Мертвы, пока светло

Глава 12

Сэм приехал, чтобы рассказать мне новости, около одиннадцати часов.

– Полиция арестует Джейсона, как только он придет в себя, Сьюки, а он придет в себя довольно скоро.

Сэм не сказал, откуда он узнал об этом, а я не стала спрашивать. Я смотрела на него и чувствовала, как по лицу текут слезы. В другое время я могла бы задуматься о том, как сильно мне не идет плакать, но сегодня собственный внешний вид меня совершенно не интересовал. Я была вымотана, боялась за Джейсона, скорбела по Эми, злилась на полицию, допустившую настолько глупую ошибку, и в глубине души скучала по своему Биллу.

– Они полагают, что Эми Бёрли боролась за свою жизнь. Что Джейсон напился после того, как убил ее.

– Спасибо, что предупредил меня, Сэм, – собственный голос звучал как будто издалека. – Тебе лучше вернуться на работу.

Когда Сэм понял, что мне нужно остаться в одиночестве, я позвонила в информационное бюро и выяснила номер «Кровавого квартала». Я набрала нужные цифры, чувствуя, что поступаю неправильно, но не понимая почему.

– Крова-а-авый квартал, – драматично объявил глубокий голос. – Ваш гроб вдали от дома.

Господи.

– Доброе утро. Меня зовут Сьюки Стакхаус, я звоню из Бон-Темпса, – вежливо сказала я. – Мне нужно передать сообщение Биллу Комптону. Он гостит у вас.

– Клыкастый или человек?

– О… клыкастый.

– Минуточку, – глубокий голос вернулся на линию через минуту. – Что за сообщение, мадам?

Теперь я задумалась.

– Пожалуйста, передайте мистеру Комптону… что мой брат арестован и я буду рада, если он вернется домой, как только закончит дела.

– Я записала ваше сообщение, – раздался скрип ручки по бумаге. – Пожалуйста, повторите, как вас зовут?

– Стакхаус. Сьюки Стакхаус.

– Хорошо, мисс. Я прослежу, чтобы мистер Комптон получил ваше сообщение.

– Спасибо.

Я не знала, что еще можно сделать, но потом мне пришло в голову, что гораздо практичнее будет позвонить Сиду Мэтту Ланкастеру. Он сделал все возможное, чтобы изобразить потрясение во время моего рассказа об аресте Джейсона, и пообещал, что поедет в больницу, как только выйдет из здания суда, и обязательно мне перезвонит.

Я вернулась в больницу, надеясь, что мне разрешат побыть с Джейсоном, пока он не очнется. Мне не разрешили. А вдруг он уже очнулся, а мне просто не хотят говорить? Я заметила Энди Бельфлера в другом конце коридора, но он повернул в обратную сторону, чтобы не встретиться со мной. Гребаный трус.

Я поехала домой, потому что не могла придумать ничего другого. Сегодня мне не нужно было на работу, и это было неплохо, хотя сейчас работа волновала меня в последнюю очередь.

Я поняла, что справляюсь гораздо хуже, чем должна. Когда бабушка погибла, я была гораздо спокойнее. Но та ситуация была… конечной. Мы похоронили бабушку, мы ожидали, что ее убийцу найдут и жизнь продолжится. Но если полиция всерьез считала, что Джейсон убил бабушку и прочих женщин, значит, мир был настолько плохим и ненадежным местом, что я не хотела в нем жить.

В тот долгий день, глядя в одну точку, я поняла, что к аресту Джейсона привела моя наивность. Если бы я перетащила его в трейлер Сэма, перевязала, спрятала кассеты до тех пор, пока не разберусь с их содержимым, – если бы я не стала вызывать «Скорую»… Вот о чем думал Сэм, когда смотрел на меня с таким сомнением.

Но приезд Арлин лишил меня тогда большинства вариантов.

Я думала, что, когда разойдутся слухи, мой телефон будет разрываться от звонков.

Но никто не звонил.

Они не знали, что сказать.

Сид Мэтт Ланкастер появился около половины пятого.

Безо всякой преамбулы он сообщил:

– Он арестован за убийство первой степени.

Я закрыла глаза. Открыв их, я встретилась с проницательным взглядом Сида. Его старомодные очки в черной оправе увеличивали темно-карие глаза. Узкая челюсть и острый нос делали его немного похожим на гончую.

– Что он сказал? – спросила я.

– Что в ту ночь он был с Эми.

Я вздохнула.

– Джейсон сказал, что в ту ночь они занимались сексом, и не в первый раз. Они давно не виделись, а в последнюю их встречу Эми вела себя очень агрессивно, потому что ревновала его к другим женщинам. Поэтому он удивился, когда она вдруг начала заигрывать с ним в «Хорошем времени». По словам Джейсона, Эми вела себя странно, как будто у нее был план, о котором он понятия не имел. Он помнит, что занимался с ней сексом, потом они пили, не вставая с постели. Больше Джейсон ничего не помнит.

– Его подставили, – твердо сказала я, думая, что говорю, как героиня плохого телефильма.

– Конечно. – Взгляд Сида Мэтта был таким спокойным и уверенным, как будто он провел вчерашний вечер в доме Эми Бёрли. Черт, может, так оно и было.

– Послушайте, Сид Мэтт. – Я наклонилась вперед и заставила его посмотреть мне в глаза. – Даже если бы я по каким-то причинам поверила, что Джейсон убил Эми, Дон и Модетт, я не могу представить, что он хоть пальцем тронул нашу бабушку.

– Понимаю. – Сид Мэтт готов был выслушать мои мысли открыто и спокойно; об этом говорила вся его поза. – Мисс Сьюки, давайте на секунду допустим, что Джейсон как-то связан со смертями молодых женщин. Полиция может полагать, что миссис Стакхаус убил Билл Комптон, чтобы она не мешала вашим отношениям.

Я попыталась сделать вид, что всерьез обдумываю этот идиотизм.

– Послушайте, Сид Мэтт, моей бабушке нравился Билл, и она обрадовалась, узнав, что я с ним встречаюсь.

Сид Мэтт не сразу вернул лицу нейтральное выражение, и я успела заметить искру недоверия в его глазах. Он бы совсем не обрадовался, если бы его дочь начала встречаться с вампиром. Он не мог представить, чтобы ответственный старший родственник испытывал что-то, кроме ужаса. Еще он не мог представить, как убедить присяжных в том, что моя бабушка была довольна моими отношениями с живым мертвецом, который еще и на сотню лет меня старше. Он размышлял обо всем этом.

– Вы встречали Билла? – спросила я. Сид Мэтт сбился с мысли.

– Нет, – признался он. – Мисс Сьюки, вы знаете, что я не одобряю общение с вампирами. Уверен, что близость с ними разрушает границу, которую мы должны установить между человечеством и так называемыми зараженными. Эта граница придумана господом, и я приложу все силы, чтобы удержать свою часть.

– Сид Мэтт, дело в том, что я была создана, чтобы переступить эту границу, – после многих лет молчания о своем «даре» я поняла, что готова кричать о нем, если это поможет Джейсону.

– Что ж, – храбро ответил Сид Мэтт, поправляя очки на остром носу. – Я уверен, что милосердный господь создал вас с отклонением, о котором я наслышан, не без причины. Вы должны научиться использовать его во благо.

