Утро Найрона было бы счастливым. После празднования и подарков, после знакомства с Реном и даже после того, как прогулка с мамой по лавкам оказалась не такой увлекательной, как ему мечталось. Но сегодня Корвин едет на приемную встречу и, скорее всего, останется в школе. Во всяком случае, в том, что его возьмут, ни у кого сомнений не было.
Умываясь, Найрон ожесточенно тер лицо, из-за чего оно раскраснелось. Ни у кого не было сомнений по поводу поступления Корвина. Так же, как ни у кого не было сомнений в том, что Найрон не поступит даже в школу низшей ступени. И мама больше не касалась этой темы. Наверное, тоже засомневалась. Найрон вытер лицо и, выйдя из умывальной, наткнулся на светящихся от радости младших.
– Вы уже и умываться вместе ходите? – прошипел он им и, не дожидаясь ответа, пошел завтракать.
Родители с Корвином уже сидели за столом. Тому явно кусок не шел в горло, а мама все подкладывала ему добавки. Найрон хмыкнул. Она решила, что братца в школе голодом заморят? Получив свою порцию, принялся без аппетита есть, поглядывая на Корвина. Да чего он бледный такой, при своих-то успехах боится не поступить?
Последним пунктом сборов было усадить в клетку Нота, успевшего привыкнуть к свободной жизни. Как и ожидалось, он сопротивлялся. Хотя, Найрон сильно подозревал, что сопротивление это было больше для того, чтобы они его не перестали уважать, так как ни на одном из ловцов не оказалось царапины или укуса. Сам Найрон в ловле не участвовал. Забился в старое кресло и принялся рассматривать книгу о войне в плетеном переплете, которая так не понравилась маме. Правда, она оказалась довольно скучной, и ему пришлось ограничиться картинками. Мама, недовольно глядя на него, вновь начала хмуриться, и Найрон старательно просмотрел все картинки по три раза.
Наконец, после получасовой беготни, махания полотенцами и передвигания мебели, Нот был посажен в клетку, откуда теперь раздавалось возмущенное шипение. Последние вещи были уложены в сумки и мешки и все сели за стол, чтобы выпить перед отъездом горячий сок нармики с пирогом. Отец давал Корвину последние наставления по поводу приемной встречи, а мама о том, как и где держать одежду, что и в какую погоду одевать, и как себя вести с учителями. Найрон слушал в пол уха. Ковыряясь в пироге, не вытерпел и спросил, может ли пойти в гости к Рену. Но родители сказали, что новым соседям нужно дать время для обустройства и не стоит навязываться сейчас с визитами.
Пожав плечами, он подумал, что Рен, возможно, так же скучает и не возражал бы против гостей. Но ему, наверное, родители тоже сказали не навязываться.
Через полтора часа, перецеловав младших и, не успевшего уклониться Найрона, Корвин с мешком и клеткой в руках пристегнулся к маме. Папа взял остальные вещи. И они полетели к каравану. Найрон хотел было вместе с Люцисом и Креей посмотреть вслед, но зрение почему-то затуманилось. Удивленно смахнув с ресниц слезы, он решил, что это просто от ветра, который с каждым днем становится все холодней. А всплывшую откуда-то из глубины сознания мысль о том, что он будет скучать, вернула обратно на глубину другая. Мысль о несправедливости того, что Корвин станет гораздо лучшим мыследеем, чем он сам.
Растерянно посмотрев на уже вовсю играющих двойняшек, Найрон вдруг осознал, что теперь он – старший. И должен приглядывать за Люцисом и Креей, которые никогда не слушались его. Мама говорила об этом несколько раз, но в эти моменты он все время думал о чем-то другом. Стоя над столом и глядя на книги, не замечая их, Найрон сосредоточенно пытался сообразить, как можно пойти в гости к Рену, оставив при этом их самих. То есть, он ломал голову не над тем, как пойти, а как заставить их не говорить об этом папе с мамой. Неожиданно лицо его озарилось светом вдохновения.
Мечтательно улыбаясь, он подошел к мирно сидящим на ковре среди игрушек младшим и, склонившись над ними, прошептал:
– Люцис, Крея, как насчет кучи леденцов?
