64

20 июля 1926 года в 4 часа 40 минут дня скончался Феликс Эдмундович Дзержинский.

Вокруг имени этого человека в кругах буржуазии до сих пор бушуют страсти, кипят противоречивые суждения. Все ещё неистовствуют враги Октябрьской социалистической революции, с яростью произнося имя Дзержинского. Но те, кто понимает, что Октябрьская революция должна была защищать свои завоевания, называют Дзержинского Железным Феликсом и бесстрашным солдатом великих классовых битв.

Сын польского народа обрёл бессмертие в своей отчизне и в Советском Союзе, который стал его второй родиной. В молодые годы Дзержинский мечтал быть учителем. Но после Октября партия доверила ему почётный, требующий огромного напряжения всех духовных сил пост — охрану безопасности первой в мире страны социализма.

Кристальная чистота, бесстрашие, твёрдость, справедливость и великодушие — все эти черты характера Дзержинского снискали ему славное имя рыцаря социалистической революции.

Люди, не чувствовавшие за собой вины, несправедливо лишённые свободы, желали только одного — чтобы Дзержинский лично рассмотрел их дело. Они были убеждены, что он восстановит справедливость. И не ошибались.

Екатерина Павловна Пешкова, стоявшая во главе так называемого Политического Красного Креста, говорила автору этой книги о Дзержинском: «Он никогда не подходил к делу с предвзятым мнением. Он хотел верить человеку, судьбу которого надо было решить, доверие к человеку было характерной чертой Дзержинского». Если же он видел обман, лживость, желание уйти от заслуженного возмездия, в нем пробуждалось чувство презрения к врагу, и пощады ему не было.

О Дзержинском можно было сказать теми же словами, которыми поэт говорил о Ленине: «Он к врагу вставал железа твёрже».

Чутьём революционера, всем своим жизненным опытом Дзержинский умел проверять искренность показаний того, кто обвинялся в преступлении против советского строя. Он безошибочно отличал правду от лжи, искренность от фальши и лицемерия. Подписывая смертный приговор неразоружившимся врагам, Дзержинский оставался глубоко человечным, более всего опасаясь того, что называется судебной ошибкой. Дзержинский работал 14-16 часов в сутки, глубоко вникая в дела арестованных, и постоянно искал смягчающих их вину обстоятельств.

Именно с этой чертой в духовном облике Дзержинского пришлось однажды встретиться и мне.

Весной 1918 года в Москве был арестован ЧК доктор Василий Яковлевич Зеленин, начальник городских военных лазаретов. Я знал этого человека в студенческие годы, жил с ним бок о бок в его квартире в качестве квартиранта. Ему не нужны были жильцы: после тяжёлой, отнимающей много часов работы, когда он возвращался домой, ему требовался собеседник, хотя бы на короткое время отвлекавший от дела. Молодой человек, студент, подходил для этой цели. Так я хорошо узнал доктора Зеленина. Когда он был арестован, я сказал об этом моему знакомому Георгию Лафару, поэту, который был ответственным работником ВЧК. (Позднее, в 1919 году, он был послан на подпольную работу и погиб от руки интервентов.) По совету Лафара я позвонил секретарю Дзержинского и получил ответ: «Приходите на Лубянку, 11, вас примут».

Трудно себе представить в 1965 году, как выглядела весной 1918 года ВЧК, помещавшаяся в доме страховой конторы «Якорь». В окошечке ещё уцелевшей кассы я нашёл записку: «Пропустить Л.В.Никулина к т.Дзержинскому».

Я очутился в комнате, освещённой одним окном. Насколько помню, в комнате стояла ширма, а за ней кровать — простая госпитальная койка. Дзержинский поднялся мне навстречу, вышел из-за стола и просто спросил:

— В чем дело?

Он был в чёрном пиджаке, в косоворотке, а не в гимнастёрке, как его рисуют теперь. У него были тонкие черты лица, красные веки — видимо, от чтения. Он смотрел прямо в глаза собеседнику. Взгляд был серьёзный, но не суровый. Я объяснил, зачем пришёл.

— Подождите, — сказал Дзержинский и вышел.

Ждал я не очень долго. Дзержинский вернулся.

— Доктор Зеленин арестован за то, что он плохо обращался с санитарами и сёстрами в лазаретах, где был начальником.

Казалось, разговор на этом мог быть окончен, но я сказал:

— Зеленин ведал городскими солдатскими лазаретами, а не офицерскими, привилегированными.

Дзержинский вопросительно смотрел на меня. Я продолжал:

— Это значит, что он требовал от санитаров и сестёр милосердия хорошего ухода и обращения с ранеными солдатами. А санитары и сестры обращались, вероятно, плохо.