Еще никто не ставил вопрос так. Когда у меня будет время, я постараюсь переварить эту мысль.

– Боюсь, что мы отвлеклись от основной темы, а я знаю, что ваше время дорого. – Я собралась с мыслями. – Я хочу, чтобы Джейсона выпустили под залог. У полиции нет ничего, кроме косвенных улик по делу об убийстве Эми, я права?

– Он признал, что был с жертвой незадолго до убийства, и есть записи, на которых, как прозрачно намекнул мне один из копов, ваш брат занимается с ней сексом. Дата и время на записи свидетельствуют о том, что она была сделана за несколько часов, если не минут до ее гибели.

Черт бы побрал Джейсона и его постельные предпочтения.

– Джейсон никогда не напивается до подобного состояния. В машине от моего брата пахло алкоголем, но я думаю, что его просто облили. Скорее всего, экспертиза это докажет. Возможно, Эми подмешала ему какой-то наркотик.

– Зачем ей это делать?

– Она, как и многие женщины, злилась на Джейсона за то, что так сильно его хочет. Мой брат способен очаровать почти любую. Нет, оставим эвфемизмы.

Сид Мэтт, кажется, удивился, что я знаю это слово.

– Джейсон может затащить в постель кого захочет. Не жизнь, а мечта, по мнению большинства парней. – Усталость окутывала меня туманом. – Теперь он в тюрьме.

– Вы думаете, в происходящем виновен другой мужчина? Он подставил Джейсона, обвинив его в убийствах?

– Да. – Я наклонилась вперед, пытаясь поделиться с этим скептиком собственной верой. – Кто-то, кто ему завидует. Кто-то, кто знает его расписание, кто убивал женщин в его выходные дни. Кто-то, кто знает сексуальных партнерш Джейсона. Кто-то, кто знает, что он любит записывать секс на видео.

– Это может быть кто угодно, – практично заметил Сид Мэтт.

– Да, – грустно сказала я. – Даже если Джейсону хватало такта молчать о том, с кем именно он проводит время, этому человеку достаточно было проследить, с кем он уходит из бара незадолго до закрытия. Немного наблюдательности, вопрос о кассетах во время посиделок у Джейсона дома… – Мой брат, конечно, мог вести себя аморально, но вряд ли он стал бы показывать кому-то свои записи. Однако он мог рассказать приятелю о том, что любит снимать свои сексуальные приключения на видео. – Значит, этот человек, кем бы он ни был, о чем-то договорился с Эми, зная, что она злится на Джейсона. Может быть, он сказал ей, что собирается разыграть его или вроде того.

– Вашего брата никогда раньше не арестовывали, – отметил Сид Мэтт.

– Нет. – Хотя, если верить Джейсону, он пару раз оказывался опасно близок к аресту.

– Отсутствие приводов, хорошая репутация в обществе, постоянная работа. Возможно, я смогу добиться освобождения под залог. Но если он сбежит, вы потеряете все.

Мне ни разу не приходило в голову, что Джейсон может попытаться сбежать. Я не знала, как организуется освобождение под залог, и понятия не имела, что мне нужно делать, но мне было важно, чтобы Джейсон вышел из тюрьмы. Если он останется в камере, пока идет подготовка к судебному процессу… мне казалось, что тогда все поверят в его виновность.

– Подумайте, что мы можем сделать, и дайте мне знать, – сказала я. – Пока вы работаете над освобождением под залог, я могу с ним увидеться?

– Он предпочел бы избежать этого, – произнес Сид Мэтт. Это было ужасно больно.

– Почему? – спросила я, очень стараясь снова не разрыдаться.

– Ему стыдно, – объяснил адвокат. Мысль о том, что Джейсон способен испытывать стыд, искренне меня удивила.

– Итак, – от ни к чему не ведущего разговора накатила усталость, и я едва контролировала себя. – Вы позвоните, если поймете, что я действительно могу чем-то помочь?

Сид Мэтт кивнул, и его щеки слегка дрогнули от этого движения. Он чувствовал неловкость и определенно рад был уйти. Отъезжая от дома на своем пикапе, Сид Мэтт надел ковбойскую шляпу и неловко поправил ее.

Когда стемнело, я отправилась проведать Буббу. Он сидел под высоким дубом, расставив рядом бутылки с кровью: пустые – с одной стороны, полные – с другой.

При мне был фонарь. Хотя я знала о присутствии Буббы, я вздрогнула, увидев его в пятне света, и покачала головой. В том, что «возвращение» Буббы пошло не так, сомневаться не приходилось. Хорошо, что я не могла читать его мысли. Глаза у него были совершенно безумные.

– Привет, сладкая, – сказал он с густым, медовым южным акцентом. – Как у тебя дела? Пришла скрасить мое одиночество?

– Просто хотела убедиться, что тебе здесь удобно, – ответила я.

– Я мог бы придумать места, где мне будет еще удобнее, но, раз ты девчонка Билла, я не стану о них говорить.

– Отлично, – твердо сказала я.

– Ты не видела в округе котов? Я охренеть как устал от крови в бутылках.

– Увы. Уверена, Билл скоро вернется, и ты сможешь отправиться домой. – Я повернулась к дому. Рядом с Буббой мне было слишком некомфортно – хотелось закончить разговор, если это вообще можно назвать разговором. О чем Бубба думает, когда наблюдает за моим домом? Помнит ли он о своем прошлом?

– А что насчет того пса? – крикнул он мне в спину.

– Он вернулся домой. – Я не стала оборачиваться.

– Жалко, – сказал Бубба; так тихо, что я едва услышала его.

Я подготовилась ко сну. Посмотрела телевизор. Съела немного мороженого – я даже посыпала его шоколадной крошкой. Ничто из того, что меня успокаивало, сегодня не работало. Мой брат в тюрьме, парень – в Новом Орлеане, бабушка мертва, а еще кто-то убил мою кошку. Я чувствовала себя одинокой и очень несчастной.

Иногда у тебя просто черная полоса.

Билл так и не перезвонил.

От этого мне стало еще хуже. Возможно, Билл нашел в Новом Орлеане какую-то сговорчивую шлюху или клыколюбку из тех, кто болтается при «Кровавом квартале» каждую ночь, надеясь на «свидание» с вампиром.

Если бы мне нравилось пить, я бы сейчас напилась. А будь я обычной женщиной, позвонила бы красавчику ДжейБи дю Рону и переспала с ним. Но вся эта драма была не для меня, поэтому я просто ела мороженое и смотрела старые фильмы. По зловещему совпадению, на кабельном канале крутили «Голубые Гавайи». Наконец около полуночи я легла спать.

Меня разбудил крик за окном спальни. Я подскочила на постели. Слышались глухие удары, а потом Бубба закричал: «А ну-ка вернись, тварь!»

Пару минут было тихо. Набросив халат, я вышла к главному входу. Двор, освещенный фонарями, был пуст. Затем я заметила тень движения слева и, высунувшись на улицу, разглядела Буббу, который возвращался в свое убежище.

– Что случилось? – тихо позвала я.

Бубба подошел к крыльцу.

– Да какой-то, прости за выражение, ублюдок шатался вокруг дома, – сказал он. Его карие глаза светились, и он был очень похож на прежнего себя. – Я услышал, что он приближается, и хотел подстеречь его. Но он выбрался через лес на дорогу и запрыгнул в машину.

– Ты его разглядел?

