Утро началось с привычного будильника. Вчерашний вечер казался сном. Но холодный пол под ногами и свернутый в углу ковер говорили о реальности происходящего. Кроме того, ужасно болели шея и затылок, напоминая о недружелюбии моего гостя. Я выглянула в гостиную. Т’эйхе еще спал. Я быстро оделась, спрятав багровый синяк на шее шелковым шарфом. Поколебавшись, я все-таки закрыла незнакомца в квартире, а сама отправилась на работу.
День тянулся мучительно долго. В голове вертелись мысли о т’эйхе, которые не давали сосредоточиться на работе. Втихушку я читала информацию о них в интернете, но ничего нового для себя не нашла. Слухам и сплетням я не очень-то верила, а фактов было мало. То, что их поселение в нашем городе находилось на окраине вблизи района, где прошло мое детство, я знала и так. В большинстве городов, где они селились, их жилища так же находились на окраинах, закрытые от любопытных глаз стенами или плотно стоящими зданиями. Писали так же, что из поселки окружала еще и «магическая» стена, не дававшая самым отчаянным проникнуть в поселки, но я этому не особо то верила. О них самих информации было еще меньше. «Эксперты» пытались подсчитать их средний возраст, искали любовников и любовниц среди людей, фотошопили их изображения и прочее. Какой-либо конкретной информации об этом народе не было. Они просто жили среди людей. Обособлено, но по нашим законам. И всё.
За полчаса до окончания рабочего дня я захлопнула ноутбук, пообещав себе больше никогда не тратить время на бесполезные поиски несуществующей информации. И начала собираться домой, чтобы не дать Марине, моей коллеге и подруге, повод утащить меня куда-нибудь после работы. Придумывать повод отказаться не было сил.
Долго и бессмысленно я кружила по району вокруг дома. Как ни сильно было моё любопытство, вновь встречаться со своим гостем особого желания не было. Он скорее вызывал раздражение. И что мне с ним теперь делать? Ругая себя последними словами, я все-таки зашла в магазин, взяла замороженных котлет — кормить то его чем-то надо — и отправилась домой. В надежде, что мой гость не обчистил квартиру и не скрылся в ему одному известном направлении.
Я открыла дверь ключом, зашла в квартиру. Было темно и тихо. Меня посетила странная смесь чувства радости и страха, что он ушел.
Он недвижимо лежал на диване, где я его оставила. Дыхание было едва различимо, черты лица обострились.
— Эй, ты живой? — неуверенно спросила я.
— Живой, — ответил он тихим хриплым голосом.
— С тобой все в порядке? — я подошла ближе, ожидая ответа, но он долго молчал.
— Воды… принеси… пожалуйста, — наконец прерывисто ответил он.
Я принесла стакан воды и, сев на край дивана, протянула ему.
— Поставь, — тихо попросил он. — Я возьму. Потом.
Он лежал, не шевелясь и не открывая глаза. Я видела, как он изо всех сил пытается дышать ровно, и как дыхание его сбивается. Когда я прикоснулась ладонью к его лбу, он вздрогнул и приоткрыл глаза. Лоб его был холодным, но я и не знала, что должно происходить с больным т’эйхе, и отличаются ли они в этом от нас. Затем я стащила с него одеяло, чтобы осмотреть раны. Он напряженно следил за мной, но молчал.
Повязка на ноге пропиталась кровью и сукровицей и окрасилась в неприятный оранжево-коричневый цвет. Я осторожно размотала её. Т’эйхе не сопротивлялся, лишь иногда резко вздыхал, если движения мои были не слишком осторожными. Рана не заживала и по-прежнему кровоточила. Пошло ли заражение или что-то еще — я сказать не могла. Я в этом не разбиралась. Порез на боку был чуть в лучшем состоянии, но он и вчера не казался слишком уж опасным.
— Ты уверен, что не нужна чья-нибудь помощь? Я… я не знаю, что мне с тобой делать. Купить каких-то мазей? Или чем вы лечите такое?
— Никому не говори… Не надо…
— Как знаешь. Только не умри тут. Тогда и не скажу, — я пыталась шутить, хотя это было не уместно.
Он попытался сесть, но тут же обессиленно упал на подушку. Я все-таки подала ему воду, и он не стал сопротивляться, когда я поддерживала стакан.
— Не надо ничего покупать. Они поймут… — он осекся и замолчал.
