Между небом и водой

Глава 2. Путешествие в Хайрит.

Сегодня все поднялись раньше почти на час. Найрон открыл глаза и, выглядывая из-под одеяла, смотрел как Корвин будит младших. Из спальни родителей послышались голоса, смех, и дверь отворилась, пропуская их в гостиную. Люцис, потягиваясь и зевая, всунул ноги в шлепанцы и поплелся в умывальную, зажурчала вода. Крея терпеливо протягивала Корвину ноги по очереди, чтобы он надел на нее тапочки, тот не менее терпеливо надевал их. Найрон приподнялся и уставился в окно. Сиреневая половина небосклона блекла вслед неохотно уходящему ночному солнцу. Другая половина неба яростно розовела, возвещая о восходе дневного светила.

– Дети, – мама в тонком плетеном халате выглянула из кухни, – быстренько, завтрак почти готов, у нас мало времени на сборы, скоро должен быть караван.

Люцис, фыркая и мотая головой, отчего брызги разлетелись по всей комнате, вышел из умывальной. Найрон, решив не ждать, пока Крея набалуется своими тапочками, которые она упорно хотела надеть задом наперед, проскочил мимо Люциса и заперся на небольшую задвижку. Все нужно было сделать быстро, поэтому он не стал, как обычно, любоваться всевозможными интересными вещицами, которые здесь находились. Вдыхая смесь ароматов из маминых пузырьков, он сходил в туалет, умылся и, пожевав горьковато прохладный на вкус освежительный шарик, выплюнул его в мусорную корзинку. Посмотрев на себя в водяной отражатель, по которому изредка проходили слабые, еле заметные волны, почесал за ухом и удовлетворенно кивнул отражению головой, отчего немного отросшие и стоявшие торчком волосы смешно качнулись. Вышел.

Отец с Корвином стояли у большого отражателя в гостиной. Одеваясь в свой костюм цвета угасающего пламени, Найрон наблюдал, как Корвин под строгим взглядом отца заправляет замшевую рубашку в кожаные черные брюки и застегивает костяные застежки. Поправив отстегивающуюся часть рукава, закрывающую родовую татуировку на предплечье, мальчик подумал: хорошо, что он не нашалил на этой неделе, иначе в качестве наказания отец, скорее всего, запретил бы ему участвовать в их сегодняшнем путешествии.

Летать с детьми в город родители начинали после исполнения им пяти лет и происходило это довольно редко. Даже Корвина они брали с собой не часто, хотя тот и просился.

Торопливо съев мясо, и закусывая сочными, сладкими, желто-зелеными плодами нармики, Найрон поглядывал на Корвина. Тот уже закончил есть и пил сок. Мальчик с восторгом подумал, что тогда, когда он впервые попал в центр их города, и испытал потрясение, он и не предполагал, что через полтора года снова отправится вместе со всей семьей в другой город, Хайрит, в гости к дедушке и бабушке, родителям отца. Несколько дней назад они прислали шворха с письмом, в котором приглашали на празднование сороковой годовщины заключения брака.

В гостях у них Найрон был, когда ему тогда только-только исполнилось пять лет и папа с мамой взяли его вместе с Корвином с собой. Найрон мало что запомнил, и ему было интересно вновь увидеть их, дом, шкатулки и всякие интересные вещицы, которые делал дедушка. Некоторые из них стояли в их умывальной на полочках. Шкатулочки, деревянные пузырьки с пахучими жидкостями, мамины украшения и папина бритва. Найрон любил разглядывать ее острый край, в этом месте дерево так истоньшалось, что его с трудом можно было разглядеть. Однажды он нечаянно порезался им. Мальчик вспомнил ощущение от пореза в пальце, да так живо, что его передернуло.

– Найрон, не спи, – дернул за рукав Корвин, – все готовы.

Мальчик оглянулся: Люцис с Креей, одетые в синие костюмчики, были так одинаковы, что, если бы их волосы не отличались по длине на два пальца, их нельзя было бы различить.

Найрон кивнул и вскочил.

Через пять минут, выйдя на платформу, он столкнулся с двойняшками. Те, хихикая, под строгим взглядом мамы, пристегивали к поясам специальные ремни. Пристегнув такой же, Найрон подошел к отцу, который застегнул крепление его ремня на своем. Так они и спрыгнули с платформы: Корвин с Найроном, пристегнутые к ремню отца, младшие – к ремню мамы. Караван уже висел вдалеке. У Найрона от быстрого полета захватило дух, он радостно закричал, поймав в ответ восторженную улыбку Корвина. Внизу мелькали застывшие водовороты и перетекающие друг в друга скалы, участок земли, быстро меняющий очертания, парящие заросли злиса и плантации соседних домов. Мимо прошмыгнул шворх, блеснув круглыми глазками. В его короткой темной шерстке поблескивала серебристая ткань сумки. Наверное несет письма, подумалось Найрону. А потом его внимание привлек караван.

Точнее, караван безраздельно завладел вниманием Найрона, вытеснив из его головы абсолютно все, даже очень важные мысли. Оказалось, что он совершенно не помнил, какой он вблизи. Куда же он смотрел в прошлый раз? Найрон испуганно цеплялся взглядом за детали, страшась окинуть им караван целиком.

Роклы были огромными, гораздо больше их дома, неуклюжими с виду. Темно серые, в складках чешуйчатой кожи, они ленивыми взмахами черных кожистых крыльев, затмевающих солнце, гнали ветер, из-за которого отец был вынужден замедлить скорость. Их головы переходили в бесформенные носы-хоботы, которые слегка шевелились, будто пробуя воздух на вкус. Глаз не было видно из-под нависающих над ними роговых пластин.

Три рокла были запряжены в три платформы, четвертый замыкал караван. Первую платформу занимали люди, сидевшие на скамьях, две другие были загружены разнообразным товаром. Семья приблизилась к платформе на расстояние нескольких вытянутых рук и остановилась, паря на созданных родителями воздушных подушках. Найрон вытянул руку перед головой отца и отдернул, почувствовав стену.

И тут он увидел его. Одного из тех, о ком сложено столько легенд, о ком бродит столько слухов и поверий… Найрон увидел караванщика.

Тот стоял на спине ведущего рокла. Завидев их, караванщик пролетел на платформу и поднял руку, делая одновременно загребающее движение ладонью. Сопротивление воздуха исчезло и родители подлетели к платформе, спустив детей на пол. Те, дружно открыв рты, уставились на караванщика. Только Корвин смог быстро справиться с собой и, поздоровавшись с тем, отвернуться. Дать легкие подзатыльники Найрону с Люцисом, и дернуть Крею за рукав. Родители расплатились и провели детей к сиденьям в конце платформы.

