Между небом и водой

Глава 1. Обида.

– Найрон, отойди от огня!

Восьмилетний мальчуган с коротко стрижеными, торчащими вверх золотыми волосами, испуганно отпрянул от камина и вопросительно уставился сиреневыми глазами на мать. Она подошла и ласково погладила его по колючей голове.

– Я же просила, чтобы ты не подходил близко к огню, он может полыхнуть тебе в лицо, – извиняющимся тоном сказала она, ласково глядя на него, – ты знаешь, что у тебя глаза цвета ночного неба? Иди сюда, почитаю, – мама показала на небольшую кровать, накрытую легким плетеным одеялом, и взяла с полки рукописную книгу.

Из соседней комнаты донеслись шибуршание и хихиканье: Корвин опять играл с Люцисом в каталки. Найрон представил, как под взглядами братьев всякая мелочь, вроде мотков ниток, шерстяных клубков и обрезков ткани из маминой коробки, кусочков кожи и деревяшек из папиной мастерской сползаются в несколько мелко вибрирующих шаров. Они начинают кататься по полу и летать, отскакивая от стен и мальчишек, разлетаясь на составляющие, и вновь сползаясь в шары. Найрону тоже очень хотелось поиграть, но несколько раз у него не получилось, и Корвин перестал звать его. Мальчик в который уже раз задумался, отчего играть в каталки для него оказалось сложнее, чем для Люциса, который младше его на целый год. Каждый раз, когда он заставлял предметы сползаться в шары, они кидались друг к другу с такой силой, что раздавался грохот и треск, все, что могло поломаться ломалось, а испуганные родители влетали в комнату и начинали ругать десятилетнего Корвина.

– Ну, что же ты застыл? – мама, смеясь, привлекла Найрона к себе, поцеловала в щеку, отчего у него порозовело лицо, и усадила на кровать.

– Про Великого Усмирителя роклов! – пискнул мальчик из-под одеяла.

– Я уже читала ее четыре раза, – устало пробормотала она, шелестя страницами, – почему ты не хочешь послушать о Певчем Ингоре или о Хитром шворхе?

Найрон насупился и часто задышал. Деревянная кровать под ним с жалобными поскрипываниями мелко затряслась, хотя мальчик не шевелился.

– Ну, ладно, почитаю про Великого Усмирителя, успокойся!

Кровать перестала трястись.

– Найрон, малыш, я же просила, старайся не влиять на предметы, особенно, когда злишься.

– Почему им можно, а мне нельзя? – с обидой в голосе уже не в первый раз воскликнул мальчик, заранее зная ответ.

– Потому что тебе нужно дождаться десяти лет, когда ты пойдешь в школу Высшей ступени, где тебя научат контролировать свою силу, – терпеливо вновь объяснила мама, – А если ты начнешь применять ее раньше, ты можешь что-нибудь разрушить, причинить вред себе или окружающим. Ты ведь не понимаешь, как ее удержать. Думаю, ты слишком силен для своего возраста.

Найрон, сжав зубы, уставился на движущуюся картинку в книге. В глубине души он понимал, что мама права, но несправедливость этого вызывала чувство протеста, независимо от доводов разума. Где-то недалеко прогрохотал караван и послышался приближающийся тонкий свист. Встрепенувшись, мама отвернулась от книжки, которую собиралась читать.

– Это наверное наш папа. Я сейчас его встречу, и мы продолжим, ладно?

Радостно кивнув головой, Найрон отбросил в сторону одеяло и побежал вслед за мамой. Корвин с Люцисом прекратили возню, торопливо зыркая на шары, которые немедленно разлетелись на составляющие их предметы, а те, в свою очередь, быстро юркнули на полагающиеся им места.

Заскочив на подоконник, Найрон припечатал нос к окну, и в светло-сиреневых сумерках разглядел отца, подлетающего к дому от удаляющегося каравана. Свист прекратился, он отворил входную дверь и вошел в гостиную. Отца встретили дружно прыгающие у порога мальчишки и громкий визг Креи, их сестры, двойняшки Люциса. Улыбаясь, он прошел в комнату, мимолетно погладив каждого ребенка по голове, и обнял маму.

