Три дня после похорон я оставалась дома. Слишком долго – мне хотелось вернуться к работе. Но я продолжала думать о вещах, которые должна была сделать, – или я просто считала, что должна их сделать. Я прибралась в бабушкиной комнате – Арлин заехала ко мне, и я попросила ее помочь, потому что не могла оставаться наедине с вещами бабушки, такими знакомыми и пропитанными запахами детской присыпки и «Кампо-Феника», которые ассоциировались с ней.
Так что моя дорогая Арлин помогла мне разложить вещи по коробкам, которые отправятся в благотворительную организацию. На севере Арканзаса последние пару дней бушевали торнадо, и я полагала, что люди, потерявшие все, точно найдут бабушкиной одежде применение. Бабушка была ниже и тоньше, чем я, и наши вкусы сильно различались, поэтому я не оставила себе ничего, кроме украшений. Их было немного, но те, которые она все-таки носила, были для меня настоящей драгоценностью.
Удивительно, сколько вещей бабушка держала в своей комнате. Я даже думать не хотела о том, что она убрала в мансарду: с этим я разберусь позже, осенью, когда под крышей не будет так невыносимо жарко, а острая боль от потери поутихнет.
Возможно, я выбросила больше вещей, чем следовало, но возможность разобраться с ними позволила мне почувствовать себя сильной, полезной. Арлин все складывала и упаковывала, не трогая только бумаги: фотографии, письма, счета и погашенные чеки. Бабушка, благослови ее господь, никогда в жизни не пользовалась кредитной картой и ничего не покупала «на будущее». Это сделало разбор вещей намного проще.
Арлин спросила насчет бабушкиной машины. Ей было пять лет, но бабушка мало на ней ездила.
– Ты продашь свою и оставишь ее? – уточнила Арлин. – Твоя новее, но меньше.
– Я об этом не думала, – ответила я.
И поняла, что не могу думать об этом сейчас, что уборка в комнате была максимумом моих сегодняшних возможностей.
К вечеру в комнате не осталось ничего, связанного с бабушкой. Мы с Арлин перевернули матрас, и я по привычке перестелила постель – старую постель с узорчатым балдахином. Я всегда думала, что бабушкин спальный гарнитур очень красивый, и мне пришло в голову, что теперь все это принадлежит мне. Я могу перебраться в большую спальню с собственной ванной и перестать бегать в ту, что в конце коридора.
Внезапно мне захотелось именно этого. Мебель, которой я пользовалась в своей спальне, перевезли из дома родителей после того, как они погибли. Эта мебель предназначалась ребенку – девочке, увлеченной куклами Барби и ночевками с подругами.
Не то чтобы я часто приглашала – или меня приглашали – на ночевки.
Нет, нет, нет, я не собиралась возвращаться к своим старым ранам. Я такая, какая есть, у меня есть жизнь, которая мне нравится, и множество мелочей, которые меня радуют.
– Может быть, я переберусь сюда, – поделилась я с Арлин, которая заклеивала коробки.
– Не рановато ли? – спросила она. И тут же покраснела, осознав, как прозвучали ее слова.
– Будет проще находиться здесь, а не представлять себе пустую комнату, лежа у себя, – объяснила я. Арлин опустилась на корточки рядом с картонной коробкой. В руках у нее была катушка с клейкой лентой.
– Наверное, – в знак согласия она качнула огненно-рыжей гривой.
Мы донесли коробки до ее машины. Она любезно предложила оставить их в пункте сбора помощи по пути домой, и я с благодарностью согласилась. Я не хотела, чтобы кто-то смотрел на меня с жалостью или с пониманием, когда я буду выгружать бабушкину одежду, туфли и пижамы. Перед тем как отпустить Арлин, я обняла ее и поцеловала в щеку. Она удивилась – до этого дня наша дружба не предполагала ничего подобного, – а потом наклонилась ко мне, и мы прижались друг к другу лбами.
– Сумасшедшая девчонка, – с нежностью сказала она. – Заезжай к нам как-нибудь. Лиза ждет не дождется, когда ты снова будешь с ней нянчиться.
– Скажи ей, что тетя Сьюки передает привет. И Коби тоже.
– Обязательно.
И Арлин направилась к своей машине. Пламенные кудри клубились над ее головой. На ее аппетитной фигуре форма официантки выглядела очень сексуально.
