Среда, 30 апреля, 11.35
Казалось, прилетела стая птиц: внезапно комната заполнилась десятками голосов, сливающихся в один сплошной шум. Оглянувшись, Меер увидела замученную учительницу, пытавшуюся обуздать ватагу школьников. Та же самая студентка, продававшая у входа билеты, прошла следом, начиная экскурсию.
— Время выбрано неудачно, — пробормотал под нос Себастьян.
Все трое в отчаянии следили за школьниками, столпившимися возле рояля. Экскурсовод начала говорить, показывая на картину на стене.
— Впрочем, по-моему, мы, наоборот, сможем использовать это. Оставайтесь здесь.
Оставив Меер и Малахая у витрины с гобоем, Себастьян подошел к экскурсоводу. Судя по выражению ее лица, его слова произвели на нее впечатление. Кивнув дважды, она пригласила Себастьяна следовать за ней. Вдвоем они подошли к витрине, и молодая женщина, достав из кармана джинсов связку с ключами, попробовала сначала один, затем другой ключ. Отодвинув задвижку, подняла крышку, осторожно достала серебряный гобой и как бесценный дар вручила его Себастьяну. Тот принял инструмент с выражением благоговейного почтения; и Меер не сомневалась, что это чувство искреннее. Себастьян держал в своих руках инструмент, принадлежавший величайшему композитору всех времен, тот инструмент, на котором он сам играл в Венском филармоническом оркестре.
Тем временем дети стали шуметь, кто-то кого-то толкнул, завязалась потасовка. Девушка-экскурсовод извинилась. Собрав школьников, она повела их к другой витрине в противоположном углу комнаты.
— Как тебе удалось уговорить ее дать тебе гобой? — спросила пораженная Меер.
— Я сказал, кто я такой, и показал свое удостоверение музыканта филармонии, — шепотом ответил Себастьян, внимательно изучая инструмент.
Меер оглянулась на детей, застывших перед посмертной маской Бетховена, которую она сама разглядывала три дня назад. Молодая женщина объяснила, что это такое и когда это было сделано, и в комнате наступила тишина. Маска вызывала гнетущее чувство — не своим видом, а тем, что она была снята всего через несколько часов после смерти великого композитора. Даже фотографический снимок не выглядел бы таким правдоподобным, как это бронзовое изваяние, ставшее усыпальницей души Бетховена. У Меер заныло сердце, пронзенное острой горечью утраты.
— Посмотрите сюда.
Голос Себастьяна прозвучал тихо, но настойчиво. Все трое окружили инструмент тесным кольцом, разглядывая его.
На нижней части гобоя были выбиты клейма, обозначавшие пробу серебра и изготовителя. Меер, поработавшая по выходным и летом в антикварном магазине матери, знала, что это такое. Через ее руки прошло множество серебряных предметов, и многие клейма она знала наизусть, но эту группу она видела впервые. Затем она обратила внимание на то, что ей еще никогда не встречалось в клейме изготовителя: маленькое отверстие. Среди выгравированных символов была ловко запрятана дырочка размером с булавочную головку. Руки Меер сами собой потянулись к цепочке на шее.
— Да, мы должны попробовать, — подтолкнул ее Себастьян, подумавший о том же самом.
— Сейчас? Прямо здесь?
— Да, — настойчиво промолвил Малахай.
Меер сначала оглянулась на детей, которых девушка-экскурсовод уводила в соседнюю комнату, затем посмотрела на мужчину у входа, прильнувшего к экрану компьютера.
— Ну же, быстрее, — поторопил ее Малахай.
Дрожащими пальцами Меер достала цепочку из-под блузки, нагнулась и вставила крошечный серебряный ключик в замочную скважину. С тех пор как она извлекла его из-под высушенного сердца, она гадала, где может быть такой маленький замочек. Теперь она знала. Ключ повернулся в замке.
Механизм раскрылся тихо, словно взмах крыльев бабочки, и Меер попробовала раскрыть гобой. Сколько лет прошло с тех пор, как эта крохотная петелька поворачивалась в последний раз? Это было в 1814 году? Меер осторожно разделила две половинки инструмента, заставляя его отдать спрятанное в нем сокровище. Увидев содержимое тонкой серебряной гробницы, Меер узнала его по воспоминаниям, погребенным в самом потаенном уголке ее Души.
Находка была такой нежной и хрупкой на вид, что Меер боялась к ней прикасаться. Она бережно извлекла костяную флейту из тайника.
— Быстрее, давай инструмент мне! — прошептал Себастьян.
Меер была сбита с толку. О каком инструменте шла речь? Прежде чем она успела сообразить, Себастьян протянул руку, забрал у нее серебряный гобой Бетховена и захлопнул его.
— Меер, быстро спрячь это в сумочку, — сказал Малахай, кивая на костяную флейту.
Тем временем Себастьян, отступив на несколько шагов, поднес серебряную трубку к губам. Комната наполнилась звуками музыки, но это был не Бетховен, а «Канон» Пахельбеля. Меер нашла выбор Себастьяна правильным; эту музыку Бетховен должен был слышать, поскольку немецкий композитор Пахельбель также перебрался из Германии в Вену за сто лет до него. Внимание школьников, учительницы, девушки-экскурсовода и парня за компьютером было приковано к Себастьяну и тем сладостным и чарующим звукам, которые он извлекал из гобоя.
Трясущейся рукой Меер открыла сумочку и засунула внутрь старинную флейту.
Закончив играть, Себастьян выслушал восторженные аплодисменты и торжественно возвратил гобой билетерше. Та убрала инструмент обратно в витрину, не проявляя никакого любопытства. Разве не стал гобой легче без флейты внутри? Или девушка просто не обратила внимания на его вес?
Положив гобой на место, девушка заперла витрину на замок и поблагодарила Себастьяна, а тот в свою очередь поблагодарил ее за возможность сыграть на инструменте великого Бетховена. Затем, кивнув Малахаю, обнял Меер за плечо и повел ее из комнаты мемориальной квартиры Бетховена.