Те, дружно повернув к нему головы, хором поинтересовались:
– А за что?
– Мне нужно отлучиться, а вы будете спокойно играть и ничего не скажете папе с мамой, – Найрон смущенно улыбнулся.
– А если скажем? – с хитрецой в голосе спросил Люцис.
– Тогда, – улыбка Найрона стала шире, – останетесь без игрушек. Папе никаких капелей не хватит, чтобы купить вам столько новых!
– А он тебя накажет! – в голосе Креи послышались плаксивые нотки.
– Сильнее, чем уже наказывал – не накажет, – сухо проинформировал Найрон, – проживу месяц-другой без сладкого. Ну так что?
Переглянувшись и, будто произведя обмен мыслями, двойняшки дружно кивнули. Найрон недовольно покачал головой. Нет, если у них так и дальше пойдет, они скоро срастутся и станут четырёхруким двухголовым существом. Представив это довольно ярко, Найрон не удержался от смеха. Младшие приняли это за радость по поводу их согласия и требовательно протянули руки за леденцами. Сунув им по два, он пообещал дать еще по три, когда вернется.
Родители должны отсутствовать не меньше трех часов. Он засек время, глянув в сторону шкафа. В длинной водяной колбе со множеством делений и цифр синяя жидкость постепенно книзу сменяла красную. Прихватив несколько коробочек с сушеными фруктами и тянучками, Найрон накинул куртку и вышел на платформу. Перескакивая по мосткам с одной соседской платформы на другую, Найрон пытался придумать, как лучше представиться родителям Рена. Хотя, лучше бы он был один дома.
Войдя на платформу их нового дома, Найрон с любопытством уставился на родовой герб. На поверхности ярко голубой сферы он смотрелся довольно эффектно: стоящий на задних лапках иссиня черный варанг, выпустивший коготки, с яростной мордочкой, напротив красного многоногого существа с шарообразным телом. Нахмурившись, Найрон напряг память, но так и не вспомнил ничего о таких существах, наверное мама не читала ему и не рассказывала о них. Подойдя к двери, он неуверенно постучал в нее, всерьез раздумывая, не повернуть ли обратно, потому что так и не придумал, что говорить родителям Рена. Но дверь открыл он сам. Радость на его лице, быстро сменившая удивление, сразу же заставила Найрона забыть о сомнениях. Словно в ответ на его желание, родителей Рена действительно дома не оказалось, оба были на работе.
– Папе надо многое изучить, работа помощником Библиотекаря не из легких. А маму, не успели мы приехать, завалили просьбами о посещении больных. В Одорите слишком мало лекарей, – говоря это, Рен выставлял на стол кувшинчики с соком и блюда с фруктами. Найрон добавил коробочки со сладостями.
– А мои повезли Корвина на приемную встречу, – грустно проговорил он.
Рен резко обернулся, глаза заинтересованно блеснули.
– М-м. Ну да, вы же отмечали как раз…Давно ему десять исполнилось?
– Во время жаркого солнца. Слушай, я только не очень надолго, надо успеть вернуться до возвращения родителей, а то младшие одни.
– Ты оставил их самих? – встревожено мотнул головой Рен в сторону их дома.
– Да ничего страшного!
– Я…Может, пойдем к вам? Мне можно уйти, я только записку напишу!
– Не хочу, – хмуро ответил Найрон, – начнут лезть со своими глупостями. А ты это читал? – он взял с полки первую попавшуюся книгу и открыл ее посередине.
Подойдя, Рен заглянул ему через плечо.
– Это же Перфогратум, мне такое рановато читать.
– Перфо…что?
– Перфогратум, – терпеливо повторил Рен, – Перечень оружия, когда-либо сотворенного мыследеями. Папа говорит, что здесь есть такое оружие, которое было создано совершенно случайно и его никогда не удавалось повторить.