– Не настолько хорошо, чтобы описать, – вздохнул Бубба. – Он водит пикап, но я даже цвета не назову. Какой-то темный.

– И все же ты меня спас, – сказала я, надеясь, что мой тон передает искреннюю благодарность. Одновременно я почувствовала вспышку нежности к Биллу, который нашел для меня защитника. Даже к Буббе я теперь относилась лучше, чем раньше. – Спасибо тебе.

– Забудь, – великодушно сказал он. Он выпрямился, слегка запрокинул голову, его губы тронула задумчивая улыбка… Это был Элвис, и я открыла рот, чтобы позвать его по имени, и только предостережение Билла заставило меня замолчать.

Джейсона выпустили на следующий день.

Залог составил целое состояние. Я подписала все, что Сид Мэтт принес мне, хотя бумаги по большей части касались дома Джейсона, его машины и рыбачьей лодки. Если бы Джейсона арестовывали раньше даже за переход дороги в неположенном месте, его, наверное, вообще не выпустили бы.

Я стояла на ступенях здания суда в ужасном деловом костюме синего цвета. Утро выдалось жарким. Пот струился по лицу, попадая на губы, и больше всего мне хотелось запрыгнуть под холодный душ. Джейсон остановился передо мной. Я не была уверена, что он заговорит. Он выглядел на много лет старше. Настоящие трудности придавили его к земле – те трудности, которые не исчезают и не ослабевают, как это происходит со скорбью.

– Я не могу обсуждать дело с тобой, – сказал Джейсон так тихо, что я едва его услышала. – Ты знаешь, что я не виноват. Я не люблю насилие, я даже никогда не дрался толком, если не считать пары стычек из-за женщин на парковке у бара.

Я дотронулась до его плеча, но Джейсон проигнорировал этот жест, и пришлось убрать руку.

– Я никогда не считала, что это ты. И никогда в это не поверю. Прости, что сглупила и позвонила в полицию. Если бы я догадалась, что это не твоя кровь, я бы оттащила тебя в трейлер Сэма, отмыла и сожгла ту пленку. Но я так боялась, что ты пострадал…

В моих глазах стояли слезы. Это было некстати, и я постаралась взять себя в руки, чувствуя, как каменеет лицо. Мысли Джейсона пребывали в беспорядке: нездоровый коктейль из сожаления, стыда, что его интимные привычки стали достоянием общественности, угрызений совести, что он недостаточно горюет из-за убийства Эми, и ужаса оттого, что теперь весь город считает, что он убил собственную бабушку, когда она застала его планирующим убийство сестры.

– Мы справимся, – беспомощно сказала я.

– Мы справимся, – повторил он, пытаясь сделать свой голос сильным и убедительным. Но я знала, что пройдет очень много времени, прежде чем убедительность Джейсона – его золотистая уверенность в себе, которая делала его неотразимым, вернется в его осанку, выражение лица и голос.

Если вообще вернется.

Мы расстались прямо там, на ступенях здания суда. Нам было не о чем говорить.

Я просидела в баре весь день, глядя на заходящих мужчин и читая их мысли. Никто из них не думал о том, что убил четырех женщин и избежал наказания за это. В обед в дверях появились Рене и Хойт – увидев меня, они тут же вышли. Видимо, им было неловко. Наконец Сэм заставил меня уйти. Он сказал, что я выгляжу так жутко, что отпугиваю посетителей, которые могли бы дать мне ценную информацию.

Я вышла из бара под обжигающее солнце, которое уже двигалось к закату. Я подумала о Буббе, о Билле и обо всех созданиях, которые пробуждались от глубокого сна, чтобы пойти по земле. На заправке я купила молоко для утренних хлопьев. Новым продавцом был мальчишка с угрями и большим кадыком. Он пялился, как будто надеясь, что мой облик – облик сестры убийцы – отпечатается у него в памяти. Я понимала, что он ждет не дождется, когда я уйду и он сможет позвонить своей девушке. Еще я понимала, что он мечтает разглядеть у меня на шее следы от клыков. И прикидывает, не получится ли выяснить, как вампиры занимаются сексом. И такой вот мусор мне приходилось слушать каждый день. Как бы я ни концентрировалась на чем-нибудь еще, как бы широко я ни улыбалась и сколько бы сил ни прикладывала к поддержанию защиты, я слышала эти мысли.

Я вернулась домой, как раз когда начало темнеть. Убрав молоко в холодильник и сняв костюм, я переоделась в шорты и черную футболку с портретом Гарта Брукса и попыталась придумать себе занятие на вечер. Я не могла сосредоточиться и почитать; к тому же мне в любом случае нужно было сходить в библиотеку и поменять книги – в текущих обстоятельствах это стало бы настоящим испытанием. По телевизору не крутили ничего хорошего, по крайней мере сегодня. Я подумала о том, чтобы пересмотреть «Храброе сердце»: вид Мэла Гибсона в килте всегда поднимал мне настроение. Но «Храброе сердце» казалось сейчас слишком кровавым для меня. Я бы не вынесла вида девушки с перерезанным горлом, даже если бы успела зажмуриться перед этой сценой.

Тогда я пошла в ванную, чтобы смыть поплывший макияж и пот, и сквозь звук текущей воды мне почудилось что-то вроде воя.

Я закрыла кран. И замерла, чувствуя себя подрагивающей антенной – так сосредоточенно я прислушивалась. Что за…

Вода с моего лица стекала на футболку. Ни звука. Ни единого звука. Я прокралась к главному входу, потому что он был ближе всего к лесному убежищу Буббы. Слегка приоткрыв дверь, я крикнула:

– Бубба?

Ответа не последовало. Я попробовала еще раз. Казалось, что даже насекомые и лягушки замерли. Ночь была такая тихая, что в ней могло скрываться что угодно. Что-то двигалось там, в глухой темноте.

Я попыталась сосредоточиться, но не смогла из-за оглушительного стука собственного сердца. Прежде всего, позвонить в полицию.

Но сделать это я не могла: телефон не работал. Оставалось либо сидеть и ждать, пока беда сама не придет в мой дом, либо бежать в лес.

Сложный выбор. Я прикусила нижнюю губу. Обошла дом по периметру, гася свет и пытаясь наметить курс действий. Дом, конечно, предполагал некоторую безопасность: замки, стены, укромные уголки. Но человек, настроенный достаточно серьезно, сможет прорваться внутрь, и тогда я окажусь в ловушке. Ладно. Как мне незаметно выбраться? Для начала я погасила уличное освещение. Черный ход был ближе к лесу, а значит, подходил мне больше. Я неплохо знала этот лес и смогла бы прятаться в нем до рассвета. Можно было добраться до дома Билла; его телефон мог работать, и у меня были ключи.

Может, попробовать добежать до машины и завести ее? Нет, пусть ненадолго, но это ограничит меня в передвижениях. Все-таки лес был лучшим выбором. Я спрятала в карман ключи от дома Билла и карманный нож, когда-то принадлежавший дедушке, – бабушка держала его на столике в гостиной и использовала для вскрытия посылок. В другой карман я положила маленький фонарик. В шкафу для верхней одежды возле главного входа бабушка прятала старую винтовку. В юности ей пользовался отец. Бабушка в основном отпугивала выстрелами змей; что ж, мне нужно было пристрелить одну змею. Я ненавидела эту чертову винтовку, ненавидела мысль о том, чтобы ее использовать, но, кажется, ее время пришло.