Когда машина Арлин исчезла среди деревьев, все силы оставили меня. Я чувствовала себя древней, как скалы, и очень одинокой. Теперь так будет всегда. Я не чувствовала голода, но, судя по времени, мне следовало поесть. Так что я достала из холодильника один из многочисленных ланч-боксов. В нем лежали индейка и салат с виноградом, и обычно они мне нравились. Но сейчас я сидела за столом, сжимая вилку в руках, и не могла есть.
Наконец, я сдалась. Я вернула еду в холодильник и пошла в ванную, чтобы наконец принять душ. В углах копилась пыль, которую не смогла победить даже такая прекрасная хозяйка, как бабушка.
Душ показался мне благословением. Горячая вода, похоже, смыла часть моих тревог. Я вымыла голову и хорошенько прошлась мочалкой по всему телу, побрила ноги и подмышки. Выбравшись из-под душа, я выщипала брови, воспользовалась лосьоном для кожи, дезодорантом, спреем, который не давал волосам путаться, и всем прочим, что подвернулось мне под руку. Я натянула ночную рубашку, белую с канарейкой Твити, и взяла расческу. Влажные пряди волос свисали на спину. Я сяду перед телевизором и включу что-нибудь посмотреть, пока буду их расчесывать, – этот процесс всегда требовал терпения.
Момент осмысленности подошел к концу, и я почувствовала себя опустошенной.
В дверь позвонили, когда я шла в гостиную с расческой в одной руке и полотенцем в другой.
Я заглянула в глазок. На крыльце терпеливо ждал Билл. Я впустила его, не чувствуя ни радости, ни огорчения из-за его прихода.
Он осмотрел меня с некоторым удивлением. Ну да, ночная рубашка, мокрые волосы, босые ноги. Никакой косметики.
– Проходи, – сказала я.
– Ты уверена?
– Да.
Он вошел, оглядываясь по сторонам.
– Чем ты занималась? – спросил он, увидев стопку вещей, которые я отложила, решив, что друзья бабушки, возможно, захотят их забрать. Мистер Норрис, например, наверняка обрадуется фотографии, на которой запечатлены их с бабушкой матери.
– Сегодня я убрала вещи из спальни, – сказала я. – Думаю, я перееду в нее.
Я не знала, что еще сказать. Билл смотрел на меня с мягкой нежностью.
– Позволь расчесать тебе волосы, – сказал он.
Я безразлично кивнула. Билл устроился на диване, обтянутом тканью с цветочным узором, и указал на старую оттоманку, стоящую перед ним. Я послушно села, и он слегка сдвинулся вперед, так что я оказалась меж его бедер. Медленно, начиная с макушки, Билл принялся распутывать колтуны моих волос.
Как и всегда, невозможность читать его мысли действовала на меня целительно. Каждый раз я как будто погружалась в прохладную воду после долгого перехода в пыльный и жаркий день.
Кроме того, длинные пальцы Билла умело распутывали мою густую гриву. Я сидела, закрыв глаза, и постепенно успокаивалась. Я чувствовала каждое движение его тела за моей спиной, пока он расчесывал меня. Я даже могла бы услышать, как бьется его сердце, но это было невозможно. Его сердце не билось.
– Когда-то я причесывал свою сестру Сару, – тихо пробормотал Билл, как будто зная, как спокойно мне в его присутствии, и пытаясь не спугнуть это настроение. – Ее волосы были темнее, чем у тебя, и еще длиннее. Она никогда их не стригла. Когда мы были детьми и у мамы не хватало времени, она просила меня заняться волосами Сары.
– Сара была младше или старше тебя? – спросила я медленным одурманенным голосом.
– Младше. На три года младше.
– У тебя были другие братья или сестры?
– Моя мать дважды теряла детей в родах, – медленно проговорил Билл, как будто едва вспоминая эти события. – Мой брат Роберт умер, когда ему было двенадцать, а мне – одиннадцать. Он подхватил какую-то заразу и не пережил болезни. Теперь его накачали бы пенициллином, и все бы обошлось. Но тогда пенициллина не знали. Сара пережила войну, как и мать, а вот отец погиб, пока я служил. У него был… позже я узнал, что это называется инсультом. Моя жена в то время жила с моей семьей, а дети…
– Ох, Билл, – тихо и тоскливо протянула я. Он потерял столь многих.
