Мёртвая зыбь

66

Мы знаем, что Стауниц, Мария Захарченко и Радкевич часто действовали, что называется, «втёмную», не ведая, кто на самом деле руководил «Трестом». В первое время Захарченко и Радкевич восхищались «солидной» работой МОЦР. Но шли месяцы, а видимых результатов — восстания, терактов, не говоря о перевороте, — не было и не предвиделось. Преклонение Захарченко перед Якушевым сменилось глухим недовольством. Она возмущалась его медлительностью, требовала активных действий, искала себе единомышленников, и ей показалось, что самым подходящим союзником может быть Стауниц.

Она почувствовала в нем авантюриста, циника; его ловкость, опыт в конспирации, даже коммерческая жилка азартного игрока расположили Захарченко к Стауницу (настоящая его фамилия была Опперпут). Кроме того, возникла и личная симпатия. Хотя Опперпут-Стауниц был женат, семейная жизнь у него не ладилась. Мария Захарченко ему нравилась, нравилась её страстная, темпераментная натура. Правда, она была немолода, но ещё привлекательна. Её муж, Гога Радкевич, как уже мы знаем, во всем подчинялся своей жене. Ради конспирации одно время он работал в автомобильных мастерских. Мария Захарченко часто оставалась наедине со Стауницем. Вот тут и началось их сближение. Захарченко однажды повела откровенный разговор о том, что Якушев и Потапов медлительны, бездеятельны, что они против террористических актов, между тем Кутепов только для этого и готовит свои кадры.

На некоторое время Захарченко прекратила эти разговоры, когда умер мнимый руководитель «Треста» генерал Зайончковский и серьёзно заболел Потапов. Якушев имел предлог, чтобы этим объяснить ослабление деятельности организации. Но время шло, и Мария Захарченко снова заговорила о недостаточной активности «Треста». Стауниц сказал об этом Якушеву, через него эти разговоры стали известны Артузову и его сотрудникам.

Получалось, что в «Тресте» существуют, так сказать, три течения: первая группа — Якушев и Потапов. Их цели — накопление сил, отрицание интервенции, выбор момента для выступления. Вторая группа — евразийцы во главе с Ланговым. Третья группа — крайняя — экстремисты Захарченко, Радкевич, Стауниц и засланные по соглашению с «Трестом» кутеповские офицеры.

Якушев поручил Стауницу конспирировать с Марией Захарченко (как бы втайне от самого Якушева и Потапова), то есть вести переписку и переговоры с Кутеповым. Это было необходимо, чтобы руководство ОГПУ знало о террористических актах, которые готовил Кутепов.

Подготовку терактов Кутепов мог скрыть от Якушева, чтобы потом поставить его перед фактом. Но от «племянников» он ничего не скрывал, зная, как ему предана эта пара. Вот почему руководство ОГПУ решило осуществить поездку Марии Захарченко в Париж: все, что она могла там узнать о тайных действиях Кутепова, она бы не скрыла от своего конфидента Стауница-Опперпута.

Действительно, ко времени приезда Захарченко в Париж Кутепов был увлечён планом террористических и диверсионных актов в большом масштабе.

На горизонте Кутепова появляется трагикомическая фигура Александра Ивановича Гучкова, лидера «октябристов» в Государственной думе, бывшего военного министра Временного правительства, активного врага советской власти. Ещё в 1905 году члены «Союза 17 октября» решительно стали на сторону царской власти в борьбе со «смутой», как они называли революцию. В дни Февральской революции, в 1917 году, Гучков, так же как и Шульгин, присутствовал при отречении от престола Николая Второго и теперь старался искупить этот, с точки зрения крайних монархистов, тяжёлый грех участием в кутеповских заговорах и террористических актах.

Захарченко шифром сообщала об этом в Москву:

В шифровке речь шла о ядовитом газе, который предполагали применить террористы:

Можно подумать, что это своего рода прейскурант — в шифровке указывалось даже, во что обойдётся подготовка диверсионных средств.

С благословения Кутепова Гучков сообщил, что он готов все своё состояние отдать этому делу. Газ у него имеется в готовом виде. Секрет газа — собственность германских правых тайных организаций. Поскольку Гучков имел репутацию человека, склонного к авантюрам, решено было привлечь к испытаниям газа специалиста, некоего генерала Костюкевича. Но тот благоразумно отказался. Тогда Кутепов решил вызвать «молодого даровитого химика» — галлиполийца Прокофьева. Предполагалось использовать и известные уже тогда газы — иприт и синильную кислоту.

Кутепов писал из Парижа:

«Если мы не будем бороться, то мы станем дряблыми, и в будущем для нас оправдания не будет — вот лейтмотив галлиполийской молодёжи. Надо перебросить наших людей в лимитрофы, они будут совершать налёты, организовывать теракты, захватывать на короткие сроки близлежащие от границы пункты.

Был даже назначен день захвата Петрозаводска, но потом Кутепов посчитал эти действия преждевременными. Он писал: «Я считаю, что вам следует пригласить вождей нашей молодёжи в Москву, обласкать, продемонстрировать силу и организованность „Треста“.