– Как сегодня работа, Герг?

– Все хорошо, Мира, – он поцеловал ее в губы и оглянулся на детей.

Те хитро улыбались, глядя на родителей.

– Не знаешь, почему они всегда так веселятся, когда мы целуемся? – невинным голосом поинтересовался он. Улыбнувшись, мама пожала плечами.

Найрон смотрел на отца и мать, думая, что не зря знакомые их семьи не устают повторять, что он их самый общий сын. Вот взять, к примеру, старшего, Корвина. Он в отца: высокий, смуглокожий, с жестким ежиком красных волос и темно карими глазами. Или младших, двойняшек Люциса и Крею. Они невысокие, с перламутровой кожей, голубоглазые и золотоволосые, причем волосы их очень мягкие, шелковистые. В общем, пошли в маму. А он, Найрон, объединил в себе высокий папин рост и жесткость золотых волос, а глаза сиреневые, с возрастом становящиеся все темнее, будто в непонятной пропорции смешали голубой и коричневый цвета.

Правда еще, с неудовольствием вспомнил мальчик, знакомые почему-то говорят, что характером он ни в отца, ни в мать. А силой вообще… Мол, давно не было в их роду низших мыследеев, а тут, гляди ж, растет. После этих слов знакомые, как правило, начинали качать головами и цокать языками, и тихим шепотом, думая, что Найрон не слышит, добавляли: "попомните мои слова, беречь вам его надо, а то пропадет мальчишечка за порогом-то родного дома…".

Только мама не считала его низшим мыследеем.

Открылась входная дверь, и в гостиную, прихрамывая и отряхивая серый плащ из грубо сотканной ткани, вошел Вир. Найрон недовольно оторвал взгляд от рук Корвина, который показывал им фокус с небольшим куском отвердевшей воды. Было так интересно: вода, подчиняясь несложным велениям брата, то становилась шаром, то мутнела и принимала форму бруска, то начинала кружиться на ладони крошечным веселым водоворотом.

Вир – приходящий учитель, готовивший ребят к школе, заинтересованно уставился на ладонь Корвина, и хриплым голосом произнес:

– Я рад, что у тебя получается. Безусловно, ты поступишь в школу средней ступени.

Вир прокашлялся и добавил:

– Ну что ж, вам всем есть чему поучиться у Корвина, а пока я бы хотел позаниматься с младшими. Ты почитай вот это, – Вир протянул Корвину сверток, из которого тот с еле заметным кислым выражением лица достал старую книгу. Она была жутко затертой, и он с трудом вслух прочитал название:

– Вода для начинающих – влияние на форму.

Найрон, Люцис и Крея расселись вокруг Вира на круглых кожаных подушках, тот присел на невысокий табурет и начал вещать. Корвин устроился в углу плетеного из прутьев злиса дивана, и принялся сосредоточенно читать. Найрон отвлекся на него в тот момент, когда Вир в сотый, а может сто первый раз, повторял монотонным голосом:

– Помните, что только сосредоточенная учеба и упорный труд сделают из вас настоящих мастеров-мыследеев. Чем бы вы ни решили заниматься в будущем, какое бы ремесло не выбрали: мебельщика, портного, огнедува или водолея, кулинара или, может быть, воина – ваш успех будет зависеть только от ваших умений. Лишь ваше мастерство во влиянии на живую и неживую природу гарантирует вам будущее и жизнь. Если вы не научитесь хотя бы простым вещам, то за пределами вашего дома долго не проживете.

Вир говорил это из урока в урок, а потом начинал рассказывать и показывать на небольших предметах, как влиять на них. Они уже прошли легкое влияние на воду, заставлявшее ее раскачиваться и выплескиваться из неподвижного сосуда, научились гнуть прутики злиса, которые держал Вир, собирать в шары всякую мелочь… Впрочем, научились младшие, у Найрона ничего не получалось. Он судорожно вздохнул.