Винтовки не было.

Не веря своим глазам, я пошарила рукой в шкафу. Он бывал в моем доме! Но никаких следов взлома – значит, я сама впускала его.

Кого я впускала? Я пыталась вспомнить обо всех, пока бежала к задней двери. Кроссовки были завязаны так, чтобы я точно не наступила на шнурки. Я сгребла волосы в хвост – неловко, одной рукой – и закрепила резинку, надеясь, что теперь ничего не полезет мне в лицо. Но все это время я думала об украденной винтовке.

Кто бывал в моем доме? Билл, Джейсон, Арлин, Рене, дети, Энди Бельфлер, Сэм, Сид Мэтт; я точно оставляла их одних на минуту или две, так что им хватило бы времени, чтобы бросить винтовку там, откуда ее можно было забрать позднее.

Затем я вспомнила день похорон. После бабушкиной смерти в доме побывали почти все мои знакомые, и я не помнила, видела ли винтовку после того дня. Но вынести оружие из переполненного гостями дома, не вызвав ни у кого подозрений, было бы нелегко. И, если бы винтовку украли тогда, я бы, наверное, успела заметить ее отсутствие – я была в этом практически уверена.

Однако сейчас мне нужно было отбросить эти мысли и сосредоточиться на том, чтобы перехитрить того, кто прятался в темноте. Я открыла дверь черного хода. Присев на корточки, я выбралась на улицу, держась как можно ближе к земле, и мягко прикрыла дверь за собой. Вместо того чтобы спуститься по лестнице, я, не поднимаясь в полный рост, выпрямила одну ногу и спустила ее на землю; затем перенесла вес, спустила вторую ногу и снова съежилась у самой земли. Мне вспомнилось, как в детстве мы с Джейсоном играли в прятки на опушке леса.

Я очень надеялась, что сейчас со мной в прятки играет не он. Вначале я пряталась за цветами, которые бабушка высадила в пустую ванну, затем направилась к ее машине, своей второй цели. Я посмотрела наверх. Светила почти полная луна, на безоблачном небе мигали звезды. Воздух был тяжелым и влажным, и жара еще не спала. Руки вспотели за считаные минуты.

Затем я шагнула от машины к мимозе. На этот раз двигаться бесшумно не получилось. Я споткнулась о пенек и сильно ударилась о землю. Пришлось закусить щеку, чтобы не закричать в голос. Боль прострелила ногу до самого бедра, и я поняла, что ссадила кожу довольно сильно. И почему я не спилила этот пень? Бабушка просила Джейсона им заняться, но ему вечно не хватало времени. В этот момент я услышала… почувствовала… движение. Отбросив осторожность к чертям, я вскочила и бросилась к деревьям. Кто-то метнулся в мою сторону через подлесок справа. Но у меня была цель: подпрыгнув удивительно высоко, я схватилась за нижние ветви дерева, по которому любила лазать в детстве, и подтянулась вверх. Если я доживу до утра, мышцы будут невыносимо болеть, но оно того стоило. Я балансировала на ветке, пытаясь не издать ни звука, хотя тяжелое дыхание и стоны рвались из груди, как будто я была псом, который видит во сне охоту.

Хотелось бы, чтобы эта охота мне снилась. И все же я, Сьюки Стакхаус, официантка и телепатка, была здесь: в ночной темноте, на ветке старого дерева, вооруженная только складным ножиком. Внизу я заметила движение; через лес скользил человек. С его предплечья свисал длинный шнур. Господи. Несмотря на свет луны, его лицо оставалось в тени деревьев, так что я не видела, кто это. Он прошел мимо, не заметив меня.

Как только он исчез из поля зрения, я вновь начала дышать. Я спустилась вниз так тихо, как только могла, и пошла через лес к дороге. На это уйдет достаточно времени, но если я выберусь на проезжую часть, мне, возможно, удастся поймать попутку. Затем я вспомнила, как редко по этой дороге ездили; возможно, было бы лучше пройти через кладбище к дому Билла? Я представила, как иду ночью по кладбищу, спасаясь от убийцы, и меня передернуло.

Но бояться еще сильнее было бессмысленно. Мне нужно было сконцентрироваться. Я продвигалась очень медленно, следя за каждым своим шагом. Падение в подлеске наделало бы много шума, и убийца сразу же бы меня обнаружил.

Ярдах в десяти к юго-востоку от своего убежища я нашла мертвую кошку. В лунном свете я не смогла различить ее окрас, но темные пятна вокруг маленького тельца определенно были кровью. Еще футов через пять лежал Бубба. Он был то ли без сознания, то ли мертв. С вампирами не поймешь – но, поскольку голова оставалась на месте, а из сердца не торчал кол, я могла надеяться, что он еще придет в себя. Похоже, кто-то подкинул ему отравленную кошку. Кто-то, кто знал, что Бубба меня охраняет, и слышал о его привычке пить домашних животных.

У меня за спиной хрустнула сломанная веточка. Я скользнула в тень ближайшего большого дерева. Вне себя от страха и злости, я не знала, переживу ли эту ночь.

Пусть у меня и не было винтовки, но было другое, особенное оружие. Я закрыла глаза и потянулась своим разумом к его. Темнота, красное, черное. Ненависть.

Я вздрогнула. Но чтобы выжить, нужно было продолжать – и я отпустила последние частички защиты. Мой разум заполнили пугающие, тошнотворные образы. Дон просит ударить ее, а потом замечает, как он крутит в руках один из ее чулок, чтобы накинуть ей на шею. Обнаженная Модетт умоляет пощадить ее. Незнакомая мне женщина – ее спина покрыта синяками и ожогами. И бабушка, моя бабушка, на кухне нашего дома, разозленная и борющаяся за жизнь.

Меня парализовало. Это было шокирующе и жутко. Чьи же это воспоминания? Я увидела детей Арлин, играющих на полу в моей гостиной; я увидела себя, и эта «я» не походила на то, что я видела в зеркалах. На «моей» шее красовались глубокие дыры, с похотливой ухмылкой я приглашающе поглаживала внутреннюю сторону бедра.

Я была в разуме Рене Леньера. Рене видел меня такой. Рене был безумен. Теперь я поняла, почему не могла четко разобрать его мысли; он прятал их в дальнем углу, в той части своего разума, которую никому не доверял, которую отделял от своего сознательного «я».

Он видел за деревом чью-то тень и думал, не женский ли это силуэт. Он видел меня.

Я бросилась на запад, к кладбищу. Я не могла и дальше прислушиваться к его мыслям, потому что полностью сосредоточилась на беге, огибая деревья и кусты, поваленные ветки и овражки, в которых скопилась вода. Я считала себя сильной, но ноги заплетались, руки дрожали, а дыхание напоминало всхлипы волынки.

Я вырвалась из леса и оказалась на кладбище. Самая старая его часть находилась севернее, ближе к дому Билла, и спрятаться там было бы проще всего. Я неслась мимо надгробий – современных, установленных вплотную к земле, не подходящих на роль укрытия. Я перепрыгнула через могилу бабушки – земля не успела осесть, надгробия еще не было. Меня преследовал ее убийца. Как дурочка, я обернулась посмотреть, насколько он близко, и в лунном свете увидела растрепанного Рене – он почти меня догнал.