Найрон не отрывал взгляда от караванщика. У того были темно-синие волосы до плеч. Одежда из красной кожи блестела на солнце множеством костяных заклепок на карманах, непонятно для чего необходимых. На поясе болтались широкие деревянные ножны с костяным грезом. Найрон вспомнил, как выглядел грез на картинках в книгах: рукоять, двойное подвижное лезвие, переходящее в двойной же наконечник. Он всматривался в лицо караванщика, когда тот проходил мимо или поворачивался к Найрону. Смуглой кожи почти не было видно из-под вязи причудливой серебристой татуировки, покрывавшей все лицо, шею и руки. На руке Найрон приметил тускло поблескивающий желтым перстень. Он даже дернулся от возбуждения. Перстень золотой, а значит баснословно дорогой! Неужели караванщики могут позволить себе носить такую роскошь?

– Найрон, перестань пялиться на него! Это невежливо. И они этого не любят!

Найрон оглянулся на шептавшего Корвина. Тот исподлобья с интересом наблюдал за караванщиком.

– Ты же сам пялишься!

Корвин усмехнулся.

– Я делаю это незаметно.

– И я буду незаметно, – буркнул Найрон, оглядывая заодно людей, сидящих на других скамьях.

Караваном путешествовал народ самый разнообразный: торговцы, чьи товары грудились на других платформах, сопровождающие их воины, несколько семей и одинокие путешественники, музыкант, тихонько бренчащий на крошечной клифе, мрачный сутулый мужчина, одетый в темно синий плащ с капюшоном, и четыре весело щебечущие девушки, которые с не меньшим интересом, чем Найрон, поглядывали на караванщика.

От наблюдений Найрона отвлекли несколько слуг караванщика, которые шумно пробежали мимо них с криками: "Водное погружение! Водное погружение!". Найрон испуганно дернулся к Корвину, бросил взгляд на родителей. Близнецы, играющие на полу в шарики, тоже подняли головы, вслушиваясь в удаляющиеся крики. Отец глянул вниз, за перила платформы, и успокаивающе пояснил:

– Не пугайтесь. Сейчас вокруг нас уплотнится воздух и мы полетим вниз, а потом нырнем в воду. Караванщик увидел участок неизменной воды и хочет искупать роклов. Люцис, Крея, сядьте рядом с нами, Найрон, придвинься ближе к Корвину.

Найрон сел вплотную к брату, настороженно оглядываясь вокруг. Люди сосредоточенно сидели на своих местах. Те, кто стоял возле перил или прогуливался, спешили рассесться.

Караван начал плавное снижение, а караванщик, стоя на горбатой спине ведущего рокла, резко взмахнул руками над головой, как будто бросил что-то вдоль платформ. Тут же Найрон почувствовал, как воздух вокруг него загустел и дышать стало труднее. Над платформами замерцал полупрозрачный голубой купол, оттолкнувший стайку шворхов, пролетевших слишком низко над караваном.

Посмотрев вниз, он со страхом осознал, что водная гладь уже совсем близко, но брошенный взгляд на расслабленные лица родителей немного успокоил: ничего плохого не происходит. Корвин с трудом положил руку на ладонь Найрона и с улыбкой медленно проговорил:

– Не бойся, караванщики так часто делают. Если не купание, знаешь, как здесь пахло бы?

И тут Найрон изумленно застыл. Конечно же, в книжках, что читала ему мама, об этом говорилось, но своими глазами он еще никогда такого не видел. Огромные крылья роклов почти полностью втянулись в складки бесформенного туловища, оставив по бокам лишь небольшую часть – плавники. Само тело их вытянулось, став тоньше и длиннее раза в два. И через мгновение караван с грохотом, который было слышно как будто издалека, врезался в синюю толщу воды, погружаясь все глубже. Мелькнули огромные валуны, извивающиеся лианы, сверкающий шар, тотчас же распавшийся на сотни крошечных огоньков, метнувшихся врассыпную.

Найрон изо всех сил старался не зажмуриться, ведь никто не боится, даже младшие хихикают, медленно тыча пальцами вокруг. Распахнув глаза пошире, он всматривался в темные глубины. Но больше ничего интересного так и не увидел. Зато почувствовав, что дышать стало еще труднее, Найрон с облегчением понял, что караван собирается взлететь. Стало гораздо светлее, вот уже сквозь воду виднеются облака, и роклы вновь отращивают крылья. Первый уже вырвался из воды и, мощно взмахнув ими, потянул караван в небо. Как только караван поднялся, купол над ними посветлел и воздух вокруг стал привычным. Скоро они снова летели высоко над водой и встречающимися иногда водоворотами, скалами и разноцветными участками суши.

– Мои дорогие! – на платформе возле большой темно-красной сферы с изображенным на ней гербом рода Нотисов – тремя солнцами, возвышалась бабушка. Улыбаясь, она развела руки в стороны, чтобы обнять сразу всех внуков, затем обняла маму с папой и пригласила их в дом. Из гостиной вышел дедушка и перецеловав внуков, обнялся с мамой, похлопал по плечу папу.

– Мира, Герг, мы так рады видеть наконец всех вас. Не теряйтесь, проходите в дом, мы ждем еще Смаленсов и Вистергов, и можно начинать праздновать, – говорил дедушка, ведя их в гостиную.

Там уже было довольно много людей. Найрон тихонько зашел следом за Корвином и, когда взрослые расселись на трех больших мягких диванах вокруг накрытого стола, отошел в сторонку. Он встал между двумя узорными шкафчиками, наблюдая, как Корвин и младшие присоединились к шумной стайке других ребят разных возрастов. Родители приняли участие в разговоре, который, видимо, уже шел до их прибытия. Придвинувшись к ближнему дивану и морщась от визгов, доносящихся от детской компании, Найрон прислушался: не станут ли и эти люди говорить родителям о том, какой он несчастный и бездарный.

– Так вот, эта демарго жутко требовательна к ученикам, которых принимает в свою школу, – вещала полная женщина с пышно взбитыми тусклыми волосами, – просто никаких компромиссов, никаких уступок! Если поступающий чуть-чуть не соответствует ее представлениям о том, на что должен быть способен высший мыследей, она ни за что не примет его!

– Да-да-да! – оживился сидящий справа от нее усатый мужчина, нервно оправляя рукава дорогой тканой рубашки, – она отказала в приеме сыну моих соседей, весьма талантливому мальчику. Но я скажу вам, чем объясняется эта ее "принципиальность". Я самолично слышал от… в общем… от мыследея, которому можно доверять, – тут мужчина понизил голос и окинул тревожным взглядом гостиную, – что она так строга, потому что сама – не Высшая!

Среди сидевших воцарилась тишина, костяная вилка стукнулась о стол. Маленькая худенькая женщина, уронившая ее, прикрыла рот рукой.

– Она ведь из очень влиятельной семьи, ее род один из самых древних! Как могла она признаться, что является лишь высшей мыследейкой, когда в их великом роду всегда были только Высшие?! Она заняла эту должность лишь благодаря своей семье! – продолжал шептать мужчина.