– Не стоит, Сьюки, – сказал он. Его голос обрел прежнюю спокойную ясность.
Какое-то время Билл работал в тишине – пока я не почувствовала, что расческа свободно скользит по прядям. Он взял белое полотенце, которое я бросила на подлокотник дивана, и начал промокать мои волосы. После, когда из них ушла влага, Билл пропустил пряди сквозь пальцы, придавая прическе форму.
– М-м-м, – застонала я.
Я слышала сама себя: тот, кого утешают, так не стонет. Прохладные пальцы Билла собирали мои волосы у шеи, и я чувствовала его губы возле загривка. Я не могла ни двигаться, ни говорить. Я медленно выдохнула, пытаясь не издать больше ни звука. Губы Билла оказались возле моего уха, и он поймал его кончик между зубами. Я почувствовала прикосновение языка. Его руки сомкнулись на моей груди, и Билл прижал меня к себе.
К счастью, я понимала лишь то, что выдавало его тело. Я не слышала тех мыслишек, которые только портили подобные моменты. Его тело говорило очень простые вещи. Он поднял меня с той же легкостью, с которой я подняла бы младенца, развернул лицом к себе и посадил на колени. Я обняла его и, слегка наклонившись, поцеловала.
Поцелуй длился и длился, но через какое-то время в движениях языка Билла появился некий ритм – я почувствовала это, несмотря на отсутствие опыта. Ночная рубашка поднялась к середине моих бедер. Я беспомощно скользила руками по его рукам и думала о сковородке с карамелью для домашних конфет, которую бабушка ставила на плиту – о том, как карамель таяла, о ее теплой золотой сладости.
Билл поднялся, не выпуская меня из объятий.
– Куда? – спросил он.
Я указала в сторону бывшей бабушкиной комнаты. Он понес меня – обхватившую ногами его бедра и склонившую голову ему на плечо – и уложил на чистую постель. Билл стоял напротив, сквозь не прикрытое шторами окно лился лунный свет, и я видела, как он раздевается быстро и аккуратно. Мне нравилось наблюдать за ним, но раздеваться сама я не торопилась. Все еще немного смущаясь, я скинула ночную рубашку и бросила ее на пол.
От Билла сложно было отвести взгляд. Я никогда в жизни не видела ничего настолько прекрасного и пугающего.
– Билл, – с тревогой сказала я, когда он лег рядом, – я не хочу разочаровать тебя.
– Этого точно не случится, – прошептал он. Он смотрел на мое тело, как путник в пустыне смотрит на воду.
– Я почти ничего не умею, – призналась я едва слышно.
– Не волнуйся. Я умею многое. – Его руки скользили по мне, лаская места, к которым никто никогда не прикасался. Я дернулась от удивления, но потом расслабилась и впустила в себя его пальцы.
– С тобой будет иначе, чем с обычным человеком? – спросила я.
– О да.
Я вопросительно посмотрела на него.
– Будет лучше, – сказал Билл мне на ухо, и я почувствовала укол чистого возбуждения. Слегка смущаясь, я потянулась вниз, чтобы дотронуться до него, и он издал очень человеческий звук. Мгновение спустя его голос стал глубже.
– Сейчас? – спросила я дрожащим голосом.
– О да, – сказал он и очутился надо мной.
Спустя секунду Билл обнаружил истинные масштабы моей неопытности.
– Зря ты мне не сказала, – нежно, без укора заметил он. Он не двигался, сдерживаясь с явным усилием.
– Пожалуйста, не останавливайся, – взмолилась я, чувствуя, что, если Билл не продолжит, я взорвусь – или произойдет что-то не менее ужасное.
– Не буду, – в его голосе появилась мрачность. – Но, Сьюки… тебе будет больно.
Вместо ответа я подалась ему навстречу. Он со стоном толкнулся в меня. Я задержала дыхание и прикусила губу. Ай, ай, ай.
– Моя драгоценная, – сказал Билл. Никто еще не называл меня так. – Как ты?
Вампир или нет, он дрожал от напряжения.
– Нормально, – соврала я. Мне было больно, и я бы растеряла решимость, если бы мы не продолжили. – Давай же, – и я впилась зубами в его плечо.