Я быстро спустилась в низину, а оттуда выбежала на северный холм. Решив, что теперь между мной и Рене достаточно больших надгробий и статуй, я скользнула за высокую гранитную колонну, увенчанную крестом. Я стояла, прижавшись к холодному камню и зажав рот ладонью, чтобы Рене не услышал, как я пытаюсь отдышаться. Я заставила себя успокоиться настолько, чтобы прислушаться к Рене; но его мысли путались, и я не могла их прочитать. Я слышала только злость, которую он испытывал, пока в его разуме не всплыла четкая мысль.

– Твоя сестра! – заорала я. – Синди еще жива, Рене?

– Сука! – крикнул он, и в эту секунду я узнала, что первой погибшей была сестра Рене: та, которой нравились вампиры, та, которую он время от времени навещал, по словам Арлин.

Рене убил Синди, свою сестру-официантку, когда на ней была бело-розовая форма из больничного кафе. Он задушил ее завязками фартука и изнасиловал мертвое тело. Она пала так низко, что не отказала бы и собственному брату, подумал он – если это, конечно, можно назвать мыслями. Любой, кто сближается с вампирами, заслуживает смерти. Рене спрятал тело, чтобы о ней не пошло слухов. Другие не были его плотью и кровью; ему было плевать на их репутацию. Больной разум Рене засасывал меня, как водоворот, и я едва стояла на ногах. Когда я вернулась в сознание, он был совсем рядом. Он со всей силы ударил меня по лицу, надеясь, что я упаду. Удар сломал мне нос, и я едва не потеряла сознание от боли, но не упала. Я ударила его в ответ. Нехватка опыта сыграла со мной злую шутку; удар пришелся в ребра, Рене крякнул, но тут же выпрямился.

Его кулак сломал мне ключицу. Но я не упала.

Рене не знал, насколько сильной я стала. В лунном свете я видела его растерянность. Он не ожидал, что я буду бороться, и я мысленно порадовалась, что пила кровь вампиров. Я вспомнила, какой храброй была моя бабушка, и потянулась к нему, схватила за уши и попыталась ударить головой о гранитную колонну. Он вцепился в мои запястья и попытался оттолкнуть, добиться, чтобы я разжала хватку. В конце концов ему это удалось, но в его глазах я увидела изумление и настороженность. Я попробовала ударить его под колено, но он опередил меня, оттолкнув ровно настолько, чтобы увернуться от удара. Пока я не восстановила равновесие, он толкнул меня, и я упала лицом в землю.

Рене сел на меня сверху. Но в пылу драки он обронил свой шнур, и, удерживая меня за шею одной рукой, другой он шарил по грязи, разыскивая удавку. Моя правая рука была прижата к земле, но левая – свободна, и я попыталась вцепиться в него ногтями. Он не обращал внимания на боль, слишком сосредоточенный на поиске орудия убийства, – это было частью его ритуала. Рука, которой я шарила вдоль его тела, наткнулась на что-то знакомое. Рене был в рабочей одежде, и на поясе у него по-прежнему висел нож. Я щелкнула застежкой и выхватила его из ножен. Пока Рене думал: «Нужно было его снять», – я под углом вонзила нож в его мягкий живот. И через секунду выдернула.

Рене закричал.

Он встал на ноги, пошатнулся, едва не завалившись на бок, и зажал обеими руками рану, пытаясь остановить текущую из нее кровь. Я отползла, стараясь увеличить дистанцию между собой и человеком, который оказался ничуть не меньшим монстром, чем Билл.

Рене заорал:

– Господи Иисусе, женщина! Что ты со мной сделала? Бог мой, больно!

Ни хрена себе.

Теперь он боялся – боялся, что его раскрыли, что его игра окончена, что его возмездие окончено.

– Девки вроде тебя заслуживают смерти, – зарычал Рене. – Я чувствую, что ты у меня в голове, извращенка!

– Это кто еще здесь извращенец? – зашипела я. – Сдохни, ублюдок.

Я не знала, что способна на такое. Я стояла на корточках возле надгробия, все еще сжимая в руке окровавленный нож. Я понимала, что скоро он снова на меня набросится.

Рене шел ко мне, петляя, а я ждала его с каменным лицом. Я закрыла разум, чтобы не чувствовать крадущуюся за ним смерть. Я была готова ударить его ножом еще раз, когда он повалился на землю. Убедившись, что он больше не поднимется, я направилась к дому Билла. Я не бежала. Я говорила самой себе, что не могу, но, возможно, дело было не в этом. Я все еще видела бабушку в воспоминаниях Рене – как она борется за жизнь в собственном доме.

Я выудила из кармана ключи: надо же, они не выпали.

Каким-то образом я умудрилась их повернуть и оказалась в большой гостиной. Я пошла к телефону. Пальцы прыгали по панели, ища девятку и единицу. Я давила по кнопкам с такой силой, что из-под них доносился писк, а потом внезапно потеряла сознание.

Я поняла, что нахожусь в больнице. Пахло чистыми больничными простынями. У меня болело все тело.

В палате находился кто-то еще. Я не без усилий открыла глаза.

Энди Бельфлер. Его широкое лицо выглядело даже более усталым, чем при нашей последней встрече.

– Ты меня слышишь? – спросил он.

Я кивнула совсем коротко, но даже от этого движения меня накрыло волной боли.

– Мы его взяли, – сказал Энди и попытался рассказать мне все остальное, но я вновь провалилась в сон. Когда я пришла в себя в следующий раз, было светло, и я лучше понимала, что происходит вокруг.

В палате все еще кто-то находился.

– Кто здесь? – я не говорила, а болезненно хрипела. Кевин поднялся со стула в углу палаты, скатал журнал с кроссвордами и спрятал его в карман форменной куртки.

– А где Кения? – спросила я.

Кевин неожиданно ухмыльнулся.

– Она просидела здесь последние несколько часов, – объяснил он. – Скоро вернется. Я отправил ее пообедать.

Казалось, Кевин выражал одобрение всем своим тощим телом, а не только лицом. – Ты – сильная девочка, – проговорил он.

– Не чувствую себя сильной, – выдавила я.

– Ты ведь пострадала, – сказал он так, как будто я об этом не знала.

– Рене.

– Мы нашли его на кладбище, – заверил меня Кевин. – Ты крепко ему наподдала. Но он был в сознании и рассказал нам, что пытался тебя убить.

– Хорошо.

– И очень жалел, что не закончил дело. Поверить не могу, что он так разболтался, но к тому времени, как мы до него добрались, он то ли перепугался до беспамятства, то ли начал бредить. Сказал, что ты во всем виновата, потому что не позволила себя убить в отличие от остальных. Что это, наверное, у тебя в крови, потому что твоя бабушка… – здесь Кевин умолк, понимая, что затрагивает тяжелую тему.

– Она тоже боролась, – прошептала я.

В этот момент вошла Кения, высокая, невозмутимая, с двумя исходящими паром стаканами кофе.

– Она очнулась, – объявил Кевин, радостно улыбаясь.

– Хорошо, – Кения не выглядела довольной. – Она может рассказать, что случилось? Нужно позвонить Энди.

– Да, он просил позвонить. Но он ведь еще не проспал и четырех часов.

– Он сказал позвонить.