Найрону стало любопытно, но тут в гостиную вошли радостно улыбающиеся дедушка и бабушка, с новыми гостями. Послышались приветливые возгласы, все начали сдвигаться ближе, чтобы освободить места для вновь прибывших. Дедушка представил их друг другу. Вистергами назвалась довольно скучная немолодая пара. А Смаленсами, словно в противовес им, оказались довольно интересные люди. Найрон с любопытством наблюдал за черноволосыми мужчиной и женщиной с яркой внешностью, и их детьми. Младшей девочке около шести лет, а старшая, видимо, его ровесница. Она, словно почувствовав, что Найрон на нее смотрит, окинула его строгим взглядом золотисто-карих глаз и тряхнув волнистыми рыжеватыми волосами, прошествовала к остальным детям, ведя за руку младшую сестру. Та была похожа на нее. Такой же мило вздернутый носик, веснушки. Такая же худенькая и гибкая.

Заворожено глядя на эту парочку, Найрон не заметил, что на него в упор смотрит Корвин. Поняв, наконец, что обращает на себя внимание, он смутился и прислонился к стене между шкафчиками, желая стать как можно незаметнее. Но поздно, Корвин подошел к нему и прошептал на ухо.

– Найрон, ты влюбился? Не смотри так, спину ей продырявишь!

– А как ее зовут? – спросил тот, собравшись с духом.

– Старшую? Дини, – помолчав, Корвин добавил, – в их семье почти все высшие.

Найрон потупился и побрел в спальню дедушки и бабушки. На оклик Корвина ответил, что хочет посмотреть дедушкины шкатулки.

– Гляди, не распыли их, – с шутливой озабоченностью бросил вдогонку брат.

Найрон с мрачным видом дернул дверь в спальню и вошел. Он не помнил точно, как выглядела комната в его прошлое посещение. Был тогда слишком маленьким. Приоткрыв рот, он двигался по спальне, вдыхая аромат благовоний, исходящий из крошечной синей вазочки, стоящей на тумбочке у кровати. Вся мебель в доме была узорная, ведь дедушка мастер по дереву. Множество чудесных шкатулок стояло на полочках, опоясывающих вогнутую стену. Налюбовавшись, Найрон принялся рассматривать другие вещи.

Чувство, возникшее, как только он переступил порог спальни, показалось ему смутно знакомым. Будто каждый предмет в этой бледно-розовой комнате находится на предназначенном именно для него месте. Будто все здесь расставлено с одной лишь целью, достичь равновесия. Будто стоит переставить хоть одну вещицу – и гармония этой комнаты разрушится в один миг.

Вот, на кровати, накрытой бордовым покрывалом, небольшая книжечка в золотистом кожаном переплете. Наклонившись над ней, мальчик полистал страницы в поисках картинок, но их не оказалось. Развернувшись, он уперся взглядом в дедушкино оружие, висящее на стене напротив кровати – резной трехгранный меч из самого твердого дерева – гранга, способного в неизменном состоянии проколоть даже отвердевший камень. Найрон потрогал лезвие и повернулся к полочкам, висевшим возле окна. На верхней стояла расписная деревянная статуэтка мужчины, едва уловимо кого-то напоминающая. Найрон подошел ближе, всматриваясь в нее.

– Не узнаешь? – мальчик вздрогнул.

Дедушка взял его за плечо.

– Извини, я так неслышно подошел…

– А кто это?

– Ну! Это же твой папа, – дедушка улыбнулся, – Мастер сделал это, когда он был помоложе, но по-моему, похож. Тебе не кажется?

Найрон вежливо кивнул, хотя, по его мнению, сходство было сомнительным.

– У нас была такая же статуэтка Миры, но она давно пропала, когда…а, впрочем, не важно. Жаль.

– А это что? – Найрон с интересом ткнул в смешную усатую мужскую голову в красной повязке, нелепо торчащую на тумбочке перед отражателем.

– Это? – дедушка повертел в руках забавный предмет, – это шкатулка в виде головы адаманга, мне ее подарили…

– Мама читала мне про адамангов, – возбужденно перебил его Найрон, – они нападали раньше на города и караваны!

– Да, но сейчас другие времена, они теперь не те. Все, на что они теперь способны – воровство. Вот, видишь?

Дедушка достал с самой высокой полки и протянул Найрону огромный прозрачный кристалл, внутри которого беспорядочно загорались и гасли синие огоньки.

– Это кристалл солония, солнечного камня, который раз в несколько лет можно добыть в момент разрушения скал. Награда Собрания за победу над большим отрядом адамангов.

– Ты воевал с адамангами?! – у Найрона перехватило дыхание. Папа говорил, что у дедушки славное прошлое, но никогда не вдавался в подробности.

– Не только с ними. В Войне адаманги выступали на стороне Изменчивого Гурда. А мы – против них.

– Что такое изменчивый…

– Так, вот вы где? – в комнату вошла бабушка и, возмущенно посмотрев на дедушку, воскликнула, – Мэлон, ну что же ты не даешь Найрону присоединиться к остальным ребятам? Милый, ты наверное уже голоден? Пойдем!

С этими словами бабушка легко подтолкнула Найрона в сторону гостиной. Оглянувшись, он успел заметить, как дедушка виновато смотрит им вслед.

Бабушка подвела Найрона к детскому столу, стоящему в другом конце комнаты, за которым осталось незанятым лишь одно место, между Корвином и Дини. На столе уже стояли блюда с нарезанным мясом, вареными стеблями додо, разными фруктами, конфетами, ягодным пирогом и кувшины с соками. Мальчик сел, придвинувшись ближе к брату. Но укрыться ему не удалось. Не успел он взять в руки вилку, чтобы наколоть на нее весьма интересный на вид розоватый кусочек непонятно чего, как Дини наклонилась к нему и прошептала прямо в ухо:

– Найрон, почему ты держишься особняком? Нужно общаться с другими людьми, когда ты в гостях! – она сказала это таким безапелляционным тоном, что у него внезапно запершило горло.

Закашлявшись, Найрон покосился на Дини, напоровшись на ее, по-прежнему, строгий взгляд.

– Э-э-э… Я…просто…

– Ты разве не интересуешься делами твоих сверстников? Как ты вообще не умираешь со скуки, если ни с кем не разговариваешь? – Дини сверлила его золотисто-карими глазами. Из-за ее плеча выглядывала младшая сестра, вопросительно приподнимая бровки. Найрон совсем смутился.

– Просто…я…

– Ты не знаешь других слов, кроме "я" и "просто"? – требовательно спросила девочка.

– Нет! – Найрон отвернулся. Наколол, наконец, розовый кусок и запихнул его в рот, явно переоценив свои возможности. Оказалось, ему неслыханно "повезло": впервые в жизни он попробовал мякоть франга, фруктового дерева, плоды которого славились вязкостью и своеобразным вкусом. Кусок не только оказался слишком большим для него. Он мигом прилип к зубам и, похоже, задался целью не позволить мальчику разлепить их до конца своих дней.