У него перехватило дыхание; он вздрогнул и начал двигаться. Первое время я как будто замерла, но вскоре поймала ритм и продолжила его. Билл был в восторге от моей отзывчивости, и я начала чувствовать, что совсем близко нечто огромное и потрясающее. Я прошептала:
– Пожалуйста, Билл, пожалуйста, – и впилась ногтями в его бедра: почти, почти! Мы слегка переменили позу, и от этого он прижался ко мне еще теснее, и я оказалась совершенно беззащитна перед ощущением полета – полета в сияющей белизне с золотистыми бликами. Клыки Билла коснулись моей шеи, и я сказала: – Да!
Я почувствовала, как он кусает меня, но боль была слабой – боль была восхитительной, – и я почувствовала, как он кончает и одновременно начинает меня пить.
Мы еще долго лежали в той же позе, время от времени вздрагивая от воспоминаний. Я никогда в жизни не забуду его вкуса и запаха и не забуду, как впервые почувствовала его в себе – его, своего первого мужчину, – и не забуду этого удовольствия.
Наконец Билл перекатился на бок. Он приподнялся на локте и перекинул свободную руку через мой живот.
– Я был твоим первым.
– Да.
– Ох, Сьюки. – Он поцеловал меня в шею.
– Ты понимаешь, что я ничего не умею, – смущенно сказала я. – Но тебе понравилось? Я, по крайней мере, не хуже других женщин? Я стану еще лучше.
– Ты можешь стать опытнее, Сьюки, но ты не сможешь стать еще лучше. – Он поцеловал меня в щеку. – Ты чудесная.
– Утром мне будет больно?
– Тебе это покажется странным, но я не помню. Единственной девственницей, с которой я ложился, была моя жена, и это было полтора века назад… да, мне кажется, тебе будет больно. Мы не сможем снова заняться любовью еще день или два.
– Твоя кровь исцеляет, – напомнила я после короткой паузы, чувствуя, что краснею. В лунном свете я видела, как он меняет позу, чтобы посмотреть на меня прямо.
– Верно, – произнес Билл. – Ты хочешь глоток?
– Конечно. Ты не против?
– Нет, – выдохнул он и прокусил собственную руку.
Это было так неожиданно, что я вскрикнула, но он легким жестом собрал кровь на палец и до того, как я успела напрячься, ввел этот палец в меня. Он начал нежно им двигать, и через секунду боль почти полностью исчезла.
– Спасибо, – сказала я. – Мне лучше.
Но он не убрал руку.
– Ох, – сказала я. – Ты хочешь повторить? Так быстро? А ты сможешь?
Я не хотела, чтобы он останавливался.
– Давай проверим, – предложил Билл с намеком на усмешку в глубоком голосе. Я прошептала, едва узнавая себя:
– Скажи, что мне сделать.
И он сказал.
На следующий день я вернулась к работе. Кровь Билла мне помогла, но все равно было слегка некомфортно. Но, боже, какой могущественной я себя чувствовала! Это было совершенно новое ощущение. Сложно было не… преисполниться, определенно, неподходящее слово… не поддаться удивительному самодовольству. Конечно, в баре я столкнулась со своей обычной проблемой: настойчивый, гулкий, дисгармоничный шум, хаос чужих голосов. Но по какой-то причине мне стало проще приглушать и контейнировать их. Я легко удерживала защиту и могла позволить себе расслабиться. Или, возможно, я смогла расслабиться, и именно это позволило мне защититься? Я не знала. Но я чувствовала себя лучше и даже смогла принимать соболезнования посетителей спокойно, без слез.
Джейсон пришел на обед и выпил пару бокалов пива, закусив гамбургером. Обычно он не пил в середине рабочего дня. Я знала, что он разозлится, если я выскажусь напрямую, поэтому просто спросила, как у него дела.
– Шериф снова меня допрашивал, – тихо сказал Джейсон. Он посмотрел по сторонам, чтобы убедиться в отсутствии лишних ушей. Бар был почти пуст, поскольку в общине сегодня проходила встреча ротари-клуба.
– О чем он тебя спрашивал? – я говорила так же тихо.
– Как часто я встречался с Модетт, всегда ли заправлялся там, где она работала… Снова и снова, как будто я не отвечал на эти вопросы по семьдесят пять раз. У моего начальника заканчивается терпение, Сьюки, и я его не виню. В сумме я провел в участке два или три дня.