Найрон с умным видом упорно листал страницы, поглядывая на другие книги, чтобы в следующий раз не схватить что-нибудь подобное. Чего здесь только не было: мечи, грезы, кинжалы, всевозможные костяные резаки. Пролистав почти до конца, пока Рен вежливо стоял рядом, он остановился. Занес руку над книгой, чтобы закрыть обложку, да так и застыл. На последней странице была изображена крохотная костяная вещица, помещавшаяся в ладони. И вещица эта напомнила о чем-то Найрону. Прищурив глаза, он попытался вспомнить – что, в памяти смутно забрезжил какой-то образ и пропал.
– Это дисторк – костемет, – виновато проговорил Рен.
– Значит, все-таки читал? – хитро улыбнулся Найрон.
– Ну…Так, полистал немножко.
Дисторк представлял из себя тонкую изогнутую рукоятку с расширением посередине, которая удобно сжималась в ладони и была почти незаметна. В небольшой полости помещались острые тонкие кости, которые с помощью спусковой скобы выстреливались на расстояние до пяти взмахов шворхов. Найрон поднял брови. Взмах крыльев шворха примерно равен размаху рук взрослого человека. А ничего себе вещица! И здесь сказано, что веление держит его в неизменности и заставляет работать на протяжении двух – трех лет. Найрону теперь значительно сильнее хотелось иметь дисторк, мысли о кинжале быстро отошли на второй план.
Время быстро пролетело за игрой в редук и пустяковыми, но веселыми разговорами. Когда третий час подошел к концу, Рен напомнил Найрону о необходимости возвращаться и тот, неохотно натянув куртку, двинулся к выходу.
– Я рад, что ты пришел. Теперь моя очередь, когда к вам лучше зайти?
– Не знаю, когда родителей не будет. И Вира. Между пятью и семью вечера.
– А я бы познакомился с твоими. Вир – это учитель? Хороший?
– Хм. Учитель. А насчет того, какой – не знаю. По мне, так ужасный, а Корвин в восторге от него был.
Рен хотел спросить что-то еще, видимо снова о Вире. Но, взглянув на Найрона, передумал. Попрощавшись, они расстались на платформе, и Найрон, отказавшись от предложения Рена провести его, поспешил домой. И успел войти в комнату со стороны платформы на мгновение раньше отца. Правда, тот был чем-то раздражен и не обратил внимания на его запыхавшийся вид.
– А где мама? – в голове почему-то мелькнула мысль, что она зачем-то осталась в школе с Корвином, хотя это был абсурд.
– Ей понадобилось срочно увидеться с давней подругой, – сдержанно проговорил отец.
– Это в Одорите?
– Ты случайно не разогрел ужин? А, ты же у нас с огнем не дружишь…- отец начал разогревать еду, управляя огнем и кастрюлями короткими взмахами рук.
Насупившись, Найрон уминал мясо, стараясь не замечать веселящихся двойняшек, которые, многозначительно подмигивая, облизывали вилки, намекая на обещанные леденцы. Не выдержал и, зло стрельнув глазами на Люциса, одними губами ответил:
– Позже.
Бросив на кровати младших обещанные леденцы, Найрон бухнулся на свою. Когда Корвин был дома и играл с Люцисом и Креей, Найрону редко бывало скучно. Обычно он всегда находил, чем себя занять. А теперь ничего не хотелось, было тоскливо. Да еще и мама все время куда-то пропадает последнее время. Наверняка это из-за той ссоры с отцом. Найрон перевернулся и зарылся носом в подушку. Ему прекрасно известно из-за чего они поссорились. Мама хотела убедить папу, а заодно и себя в том, что Найрон не низший мыследей, а тот ни за что не хотел даже допустить такую мысль. Значит, они поссорились из-за него. И теперь дуются и стараются избегать друг друга. А что ему теперь делать? Вспомнив, зачем они, собственно, уезжали, Найрон встал.
– А как прошла приемная встреча? – он робко подошел к отцу, когда тот сидел в мастерской, продлевая веления, хранящие их костяной обеденный сервиз.
Отец оживился. Не прекращая работу, он довольным голосом рассказал о том, как великолепно Корвин выполнил все задания преподавателей школы. И о том, как они с мамой им гордятся. Скрипнув зубами и, вложив в голос всю радость, какую был способен изобразить, Найрон поинтересовался:
– И много в этом году поступивших?
