумению, было бы напротив лучше беспрепятственно впустить преступницу (неужели это та самая дочка Наместника?), а уже тут обложить ее, как лису на охоте.

К тому же, судя увиденному Оливерио, никаким легионом здесь и не пахло. Хотя имперских солдат в городе действительно прибавилось порядочно.

Впрочем, чем больше проходило времени, тем существеннее снижались шансы на успех операции. Зорт Фердинанд знал, что у людей есть предел мобилизации. Этот термин он придумал сам, по вечерам записывая собственные мысли для будущего трактата по управлению. Когда ты объявляешь тревогу, говоришь, что вот-вот на нас нападут враги, воодушевляешь и обещаешь, то солдат весь собирается, мобилизуется! Не приведи Аншара, если в этот момент неприятель действительно захочет атаковать. Тогда его потери будут поистине катастрофическими. Воина, который знает, во имя чего сражается — невозможно победить.

Но когда ты день за днем заявляешь, что завтра придут грозные горцы с вершин Римара или на побережье высадятся фалайцы, а неприятеля, как не было, так и нет, то к твоим словам начинают относиться со скепсисом. А объявленная постоянная тревога и комендантский час становятся обыденностью, на которые почти никто не обращает внимания.

Так произошло и в данном случае. После месячного ожидания, когда солдаты уже почти забыли, зачем они здесь, один из патрулирующих Воронов наткнулся на Одаренного, подходившего на описание. Правда тот сбежал, а погоня ни к чему не привела. Первые три дня охрана вновь перестала спать, ожидая, что именно сейчас случится скорое разрешение этой глупой ситуации, от которой уже все устали. На улице полным ходом шла весна, раскрашивая окружающую природу разноцветными красками, а большая часть солдат оказалась заперта не в самом лучшем городе Империи.

Однако прошла неделя, началась вторая, а преступник (вернее преступница, если верить Третьему Инквизитору) и не думал объявляться. Потому охрана Оливерио вновь расслабилась. Теперь уже даже больше, чем до того, как заметили возможного убийцу. Сама же Санна ходила мрачнее тучи, не зная, что делать дальше. Зорт Фернанд догадывался, что в случае провала миссии, Третий Инквизитор сменит свое свой номер перед должностью и перестанет рассматриваться на пост старого Архилектора.

К тому же, Арнанду было откровенно скучно. Все книги, существующие в местной крохотной библиотеке и которые ему благосклонно привозили, он уже прочитал или видел ранее. Гулять Зорт Фердинанду воспрещалось, да и, откровенно говоря, Верхний Горл не славился архитектурным излишествами или прочими красотами. Обычный речной порт перед столицей, ни больше, ни меньше.

Потому когда в комнату Оливеро на третьем этаже залетел скворец, желанный гость тепла и солнца, миели даже встрепенулся. Он не умел общаться с животными, да и не собирался изучать данную способность, уже давно собрав свой обруч из колец дедукции, тактики, логисмографии, памяти и языкознания. И всю свою жизнь считал, что сделал все правильно, заранее зная, как обставить все так, чтобы выйти в выигрыше из любого соглашения. Собственно, именно по его плану и был умерщвлен Наместник Шестого Предела. Единственное, Оливерио сам не понял, почему не предусмотрел возможной мести со стороны дочки покойного Пелира. Аншара ведает, что тогда творилось у него в голове. В оправдание свое он мог заметить, что был юн, жалостлив и имел не так много колец, как сейчас.

Скворец меж тем бесцеремонно прошелся по столу, запрыгнул на кувшин и сунул свой любопытный клюв в горловину, пытаясь уловить аромат крепкого нирвервского вина. Только теперь Оливеро поднялся, грузно замахал руками и стал приближаться к птице. Скворец испуганно метнулся к окну, лишь в самом конце, поглядев на Зорт Фердинанда одним глазом вполне осмысленно, почти как человек.