Вир всякий раз раздражался на него, начинал возмущенно трясти головой с седеющими космами и резко жестикулировать, пытаясь объяснить, как сделать так, чтобы вода не брызгала фонтаном из сосуда, обливая всех вокруг, прутики не рассыпались в пыль, пачкающую одежду учителя, а всякая всячина не взрывалась во все стороны хламом, при попытке мальчика лишь осторожно собрать ее в шар.

Вот и сейчас учитель начал показывать, как скреплять два лоскутка кожи, и у Люциса с Креей уже немного получалось. Правда, лоскутки их держались вместе лишь пару мгновений, но по сравнению с "успехами" Найрона это было достижением. Он никак не мог соединить их. Вместо этого по краям, к которым он прикладывал мысленные усилия, кожа начинала, тихо шипя, расползаться и плавиться.

– Найрон! – мальчик вздрогнул, и лоскутки мгновенно растеклись в две дурно пахнущие лужицы, – Ты снова не хочешь меня слушать! Я же сказал: ЛЕГКО воздействуйте на краешки лоскутов, приказывая им соединиться!

– Но я так и делал, учитель! – жалобно пробормотал он.

– Ты так и делал? Ты их расплавил! По-твоему это легкое воздействие?! – лицо Вира снова дрожало, причем дрожали не только обвисшие щеки и тонкий длинный нос, но даже кустистые седые брови.

– Я не хотел плавить…

– Не хотел, но расплавил! Ты не научишься ничему, если не будешь слушать меня. Тебя не возьмут даже в школу низшей ступени!

Найрон широко раскрыл глаза и посмотрел на Корвина, тот ответил ему сердитым взглядом и вновь закопался в книгу. Люцис с Креей переглянулись и прыснули в ладошки, но Вир остро глянул на них, хлопнув ладонью по колену.

– Итак, тренируйтесь и тренируйтесь, пока не сможете соединять лоскуты хотя бы на час! Через два урока я проверю ваше умение. Теперь я хочу продолжить говорить с вами о числах и о том, что можно делать с их помощью. Числономика великая наука…

Теперь Найрон совсем не мог сосредоточиться на уроке. Вместо чисел и их свойств он видел яркую картину: младшие брат и сестра гордо сообщают родителям, что приняты в школу средней ступени, а он сидит дома и никуда не выходит, потому что его с позором прогнали из школы низшей ступени с криками "из тебя не выйдет мыследея!".

Глянув на Люциса, он заметил, что тот не слушает увлекшегося собственной речью учителя, а, степенно сложив руки на коленях, едва заметно улыбается Крее. Та отвечает тем же. Посмотрев на пол, Найрон понял причину их радости. Они игрались, перекидывая друг другу крошечный моток ниток.

Вир рявкнул:

– Найрон, тебя и числономика не интересует?!

Мальчик вздрогнул, но уже через секунду, как можно более мило улыбаясь, наклонился к Виру и прошептал: Учитель, меня отвлекли Люцис с Креей, они игрались нитками…

Вир, грозно стрельнув глазами в сторону притихших ребят, пробормотал:

– Во всяком случае, они УМЕЮТ это делать, в отличие от тебя.

Найрон почувствовал, что у него начинают гореть уши. Он тоскливо оглянулся на окно и подумал, что если урок не закончится как можно скорее, он провалится сквозь пол. И никакие длящиеся веления, удерживающие пол, да и весь дом в твердом состоянии, не помешают, так ему стыдно и обидно.

К его тщательно скрываемой радости, Вир сильно не задержался. Через какое-то время, пробормотав, что у него сегодня еще важный урок в доме Гординов, тот, кряхтя, натянул плащ и вышел. Провожающему его Корвину Вир позволил оставить книгу пока у себя, хотя тот и не просил.