То есть он предлагал принять на советской территории самых отъявленных террористов. Ожидая, что «Трест» откажется от этого предложения, сославшись на отсутствие средств, Кутепов надеялся на американского миллионера Мак-Кормика. Вообще предполагалось попросить у него 15-20 миллионов на организацию переворота, пообещав ему в будущем торговые льготы.

Кутепов предлагал «Тресту» осуществить покушение «большого масштаба». По его мнению, только такое действие могло иметь резонанс в Европе. Он сам хотел возглавить террористическую группу. Этот акт, по его мнению, мог бы заставить раскошелиться Мак-Кормика.

В то же время шла оживлённая переписка Гучкова с «Трестом» по «техническим» вопросам — о доставке снарядов и газов.

Об этих планах Кутепова и Гучкова, разумеется, хорошо знало руководство ОГПУ. Сомнительно, чтобы планы Кутепова могли осуществиться, но следовало принять меры и выяснить, насколько серьёзна их подготовка. Поэтому деятелям «Треста» был предложен в качестве эксперта по газам слушатель академии Красной Армии Андрей Власов. Так привлекли к операции «Трест» ещё одного «военного монархиста», на самом деле преданного Советской родине патриота.

Его направили в Париж вместе с Захарченко.

Перед отъездом у Власова было несколько бесед с Артузовым.

Артузов охарактеризовал Марию Захарченко и предупредил, что с нею надо быть очень осторожным.

— Эта фанатичка, яростная монархистка, довольно опытная в конспиративных делах. Вы будете все время у неё на глазах, она будет вас ловить на слове, выспрашивать обо всем, кто и откуда вы, прежде чем вас представить Кутепову. От вашего поведения зависит многое. Вам следует держаться с Кутеповым почтительно, даже робко. У них должно создаться впечатление, что вы слепо подчиняетесь руководителям «Треста» и по-солдатски выполняете их задания. Мы тут сочинили вам биографию, хотя сочинять было не нужно, все по анкете. Привлёк вас к работе «Треста» ваш непосредственный начальник, вы, мол, разочаровались, на вас повлиял нэп, антинэповские настроения вас привели в лагерь контрреволюции…

В таком духе шли беседы с Власовым. Командировка была утверждена Менжинским, и 26 октября 1926 года Власов отправился вместе с Захарченко в Париж, через минское «окно».

Первая встреча произошла на квартире Гучкова с инженером-галлиполийцем Прокофьевым. В присутствии Марии Захарченко решаются технические вопросы. Прокофьев предлагает свой метод химического анализа газов. Власов не согласен. Свою программу испытаний он излагает письменно. Предполагалось опробовать газ на контрольных животных. Присутствовать на испытаниях должен был немец, химик, предложивший газ.

Наконец встреча с Кутеповым. Спрашивает о здоровье Николая Михаиловича Потапова.

— Немного лучше. Перед отъездом генерал принял меня и просил передать вашему превосходительству лучшие пожелания.

— Благодарствую. От всей души желаю его превосходительству поправиться. Он нужен России. Вы часто имеете возможность его видеть?

— Не часто. Я ведь рядовой член организации.

Кутепов смеётся:

— У вас, я вижу, дисциплина. Это хорошо.

Кутепов спрашивает об академии, в которой учится Власов.

— Прокофьев говорит, что ваши познания в химии не оставляют желать лучшего. А немец? Как, по-вашему, немец?

Власов доложил, что немца, предложившего газ, он не видел.

Кутепов бросает взгляд на «племянницу». Она краснеет.

— Я настаивала, но Гучков…

— Гучков болтлив, неосторожен и вообще ненадёжен. — Кутепов обращается к Власову: — Вы виделись с Прокофьевым три раза?

— Три раза. Никаких результатов. Ни немца, ни испытаний, ни газов.

— Мне кажется, — с раздражением говорит Кутепов, — что этот газ имеется только в голове Гучкова.

— Я думаю, — говорит Власов, — что газа совсем нет, а если есть, то он был известен ещё в прошлую войну и никаких новых отравляющих свойств не имеет.

— А вы не думаете, что Гучков просто струсил? Кстати, в каком вы чине? По-большевистски, разумеется.

— Если по-старому… капитан.

— Так вот, капитан, у нас вы будете полковником. Нет красной или белой армии, есть русская армия. И эта армия исполнит свой долг. Я бы желал, чтобы вы познакомились с нашей молодёжью.

— Буду счастлив.

Кутепов бросает взгляд в сторону Захарченко.

— А там… может быть, представим… Его высочеству будет интересно.

На этом кончается разговор. Мария Захарченко и Власов выходят из дома на улице Колизе, из штаб-квартиры РОВС.

Парижская осень. Ещё тепло. Опадает листва с деревьев на Елисейских полях. Власов глядит вправо, где Триумфальная арка на площади Звёзды и тысячи пролетающих мимо машин.

— Красивый город.

Захарченко не слушает. Она думает вслух о другом.

— Гучков! Какая скотина! Неужели газ — это блеф!.. Но вы произвели отличное впечатление. Только напрасно смущались. Генерал с первого взгляда узнает людей. Вас ждёт сюрприз.

Сюрпризом была аудиенция у великого князя.

Кутепов представил Николаю Николаевичу Власова как командира Красной Армии, тайного члена контрреволюционной монархической организации.