Мёртвая зыбь

49

Несмотря на то что работа отнимала у Артузова очень много времени, он нередко выступал с докладами на предприятиях. К докладам готовился вдумчиво, рабочие слушали его с большим вниманием. Артузов постоянно следил за литературными новинками, в ящике стола у него всегда лежали только что вышедшие в свет книги. В свободные вечера бывал в театре, а из театра часто возвращался к себе в кабинет и оставался там допоздна, а иногда всю ночь. Так было и в тот вечер, когда, вернувшись из театра, он застал ещё на службе Пилляра и Старова. Срочных дел на этот раз как будто не было. Они втроём сидели в кабинете Артузова. Старов поинтересовался, что смотрел Артузов в театре.

— «Три сестры»… В последний раз я видел эту пьесу лет тринадцать назад, в студенческие годы…

— Вряд ли меня тронула бы эта пьеса. Слишком далеко от нас то время… Полковник Вершинин, Тузенбах… Чехов все-таки идеализировал господ офицеров, — сказал Пилляр.

— А ты не ошибаешься? Я сегодня слушал, что говорил со сцены полковник Вершинин, и думал, кого он мне напоминает…

— Кого же?

— Когда я в первый раз, в восемнадцатом году, встретил Николая Михайловича Потапова, он говорил как мечтатель, благородный мечтатель. Я подумал, вот с такими людьми советская власть будет работать, это чистые люди. У Вершинина, у чеховского Вершинина, есть много общего с Николаем Михайловичем.

— Верно, — подтвердил Старов.

— Оба они — патриоты в самом высоком смысле слова. А вот, скажем, Солёный — другое дело. Он сегодня оказался бы по ту сторону баррикады. Именно такие люди стали белогвардейцами. Солёный чем-то напомнил мне Глебова-Рогдаева.

— Кстати, ты на него потратил много времени. Стоило ли? Ведь это явный враг.

— Дорогой товарищ Пилляр! В нашем деле легко ожесточиться… Враг-то он враг, и все-таки надо поискать в нем искорку совести. Феликс Эдмундович говорил нам: лишение свободы виновных людей есть зло, к которому мы вынуждены иногда прибегать, чтобы в будущем восторжествовали добро и правда.

— Дзержинский не только так говорил, он эти слова написал в приказе, — заметил Пилляр. — Все это верно, и наступит такое время, когда не потребуется лишать людей свободы, а тем более жизни… Но иной раз трудно сохранить хладнокровие. Вот случай: месяца два назад я выезжал в Одессу по делу бывшего ротмистра фон Рогге…

— …которого сигуранца перебросила из Бессарабии?

— Да. Это садист, изверг, колчаковец. При допросе он мне эдак с улыбочкой говорит: «Много я вашей братии перевешал». И тут же рассказал, как по его приказу запороли насмерть двадцать семь крестьян в Оренбургской губернии. Откровенно говоря, хотелось сразу же его пристрелить, как бешеную собаку…

Пилляр даже побледнел, вспоминая этот допрос. Вообще он был молчалив, но на этот раз разговорился:

— Конечно, я сдержался, и, оказалось, не напрасно. Под конец этот изверг «сломался»: плакал, молил пощадить, выдал своего сообщника.

Артузов слушал, по привычке ходил по комнате и остановился у карты на стене.

— Какая огромная наша страна! Какая протяжённость границ! Тысячи и тысячи километров… Турецкая граница — горы, ущелья… Надо крепко запереть все щели, особенно в районе Батум — Артвин. Может быть, в эту минуту какой-нибудь новый фон Рогге пробирается через границу, пока мы тут философствуем…

— Можно пофилософствовать. Сегодня у нас затишье.

— «Трест» себя оправдывает, — продолжал Артузов, — хотя с его «гостями», которые идут через «окна», у нас много хлопот. А затем, каждый раз, когда Якушев или Потапов переходят границу и отправляются в Париж или в Варшаву, я в большой тревоге. Ведь они ходят по острию ножа.

— Но делают это искусно.

— Да, но не надо забывать, что для них это смертельный риск. У Якушева семья, дети. Потапову за пятьдесят» он болеет, ему трудно делать переходы через границу. Конечно, мы стараемся все предусмотреть, но всего не предусмотришь. Малейший просчёт — и человек может погибнуть… Думал ли я, когда получал диплом инженера, что буду ловить шпионов и диверсантов? И кто из нас думал об этом? Но пока существует капитализм — наше место здесь.

Прозвенел телефонный звонок Артузов взял трубку:

— Расшифровали? Читайте… — Он повторял вслух то, что ему читали: — «В Армавире арестован курьер генерала Улагая. Казачий офицер. При аресте оказал сопротивление».

Ещё телефонный звонок по другому аппарату.

— Иду, Феликс Эдмундович. — Обращаясь к Пилляру и Старову: — На Северном Кавказе, видимо, действуют не связанные с «Трестом» монархические группы. Вот вам и затишье! Сегодня нам вряд ли придётся отдыхать.

И Артузов вышел из кабинета.