Кевин пожал плечами и подошел к телефону, стоящему возле кровати. Я погрузилась в дрему, пока он говорил, и сквозь сон слышала, как они с Кенией о чем-то шепчутся. Кевин рассказывал о своих охотничьих собаках. Кения, наверное, просто слушала.

Вошел Энди – я почувствовала его разум, его манеру мыслить. Он присел на край моей кровати. Я открыла глаза, когда он наклонился ко мне, и мы обменялись долгими взглядами. Две пары ног, обутых в форменные ботинки, вышли в коридор.

– Рене все еще жив, – коротко сказал Энди. – И он не прекращает говорить.

Я едва заметно кивнула – надеюсь, Энди понял.

– Он сказал, что начал со своей сестры, которая встречалась с вампиром. Она потеряла столько крови, что Рене решил, что, если ее не остановить, она скоро станет вампиршей сама. Пришел к ней в квартиру и поставил ультиматум. Сестра принялась с ним спорить, сказала, что не бросит своего любовника. В тот момент она завязывала на себе фартук, потому что собиралась на смену. Рене стащил с нее фартук, задушил… сделал все остальное. – Энди побледнел.

– Я знаю, – прошептала я.

– Мне кажется, – начал Энди, – он почему-то решил, что избавится от чувства вины, если убедит себя, что все любовницы вампиров заслуживают смерти. Кстати, в Шривпорте пока не раскрыли два очень похожих убийства, и мы надеемся, что болтовня Рене позволит связать его с ними. Если он выживет.

Я сжала губы от ужаса и скорби по незнакомым мне женщинам.

– Расскажи, что с тобой случилось, – тихо попросил Энди. – Не торопись, не волнуйся и не повышай голос. На твоем горле масса синяков.

Я и без него об этом знала, спасибо большое. Я пересказала ему события вечера, не опустив ни одной детали. Энди, спросив, не возражаю ли я, включил маленький кассетный диктофон. Когда я кивнула в знак согласия, он поставил его на мою подушку, поближе к губам, чтобы записать как можно больше.

– Мистер Комптон все еще не вернулся? – спросил он, когда я закончила.

– В Новом Орлеане, – говорить мне было очень трудно.

– Мы поищем в доме Рене твою винтовку. Сможем использовать ее в качестве подкрепляющего доказательства.

В палату вошла молодая женщина в ослепительно-белой одежде. Она посмотрела мне в лицо и сказала Энди, что ему придется продолжить со мной как-нибудь в другой раз.

Он кивнул, неловко потрепал меня по руке и вышел. Обернувшись, он бросил на доктора заинтересованный взгляд. Она выглядела очень эффектно, но на ее пальце было обручальное кольцо, так что Энди снова опоздал.

Доктор подумала, что он кажется слишком мрачным и серьезным.

Нет, я определенно не хотела этого слышать.

Но у меня не хватало сил поддерживать защиту.

– Мисс Стакхаус, как вы себя чувствуете? – спросила доктор чуть громче, чем нужно. Она была стройной и темноволосой, с большими карими глазами и пухлыми губами.

– Отвратительно, – прошептала я.

– Могу себе представить, – сказала она, кивая и осматривая меня. Почему-то я сомневалась, что она может представить. Держу пари, ее не избивал на кладбище серийный убийца.

– Вы недавно потеряли бабушку, верно? – спросила доктор с сочувствием. Я кивнула, склонив голову едва ли на дюйм.

– Мой муж умер полгода назад, – произнесла она. – Я знаю, что такое скорбь. Тяжело оставаться храброй, да?

Что ж, ладно. Я позволила вопросу отразиться на своем лице.

– Рак, – пояснила доктор. Я попыталась выразить сочувствие, не пошевелившись, хотя это было практически невозможно.

– Ну что ж, – сказала она, выпрямляясь и возвращаясь к прежней бойкой манере, – мисс Стакхаус, вы определенно выживете. У вас сломаны ключица, два ребра и нос.

Господи, прости! Неудивительно, что мне плохо.

– На лице и шее много синяков. И, конечно, вы знаете, что у вас с горлом. – Я попыталась представить, как выгляжу. Хорошо, что у меня под рукой не оказалось зеркала.

– Руки и ноги покрыты мелкими синяками и порезами. – Доктор улыбнулась. – Зато живот и стопы не пострадали!

Ха-ха. Очень смешно.

– Я выписала рецепт на обезболивающие препараты, так что не стесняйтесь звать медсестру, когда почувствуете себя плохо. – За спиной врача приоткрылась дверь. Она обернулась, закрывая от меня заглянувшего, и сказала:

– Слушаю вас.

– Сьюки лежит здесь?

– Да, я как раз закончила ее осматривать. Можете зайти.

Доктор по фамилии Соннтаг – по крайней мере, так было написано на бейджике – вопросительно взглянула на меня, ожидая подтверждения, и я выдавила тихое:

– Конечно.

ДжейБи дю Рон встал у моей постели. Он как будто сошел с обложки любовного романа: каштановые пряди блестели в ярком больничном свете, глаза отливали похожим оттенком, а безрукавка обнажала рельефные мышцы, как будто вырезанные… что ж, резцом. Он смотрел на меня, а доктор Соннтаг – на него.

– Привет, Сьюки. Ты как? – спросил ДжейБи. Он бережно дотронулся до моей щеки и поцеловал в лоб, разыскав на нем нетронутое ударами место.

– Спасибо, – прошептала я. – Буду в порядке. Познакомься с моим доктором.

ДжейБи взглянул на доктора Соннтаг широко распахнутыми глазами. Та едва не выпрыгивала из халата, умоляя его о внимании.

– Когда мне в детстве делали прививки, доктора не были такими хорошенькими, – искренне и просто сказал ДжейБи.

– Вы видели докторов только в детстве? – удивленно спросила доктор Соннтаг.

– Я никогда не болею. – ДжейБи просиял. – Силен как бык.

И настолько же глуп. Но ума доктора Соннтаг, возможно, хватило бы на двоих. Она так и не придумала причины задержаться, хотя и посмотрела на ДжейБи через плечо, прежде чем выйти за дверь.

ДжейБи наклонился ко мне и серьезно спросил:

– Мне принести тебе что-нибудь, Сьюки? Сухарики или типа того?

Одна мысль о сухариках едва не заставила меня расплакаться.

– Нет, спасибо, – выдохнула я. – Доктор – вдова.

В разговоре с ДжейБи темы менялись с легкостью – он не задавал вопросов.

– Ух ты, – пораженно сказал он.

– Она умная и одинокая. – Я выразительно поиграла бровями.

– Думаешь, мне стоит за ней приударить? – ДжейБи посмотрел на меня так вдумчиво, как только мог.

– Да, это неплохая идея.

Он улыбнулся мне.

– Ну, раз ты все еще не хочешь со мной встречаться, Сьюки. Для меня ты всегда будешь номер один. Только помани пальчиком, и я прибегу.

Какой милый. Я ни на секунду не верила в его преданность, но он точно знал, как заставить женщину почувствовать себя лучше – даже если та на сто процентов уверена, что выглядит до умопомрачения плохо. Я и чувствовала себя плохо. Где там обещанные обезболивающие? Я попыталась улыбнуться ДжейБи.

– Тебе больно, – заметил он. – Я попрошу медсестру зайти к тебе.