— Ты уверен? — уточнила я на всякий случай. Он слабо кивнул. Я лишь пожала плечами — ему виднее. Осторожно промыла рану, перебинтовала и оставила мужчину в покое. Он лежал с закрытыми глазами и, казалось, уснул. Несколько раз за ночь я подходила к нему, трогала его ледяной лоб, слушала дыхание. Лучше ему не становилось. Но и хуже, как казалось, тоже.
Утром перед уходом я оставила рядом на столике бутылку с водой и черкнула на листке номер своего телефона. Впрочем, я не надеялась, что в случае чего он позвонит. Это был скорее дежурный жест. И оказалась права. Хотя к вечеру он выглядел уже немного лучше и не напоминал едва «живого» зомби.
Так продолжалось несколько дней. Т’эйхе, как мне казалось, чуточку поправлялся. Я переживала за него, хотя его присутствие меня тяготило — как можно больше времени я старалась проводить вне дома. В выходной я так же ушла рано, предпочтя найти бесполезные занятия где-то еще. Хотя бродить весь день по улицам оказалось еще более утомительным, чем разделить день с незнакомцем. А напроситься в гости к кому-то я не рискнула — не хватало мне лишних расспросов. Может я больше накручивала себя, но чем больше я переживала за т’эйхе и его тайну, тем больше мне казалось, что окружающие все о нем знали.
Я вернулась домой раньше, чем рассчитывала — интересных дел вне дома так и не нашлось. Из комнаты доносились негромкие голоса. Видимо — телевизор. А потом взгляд мой упал на две пары мужских ботинок на полу. Одна из них, конечно, принадлежала моему гостю. А вторая? Теперь я уже отчетливо различала два голоса, которые раздавались явно не из динамика телевизора. Слов было не разобрать — слишком тихо они звучали. Один из них принадлежал моему т’эйхе. Голос его уже звучал более сильно, в нем почти не чувствовалось слабости и хрипа.
Хорош гость! Не хватало еще, чтоб по моему дому ходили неизвестные мне люди! То есть т’эйхе — ведь кем может быть друг т’эйхе, как не другой т’эйхе — но сути это не меняет. Глубоко вздохнув, решительным шагом я направилась на кухню, где нарочито шумно вытащила из пакета только что купленные продукты и достала сковородку. Удастся ли мне отбиться ею от большего количества злоумышленников? — спросила я себя. Голоса на миг затихли. А потом зазвучали вновь, но уже тише. Разобравшись с продуктами и убедившись, что оставленные утром бутерброды так и остались нетронутыми, я пошла в гостиную.
— Добрый вечер! — громко и вежливо произнесла я. Мужчины прекратили разговор и обернулись ко мне. Собеседник моего гостя тут же встал и подошел ко мне. Это был невысокий рыжий мужчина со склонностью к полноте, явно красившей его, придающей некоторую солидность.
— О! Рон, не представишь ли ты мне свою очаровательную хозяйку? — сказал он приятным баритоном.
Я вспомнила, что мы не успели представиться друг другу. Потому поторопилась ответить сама.
— Юля. А вы?..
— Старый друг Аарона, Эрик.
Я протянула руку, и Эрик склонился над ней для поцелуя — старомодный, но весьма приятный жест. Аарон, понятненько. Вот и познакомились.
— Очень приятно, наконец, познакомиться с той, что спасла жизнь моему другу, — сказал он.
— Ну что Вы, так поступил бы любой, на моем месте, — проворковала я, скрывая нотку сарказма — каждый сдал бы его, куда надо, а не глупил бы, как я. А потом продолжила, повернувшись к тому, кого Эрик назвал Аароном — к моему гостю: — Как ты себя чувствуешь? — еще вчера он казался пусть не едва живым, но все-таки далеко не здоровым. Сейчас же был одет, постель на диване аккуратно сложена, а сам был бодрым и казался вполне трудоспособным.
Аарон поднял глаза, с любопытством разглядывая меня, будто увидел в первый раз.
— Уже лучше, — последовал равнодушный ответ. И он снова отвернулся к телевизору.
Вот как? — я разозлилась. Ни слова благодарности! А ведь надо было заявить на него за взлом и нападение, а не проявлять наивное добродушие. Чтобы скрыть свое недовольство, я вновь обратилась к Эрику:
— Вы останетесь на чай?
— А почему бы и нет, — улыбнулся он.
— Замечательно, — натянуто улыбнулась я в ответ и удалилась на кухню, где больше для вида передвигала посуду, создавая видимость бурной деятельности. Как бы они оба не остались в моей квартире «скрываться» от неизвестного врага! Или не причинили вреда мне. Я же не знаю, чего от них ждать?