– Да, было больше тридцати человек и отклонили только пятерых. Приходящие учителя редко ошибаются.
В голове Найрона словно зажегся яркий огонь.
– Но все же ошибаются? – настойчиво спросил он.
Отец оторвался от работы и всмотрелся в его лицо.
– Они ошибаются, посчитав ученика сильнее, чем он есть. Но чтобы наоборот…Таких случаев не было, – он усмехнулся, – трудно не увидеть проявления силы, которая имеется в человеке. Гораздо легче проглядеть ее недостаток. В детстве всё еще так не определенно, что они могут не увидеть врожденное неумение человека контролировать какие-то свои способности. Даже в Школах высшей ступени на третьем году обучения ведется отсев.
– И кого же…
– Сильные средние мыследеи могут многое из того, что и высшие. Поэтому трудно отличить их поначалу. На третьем году это становится возможным.
– Как? – у Найрона запершило в горле.
– Довольно трудное время для учеников, – отец помолчал, – многие не выдерживают и сами уходят в школы средней ступени. Они боятся пройти через испытание, которое должно показать, кто из них действительно высший.
– Оно опасное?
– Бывает, кто-то гибнет. Правда сейчас это происходит все реже, преподаватели изобретают новые способы обеспечить ученикам безопасность.
Моя в тазу посуду, Найрон пытался разобраться в собственных чувствах. Он не мог понять, отчего его так расстроил рассказ отца об отсеве в высших школах. Уж ему, не то чтобы высшая, средняя школа не светит. Наконец, он решил, что просто мысленно поставил себя на место этих учеников. Ведь неприятно осознавать, что поступив в Школу высшей ступени и проучившись там два года, кто-то может быть отсеян. Или еще хуже, может не выдержать и уйти сам. Интересно, – внезапно скакнули мысли в другую сторону, – какой все-таки мыследей Рен? Ведь он так и не спросил его об этом.
Когда сумерки отвоевали у дневного солнца большую часть небосклона, вернулась мама, усталая, но довольная. Быстро и тихо переговорив с отцом, который хоть и продолжал сердиться, но был уже значительно спокойнее, она велела детям ложиться спать. Позже, когда младшие заснули, а папа ушел в спальню, она села на краешек кровати Найрона и прошептала:
– Сынок, завтра нам нужно будет поговорить. Это очень важно, никуда не уходи, успеешь еще с Реном увидеться.
Найрон вздрогнул. Мама даже не догадывается, что днем он оставлял сестру и брата без присмотра.
– Давай сейчас? – умаляющим шепотом предложил он.
– Мне нужно собраться с мыслями. Завтра папа уйдет на работу, и мы прямо с утра поговорим.
Но утром мамы дома не оказалось. Уходя, отец объяснил, что она решила залететь в книжную лавку, так как вспомнила, что они забыли купить Корвину книгу о варангах. Пробормотав, что теперь придется снова лететь к нему в школу, а это путь неблизкий, он выразил надежду, что мама не вспомнит еще о чем-нибудь забытом. Найрон, поняв что папа все еще не в духе, решил спокойно дождаться маму для обещанного ею разговора. Листая книжки и гадая, о чем он может быть, он не заметил, что провел в раздумьях больше двух часов. Люцис с Креей играли на платформе, и Найрон, почувствовав легкое беспокойство, вышел к ним. Оказалось, что вокруг туман. Сквозь мутную дымку можно было разобрать, разве что, ближайшие сферы. Поежившись, он попытался разглядеть что-нибудь в той стороне, откуда обычно летят караваны из города.
– Что ты ищешь? – полюбопытствовала Крея.
– Караван. Мама должна была уже прилететь.
– А какой-то пролетал мимо…- задумчиво проговорил Люцис, – совсем недавно.
– Разве? – дернулся Найрон, с досадой ругнув себя: надо было прислушиваться, туман сильно приглушает звуки.