– Может, тебе найти адвоката? – с тревогой спросила я.
– Рене говорит то же самое.
Значит, мы с Рене думали в одном направлении.
– Как тебе Сид Мэтт Ланкастер? – Сидни Мэттью Ланкастер, местный уроженец и любитель неразбавленного виски, по слухам, всегда выигрывал все свои тяжбы. Он мне нравился, потому что всегда обращался со мной уважительно, когда я подавала ему напитки.
– Возможно, это лучший вариант. – Мрачность Джейсона бросалась в глаза, и даже его привлекательность не смягчала впечатление. Мы переглянулись. Адвокат бабушки точно был слишком стар, чтобы справиться с ситуацией, особенно если Джейсона, не приведи господь, арестуют.
Джейсон был слишком погружен в себя, чтобы обратить внимание на перемену в моем внешнем виде, но я надела не обычную белую футболку с круглым вырезом, а тенниску – мне нужен был высокий воротник. Арлин оказалась внимательнее Джейсона. Она поглядывала на меня все утро и к трем часам сделала кое-какие выводы.
– Милая, – сказала она, – вижу, ты развлекалась?
Я покраснела, как свекла. Слово «развлекалась» было слишком легкомысленным для наших с Биллом отношений, но в чем-то соответствовало истине. Я не знала, как поступить. Повести себя достойно и сказать: «Нет, занималась любовью», – промолчать, попросить Арлин не лезть в чужие дела или просто прокричать: «Да»?
– Боже, Сьюки, кто он?
Ауч.
– Ну, он не…
– Не местный? Ты встречаешься с военным из Боссье-сити?
– Нет, – сказала я после паузы.
– Это Сэм? Я видела, как он на тебя смотрит.
– Нет.
– Тогда кто?
Я вела себя так, будто стыдилась. Давай, Сьюки Стакхаус, будь сильной. Отвечай за свои поступки.
– Это Билл, – сказала я, вопреки всему надеясь, что она скажет просто: а, понятно.
– Билл, – ровно проговорила Арлин. Я заметила, что Сэм наклонился в нашу сторону, прислушиваясь. Как и Чарлси Тутен. Даже Лафайет высунулся с кухни.
– Билл, – повторила я, пытаясь сохранить в голосе твердость. – Ну, вы знаете. Билл.
– Билл Оберджуниос?
– Нет.
– Билл?..
– Билл Комптон, – ровно сказал Сэм в тот момент, когда я открыла рот, чтобы назвать то же имя. – Вампир Билл.
Арлин была шокирована, Чарлси Тутен тихо ахнула, а Лафайет едва не уронил челюсть.
– Милая, ты не могла выбрать обычного человеческого парня? – спросила Арлин, когда к ней вернулся голос.
– Обычные парни не приглашают меня на свидания. – Я больше не краснела – стояла, выпрямив спину, чувствуя, что выгляжу и веду себя одинаково вызывающе.
– Но, милая, – протянула Чарлси Тутен, – солнышко… Билл болен.
– Я знаю, – сказала я, чувствуя, что вот-вот выйду из себя.
– Я думал, ты скажешь, что встречаешься с чернокожим, но ты выбрала более оригинальный вариант, да? – сказал Лафайет, глядя на свои накрашенные ногти.
Сэм молчал. Он стоял, опираясь на барную стойку, и вокруг его рта видна была белая линия – как будто он прикусил щеку.
Я с вызовом смотрела на них в ответ, требуя, чтобы они либо сказали, что думают, либо заткнулись. Арлин приняла решение первой.
– Ладно. Главное, чтобы он тебя не обижал, а не то встретится с нашими кольями. – Они все рассмеялись, пусть и не слишком искренне.
– Зато ты сэкономишь на продуктах, – сказал Лафайет.
Но затем Сэм одним движением разрушил все. От неуверенного принятия не осталось и следа, потому что он резко приблизился ко мне и оттянул в сторону воротник моей тенниски.
Установившуюся тишину можно было бы резать ножом.
– Твою мать, – очень тихо сказал Лафайет.
Я посмотрела Сэму прямо в глаза, думая, что никогда не прощу ему этот поступок.