Дини, все это время наблюдавшая за Найроном, высокомерно вздернула брови и, сжав губы в узкую белую полоску, гордо отвернулась.

Выпучив глаза, Найрон принялся усиленно жевать франг, запоздало понимая, что не следовало закидывать его в рот целиком. Он со жгучей завистью наблюдал, как рыжий мальчик напротив режет такой же кусок на четыре части, поливает их коричневым соусом, и только затем отправляет в рот. Кажется, мама говорила когда-то, что франг нужно есть с соусом, который мешает ему липнуть к зубам…

Найрон прикрыл глаза и зажевал еще усерднее. И чем больше он старался, тем меньше у него получалось. Открыв глаза, он вздрогнул. На него в упор смотрел Корвин.

– Найрон, тебе плохо? – Корвин едва сдерживал смех, – что ты там такое заглотнул?!

С мученическим видом он ткнул пальцем в тарелку с франгами. Брат сдвинул брови, недоверчиво улыбаясь.

– Целиком и без соуса? – после кивка Найрона он беззвучно затрясся от хохота.

– Так, пойдем. Немного успокоившись, Корвин схватил со стола соусницу, взял Найрона за локоть и повел в умывальную.

Там брат показал, как лучше заливать в рот соус, чтобы франг постепенно, кусочек за кусочком начал отлипать от зубов. Желание есть его у Найрона пропало абсолютно, и он выплевывал остатки франга в туалет. Все еще веселясь, Корвин пошел обратно в гостиную, оставив Найрона наедине с соусницей и липучим фруктом.

Мальчик уже почти избавился от него, когда услышал шаги и голоса. Он хотел было выйти, но понял, что голоса принадлежат маме и дедушке. Сам не понимая почему, он приоткрыл дверь и вслушался.

– Мэлон, у вас очень красивый и уютный дом. Я стараюсь создать такую же атмосферу в нашем, но мне не достает вашего с Нади жизненного опыта и чувства меры.

– Всевышие! Мира, ты преувеличиваешь! Хотя, мы, конечно же, много усилий приложили к тому, чтобы сделать дом таким. Но у вас тоже очень хорошо и уютно, не принижай свои умения!

Мама с дедушкой прошли мимо умывальной и зашли в спальню. Найрон напряг слух, прижавшись к двери.

– О-о! Я помню все здесь! Ничего не изменилось с тех пор, как мы с Гергом были детьми! Шкатулки, ваш меч, книги…Знаете, мне всегда казалось, что входя в эту комнату, я попадаю в какой-то особенный, сказочный мир.

Мэлон рассмеялся.

– Ну, насчет сказки не знаю, но мы с Нади тоже здесь себя по-особенному чувствуем…

Найрон не понял, отчего его мама так звонко расхохоталась. Ковырнув между передними зубами, он вытащил очередной отлипший кусочек и бросил на пол, так как и мусорная корзинка, и туалет были в другом конце умывальной.

– Мэлон, – спросила мама, видимо продолжая осматриваться, – а где же та статуэтка, помните? Вы заказали две, когда мы с Гергом окончили школу…

– Ох, да, такая жалость! Нас ведь ограбили и, что обидно, произошло это уже на исходе войны. Унесли несколько вещей и вместе с ними эту статуэтку.

– Вы никогда не говорили об ограблении… Но…Это так странно, ведь она не была ценной, простая деревянная…

– Сами не понимаем. Может грабителям просто понравилась твоя копия? – дедушка мрачно хмыкнул, – Все хотим заказать новую, и как-то руки не доходят, – добавил он извиняющимся тоном.

– Да что вы, Мэлон! Не стоит. В конце концов, слава Всевышию, не украли ничего ценного, так ведь?

Найрону уже надоело стоять без движения в умывальной, а выйти незамеченным он не мог. Ну сколько можно терзать дедушку этими светскими разговорами ни о чем?

– Да уж, лучше б ценное… – пробормотал Мэлон.

– Но Мэлон, статуэтка – пустяк! – изумленно воскликнула мама.

– Пустяк? Она…Она была нам дорога… Эти статуэтки – память о вашей с Гергом юности, – дедушка внезапно замолчал. Найрону не было видно выражения их лиц, но ему показалось, что молчание затянулось.

– Ох, Мира, все эти разговоры будят воспоминания о войне. Не самые приятные воспоминания.

Когда мама извинилась, и они прошли в гостиную, Найрон облегченно вздохнул и тихонечко прошел следом, быстро юркнув за детский стол. Бросая на тарелку более привычные сладости, он возмущенно думал о том, что лучше бы мама вместо всех этих вежливых расспросов, почаще напоминала ему, как правильно есть франги.

За столом взрослых беседа плавно перетекла в новое русло. Между веселыми разговорами и вскриками детей до Найрона доносились фразы о каких-то странных делах, вроде бы снова начавших происходить в Хайрите, о возрастании какой-то напряженности в чьих-то отношениях… Поняв, что о нем взрослые говорить не собираются, Найрон успокоился и обратил внимание на своих соседей по столу. Рыжий мальчик, которого звали Кан, обсуждал с двойняшками обмен игрушечных стражников Люциса на свою коллекцию статуэток из либу. Найрон еле заметно пожал плечами. Какой смысл собирать коллекцию статуэток, чтобы потом обменивать ее на какие-то игрушки? Ничего удивительного в том, что Люцису с Креей так понравилась эта идея. Две девочки вместе с Дини, которая больше не приставала к нему с дурацкими вопросами, увлеченно наблюдали за фокусами с водой, которые демонстрировал им Корвин. При этом они успевали еще и сплетничать о каком-то "бедняжке Колисе", который остался без родителей.

Найрон хмыкнул. Ну конечно, ведь скоро Корвин поступит в школу средней ступени… Он старался вслушиваться в разговоры сверстников, но описание обмениваемых игрушек и статуэток или девчоночьи сплетни о том, кого он все равно не знает, нагоняли на него тоску. Он сонно водил вилкой по пустой тарелке уже добрых полчаса, когда небольшое происшествие внесло некое разнообразие в это скучнейшее времяпрепровождение.

Та самая полная женщина, что рассказывала о демарго, все называли ее Нисерва, вдруг гулко охнула и прижала руки к груди. С ее шеи брызнули во все стороны крупные фиолетовые бусины. Часть попадала на пол, часть угодила в тарелки и стаканы гостей, а одна ударила по уху лысого мужчину. При этом они начали задорно скакать, кружиться волчком и менять форму. Нисерва обвела гостей полными праведного гнева и слез глазами, и возопила:

– Будь проклят тот час, когда я поверила этому проходимцу!!! Он не достоин называться мастером! Он гарантировал мне…Гарантировал, что его веления держатся не меньше пяти лет! – последние слова она пропищала изнемогающим голосом, закатывая глаза.

