Мертвы, пока светло

Глава 7

Следующей ночью у нас с Биллом состоялся неприятный разговор. Мы лежали в его постели, широкой, со старинной резной спинкой и современным матрасом. На простынях был тот же узор, что на обоях, и я помню, как подумала, что Билл, возможно, окружает себя цветочными орнаментами, потому что не может любоваться на настоящие цветы – по крайней мере тогда, когда на них полагается любоваться. При свете дня.

Билл лежал на боку и смотрел на меня. Мы ходили в кино; Билл обожал фильмы про пришельцев. Наверное, он узнавал себя в них. Сегодняшний фильм состоял по большей части из стрельбы, и все пришельцы в нем были уродливыми, пугающими и помешанными на убийствах. Билл ворчал насчет этого, пока я ужинала и по пути домой. Я обрадовалась, когда он предложил опробовать свою новую кровать. Никто не ложился с ним на нее до меня.

Билл смотрел на меня. Я успела узнать, что ему это нравится. Может быть, он слушал биение моего сердца – ну, раз он мог слышать вещи, недоступные мне, – может, смотрел, как пульсируют сосуды, потому что зрение у него тоже было острее моего. Наш разговор перетек с фильма, который мы посмотрели, на ближайшие выборы местного значения – Билл планировал зарегистрироваться для заочного голосования. Затем мы заговорили о детстве: я начала понимать, что Билл мучительно пытается вспомнить, что значит быть обычным человеком.

– Вы с братом раздевались друг перед другом? – спросил он. – Сейчас говорят, что это нормально, но я никогда не забуду, как матушка поколотила моего брата Роберта, когда обнаружила их с Сарой в кустах.

– Нет, – сказала я, пытаясь сохранить спокойствие. Но я чувствовала, как изменилось выражение моего лица, а желудок сжался от тревоги.

– Врешь.

– Не вру. – Я смотрела на его подбородок, надеясь придумать, как сменить тему. Но Билл был настойчив.

– Значит, не перед братом. А перед кем?

– Я не хочу об этом говорить. – Мои пальцы сжались в кулаки, и я чувствовала, как начинаю закипать.

Но Билл ненавидел, когда я замыкалась. Он так привык к тому, что люди рассказывают ему обо всем, что он хочет знать, – он так привык гипнотизировать людей.

– Скажи мне, Сьюки, – уговаривал Билл. В его глазах плескалось любопытство. Он провел кончиком большого пальца по моему животу, и я вздрогнула.

– У меня был… дядюшка-затейник, – сказала я, чувствуя, как губы складываются в знакомую напряженную улыбку. Билл поднял темную бровь. Он не слышал этого выражения.

Я постаралась говорить так, словно речь шла не обо мне.

– Так говорят о взрослых мужчинах, которые совращают своих… младших родственников.

Его глаза вспыхнули. Он сглотнул: я видела, как дернулся его кадык. Я ухмыльнулась и стала компульсивно заправлять волосы за уши.

– Он сделал это с тобой? Сколько тебе было лет?

– Все началось, когда я была очень маленькой. – Я начала дышать неглубоко и быстро, сердце частило. Накатывала паника, как всегда, когда я об этом вспоминала. Я стиснула колени и подтянула их к себе. – Наверное, мне было пять, – пробормотала я, говоря все быстрее и быстрее. – Ты знаешь, он не, кхм, трахал меня, но он делал другие вещи, – теперь у меня задрожали руки. Я закрылась ими от взгляда Билла и видела, как они трясутся. – И хуже всего, Билл, хуже всего… – я продолжала говорить, не в силах остановиться, – каждый раз, когда он приходил, я знала, что он собирается делать, потому что читала его мысли! И я никак не могла его остановить.

Я зажала рот обеими руками, чтобы наконец замолчать. Я не должна была об этом говорить. Я перевернулась на живот, чтобы скрыться от его взгляда, и замерла, не двигаясь. Долгую секунду спустя я почувствовала прохладное прикосновение Билла. Он положил руку мне на плечо, утешая.

– Тогда твои родители еще были живы? – спросил он своим обычным спокойным голосом. Я все еще не могла смотреть на него.

– Да.

– Ты говорила маме? И она ничего не сделала?

– Нет. Она подумала, что я испорченная или что я нашла в библиотеке какую-то книгу с откровенными сценами.

Я помнила мамино лицо, обрамленное волосами на пару тонов темнее моих, помнила ее неприязнь. Мама выросла в очень консервативной семье, и любое публичное выражение чувств или разговоры на неподобающие темы ее злили.

– Меня удивляет, что они с папой казались счастливыми, – сказала я своему вампиру. – Они ведь были такими разными. – Затем я поняла, как нелепо это звучит. Я перевернулась на бок. – С другой стороны, мы с тобой тоже разные, – сказала я Биллу, пытаясь улыбнуться. Но его лицо оставалось неподвижным, только мышца на шее подрагивала.

– А отцу ты говорила?

– Да, незадолго до их гибели. Совсем маленькой я слишком стеснялась, тем более после того, как мама мне не поверила. Но потом я поняла, что больше этого не вынесу, ведь дядюшка Бартлетт так и приезжал к нам по несколько раз в месяц.

– Он еще жив?

– Дядюшка Бартлетт? Да. На самом деле он мой двоюродный дед, брат моей бабушки по отцу, но мы называли его дядюшка Бартлетт. Дядюшка живет в Шривпорте. Когда мы с Джейсоном переехали к бабушке после гибели родителей, дядюшка и там решил нас навестить. Но я спряталась. Когда потом бабушка нашла меня и спросила, что случилось, я все ей рассказала. И, знаешь, она мне поверила.