– Не смей трогать мою одежду, – сказала я ему, отступая на шаг назад и поправляя воротник. – И не лезь в мою личную жизнь.
– Я беспокоюсь. Я боюсь за тебя, – сказал он. Арлин и Чарлси поспешно нашли чем себя занять.
– Это не так. Или не совсем так. Ты злишься. Так что послушай сюда, приятель. Раньше надо было думать. – И я отошла, чтобы протереть клеенку на одном из столиков.
Потом я собрала все солонки и наполнила их, проверила перечницы и бутылки с соусом чили на столиках и в кабинках. Затем пришла очередь табаско. Я просто продолжала работать и смотрела прямо перед собой, и атмосфера, в конце концов, перестала быть такой напряженной.
Сэм ушел в кабинет, чтобы заняться бумажной работой или вроде того. Меня не волновало, что именно он делает, пока он держал свое мнение при себе. Я все еще чувствовала себя так, как будто он покусился на что-то личное, обнажив мою шею. Я не простила Сэма, но Арлин и Чарлси тоже погрузились в работу, и к моменту, когда вечерняя толпа начала редеть, мы снова чувствовали себя комфортно рядом друг с другом. Когда мы столкнулись в туалете, Арлин сказала:
– Послушай, Сьюки, не могу не спросить. Вампиры правда так хороши, как о них говорят? В постели, я имею в виду.
Я молча улыбнулась.
В тот вечер Билл появился в баре, как только стемнело. Мне пришлось задержаться на работе, поскольку у официантки из вечерней смены сломалась машина. Мгновение назад его не было, но через секунду он будто соткался из воздуха, замедлившись, чтобы я заметила его приближение. Если у Билла были какие-то сомнения насчет того, выносить ли наши отношения на публику, он их не показал.
Он сжал мои пальцы и мягко поцеловал их – у любого другого этот жест выглядел бы фальшивым. Я почувствовала прикосновение его губ к тыльной стороне ладони как будто всем телом, содрогнувшись от макушки до пят, и он точно это понимал.
– Как ты себя чувствуешь? – прошептал Билл, и я вздрогнула.
– Немного… – Я не могла заставить себя говорить.
– Можешь рассказать позже, – предложил он. – Когда ты освободишься?
– Как только Сьюзи доберется до нас.
– Приезжай ко мне.
– Хорошо. – Я улыбнулась ему, чувствуя, как голова начинает кружиться от радости. И Билл улыбнулся в ответ – хотя с учетом того, что моя близость заставила его показать клыки, кто-то другой мог бы счесть эту улыбку пугающей.
Он наклонился, чтобы поцеловать меня, – его губы легко коснулись моей щеки, – и повернулся, чтобы уйти. Но именно в этот момент все полетело к чертям.
В бар вошли Малькольм и Диана. Они распахнули дверь так, как будто репетировали этот момент, – и, конечно, они произвели впечатление. Интересно, где Лиам. Возможно, паркует машину? Было бы глупо надеяться, что они оставили его дома.
Жители Бон-Темпса начали привыкать к Биллу, но эпатажный Малькольм и не менее эпатажная Диана наделали шума. В первую очередь я подумала о том, что из-за них людям будет сложно принять наши с Биллом отношения.
Малькольм был одет в кожаные штаны и что-то вроде рубашки из цепочек. Он словно сошел с обложки рок-альбома. На Диане был слитный обтягивающий комбинезон из лаймово-зеленой лайкры или похожей ткани, очень тонкой и тянущейся. Я, наверное, могла бы сосчитать волоски на ее лобке, если бы захотела. Чернокожие нечасто заходили в бар Сэма, но Диану это определенно могло не волновать. Я видела, как Лафайет таращится на них из кухни с восхищением, сдобренным страхом.
При виде Билла вампиры завопили в притворном удивлении – похоже, изображая пьяных. Насколько я могла сказать, Билл был не в восторге от их появления. Но он казался готовым разобраться с ними так же спокойно, как разбирался с прочими проблемами.
Малькольм наградил его приветственным поцелуем, Диана поступила так же. Сложно было сказать, что возмутило завсегдатаев бара больше. Я подумала, что в интересах Билла было бы показать, что ему такое противно, и чем скорее, тем лучше, – если, конечно, он хотел сохранить хорошие отношения с живущими в Бон-Темпсе людьми.