Найрон, с трудом сдерживая улыбку, огляделся. Среди детей серьезное выражение лица сохранили только Дини и Кан, вскочивший в порыве помочь, да так и оставшийся стоять. "Наверное это его мама", – подумал Найрон. "Или тетя", – сжалился он. Зато взрослые дружно собирали сопротивляющиеся бусины, забрасывая Нисерву сочувствующими возгласами и ругая того самого мастера. Хотя… Найрон вгляделся в мамино лицо. Она прикрыла рот ладонью, ее ресницы были страдальчески опущены. Но вот она отняла ладонь от лица, чтобы подхватить катящуюся на нее бусину, и не успела спрятать улыбку. Мальчик, улыбаясь, перевел взгляд на отца. Тот, почувствовав, что на него смотрят, усмехнулся в ответ и приложил палец к губам. Найрон кивнул.

Они собрались в дорогу, когда все бусины были собраны и большинство гостей уже убыло караванами. Живущие же неподалеку, и высшие мыследеи, разлетелись сами. Например, семейство Смаленс. Найрон сосредоточенно распихивал по карманам сладости, которые вручила ему напоследок бабушка, когда к ним подошел Мэлон, держа руки за спиной.

– Герг, Корвину скоро предстоит приемная встреча в Школе средней ступени…

Найрон перестал шелестеть обертками и прислушался. Корвин с отцом одновременно улыбнулись и кивнули. Мама засмеялась, глядя на них.

– Да, – ответил папа, – это будет важный день для нашей семьи. Наш первенец пойдет в школу! – он потрепал Корвина по красной шевелюре.

– Мы с бабушкой хотим сделать подарок.

Дедушка вытащил из-за спины небольшую, плетеную из прутьев злиса клетку. Все придвинулись ближе, всматриваясь в лежащий внутри мохнатый черно-серый клубок размером с отцовский кулак. Из клубка показались два блестящих глаза. Моргнули. Клубок фыркнул и чихнул.

– Это варанг, – дедушка смущенно улыбнулся, – довольно редкий зверек.

Мама с папой подняли брови и понимающе переглянулись. Зато Корвин, Найрон и младшие смотрели друг на друга, совершенно ничего не понимая.

– О! – дедушка сообразил, что внуки видят варанга впервые и, более того, слышат о нем тоже впервые.

– Варанги питаются овощами и фруктами, они довольно неприхотливы в еде. Довольно изменчивы, скоро ты поймешь, насколько, – дедушка посмотрел на Корвина, – Я думаю, первое время родители подскажут тебе, как с ним управляться. Главное – это то, что варанги очень привязываются к хозяину, способны чувствовать приближение опасных изменений в природе и предупреждать о них. В таком случае они меняют цвет шерсти на белый.

– Очень полезные зверьки, – многозначительно улыбаясь, подхватила бабушка, выходя из кухни и вытирая руки полотенцем. Найрон, если ты захочешь, мы постараемся и тебе раздобыть варанга, когда ты пойдешь в школу, – она подмигнула.

Найрон смутился. Неужели родители не говорили им о его неудачах на уроках учителя Вира? По крайней мере, уж папа точно сомневается в его способности попасть хотя бы в Школу низшей ступени.

Корвин, восхищенно улыбаясь, подхватил клетку, рассыпаясь в благодарностях. Люцис с Креей пошли за ним, поочередно мешая друг другу ткнуть палец между прутьями. Найрон, засунув руки в карманы, раздумывал, подарят ли ему варанга до приемной встречи в школе. Тогда, даже если поступить не удастся, он просто не отдаст его обратно.

Попрощавшись, уставшие от обилия еды и впечатлений, они пристегнулись и полетели к каравану в наползающих на мир сумерках.

Глава 3. Не приближаться. Не разговаривать.

Караван был тот же. Кроме них летели еще две семьи и… Найрон всмотрелся. В сумерках было не очень хорошо видно, но он готов был поклясться, что караваном летит тот самый сутулый мужчина, в темном плаще с капюшоном, что и по пути в Хайрит. Найрон хотел было сказать об этом Корвину, но тому с двойняшками было не до таинственных незнакомцев. Он выспрашивал у родителей подробности ухода за варангами и уже залез в такие тонкости, что папа с мамой не знали, что и отвечать. Наконец, отец нашел выход и пообещал Корвину взять его с собой на работу, чтобы после заглянуть в лавку Окиса старшего – известного знатока животных. Младшие наперебой упрашивали Корвина разрешить им играть с варангом по очереди. Правда, они никак не могли прийти к соглашению о том, кто же будет первым.

Найрону надоело слушать и он, сделав вид, что хочет просто прогуляться по платформе, направился в сторону мужчины. Тот сидел на самой дальней скамье, в углу, который почти не освещался дымными факелами, закрепленными на ограждениях платформ. Найрон решил, что нужно подойти к нему как можно ближе. Для этого он вытащил из кармана горсть сушеных фруктов и сделал вид, что уронил их. Фрукты дружно покатились по полу, а одна совсем уж пересушенная нармика, о чудо, подкатилась прямо под ноги незнакомца. В восторге оттого, что теперь точно разглядит его лицо, Найрон бросился подбирать сладости, постепенно подбираясь к незнакомцу. Между тем мужчина не шевелился. Может спит? – предположил мальчик и тихонько приблизился к темному силуэту. Издалека доносились смех младших и шутливые покрикивания родителей, разговоры других семейств, сидящих неподалеку от Нотисов.

Слегка дрожащей рукой он коснулся плеча мужчины и прошептал извиняющимся голосом:

– Простите…Можно я возьму, тут закатилось вам под ноги… – никакой реакции. Тогда Найрон решился и приподнял опущенный капюшон. Мелькнуло что-то сине-белое, яростные желтые глаза, и ладонь мальчика крепко схвачена рукой, вынырнувшей из-под складок плаща.

Не успев испугаться, больше от неожиданности, Найрон вскрикнул и подался назад. Но его пальцы были больно сжаты рукой незнакомца… Синей рукой, – отстраненно отметил Найрон. Синей рукой с длинными загнутыми ногтями, которые сейчас, прямо на его глазах, быстро укорачивались. Найрон беспомощно оглянулся на родителей. Сначала ему показалось, что никто не обращает на него внимания, но вот Корвин что-то крикнул и указал в его сторону. Отец глянул на Найрона и вскочив, торопливо пошел к ним.

Вновь обернувшись к мужчине, мальчик оторопел: тот опустил капюшон, открыв обычное смуглое лицо, рука уже ничем не отличалась по цвету от его собственной.

– Не стоит пугать во сне незнакомых людей, мальчик, – прохрипел мужчина так, будто у него болит горло, и отпустил Найрона.

– Извините… – пробормотал тот, потирая руку.

Подбежавший отец, взволнованно переводящий взгляд с сына на незнакомца, держал руку сбоку под плащом. Найрон удивился – зачем, ведь там папа обычно носит кошелек.