Ох, хорошо. Чем дольше я пыталась дотянуться до кнопки, тем больше казалось расстояние. Прежде чем уйти, ДжейБи поцеловал меня еще раз и сказал:

– Я разыщу твоего доктора, Сьюки. Мне, кажется, стоит задать ей несколько вопросов насчет твоего выздоровления.

Медсестра, которую он позвал, что-то добавила в мою капельницу, и я ждала, когда боль пройдет.

Дверь снова отворилась, и зашел мой брат. Он долго стоял возле постели, глядя мне в лицо. Наконец он тяжело сказал:

– Я немного поговорил с доктором, пока она не ушла в кафе с ДжейБи. Она рассказала мне, что… что с тобой случилось.

Джейсон прошелся по палате и вернулся на прежнее место. Снова уставился на меня.

– Выглядишь ужасно.

– Спасибо, – шепнула я.

– Ах да. Твое горло. Я забыл.

Он попытался погладить меня, думая, что это поможет.

– Послушай, сестренка, я хочу тебя поблагодарить, но мне больно знать, что тебе пришлось драться вместо меня.

Если бы я могла, я бы треснула его. Драться вместо него, ха.

– Я перед тобой в долгу, сестренка. Я считал Рене хорошим другом… ну не идиот ли?

Предательство. Он чувствовал, что его предали.

Затем появилась Арлин – видимо, без нее сцена была недостаточно напряженной. Она выглядела растрепанной: спутанные рыжие пряди, отсутствие макияжа, небрежно подобранная одежда. Никогда раньше я не видела Арлин без завивки и яркого, кричащего макияжа. Она посмотрела на меня сверху вниз – боже, я не могла дождаться момента, когда поднимусь с постели, – и на секунду ее лицо стало жестким, как гранит. Но увидев, как я выгляжу, она задрожала.

– Я так на тебя злилась, я не могла поверить, но я вижу, что он с тобой сделал, и… ох, Сьюки, ты когда-нибудь меня простишь?

Боже, как же мне хотелось, чтобы она ушла. Я попробовала донести эту мысль до Джейсона и в кои-то веки до него достучалась, потому что он приобнял Арлин за плечи и повел ее к выходу. Еще не дойдя до двери, Арлин начала всхлипывать.

– Я не знала… – сказала она почти бессвязно. – Я же ничего не знала!

– Я тоже не знал, – мрачно ответил Джейсон.

Я попробовала проглотить кусочек вкусного зеленого желатина, а потом задремала.

В тот день я больше всего порадовалась тому, что смогла более-менее самостоятельно добраться до туалета. Я просидела на унитазе минут десять, прежде чем собралась вернуться в постель. На раскладном столике стояло зеркало – я посмотрела в него и очень об этом пожалела.

Из-за небольшой температуры я подрагивала от озноба. Лицо стало сине-серым. Нос распух, увеличившись почти вдвое. Правый глаз заплыл и почти перестал открываться. Я вздрогнула – даже это причинило мне боль. Ноги… Господи, я даже смотреть на них не желала. Я осторожно опустилась в кровать. Больше всего мне хотелось, чтобы этот день закончился. Возможно, дня через четыре я уже буду отлично себя чувствовать. Работа! Когда я смогу вернуться на работу?

Тихий стук в дверь отвлек меня от размышлений. Еще один чертов гость. Кто-то незнакомый. Пожилая дама с выкрашенными в голубой волосами, в очках с красной оправой и желтом больничном халате – униформе больничных волонтеров, «Солнышек», – вкатила в палату тележку, уставленную цветами для пациентов этого крыла.

– Вам передают наилучшие пожелания, – весело сообщила дама.

Я улыбнулась, но эффект, должно быть, получился жутковатым, потому что радость дамы померкла.

– Это вам, – сказала она, поднимая растение в горшке, повязанном красной лентой. – И открытка, милая. Посмотрите, это тоже для вас… – «Этим» оказался букет свежих цветов, состоявший из миниатюрных пудровых роз, гвоздик того же оттенка и мелких белых маргариток. К ним прилагалась открытка. Осмотрев тележку, дама воскликнула: – Да вы счастливица! Это еще не все!!

В центре третьего подношения возвышался странный красный цветок, который я никогда раньше не видела, окруженный множеством других, более знакомых бутонов. Я посмотрела на букет с сомнением. Дама аккуратно протянула мне очередную открытку.

После того как она, улыбаясь, покинула палату, я открыла маленькие конвертики. Надо же, когда я в хорошем настроении, двигаться намного проще.

Цветок в горшке был от Сэма и «всех сотрудников бара» – так было написано на открытке, но почерк принадлежал Сэму. Я дотронулась до глянцевых листков и задумалась, куда поставлю его, когда вернусь домой. Букет цветов прислали Сид Мэтт и Эльва Дэни Ланкастеры. Пах он отвратительно. Композиция со странным красным цветком – мне показалось, что он выглядит почти непристойно, как деталь женской анатомии, – оказалась самым загадочным подарком. Я заглянула в открытку с некоторым любопытством. В ней было одно слово: «Эрик».

Большего мне не требовалось. Как, черт возьми, он узнал, что я в больнице? Почему Билл со мной не связывается?

После ужина – вкусного красного желе – я пару часов смотрела телевизор. Читать мне все равно было нечего, даже если бы я могла. Синяки становились красивее с каждым часом, и я чувствовала себя смертельно уставшей, хотя всего лишь дошла до ванной и дважды прошлась по комнате. Выключив телевизор, я повернулась на бок и закрыла глаза. Во сне телесная боль просочилась в сознание, превратившись в кошмары. Во сне я бежала – неслась через кладбище, спасая собственную жизнь, спотыкаясь о камни и падая в разрытые могилы, в которых лежали знакомые люди: папа и мама, бабушка, Модетт Пайкенс, Дон Грин, даже друг детства, погибший во время охоты. Я искала конкретное надгробие; если бы я нашла его, я была бы свободна. Они бы вернулись в свои могилы и оставили меня в покое. Я перебегала от камня к камню, касаясь каждого, надеясь, что он окажется тем самым. Я всхлипывала.

– Ты в безопасности, милая, – прозвучал знакомый прохладный голос.

– Билл, – пробормотала я.

Я повернулась к камню, который не успела осмотреть. Дотронувшись до него, я почувствовала под пальцами буквы: «Уильям Томас Комптон». Меня как будто окатило ледяной водой – я распахнула глаза, сделала вдох, и горло сжало ужасной болью. Я подавилась излишком воздуха, закашлялась – болели все сломанные кости – и проснулась. Моей горячей щеки коснулись прохладные пальцы, и я с радостью прижалась к ним. Я попыталась не всхлипнуть, но сквозь стиснутые зубы прорвался какой-то звук.

– Повернись к свету, родная, – попросил Билл легким, совершенно обычным голосом. Медсестра оставила свет в ванной включенным, и перед тем, как заснуть, я развернулась к нему спиной. Теперь я послушно повернулась и посмотрела на своего вампира. Билл зашипел.

– Я его убью, – сказал он со спокойной решимостью, от которой меня пробрала дрожь.

Палату затопило такое напряжение, что кто-то другой уже побежал бы за успокоительным.

– Привет, Билл, – выдавила я. – Рада тебя видеть. Где ты был так долго? Спасибо, что перезвонил. – Кажется, Билл расстроился. Он моргнул. Я чувствовала, сколько усилий он прикладывает, чтобы успокоиться.