Билл, не склонный к глупостям, отступил на шаг и обнял меня, как бы говоря, что ассоциирует себя не с вампирами, а с людьми.
– Ого, твоя маленькая официантка все еще жива, – сказала Диана. Ее высокий голос разнесся по всему бару. – Разве не удивительно.
– Ее бабушку убили на прошлой неделе, – тихо произнес Билл, пытаясь задавить желание Дианы устроить скандал.
Взгляд ее выпуклых карих глаз остановился на мне, и меня пробрал озноб.
– Правда? – Она рассмеялась.
Ну все. После такого никто ее не простит. Если бы Билл попросил меня помочь ему улучшить свою репутацию среди местных, я бы точно предложила нечто подобное. С другой стороны, отвращение, которое нарастало среди посетителей бара, могло обрушиться на Билла точно так же, как на этих отщепенцев.
Конечно, для Дианы и ее друзей в отщепенца превратился уже сам Билл.
– Когда уже тебя убьют, деточка? – Диана провела ногтем по моему подбородку, и я оттолкнула ее руку.
Она набросилась бы на меня, если бы Малькольм не схватил ее за руку – лениво, как будто это не стоило ему никаких усилий. Но я видела напряжение в его позе.
– Билл, – сказал он непринужденно, как будто ему не приходилось прикладывать все свои силы, чтобы удержать Диану на месте. – Я слышал, в этом городе наблюдается прискорбное сокращение низкоквалифицированной рабочей силы. И маленькая птичка в Шривпорте напела мне, что вас с подружкой видели в «Фангтазии». Вы спрашивали, кто из вампиров проводил время с убитыми клыколюбками. Ты знаешь, что это закрытая информация.
Лицо Малькольма неожиданно сделалось настолько серьезным, что я по-настоящему испугалась.
– Некоторым из нас нет дела до… бейсбола… и… – Я поняла, что он пытается вспомнить какую-нибудь отвратительно человеческую привычку, – и барбекю! Мы вампиры!
Он произнес это слово с нажимом, вкладывая в голос магию, и я видела, что многие посетители бара попали под его чары. Малькольм был достаточно умен, чтобы попытаться исправить отвратительное впечатление, произведенное Дианой, но это не мешало ему демонстрировать презрение к тем, кого она задела.
Я наступила ему на ногу, стараясь сделать это как можно больнее. Он оскалился в мою сторону. Посетители бара встряхнулись и заморгали.
– Почему бы вам не убраться отсюда, мистер? – спросил Рене. Он сгорбился над барной стойкой, поставив локти с обеих сторон от кружки пива.
Одну долгую секунду я физически чувствовала, что бар может превратиться в поле боя. Никто из посетителей бара, похоже, не понимал, насколько вампиры сильны и безжалостны. Билл закрыл меня собой, и это не ускользнуло от наших завсегдатаев.
– Что ж, если нам не рады… – сказал Малькольм. Его мужественный облик контрастировал с мягким голосом, который он изобразил. – Эти добрые люди собираются поесть мяса, Диана, и заняться своими человеческими делами. Самостоятельно. Или с нашим прежним другом Биллом.
– Я думаю, маленькая официантка хочет заняться с Биллом очень человеческой штукой, – начала Диана, но Малькольм поймал ее под локоть и вывел из зала, прежде чем она успела нанести еще больше вреда.
Весь бар, кажется, дружно вздрогнул, когда дверь за ними закрылась, и я подумала, что мне лучше уехать, даже если Сьюзи пока не добралась до бара. Билл ждал меня снаружи: хотел убедиться в том, что Малькольм и Диана действительно уехали.
Что ж, сегодня сравнительно легко отделалась. Мы поехали в дом Билла, и по дороге я задумалась, зачем Малькольм и Диана вообще приезжали – вряд ли они по чистой случайности уехали так далеко от дома и решили зайти в бар к Сэму. Может, с учетом того, что они сами не предпринимали особых усилий для интеграции в общество, им просто хотелось насолить Биллу?
Дом Комптонов заметно изменился по сравнению с прошлым разом, когда я его видела, – в тот жуткий вечер, окончившийся знакомством с другими вампирами.