Вернувшись в комнату, брат упер руки в бока, и, глядя на Найрона, который безуспешно пытался сделать отсутствующий вид, изрек:

– Отец будет недоволен. Ты не делаешь никаких успехов. В твоем возрасте я умел все, чему меня учили. Так ты еще и на Люциса с Креей жалуешься.

Те переглянулись и захихикали.

– А вы не радуйтесь, тоже хороши…

Корвин пригладил ежик красных волос и посмотрел в окно из уплотненного воздуха. Младшие подпрыгнули к нему и заверещали в два голоса:

– Корвин, можно погулять?! Можно, можно, можно?!

– Ладно, идите.

Те, накинув замшевые куртки, кинулись к двери, ведущей на платформу. Найрон, шмыгнув носом и приняв независимый вид, тоже двинулся к выходу.

– Почему ты ленишься? – догнал его голос брата уже на пороге.

Мальчик обернулся и, постаравшись вложить в слова всю свою веру и искренность, сказал:

– Я стараюсь, правда. Я ведь понимаю, что это важно. Я ПРАВДА стараюсь.

Ничего не ответив, Корвин покачал головой и что-то еле слышно прошептал. Не желая больше чувствовать, как горят уши, Найрон пошел на воздух.

Платформа из светлого дерева, соединенная с домом мостками, была довольно большой. Конечно, не такой, как в более богатых домах, но для игр и прогулок ее хватало. Невдалеке вздымались ввысь деревья их плантации, плавно покачиваясь в воздухе на огромных пузырях. Найрон подошел к перилам на краю платформы, перегнулся и посмотрел вниз. Открывшаяся панорама, как обычно, вызвала мгновенное головокружение. Еще вчера прямо под ними был дом Дитро, но после ночного появления огромной скалы внизу, те решили подняться выше.

И теперь Найрон мог во всех подробностях разглядеть простирающийся далеко внизу пейзаж. Бурую новорожденную скалу, к которой начали подбираться заросли злиса, кочующие, как и остальные растения, на воздушных пузырях. Завораживающий тягучий водоворот, отражающий сейчас дневное, ярко-желтое солнце и голубовато-серое небо. Чуть дальше была видна смесь крошащихся скал, которые медленно перемалывали друг друга в стене отвердевающей, подымающейся вверх, воды. Наверное, к завтрашнему вечеру она совсем затвердеет и можно будет полюбоваться на огромные валуны и мелкие камушки, застывшие в водной, недвижно вздымающейся глыбе. Хотя долго такая красота обычно не держится и быстро оплывает, чтобы окончательно перемолоть остатки скал в пыль, из которой они восстанут вновь, уже других форм и цветов.

Через некоторое время цвет неба изменился, дневное светило заходило и навстречу ему, с противоположной стороны небосклона поднималось ночное солнце. Крохотное и голубое, оно окрасило небосвод сначала в блекло сиреневый цвет, который постепенно темнел, и вот уже сиреневые сумерки сползли на мир. Таинственно замерцали водоворот и застывшая водная стена, в глубине которой повисли остатки скал. Деревья рядом с домом втянули в себя мясистые коричневые листья, и на смену им, из толстых стволов выскочили гибкие черные шевелящиеся усики, на концах которых искрились белыми огоньками цветы, привлекающие мелкую ночную живность. Сами стволы укоротились и потемнели.

Найрон оторвался от зрелища, которое любил наблюдать каждый вечер, и прислушался: вдалеке грохотал караван. Скоро прилетит папа. Он погрустнел. Отец действительно будет недоволен.

Неразлучные Люцис и Крея радостно завизжали, услышав роклов. Найрон вгляделся вдаль. Караван завис, роклы взмахами крыльев погнали воздушную волну, от которой чувствительные усики на деревьях дружно прижались к стволам. С каравана тенью спрыгнул человек, раскинув руки, и с тонким свистом полетел к дому. Увидев детей на платформе, отец повернул к ним и, подлетев, спрыгнул с ограждения.