Оливерио даже улыбнулся подобному сравнению. Чего только не привидится, когда сидишь безвылазно в четырех стенах. Миели медленно подошел к столу, почесывая главный атрибут своего массивного тела — живот.

Зорт Фердинанд был очень умен, наверное, потому и выбрал направление разума. Но как большинство людей, связанных с умственной деятельностью, не любил все, что хоть как-то намекало на тренировки или упражнения с собственным телом. Сказать по правде, кехо он откровенно презирал, считая, что те выбрали самое легкое развитие способностей.

Оливерио даже передвигаться предпочитал исключительно на экипаже — от верховой езды у него болела спина. И с возрастом подобное отношение к собственному телу дало о себе знать.

Зорт Фердинанд очень поздно понял, что ум не существует отдельно от тела. И чтобы строить искусные планы, думать над сложными задачками и проворачивать хитрые схемы, всегда необходимо чувствовать себя как минимум хорошо. Однако время было упущено. И теперь от долгой ходьбы ныли колени, от недостатка движения и мягких перин болели плечи, на спине стал расти крохотный соляной горбик. Да и былая подвижность, которой он мог похвастаться в двадцать лет, несмотря на его тучность, ныне сошла на нет.

Оливерио оброс вредными привычками, как дерево обрастает мхом, не в силах его скинуть. Он не сказать, чтобы любил вкусно покушать или выпить дорогого вина, Зорт Фердинанд попросту не представлял своей жизни без этих маленьких радостей, поощряя себя за каждый небольшой успех. Оттого у него в комнате всегда стоял кувшин нирверского вина и тарелка с кусочками застывшей патоки, посыпанная тертыми орехами.

Миели налил в высокий кубок божественный напиток, еще раз взглянув в широкое окно, через которое сюда попал скворец. Оливерио почему-то вспомнил лучшего фехтовальщика, какого видел в жизни — Драманти Чата. Тот страдал патологической брезгливостью и не ел с одной тарелки даже самого близкого друга. Если такие у Драманти, да будет теперь Аншара к нему благосклонна, вообще имелись.

Проверни подобное птичка с Чатом, тот бы вылил вино, потому что лапки скворца были на кувшине, а клювом любопытный гость мог коснуться божественного напитка. Оливерио Зорт Фердинанда отличал от бывшего товарища еще один факт — миели являлся невероятно жадным человеком.

Распрощаться с кувшином нирверского только потому, что возле сидела птица казалось чудовищным вздором. И именно сейчас Оливерио сделал три больших глотка даже не потому, что хотел пить, а будто бы желал доказать самому себе, что ничего особенного не произошло.

Вот только не успел миели добраться до кровати, как почувствовал наступившие изменения в своем необъятном теле. Его крупное сердце, и без того с надрывами работая на общее благо всех остальных органов, теперь застучало так, будто ему было невероятно тесно в этой обширной груди.

Мерзкие струи пота потекли по вискам и спине, в пальцах мелко закололо, а горло сдавила невидимая латная перчатка.

Больше всего подобное было похоже на сердечный приступ. Когда Оливерио понял, что ничего не может сделать со своим телом, по причине устоявшихся привычек и слабой воли, то стал изучать симптомы всех возможных болезней. Сейчас нужно было расстегнуть одежду, чтобы ничего не сдавливало грудь, положить под язык «золотую каплю», как называли средство лекари, и выбраться на свежий воздух.

Оливерио с трудом добрел до двери, дернул за ручку и испуганно икнул. Створка не поддалась. Кто-то запер его с наружней стороны.

Зорт Фердинанд несколько раз ткнул мягким, словно засахаренный мед, кулаком в дверь, но миели показалось, что он и сам не слышит стука. На мгновение возникла мысль, что это покушение. Что кто-то, несмотря на многочисленные проверки, отравил вино. Санна клялась, что еду Оливерио пробуют по нескольку раз, прежде, чем подать, но Третьему Инквизитору и прежде не было веры.