Через некоторое время, когда мне удалось сладить со своими эмоциями, я вернулась в комнату с подносом в руках. Мужчины тотчас замолчали. А уже мгновение спустя Эрик помогал расставить угощение на журнальный столик, вновь придвинутый к дивану. Чаепитие прошло в пустой болтовне ни о чем. Говорил в основном Эрик. Он рассказывал истории из своей жизни, в первую очередь — о любовных интрижках или же забавные случаи. Большинство историй казались выдуманными. Но он же т’эйхе, подумала я, так что все может быть.
Вскоре Эрик встал, поблагодарил за чай и собрался уходить:
— Хорошо у Вас, — он снова поцеловал мою руку. — Но дела…
Я вышла в прихожую, проводить гостя. Обменявшись любезностями по поводу замечательного вечера, распрощались, и Эрик растворился в темноте лестницы, плутовато подмигнув мне перед уходом.
Я вернулась в комнату, все еще улыбаясь. Но лишь я вошла и увидела Аарона, улыбка исчезла в неизвестном направлении. Он сидел, откинувшись на спинку дивана и тяжело дыша. Лицо его побледнело, по виску катилась капелька пота. А ведь еще минуту назад все было в порядке, мужчина казался здоровым и полным сил, и мне даже не верилось, что еще вчера он едва мог сам встать. Я даже успела в очередной раз разозлиться на него за то, что он вероятно очень ловко манипулировал моим добрым к нему отношением.
— Что с тобой? — я метнулась к нему. Он снова был холодным, будто лед. Я помогла ему лечь и взялась за осмотр раны.
Промокшие насквозь бинты снимались легко. А когда тело т’эйхе было освобождено от них, то рана, которую я считала уже почти зажившей (ведь это т’эйхе! который несколько минут назад казался пышущим здоровьем), вновь предстала передо мной во всей красе.
— Господи… — прошептала я, и всхлипнула от осознания бессилия. Было ощущение, что все вернулось к началу. Вера в непобедимость т’эйхе стремительно таяла, а беспокойство за его жизнь также стремительно росло. — Быть может, все-таки вызвать врача? — обеспокоенно спросила я, готовая разрыдаться как от страха и собственного бессилия.
— Нет… — сердито прохрипел он. И добавил мягче: — Не надо. Все будет в порядке…
И я вновь принялась за дело. Отмыла кровь с кожи вокруг. Попыталась стянуть края раны пластырем, что получалось очень плохо из-за беспрерывно сочащейся крови, крепко обмотала бинтами. Наконец, с перевязкой было покончено. Аарон закрыл глаза и расслабился. Его дыхание выровнялось. Землисто-серый цвет лица сменился на болезненную бледность. Я сидела на полу около него и собирала старые бинты, когда он спросил:
— Зачем ты мне помогаешь?
Я подняла взгляд, но ответила не сразу, ища в уме все более или менее разумные варианты, почему я не избавилась от него сразу же. Их не было. Я вернулась к прерванному делу и ответила:
— Будто у меня был выбор.
— У тебя было достаточно возможностей сдать меня.
— И пройти свидетелем и главным подозреваемым в покушении на т’эйхе? Нет уж.
Так себе объяснение. Но что я могла еще сказать? Он усмехнулся, и спросил снова:
— Ведь ты даже не знаешь, кто я. А может я какой-нибудь особо опасный преступник?
— Но ты же т’эйхе…
— Ну и что! — резко перебил он. — Думаешь т’эйхе не могут быть жестокими? А если бы ты знала, что я планирую уничтожить мир людей, ты бы стала мне помогать?
Его слова и тон испугали меня, и я неуверенно пролепетала:
— Но ведь ты же не хочешь?
— Ты даже не знаешь, во что влезла, — хмыкнул он и отвернулся.
— Я ни во что не влазила, — отчеканила я. — Это ты влез в мою квартиру! Какие ко мне претензии?
Он молчал. Я злилась. Потому что он был прав. Отчасти. Я и сама не раз об этом думала.
— Я всего лишь помогаю тебе. Потому что ты попросил. Пусть и не очень вежливо, но все-таки… И больше никуда не лезу, — буркнула я, и сменила тему разговора: — Почему вчера и сейчас ты едва можешь шевелиться, а полчаса назад казался абсолютно здоровым?