Схватив игрушечного рокла, и изображая увлеченность, Найрон на коленках подполз к двери родительской спальни, протащив бедную игрушку по полу. Будто случайно остановившись под самой дверью, через которую доносились приглушенные голоса, он изо всех сил напряг слух.

– Я не знаю, что с ним делать, Мира! У него ничего не получается. Возможно, Вир прав, и

Найрон не сможет поступить даже в низшую школу.

– Перестань, родной, Вир не прав. Он просто приходящий учитель, который не хочет отступить от своих убеждений. Я уверена, его неудачи не от лени или отсутствия силы, они от неумения сосредоточиться! А иногда мне кажется, что – от переизбытка силы… Что, если он – высший? Что, если только преподаватели Высшей школы могут научить его эту силу контролировать?

– Ну что за чушь, Мира! – голос отца стал еще более сердитым, – Ну как, как он может быть высшим? Ты прекрасно знаешь, что в нашем роду не было высших мыследеев, наши дети могут быть только средними или низшими!

– Герг, если таких случаев не было в истории, это вовсе не означает, что такого не может быть вообще! Возможно, наш ребенок первый!

Раздался напряженный, злой смех отца. Найрон вздрогнул, так ему стало холодно и одиноко от этого смеха.

– Мира, послушай, я понимаю, что из любви к сыну ты хочешь видеть в нем кого-то лучшего, чем он есть на самом деле. Но почему бы тебе не сказать себе правду? О том, что Найрон БЕЗДАРЕН! – последняя фраза будто хлестко, наотмашь ударила мальчика. В глазах защипало.

– Тише! Дети могут услышать! – зашипела мать, – Ты не хочешь поверить в сына! Неужели сложно просто привести его на приемную встречу в Высшую школу, хотя бы попробовать! Если не получится, если ему откажут, что ж, мы можем привести его в среднюю или низшую школу. Но, возможно, его примут в Высшую!

– Мира! Мира! Я не хочу позорить себя перед людьми, меня поднимут на смех! Что обо мне скажут? Что я сошел с ума?

– Тебя больше беспокоит мнение чужих людей, чем судьба собственного сына?!

Они еще долго разговаривали за закрытой дверью. Но их голоса стали тише. К тому же Корвин, вернувшись от друга, подозрительно уставился на сидящего под дверью Найрона, и тот поспешил отползти в сторону.

Игрушечный рокл взмахивал крылышками в его руках. "Бездарен" – звенело в голове. Раздался звонкий смех. Через открытую дверь на платформу он увидел, что Корвин играет с Люцисом в догонялки, а Крея повизгивает и хлопает в ладоши. Найрон встал. Подошел к игрушкам, валяющимся возле кроватей младших. Вот любимая кукла Креи, а вот любимый вояка Люциса. Яркие, красивые, с подвижными ручками и ножками. Они были сделаны из дерева либу. Найрон припомнил, как нечаянно раскрошил такую шкатулку, когда пытался выполнить очередное задание учителя Вира и открыть ее. Он вспомнил свои ощущения, и, хитро улыбаясь, посмотрел на игрушки. Представил, что их нужно легко подвигать, просто сдвинуть с места, напрягся посильнее… Краски вдруг поблекли, игрушки задергались, начали осыпаться деревянной пылью, и быстро рассыпались совсем. Найрон пнул пыльные кучки ногой, туманное облачко взметнулось под потолок, и медленно рассеялось.

– Я не бездарь, – пробурчал он себе под нос. В голове мелькнула мысль. Он даже остановился посреди комнаты и застыл, пораженный собственной смелостью. Мысль была о том, что если отец к его десятилетию так и не захочет отвести его на приемную встречу в школу Высшей ступени, он сам туда придет. Сбежит из дома и придет. Только он не имел представления, КАК это сделать. Добраться куда-нибудь можно, либо умея летать на большие расстояния, либо на караване, до которого, опять таки, сначала надо долететь. Этого Найрон не умел. Отец рассказывал, что далеко летать могут только высшие мыследеи. Сам отец был способен пролететь немного, например, до каравана или в гости к соседним домам Дитро и Клоров.