Рабочие действительно постарались для Билла, то ли потому что боялись, то ли он щедро им заплатил. Возможно, и то и другое. В гостиной заново побелили потолок, стены оклеили новыми обоями с цветочным узором. Наборный паркет начистили так хорошо, что к нему вернулся прежний блеск. Билл повел меня на кухню. Обставлена она была, конечно, скупо, но выглядела светлой и нескучной. В новеньком холодильнике стояли бутылки с искусственной кровью – фу.
Ванная на первом этаже была роскошной. Насколько я знала, Билл не пользовался ванной – или, по крайней мере, туалетом. Я с изумлением осмотрелась. Помещение было огромным – Билл расширил его за счет кладовки и части старой кухни.
– Мне нравится принимать душ, – сказал он, указывая на душевую кабину в углу. Места в ней хватило бы двоим взрослым и еще, наверное, паре гномов. – И лежать в горячей воде.
Теперь он указывал на центр помещения, где располагалась огромная ванна, окруженная чем-то вроде крытой палубы из кедра с лестницами с двух сторон. Вокруг стояли горшки с растениями. Помещение напоминало роскошный оазис – настолько, насколько это возможно в северной Луизиане.
– Что это? – шокированно спросила я.
– Портативный спа, – гордо ответил Билл. – Напор воды можно настроить под себя. Горячая ванна, – упростил он.
– В ней даже сиденья есть, – сказала я, заглянув внутрь.
У потолка ванная комната была отделана зеленой и голубой плиткой. Снаружи находились модные ручки управления. Билл повернул их, и в ванну полилась вода.
– Может, примем ванну вместе? – предложил Билл. Я почувствовала, что краснею, а сердце забилось чаще. – Например, сейчас?
Пальцы Билла потянули мою футболку за подол.
– Ну да… может быть. – Я стеснялась поднять на него взгляд, ведь этот… скажем, этот мужчина… видел те части моего тела, которые я даже своему доктору не показывала.
– Ты скучала по мне? – спросил Билл. Его руки расстегнули мои шорты и потянули их вниз.
– Да, – сказала я прямо, потому что это была правда.
Он засмеялся и опустился на колени, чтобы расшнуровать мои кроссовки.
– По чему ты скучала больше всего, Сьюки?
– По тишине, – ответила я, не задумываясь.
Билл поднял взгляд. Его пальцы замерли на концах шнурков, за которые он было потянул.
– По тишине, – повторил он.
– Я не слышу твоих мыслей. Билл, ты представить себе не можешь, как это хорошо.
– Я думал, что ты назовешь кое-что другое.
– О, по этому я тоже скучала.
– Расскажи мне, – предложил он, стягивая с меня носок и поднимаясь вверх, к бедрам, на которых держались расстегнутые шорты и трусики.
– Билл! Я не могу, – возразила я.
– Сьюки, не стесняйся меня. Только не меня. – Он встал, выпутал меня из футболки и потянулся ко мне за спину, чтобы расстегнуть лифчик. Потом провел пальцами по следам, оставленным на коже бретельками, и сосредоточил внимание на моей груди. В какой-то момент он стряхнул с ног свои сандалии.
– Я постараюсь, – сказала я, глядя в пол.
– Раздень меня.
Это я могла сделать. Я быстро расстегнула его рубашку, выпустила ее из брюк и спустила с его плеч. Раскрыла пряжку ремня и потянулась к верхней пуговице его штанов. Она была тугой, и мне пришлось постараться. Я думала, что расплачусь, если она не поддастся, – я чувствовала себя неловкой и неумелой. Билл перехватил мои руки и положил их к себе на грудь.
– Не спеши, Сьюки, не спеши, – его тихий голос посылал волны дрожи по моему телу.
Я чувствовала, как мое тело постепенно расслабляется, и начала гладить его по груди так же, как он гладил меня. Я играла кончиками пальцев с завитками его волос и дразнила соски. Его рука коснулась моего затылка и слегка надавила. Я не знала, что мужчинам может это нравиться, но Билла явно это возбуждало, так что я вновь занялась его сосками. Второй рукой я снова попробовала расстегнуть пуговицу на его штанах, и в этот раз она легко поддалась. Я стянула их с него и скользнула ладонью под резинку трусов. Он помог мне забраться в ванну; вода пенилась у наших ног.
– Начнем с того, что я тебя вымою? – спросил Билл.
– Нет, – сказала я, задыхаясь. – Дай мне мыло.