– Все в порядке? – спросил он у Найрона и, лишь когда тот смущенно кивнул, перевел взгляд на мужчину.

– Простите, уважаемый! Я, видимо, не желая того, напугал вашего сына. Но он внезапно разбудил меня. Надеюсь, это меня несколько извиняет? – прохрипел тот, ухмыляясь. Найрону его тон не показался подходящим для извинения, но отца его слова, похоже, удовлетворили. Взяв Найрона за руку, он ответил:

– И вы нас извините, милейший, мы должны лучше присматривать за детьми.

Незнакомец довольно кивнул и вновь скрылся под капюшоном.

Отец, быстро шагая обратно, тащил Найрона за собой. Тот морщился – рука болела после крепкой хватки. Еле поспевая за отцом, мальчик смотрел на побледневшую маму и недоуменно улыбающихся Корвина и двойняшек.

– Мы с мамой множество раз всех вас предупреждали, Найрон! Когда мы на караване или в городе, вы не должны приближаться к незнакомым людям! Не должны с ними разговаривать! Не должны их откровенно разглядывать!

– Мне стало скууучно…- еле слышно протянул Найрон.

– Это закон! И вы должны соблюдать его независимо от того, скучно вам или весело! – продолжал выговаривать отец. При этом, заканчивая каждую фразу, он с силой дергал Найрона за многострадальную руку.

– Найрон, сынок! – мама схватила его за плечи, как только оно подошли достаточно близко, – Он тебе ничего не сделал?!

Под изумленными взглядами остальных детей она покрутила его вокруг, внимательно осмотрела руку и, разглядев следы от ногтей, вздрогнула. Отец, повинуясь ее указательному жесту, наклонился над рукой сына.

– У него были длинные ногти? – спросил он.

– Да, – растерянно ответил Найрон, – только сначала.

– Что значит "только сначала"? – требовательно спросила мама.

– Он…- Найрон не знал, с чего начать, а потом его прорвало, – он такой странный! Мама, его лицо и рука сначала были синего цвета! А глаза сверкали желтым! А ногти во-о-от такущие! – мальчик попытался показать, но родители зашикали на него, чтобы он говорил тише, – А потом я отвернулся, и когда посмотрел на него опять, он был уже нормальный! И ногти укоротились прямо на моих глазах! – Найрон шептал, с трудом удерживаясь от того, чтобы не перейти на крик.

– Тише, Найрон, – вновь проговорил отец, – мы тебя поняли. Это был изменчивый, понимаешь?

Корвин подался вперед и заговорщицки прошептал:

– Он что же, из Изменчивого Гурда?

Зыркнув на Корвина, отец проговорил сквозь зубы:

– Вовсе не обязательно. Он может быть и сам по себе. А Гурды вас не касаются, малы еще. Вам о них в школе расскажут.

– Корвин, тебе об этом кто-то сказал? – уточнила мама, – Мик?

Тот открыл было рот, чтобы возразить, но кивнул, как решил Найрон, поняв, что лучше признаться в разговоре с Миком, чем в том, что читал книги родителей. Мама с папой не то чтобы запрещали им читать свои, взрослые книги. Но они говорили, что не стоит их брать, пока они не начнут проходить в школе историю, чтобы понять все правильно.

– Этот Мик, – задумчиво проговорила мама, – слишком он просвящен для своего возраста…

– Мам! Я с ним больше о таком разговаривать не буду! – испуганно уверил ее Корвин. Наверное, решил, что родители запретят ему ходить к тому в гости, подумал Найрон.

– Па, а почему мы не можем менять цвет кожи? – жалобно спросил он, представляя, как это было бы здорово.

– Потому что так мы уподобились бы животным. Мы люди, и должны сохранять себя в неизменности, вопреки изменчивой природе.

– Герг, – успокаивающе проговорила мама, – детям рано вникать…

– Почему? – раздраженно перебил отец, – мы должны уже начинать указывать им приоритеты!

Но, увидев, что мама расстроилась, отец замолчал и примиряюще дотронулся до ее руки.

Оставшийся путь Корвин обеспокоено поглядывал на родителей. Найрон, так ничего и не поняв, уселся на скамейку и уставился в сумеречное сиреневое небо. Младшие задремали, устало склонив головы друг к другу. Варанг в клетке тихо посапывал.

Прошло довольно много времени, когда Найрон вдруг осознал, что уже пора бы и Одориту показаться, но в сумерках вокруг не было видно ни одного огонька. Прислушавшись, он понял, что родители встревожено перешептываются.

– А почему мы не подлетели еще? – озвучил его мысли Корвин, – город снялся?

– Похоже на то, – ответил отец, напряженно всматриваясь вдаль.

Караванщик и его слуги медленно ходили вдоль платформ. Несколько человек из летевших присоединились к ним. Остальные осматривались, не вставая с мест. Найрон перегнулся через перила и с трудом разглядел в тумане очертания огромных, серовато-белесых, быстро растущих скал, между которыми медленно вилась воздушная воронка, переходящая в водоворот. Он передернул плечами. Немудрено, что город улетел отсюда. Им и самим было бы неплохо убраться подальше. Тут Найрона осенило, он подбежал к клетке с варангом и поднес ее к факелу. Спящий клубок был все такого же черно-серого цвета.

– Ну что? – спросил Корвин.

Найрон недоверчиво пожал плечами: либо варанг "врет", либо ничего страшного не произойдет.

Они, набирая скорость, улетали все дальше от теснящих друг друга скал и смерча, который покачивался, словно задумавшись – не догнать ли ему караван. Наконец, с дальнего конца платформы раздался довольный возглас. Обернувшись, мальчик увидел и причину: рядом с ограждением платформы парил мыслеобраз. Он был конусообразным, висящим острием кверху. В полупрозрачной, состоящей из уплотненного воздуха субстанции, двигалась призрачная объемная фигура. Чтобы услышать ее, люди подошли вплотную и Найрон вместе с ними. Сквозь шипение воздуха, выходящего понемногу из верхушки мыслеобраза, были слышны слова мужчины в серой тунике:

– Одорит летит на восход дневного солнца со скоростью, меньшей караванной в два раза, он снялся в девять вечера. Город будет остановлен через час.

– Ну, тогда недолго осталось, – караванщик жестом попросил людей рассесться и направил мыслеобраз прочь от каравана, навстречу другим, если они пролетят мимо.

Когда стало понятно, что караванщик прав, так как далеко-далеко сквозь сумерки проступили очертания многоцветья сфер Одорита, путешественники успокоились, шумевшие дети затихли, а Найрона вновь потянуло взглянуть на незнакомца. Оглянувшись на него украдкой, почти не поднимая головы, он заметил, как тот копошится в своей черной бесформенной сумке. Капюшон вновь был надвинут на лицо, но Найрону что-то подсказывало, что ему не удалось бы вновь увидеть этого человека в том пугающе странном облике.