Мальчик еще раз взглянул на веселящихся братьев и сестру, и внутри, где-то возле желудка, образовалась ноющая, сосущая пустота. Если бы у него были друзья, он мог бы посоветоваться с ними. Но соседские дети, которые с удовольствием общались с Корвином и младшими, смотрели на него с опаской, как будто он их чем-то обидел. А он не обижал…

Найрон копошился с роклом в самом темном углу платформы, в который забрался, когда Корвин с младшими набегались и переместились в комнату. Теперь Корвин читал книгу, оставленную Виром, а Люцис с Креей возились с игрушками на полу. Когда раздался громкий обиженный вопль, Найрон сразу понял, в чем дело. Вопль повторился – вторая пропажа обнаружена. Через минуту на платформу выскочил Корвин. Схватив Найрона за руку, потащил внутрь. Тот и не думал сопротивляться. В голове билась одна мысль: признаваться или нет?

Люцис и Крея дружно заливались слезами, сквозь икоту пытаясь объяснить удивленным родителям, какая трагедия произошла. Корвин, хмурясь, спросил Найрона:

– Ты трогал их игрушки?

Взглянув на сдвинувшего брови отца, Найрон, уже не раздумывая, отчаянно замотал головой.

– А что это за пыль на полу? – тихо уточнил Корвин, нагибаясь, и сметая ладонью легкий порошок. Ты распылил их, да? Как шкатулку?

Мама подняла брови.

Найрон замотал головой еще отчаяннее. Казалось, еще чуть-чуть, и она отвалится. Отец двинулся к нему. Мама положила руку ему на плечо:

– Позволь, я с ним поговорю?

– Ну, хорошо, говори, – он подошел к младшим, усадил их себе на колени и начал успокаивать обещаниями купить новые игрушки. Те не перестали натужно рыдать, пока число обещанных игрушек не возросло втрое.

Мама отвела Найрона в их с папой спальню, а Корвин возмущенно глядел вслед, качая головой.

– Милый, зачем ты это сделал? Это ведь ты, да? – она говорила таким тихим спокойным и расстроенным голосом, что Найрону совершенно расхотелось лгать.

– Да, – тихонько прошептал он, внимательно рассматривая собственные ногти.

– Зачем ты обидел брата с сестрой? Они ведь никогда так с тобой не поступали…

– Я не бездарь! – он почти крикнул, но внезапно охрипший голос помешал.

– Ты слушал наш с папой разговор? – мама расстроилась еще больше, – Найрон, нехорошо так делать, мы говорим о взрослых вещах, которые ты еще не понимаешь до конца…

– Вы говорили обо мне, – буркнул Найрон, вглядываясь теперь в рисунок на ладонях и украдкой поглядывая на мать.

– Найрон… – мама замолчала, на ее лице отчетливо проступила озабоченность, – но КАК ты распылил игрушки? Тогда, со шкатулкой, у тебя получилось случайно. А сейчас? Ты ведь ХОТЕЛ, чтобы они распылились сейчас? Ты приказал им?…

– Нет, я вспомнил, что пытался только открыть шкатулку, и чтобы это повторилось, я попытался их пошевелить, и они рассыпались…

– Что ж, пусть так… – мама сосредоточенно помолчала.

– Найрон! – она с силой сжала его плечи, – если папа не послушает меня, и настоит на том, чтобы ты поступал в школу низшей ступени, я сама отведу тебя в Высшую, в тайне от него! Только не говори никому, ладно? Пусть это будет наш секрет, хорошо?

Найрон испуганно закивал. Никогда еще мама не говорила с ним так серьезно, никогда не убеждала его в чем-либо с таким жаром.

– И еще, милый, – мама ласково провела рукой по его волосам, – ты очень плохо поступил. Отец захочет наказать тебя и я согласна с этим. Ты понимаешь, почему?

Найрон потупился и пробормотал:

– Да.