– Сьюки, – проговорил он, – я не звонил тебе, потому что хотел рассказать все лично.

Я не понимала, что означает выражение его лица. Если бы мне пришлось гадать, я предположила бы, что Билл гордится собой. Он сделал паузу и внимательно меня осмотрел.

– Мне не больно, – пробормотала я, послушно протягивая ему руку. Он поцеловал мои пальцы и задержал их в своей ладони так, что я почувствовала легкое покалывание. Я и подумать не могла, что сейчас меня хватит на нечто подобное.

– Расскажи, что с тобой произошло, – приказал Билл.

– Тогда наклонись, чтобы я могла шептать. Мне очень больно.

Он пододвинул стул поближе к кровати, опустил поручень и положил подбородок на сложенные руки. Его лицо оказалось примерно в четырех дюймах от моего.

– У тебя сломан нос, – сказал Билл.

– Рада, что ты заметил, – прошептала я, закатив глаза. – Скажу доктору, когда она придет.

Он нахмурился.

– Прекрати меня отвлекать.

– Ладно. Сломаны нос, два ребра и ключица.

Но Билл хотел увидеть меня целиком и потянул простыню вниз. Я очень смутилась: меня одели в кошмарную больничную ночнушку, и, как будто этого мало, я не смогла толком вымыться, мое лицо покрывали синяки, а волосы давно не встречались с расческой.

– Я хочу забрать тебя домой, – заявил Билл, ощупав меня и осмотрев каждую ранку и каждый порез. Доктор-вампир. Я шевельнула пальцами, чтобы заставить его наклониться.

– Нет, – выдохнула я, указывая на капельницу.

Билл недоверчиво на нее посмотрел, хотя он, конечно, знал, что это такое.

– Я могу отцепить тебя, – предложил он.

Я резко покачала головой.

– Ты не хочешь, чтобы я о тебе позаботился?

Я раздраженно фыркнула, и боль сделалась почти невыносимой.

Я изобразила, что пишу, и Билл пошарил по ящикам, пока не нашел блокнот. Странно, но при нем была ручка. Я написала: «Меня отпустят завтра утром, если у меня не поднимется температура».

– Кто отвезет тебя домой? – спросил Билл. Он стоял возле моей постели и смотрел на меня сверху вниз с разочарованием учителя, лучший ученик которого постоянно опаздывает.

«Я попрошу доктора позвонить Джейсону или Чарлси Тутен», – написала я. Если бы обстоятельства были иными, я бы смело написала имя Арлин.

– Я приду к тебе с темнотой, – пообещал Билл.

Я посмотрела наверх, на его бледное лицо. Белки его глаз почти светились в сумраке палаты.

– Я вылечу тебя, – предложил он. – Разреши напоить тебя моей кровью.

Я вспомнила, как посветлели мои волосы и что я стала вдвое сильнее. Покачала головой.

– Почему нет? – спросил Билл так, будто предложил мне глоток воды, когда я мучилась от жажды, а я почему-то отказалась. Наверное, я обидела его.

Я поднесла его руку к губам и нежно поцеловала ладонь, а потом прижала ее к менее пострадавшей из моих щек.

«Люди видят, что я меняюсь, – написала я через секунду. – Я вижу, что меняюсь». Он наклонил голову и посмотрел на меня с печалью.

«Ты знаешь, что произошло?» – написала я.

– Бубба кое-что рассказал мне, – кивнул Билл, и его лицо потемнело, когда он упомянул о полубезумном вампире. – Сэм сообщил остальное. Потом я пошел в полицию и прочитал отчеты.

«Энди тебе позволил?» – нацарапала я.

– Никто не знает, что я там был, – небрежно ответил он.

Я попыталась это представить, и мне стало жутко. Я неодобрительно посмотрела на него.

«Расскажи, что случилось в Новом Орлеане», – написала я. Кажется, я снова засыпала.

– Ты многого о нас не знаешь, – нерешительно протянул Билл.

– О-о, вампирские секреты! – выдавила я. Пришла его очередь смотреть с неодобрением.

– У нас есть некая структура, – сказал он. – Я пытался придумать, как нам защититься от Эрика.

Я невольно посмотрела на композицию с красным цветком.

– Я знал, что, если я стану официальным лицом, таким же, как Эрик, ему будет намного сложнее вмешиваться в мою личную жизнь, – я слушала, пытаясь демонстрировать молчаливую поддержку. – Поэтому я появился на официальной встрече и, хотя никогда раньше не участвовал в нашей политической жизни, выдвинул себя в кандидаты на одну должность. И победил… путем усиленного лоббирования.

Это было восхитительно. Билл стал официальным лицом! Еще я задумалась, что подразумевается под «усиленным лоббированием». Он убил всех своих конкурентов? Или купил избирателям по бутылке первой положительной?

«Чем ты будешь заниматься?» – медленно написала я, представляя Билла на официальной встрече. Я постаралась показать, что очень горжусь им, потому что Билл, похоже, этого ожидал.

– Расследованиями в Пятом округе, – ответил он. – Я расскажу тебе, что это значит, когда ты вернешься домой. Не хочу тебя утомлять.

Я кивнула, любуясь им. Я очень надеялась, что Билл не станет спрашивать, кто прислал мне все эти цветы. Нужно ли будет отправить Эрику записку с благодарностью? Я почему-то постоянно отвлекалась. Наверное, дело было в обезболивающих.

Я поманила Билла к себе. Он наклонился, и его лицо оказалось рядом с моим.

– Не убивай Рене, – прошептала я. Его взгляд стал холодным – очень холодным, ужасно холодным. – Возможно, я уже это сделала. Он в реанимации. Но даже если он выживет, хватит смертей. Пусть им займется суд. Я не хочу, чтобы на тебя снова открыли охоту. Нам нужно отдохнуть.

Говорить было все сложнее. Я взяла его ладонь в свои и прижала к своей разбитой щеке. Внезапно вся моя тоска по Биллу стала горячим комом в груди, и я потянулась к нему. Он присел на край кровати, наклонился ко мне и очень, очень осторожно обнял, дюйм за дюймом поднимая с подушек – так, чтобы я успела предупредить, если мне станет больно.

– Я его не трону, – наконец выдохнул мне на ухо Билл.

– Милый, – прошептала я, надеясь, что его острый слух позволит разобрать слова. – Я соскучилась.

Билл вздохнул, и на секунду его объятия стали крепче, а руки медленно скользнули вниз по моей спине.

– Интересно, как быстро ты поправишься, – вслух подумал он. – Без моей помощи?

– О, постараюсь быстрее, – прошептала я. – Готова поспорить, что даже сейчас удивлю докторов.

По коридору пробежал колли. Он заглянул в палату, гавкнул и потрусил дальше. Изумленный Билл повернулся к двери. Ах да, луна была полной – я видела ее за окном.

И кое-что еще: из темноты вынырнуло бледное лицо, на секунду закрыв от меня лунный диск. Красивое лицо, обрамленное золотыми волосами. Вампир по имени Эрик ухмыльнулся мне и стремительно исчез из поля зрения. Он улетел.

– Скоро все станет как раньше, – пообещал Билл, бережно укладывая меня обратно в постель. Он погасил свет в ванной. Его кожа светилась в темноте.

– Да, – прошептала я. – Как раньше.