Внезапно что-то сверкнуло в сиреневом небе, которое сегодня из-за скрывших ночное солнце облаков было намного темнее обычного. Найрон посмотрел наверх, да так и остался стоять, открыв рот: целая россыпь крохотных огненных осколков бывшего солнца! Такое можно увидеть лишь во время сверкающего неба.

Найрон крикнул:

– Смотрите! – ткнув для убедительности пальцем вверх.

К нему подошли родители, а Корвин позвал близнецов. Через несколько мгновений почти все путешественники смотрели в небесные глубины. Найрон с гордостью подумал, что эти сверкающие камешки, складывающиеся в причудливый рисунок – все, что осталось от третьего солнца, в глубокой древности освещавшего их мир. Того самого солнца, что запечатлено на их родовом гербе. Тронув маму за руку, Найрон многозначительно показал на предплечье, где под рукавом была родовая татуировка. Та кивнула, улыбнувшись.

Тем временем Одорит приближался. Вырастало на глазах смазанное сиреневыми сумерками разноцветье тысяч сфер, парящих на разной высоте неправильным, рассеянным в разные стороны шаром, с черной сердцевиной – Собранием.

Вскоре детей захлестнула давно ожидаемая радость: они в городе, дома! Подлетая к окраинным сферам – воинским казармам, вокруг которых парили дозорные, караван постепенно замедлился и, наконец, повис в воздухе. Роклы изредка взмахивали крыльями, а караванщик, сняв веление с окружающего караван воздуха, открыл путь домой.

– Внимание! Все придумываем ему имя! – завопил Корвин, потрясая клеткой с возмущенно шипящим варангом, как только они переступили порог дома.

– Нет уж, – строго подняла палец мама, – всем спать!

– Ну мамочка! Мы только…

– Завтра, детвора, уже поздно, – поддержал маму отец.

Родители ушли в спальню, погасив светильники, дети разбрелись по постелям. Через полчаса младшие уже крепко спали. И тут, в накрывшей их тишине, послышалось царапанье. Приподнявшись, Найрон одновременно с Корвином взглянули на варанга, но тот мирно сопел во сне, всем видом показывая, что у него был трудный день. Переглянувшись, мальчики сползли с кроватей, и пошли на звук. За окном со стороны платформы метался и царапал дверь шворх. Дружно рванув к двери, они в четыре руки распахнули ее. Впорхнув, и мигом усевшись на спинку кровати, тот втянул крылья и отрастил вместо них короткие мохнатые лапки. Требовательно крякнул. Корвин задумчиво пошел на кухню и также задумчиво вернулся через некоторое время, держа в руках горстку стеблей додо. Оживившись, шворх схватил несколько. Не успели мальчики моргнуть, как он уже протягивал лапку за новой порцией.

– Эй, пора бы и письмо отдать, – возмущенно прошипел Корвин.

Найрон попытался сунуть руку в сумку, болтающуюся на животе наглого посыльного, но тот пресек попытку, чуть не отхватив ему палец зубастым коротким клювом. Шерстка на голове воинственно встопорщилась черным хохолком. Шворх крякнул еще громче и сверкнул блестящими глазами в сторону стеблей. Корвин, горестно вздохнув, скормил ему все и получил, наконец, доступ к сумке. Вытащив небольшой конверт из плотной коричневой бумаги, он прочитал: "Мире Нотис".

– Без обратного адресата…- пробормотал он и поплелся в спальню родителей, чтобы позвать маму. Конверт он сунул в руки Найрону. Тот, покачиваясь, стоял в прыгающем кругу света от огня в камине, и чувствовал: если не ляжет сейчас, уснет прямо на полу. Из темной спальни послышалось сонное бормотание. Найрон невольно восхитился – мама с папой уже успели заснуть.

Внезапно конверт пошел морщинами и рассыпался трухой: хранящее его в неизменности веление прекратило свое действие. Растерявшись, Найрон стоял и тупо смотрел на оставшееся в руках письмо. Он лишь успел разобрать на обороте обрывок фразы, написанной корявым почерком спешащего человека: "…прошу тебя помочь нам, во имя…" – и письмо было вырвано из его рук. Недоумевая, Найрон поднял взгляд и застыл. Мама уже читала его, плотно сжав губы и нахмурившись.

– Ма-а-ам, от кого это? – протянул Корвин.

Она предупреждающе подняла руку и он замолк. Через минуту она быстро прошла в спальню, велев мальчикам ложиться спать тоном, не терпящим возражений. Шворха выпустили на платформу, где тот мигом нашел себе спальное место.

Теперь Найрон долго не мог заснуть, ворочался с боку на бок, вслушивался в сонное дыхание братьев и Креи, пытался понять, спят ли родители. Поскольку из их спальни ему не было слышно ни звука, решил, что спят. Найрону не давали покоя мысли о письме, так рассердившем маму. Она явно была недовольна, читая его. Приподняв голову над подушкой, он посмотрел в окно, за которым в неярком свечении ночного солнца спал шворх. Откуда он прилетел? Найрону еще некоторое время казалось, что он усиленно раздумывает над этим вопросом, но на самом деле он уже пересек грань между явью и сном, и задремал. Что-то снилось ему, но пробуждение оставило только ощущение чего-то быстрого, неприятного и холодного.

Непонимающе распахнув глаза, Найрон удивленно осознал, что уже утро и все кроме него встали.

– Соня, твоя порция, – встретил его Корвин на кухне, деловито пододвигая Найрону тарелку с мясом, додо и салатом.

Мама возилась над очагом с кастрюлей, лицо ее было необычно хмурым и он не решился заговорить с ней. Вошел папа, не глядя, пожелал всем доброго утра и, против обыкновения не позавтракав, ушел на работу.

– Па обещал взять тебя с собой, – прошептал Найрон Корвину.

– Сказал, что не сегодня, – тихо протянул тот, – не могу понять, что это с ними…

Мама особенно сильно громыхнула кастрюлей и быстро вышла.

Мальчики склонили головы над столом, не обращая внимания на притихших двойняшек, напряженно слушающих их разговор.

– Это все письмо, – предположил Найрон.

– Ты успел прочитать хоть что-нибудь?

– "Прошу тебя помочь нам, во имя…", – заученно продекламировал Найрон.

– Не густо. Они точно поругались.

– Но когда?! Я заснуть не мог, все думал… Я бы услышал!

– Не знаю. Может они ругались шепотом.

Пожав плечами, Найрон вышел из-за стола.

– Надо ее спросить, – уверенно сказал он и пошел к спальне.

– Погоди…- зашипел Корвин, но в этот момент из нее вышла мама, одетая в дорожный брючный костюм и кожаный синий плащ. В руке у нее была небольшая плетеная сумка, забитая до отказа.