Следующий час ожидания был самым тоскливым в его девятилетней жизни. Найрон перебрал все причины, которые могли задержать маму, учитывая, что она сама собиралась поговорить с ним о чем-то важном. Но, какую бы причину он себе не называл, все казались несущественными для такой задержки. Найрон устал от напряженного созерцания часовой колбы. Жидкость в ней, казалось, меняла цвет все медленнее и, наконец, вроде бы перестала делать это совсем. Найрон поморгал, граница цветов жидкости милостиво пришла в движение и он понял, что прошел еще час. Где-то рядом с желудком вырос ледяной ком. Мама ни за что не задержалась бы так, не случись что-то…Что-то плохое.
Сжав зубы так, что они заболели, Найрон прошел на плантацию и, спотыкаясь о щупальца и пузыри деревьев, побрел к насестам семейных шворхов. Те спали. Потрепав одного, ярко рыжего, по хохолку, Найрон надел на него сумку и вложил записку для отца. Отстегнув часть рукава, показал сонно моргающему шворху татуировку, и четко проговорил:
– Костяной цех в Одорите. Герг.
Тот, крякнув, подпрыгнул, со звуком "шворх" мгновенно отрастил крылья и метнулся в туман. Вновь потянулись бесконечные минуты ожидания. Младшие, сообразив, что мама не вернулась, хотя давно должна была, начали ходить за Найроном и канючить. Отмахиваясь от них, он гадал, залетит папа домой или начнет сразу искать ее. Ответ дал шворх, вернувшийся через четверть часа. В его сумке была записка от отца. Тот просил Найрона быть дома (как будто он и сам не догадался бы), присматривать за Люцисом и Креей и, если он разминется с мамой и она вернется раньше его – отправить шворха. Найрон не удержался и хмыкнул. Если папа будет метаться по городу в поисках мамы, шворх, посланный Найроном, не успеет облететь всех встречных и увидеть их татуировки до вечера следующего дня.
Если первые несколько часов после получения записки от отца Найрон ждал спокойно, чувствуя облегчение оттого, что папа знает и что-то делает, то к вечеру ему стало совсем худо. Ледяной комок безжалостно ввинчивался в желудок, руки дрожали и взгляд не мог задержаться ни на чем, кроме часовой колбы. Двойняшки, обнявшись, забились в угол кровати Люциса и сидели неподвижно, словно любое их движение могло разрушить что-то хрупкое. Наступил вечер. Сиреневые сумерки вползли на небо. Найрон пошевелил светильник и тот начал медленно разгораться тусклым белым свечением. Камин темным провалом чернел в глубине комнаты. Часовая колба рдела в полутьме зловещим бордовым цветом. В тишине прошло еще несколько ночных часов. Младшие заснули, не размыкая объятий, свернувшись клубком. Найрон подумал, что их надо укрыть, но побоялся, что если встанет, его вырвет. Тошнота подступала к горлу уже второй час и он боялся шевельнуться.
Еле слышный грохот и, последовавший за ним приближающийся свист, заставили мальчика поднять голову от стола, на котором он задремал. Дверь отворилась и отец застыл на пороге. Найрон встал. Темный силуэт неподвижно стоял у двери.
– Папа…? – робко позвал он.
Отец вышел из темноты, прошел в их с мамой спальню и сел на кровать, не зажигая светильник. Остановившись в дверях, Найрон увидел, что тот уронил голову на руки и раскачивается.
– Папа! – набрался духу Найрон, – где мама, ты что-нибудь узнал?
Не поднимая головы от рук, отец медленно покачал головой. Закрыл лицо ладонями, плечи несколько раз вздрогнули.
– Где мама?! – крикнул испуганно Найрон. Папа, дернувшись, поднял лицо. В полутьме выражение его было непонятным. Он взял Найрона за руку и неожиданно мягко прошептал:
– Сынок, поговорим завтра. Прошу тебя, ложись.
– Но…
– Только не сейчас, Найрон, – голос отца стал таким странным, что Найрон сделал шаг назад. Не понимая, почему он не может сейчас, сию же минуту узнать где мама, Найрон никак не мог решиться заговорить с отцом снова. А тот встал и закрыл дверь спальни перед его лицом.
С опустошенной головой, в которую не шли никакие, даже плохие мысли, Найрон лег на кровать не раздеваясь, и мгновенно уснул.