Аарон хохотнул и тут же скорчился от боли. А потом серьезно ответил:
— Я не хотел, чтобы Эрик знал, насколько серьезно я ранен. С него достаточно того, что он знает, что я теперь практически без сил. Я не смогу восстановиться сразу. Мне нужно время. Он не должен знать об этом.
— Но почему? Он же твой друг?
— Это ничего не меняет! — Он гневно взглянул на меня и закрыл глаза, давая понять, что на этом разговор можно считать законченным. Но я не унималась:
— Тогда зачем ты сказал ему, где ты? Если ты ему не доверяешь?
Он некоторое время молчал, обдумывая ответ.
— Он сам меня нашел.
— Сам? А ты не боишься, что об этом узнают твои враги?
— Они не враги мне, — поправил он, и я совсем запуталась в происходящем. — Но он скажет им только то, что видел. А видел он не то, что происходит.
— А эти твои… «не враги». Не захотят сами убедиться, что ты… жив?
— Нет. Не сейчас. Сейчас я вне игры. Им этого достаточно.
— Я не понимаю…Он же твой друг. Или нет? А те, кто ранил тебя? Друзья?
Аарон тяжело вздохнул. Но ответил:
— Вы, люди, понимаете дружбу и долг не так, как мы. Вы слишком категоричны. Тот, с кем ты сражаешься, не всегда враг. Да что я буду тебе рассказывать? — резко закончил он и замолчал.
— Но как он тебя нашел? — не унималась я.
— Он кое-что принес мне, — ответил Аарон. — Это он привел Эрика, — и т’эйхе махнул рукой, показывая на предмет, стоявший между диваном и книжной полкой. Видимо решил таким образом избавить себя от дальнейших расспросов. Заметила я невзрачный сверток только сейчас, когда Аарон указал на него. Длинный увесистый предмет был завернут в темную мягкую ткань. Я взяла сверток и вернулась к изголовью, если можно так сказать, дивана.
Отодвинув в сторону кучку окровавленных бинтов, я развернула ткань. Когда края материи соскользнули мне на колени, моему взору представился великолепный клинок. Простые, без изысков ножны и рукоять. Незамысловатый рисунок на металлической отделке. Серый полупрозрачный камень в основании рукояти матово блеснул. И, хотя я абсолютно ничего не понимала в оружии, я видела, насколько эта вещь хороша. Я протянула руку и вынула клинок из ножен. Лезвие легко выскользнуло, издав тихий звук.
— О! Вот это да! — произнесла я, заворожено глядя на свое отражение в лезвии. Я держала меч на вытянутой руке, и удивлялась тому, что вообще могу его удержать. Я слышала, что такое оружие достаточно тяжелое. Нет, этот клинок не был легким, но был тяжелым ровно на столько, насколько у меня хватало сил держать его. Рукоять удобно лежала в руке, и я едва удержала порыв картинно взмахнуть мечом. Улыбнувшись своим мыслям, я провела пальцем по металлу и со вздохом вернула клинок в ножны.
Все это время Аарон с интересом наблюдал за моими действиями. Несколько смутившись от столь пристального взгляда, я завернула оружие обратно в материю.
— И зачем он тебе здесь? — я вернула сверток в уютный уголок за диваном. — От меня защищаться? — воображение живо нарисовало грациозного т’эйхе с обнаженным клинком в руках и меня, стоящую напротив. Но в моих руках почему-то оказалась сковородка. Я не удержалась и хихикнула.
— Нет, — серьезно ответил он. — Это не совсем оружие. Это древний артефакт. Я потерял его. Но он мой, он должен быть у меня. Поэтому он указал путь Эрику. Чтобы тот вернул его мне, — он тяжело вздохнул, прикрыл глаза и замолчал. Я ждала продолжения, но его не последовало. Нарочно или инстинктивно т’эйхе положил ладонь на перебинтованную рану. Ведь ему, должно быть, тяжело говорить, — отругала себя я за навязчивость. Мысленно обозвав себя глупой и жестокой, я собрала бинты и пошла на кухню.
— Спокойной ночи, — пожелала я, выходя из комнаты и выключая свет.
На кухне меня приветливо ждала немытая посуда. Озорно поблескивали ложки и вилки, весело перемигивались бликами тарелки. Перемыв посуду, я потихоньку вернулась в комнату, чтобы забрать чайные чашки и вытереть столик. Т’эйхе уже спал. Лунный свет просачивался сквозь тюль на окне и освещал комнату мягким таинственным светом. Я заботливо укрыла мужчину одеялом. Улыбнулась себе и ему и, стараясь не шуметь, унесла остатки посуды.