– Корвин, – сказала она, глядя поверх Найрона на брата, – я улетаю на несколько дней. Папа знает. Ведите себя хорошо, – голос ее стал каким-то чужим.

Мама бросила долгий задумчивый взгляд на Найрона, подошла, потрепала его по золотым волосам и прошла на кухню. Поцеловала Люциса с Креей и, не отвечая на их вопросы о том, куда летит, вышла из дома. Послышался тонкий свист, мама направилась к платформе посадки на караваны.

– Мы не хотим, чтобы мама улетала…- хором заявили младшие, выйдя из кухни.

Корвин раздраженно пожал плечами.

– Можно подумать, я этого хочу. Сегодня Вир придет, все готовы? – говоря "все", Корвин уставился на Найрона. Тот вздрогнул и отошел к камину. Внезапно горячий язык пламени лизнул пальцы. Найрон отскочил в сторону, держась за руку. Корвин дернулся к нему, но увидев, что обошлось легким покраснением, указал на умывальную.

Найрон понуро поплелся полоскать руку в холодной воде. Корвин крикнул вдогонку:

– Мама тысячу раз говорила, чтобы ты не подходил близко к камину! Огонь слишком чувствителен к любым велениям!

– Я ему ничего не велел, – возмутился Найрон, выходя из умывальной и тряся рукой.

– Не велел, но ты испытываешь эмоции и если это происходит рядом с огнем, они влияют на него. Ты же не умеешь контролировать его!

– И ты не умеешь!

– Я? – Корвин подошел к камину и легко потянулся к нему пальцами, огонь заколыхался и языки пламени, меняя цвет с оранжевого на ярко красный, будто потянулись в ответ, не касаясь его руки. Найрон удивленно распахнул глаза, двойняшки запрыгали вокруг Корвина и заверещали:

– Повелитель огня, повелитель огня!

– Когда ты этому научился? – восхищенно прошептал Найрон, но услышать ответ не успел. Дверь открылась, впустив Вира. Настроение мигом испортилось: вечно учитель не вовремя.

Как обычно, брезгливо отряхнув серый плащ, он прошел в гостиную и окинул придирчивым взглядом детей, особенно долго задержав его на Найроне.

– Я надеюсь, что вы достаточно старательно выполняли мои задания, чтобы продемонстрировать мне сейчас хорошие результаты, – важно проговорил он.

– А тебе, Корвин, предстоят последние несколько занятий, после которых я дам рекомендацию относительно ступени школы, в которую ты сможешь поступить. Однако, можешь не сомневаться, – он растянул губы в быстрой улыбке, – это будет школа средней ступени.

– Благодарю вас, учитель, – со старательной вежливостью ответил Корвин. Он даже слегка наклонил голову, что вызвало смешок у Найрона: что же, он думает, если не будет так вежлив с Виром, тот передумает и зашлет его в низшую школу?

– А вы, молодой человек, – палец Вира почти дотронулся до носа Найрона, заставив его скосить глаза к переносице, – если не начнете усердно заниматься, не поступите никуда, и остаток жизни проведете сидя дома!

То, что Вир начал называть Найрона на "вы", было признаком чрезвычайно дурного настроения. Мальчик подумал, что сегодня ему надо вести себя очень, очень тихо.

Начав урок с проверки прошлого задания, Вир отметил успехи младших и отставание Найрона, хотя тот был собой доволен. Кожаные лоскутки удалось склеить на две минуты! Недаром он каждый день перед сном тренировался. И хоть у Креи лоскутки держались вместе полчаса, а у Люциса – три, Найрон не мог скрыть торжества. Только ему было известно, какого огромного труда стоило сдержать усилие и не расплавить их.

После Вир показал, как следует закреплять тонкий гибкий слой воды на коже, что придавало ей дополнительную крепость и способность отталкивать грязь, пыль и даже запахи. Вир утверждал, что это умение – одно из важнейших для мастера по одежде. А по его мнению, нет лучшего ремесла для среднего мыследея.

Из клетки донеслось тихое поскребывание, прервав размышления Вира о высоком призвании портного-мыследея. Тот изумленно уставился на клетку.

– Варанг? – Вир встал с табуретки и почти на цыпочках подбежал к ней. Внутри топорщил шерстку во все стороны новый питомец Корвина. Несмотря на то, что брат его накормил и напоил, зверьку явно разонравилось сидеть взаперти, и он упорно скреб дверцу клетки.

– Мне подарили его дедушка с бабушкой, – скромно потупившись, пояснил Корвин.

– О! – похоже Вир не знал, что сказать, – Очень…очень ценный подарок. Ваши дедушка с бабушкой весьма…э-э-э…щедрые люди.

– А мне подарят такого же, когда я пойду в школу! – вырвалось у Найрона против воли.

Приподняв бровь, Вир покосился на него и прискорбным голосом заявил:

– Ну, в таком случае, варангу Корвина, скорее всего, грозит одиночество, потому что ваше поступление в школу, молодой человек, событие весьма маловероятное!

Пока Найрон вникал в смысл сказанного, Вир одел плащ и буркнув, что на сегодня урок окончен, торопливо вышел из дома.

Корвин ошарашено смотрел ему вслед. Переведя взгляд на Найрона, спросил:

– Сегодня Вир особенно мил, не правда ли?

Люцис предложил:

– А давайте выпустим его?

– Сначала придумаем имя, – возразил Корвин, – Все думают! – дал он указание и первым наморщил лоб.

Наконец, после долгих напряженных размышлений и споров, когда имя было придумано, варанг обрел свободу. Держа клетку на весу, Корвин открыл дверцу. Зверек немного поразмыслил и выпрыгнул на пол.

– Нотик, иди ко мне! – наперебой заверещали двойняшки.

– Тише, – возмутился Корвин, – вы только отпугнете его, пусть сам решает.

Все расселись по креслам и кроватям, и напряженно стали ждать. Нот застыл посередине. Сел на задние лапки, умыл острую мордочку, почесался, попрыгал, словно проверяя, не разучился ли. Затем отрастил пушистый хвост и степенно пошел в сторону Найрона. Тот недоверчиво нахмурил брови. Но зверек не передумал. Подойдя вплотную к его ногам, он впрыгнул мальчику на колени и стал передними лапками на грудь. Вытянулся при этом во весь рост и обнюхал лицо, смешно щекоча его короткими усами. Корвин вытянул губы трубочкой и принял скучающий вид, заложив ногу за ногу.

– Ты все равно не мой, – буркнул Найрон и спихнул Нота с колен.

А самому до слез хотелось погладить зверька.

Нот презрительно фыркнул и, выстрелив в стороны короткими кожистыми крыльями, втянул хвост и взлетел на шкаф.

Корвин задумчиво почесал подбородок, глядя на варанга.

– Все могут играться с ним, я не против.

Но, несмотря на бурно радующихся этому Люциса и Крею, Найрон решил, что лучше подождет, когда у него появится собственный варанг. С которым он будет играть сам.