Зорт Фердинанд имел множество пороков и слабостей, подтверждая справедливость падения семьи Арнанд. Однако существовало одно неоспоримое важное качество, благодаря которому Оливерио добился всего и теперь стоял здесь, на третьем этаже самого дорого постоялого двора Верхнего Горла. Миели чрезвычайно сильно любил и хотел жить.

Только благодаря этому, Оливерио мягкими пальцами с трудом рванул на себе просторную рубашку с кружевами, сшитой на западный манер, а после нетвердой походкой направился к окну.

Он навалился грузным телом на холодный камень, ощущая собственную горячку и пытаясь отдышаться. И с тоской заметил, что свежий воздух не дал ему новых сил.

Паника Зорт Фердинанда усилилось, когда его виду предстал неопрятный и унылый Верхний Горл, с кривыми улицами, разбитыми мостовыми, скромными тратториями (которые таковыми и вовсе не являлись) и серыми людишками.

Оливерио не так представлял себе последние часы. Сказать по правде, Зорт Фердинанд вообще старался не думать о смерти, надеясь, что у него еще достаточно времени. И, наверное, провинциальная минорность Верхнего Горла оказала оживляющее действие. Не на тело, то по-прежнему медленно умирало, скорее на сознание. Оливерио понял, что сделает все, чтобы не подохнуть здесь.

Оттого обруч на левой ноге загорелся тонкой полоской, а следом засветились и кольца. Взгляд Зорт Фердинанда стал щупать тупиковую улицу, заканчивающуюся как раз у стены постоялого двора на предмет возможного спасения. И Оливерио нашел его почти сразу. Им стал Гримальд по прозвищу Колбаса, худой сын бакалейщика, у которого миели частенько заказывал еду.

Аншара ведает, почему сейчас Гримальд сидел у телеги, часть которой покрыл сеном — привез продукты? Оливерио вроде бы ничего не заказывал. Может, Санна или ее Вороны? Вполне возможно, товары бакалейщика выделялись своим качеством на фоне дерьма, которое продавали остальные лавочники.

Не застилай пот глаза Оливерио, не содрогайся тело в мелких конвульсиях, не будь в сознании единственная мысль — выжить, Зорт Фердинанд нашел бы много странностей в поведении Гримальда.

К примеру, телега была намного больше, чем обычно. К тому же, словно нарочно наполнена в несколько рядов мягкой соломой. Да еще приставлена вплотную к стене. Будто, только того и ждала, чтобы кто-нибудь свалился прямо в нее.

Колбаса не вертел головой, как всегда, в вечном желании стащить то, что плохо лежит, а напротив, задумчиво глядел прямо перед собой, аккурат на тощий зад клячи.

Да и, в конце концов, сегодня Гримальд, редко следящий за своим внешним видом, оказался облачен в короткий дорогой плащ. Разве что его руки были обмотаны какими-то тряпками.

Оливерио хотел обратиться к мальчишке, крикнуть, чтобы тот привел помощь. Однако внезапно обнаружил, что его горло издает лишь тихое хрипение, на которое Колбаса не обращал никакого внимания.

Зорт Фердинанд еще больше затрясся, то ли от яда, то ли от страха, но даже к собственному удивлению, свесился из окна, а тяжесть тела и, вечный враг всех пьяниц, сила притяжения, сделали все остальное.

Оливерио за короткий миг рассудил, что его решение предельно единственно возможное — лучше покалечиться, свалившись в телегу, чем умереть здесь.

Громкий скрип дерева, недовольно ржание кобылы и плесневелый запах прошлогодней, слежавшейся соломы, свидетельствовали о том, что Зорт Фердинанд все сделал правильно. По крайней мере, так подумал Оливерио сначала.

Потому что не успел подняться на локтях, как Гримальд, ничуть не испугавшись падения в свою телегу грузного господина, проворно повернулся, с необыкновенной силой открыл рот миели и засунул туда какой-то крохотный кислый камень. А Оливерио, который к тому моменту потерял почти все силы, с тоской подумал, что никакой это не Колбаса. А лишь пацан, очень на него похожий.