Дзержинский, как мне показалось, удивился. Потом сказал:

— Да. Об этом не подумали. Это — довод.

На этом разговор окончился. Я ушёл. Немного времени спустя доктор Зеленин был освобождён. Он уехал с санитарным поездом на восток и там, как мне рассказывали, умер от тифа.

Вот, может быть, не очень значительный случай, но я его не мог забыть. Ведь происходило это в суровое время заговоров, диверсий, саботажа. Казалось, не было времени разбираться в судьбах отдельных людей.

В одном из своих приказов Дзержинский писал:

«Необходимо оберегать честь и доброе имя ответственных партийных и советских работников… В случаях, когда возникает против кого-либо только подозрение, необходимо проверить его основательность с таким расчётом, чтобы сама проверка не запачкала имени работника».

Ленин был строг к тем, кто клеветал на честных советских работников. Он требовал наказания клеветников за голословное обвинение. 24 ноября 1921 года Совет Народных Комиссаров издал декрет «О наказаниях за ложные доносы».

Следуя ленинским принципам, Дзержинский был беспощаден к своим сотрудникам, если они нарушали установленные советской властью законы. К работникам ЧК предъявлялось требование:

«…Каждый должен помнить, что он представитель советской власти рабочих и крестьян и что всякий его окрик, нескромность, невежливость — пятно, которое ложится на эту власть.

…Знать все декреты советской власти и руководствоваться ими в своей работе. Это необходимо для того, чтобы избежать ошибок и самим не превратиться в преступников против советской власти, интересы которой мы призваны блюсти».

Так понимал Дзержинский роль чекистов.

Когда было установлено звание почётного чекиста, в удостоверении, которое давалось работнику, получившему это звание, говорилось: «Почётное звание чекиста требует бдительности, решительности и храбрости».

Только требования, и никаких привилегий!

О деятельности Дзержинского в борьбе с детской беспризорностью написано много. Ленин знал, кому поручить великое и благородное дело — заботу о детях. И это лишь часть того огромного труда, который взял на себя Дзержинский.

Он готовился к Пленуму Центрального Комитета партии, который должен был состояться в июле 1926 года. Врачи возражали, но Дзержинский не мог не выступить на Пленуме. Как всегда, речь его была проникнута страстностью, горячим убеждением в правоте дела партии. Дзержинский отражал нападки «новой оппозиции» на Центральный Комитет, клеймил тех, кто мешал созидательной работе партии. Он стоял на трибуне под огнём враждебных реплик троцкистов и зиновьевцев, смело разоблачая их антипартийную деятельность.

Дзержинский вынужден был на этот раз сказать и о себе:

— Я не щажу себя… никогда… не кривлю своей душой; если я вижу, что у нас непорядки, я со всей силой обрушиваюсь на них…

А в 4 часа 40 минут дня его не стало. Ему не было ещё сорока девяти лет.

«Грозой буржуазии, верным рыцарем пролетариата, неутомимым строителем нашей промышленности, вечным тружеником, бесстрашным солдатом великих боев» назван был Дзержинский в обращении Центрального Комитета ВКП (б) ко всем членам партии, ко всем трудящимся, к Красной Армии и Флоту в связи с его кончиной.

Дзержинский умер, как жил, в борьбе за партию, за её бессмертные идеи, за ленинизм.

На посту председателя ОГПУ его сменил представитель старой гвардии большевизма, сподвижник Ленина — Вячеслав Рудольфович Менжинский.

Образ этого замечательного человека никогда не потускнеет даже рядом с образом Дзержинского. Профессиональный революционер, член партии большевиков с 1902 года, участник революции 1905 года, редактор большевистской газеты «Казарма» — таков путь Менжинского до Октябрьской революции. Десять лет, до 1917 года, он пробыл в эмиграции, а затем — редактор газеты «Солдат», член Военно-революционного комитета, первый народный комиссар финансов и, наконец, работа в ВЧК-ОГПУ.

«Чекистская деятельность, — писал Менжинский своему старому товарищу по революционной работе, выдающемуся учёному-историку Михаилу Николаевичу Покровскому по случаю его шестидесятилетия, — не располагает к душевным излияниям и поглощает целиком».

Так работал Менжинский.

Человек огромной культуры, высокообразованный марксист, Менжинский обладал поразительными способностями лингвиста. Он владел едва ли не всеми западноевропейскими и славянскими языками, хорошо знал историю России и Франции, особенно историю французской буржуазной революции и французскую литературу. До последних дней жизни он был близким другом Горького. Человек большого обаяния, одарённый тонким чувством юмора, он вместе с тем был человеком непреклонной воли, беспощадным к врагам революции.

Последние операции «Треста» осуществлялись чекистами под руководством Вячеслава Рудольфовича Менжинского.

Загрузка...