Рассказывая об этом, я чувствовала то же облегчение, что тогда. Я вспомнила нежный голос бабушки, которая обещала, что мне больше не придется видеть ее брата, что он никогда не появится в нашем доме. И бабушка сдержала свое слово. Она разорвала отношения со своим братом, чтобы защитить меня. Он приставал и к бабушкиной дочери Линде, когда она была маленькой, но бабушка постаралась забыть об этом, внушить себе, что она просто неправильно что-то поняла. Она рассказала мне, что с тех пор не оставляла своего брата наедине с Линдой, почти прекратила приглашать его в гости, но не позволила себе поверить, что брат домогался ее маленькой дочери.

– Он тоже Стакхаус?

– Ох, нет. Бабушка стала Стакхаус после того, как вышла замуж. А ее девичья фамилия была Хейл. – Странно, что мне нужно было объяснять эти вещи Биллу. Даже будучи вампиром, он оставался южанином и должен был понимать, что женщина часто берет фамилию мужа.

Билл выглядел так, словно мыслями он был где-то далеко. Своей грязной и печальной историей я выбила его из колеи – мне и самой сейчас было плохо.

– Послушай, я, наверное, пойду, – сказала я, вставая с постели и принимаясь собирать свою одежду. В мгновение ока Билл оказался передо мной, не позволяя мне продолжить собираться.

– Не уходи, – сказал он. – Останься со мной.

– Я сегодня очень плаксивая. – Я грустно улыбнулась, чувствуя, как по щекам катятся слезинки. Но пальцы Билла смахнули слезы с моего лица, а губы коснулись солоноватого следа.

– Останься со мной до рассвета, – сказал он.

– Но тебе нужно будет убраться в свою темную нору.

– Куда?

– В место, где ты проводишь дни. Я не хочу знать, где именно! – Я подняла руки, добавляя сказанному веса. – Но разве тебе не нужно будет оказаться там заранее?

– О, – сказал он. – Я почувствую. Я всегда знаю, когда приходит время.

– Значит, ты не проспишь?

– Нет.

– Ладно. Ты дашь мне немного поспать?

– Разумеется, – сказал Билл, вежливо наклоняя голову. Получилось не слишком убедительно: он был обнажен. – Чуть погодя.

Затем, когда я опустилась на кровать и протянула к нему руки, он добавил:

– Наверное.

Разумеется, утром я проснулась в одиночестве. В голову тут же полезли мрачные мысли. Конечно, о каких-то вещах я и раньше иногда думала, но сейчас принялась перечислять все потенциальные проблемы наших с Биллом отношений. Как будто моя тоска вышла на свет из своей темной норы.

Я никогда не увижу Билла в солнечном свете. Я не буду готовить ему завтрак, мы не сможем вместе пообедать. (Я, конечно, иногда ела в присутствии Билла, но ему было явно неприятно смотреть на это, а после каждого приема пищи мне приходилось тщательно чистить зубы – хотя это вообще-то полезная привычка.)

У нас не могло быть детей. Это, конечно, избавляло от необходимости предохраняться, но все-таки…

Я не смогу позвонить Биллу на работу и попросить его купить молоко по дороге домой. Он не присоединится к благотворительным организациям, не будет рассказывать о своей работе в старшей школе или учить детишек играть в бейсбол. Он не пойдет со мной в церковь.

И я понимала, что сейчас, когда я лежу в его постели, слушая, как птицы выводят утренние трели и дороги заполняются шумом двигателей, – когда другие жители Бон-Темпса встают, пьют утренний кофе, читают газеты и планируют день, – существо, которое я люблю, лежит в какой-то дыре под землей, и для всего мира он мертв, пока светло. Мне было так тяжело, что, приводя себя в порядок и одеваясь, я специально заставила себя подумать о хорошем.

Похоже, я действительно была ему очень важна. Мне было приятно, что он так сильно меня любит, но еще и тревожно, потому что я понятия не имела, насколько сильно. Секс с ним был абсолютно волшебным. Я даже представить не могла, что это будет настолько хорошо. Никто не тронет меня, пока я – девушка Билла. Даже самые наглые клиенты больше не пытались меня облапать. И если тот, кто убил мою бабушку, действительно планировал убить меня, теперь у него не было шансов мне навредить. Рядом с Биллом я могла расслабиться и не ставить защиту – и это было неописуемой роскошью. Я слышала только то, что Билл говорил мне, – и никаких его мыслей.

Довольно много плюсов.

В этом задумчивом настроении я вышла из дома Билла и направилась к своей машине. Удивительно, но рядом с ней стоял пикап Джейсона.

Трудно назвать такой момент счастливым. Я подобралась к его окну.

– Вижу, слухи не врут, – сказал Джейсон. Он протянул мне пластиковый стаканчик с кофе из кафе при заправке. – Забирайся ко мне.

Я приняла предложение. Кофе был кстати, но в остальном я оставалась настороженной. Я немедленно вернула на место обычную защиту. Для этого потребовалось болезненное усилие, как будто я втискивалась в перетянутый корсет.

– Не мне тебя судить, – сказал Джейсон. – С учетом того, какой образ жизни я вел последние годы. Насколько я понимаю, он у тебя первый?

Я кивнула.

– Он тебя не обижает? – Я покачала головой. – Мне нужно кое-что тебе сказать.

– Слушаю.

– Прошлой ночью дядю Бартлетта убили.

Я уставилась на него. Над моим стаканчиком с кофе медленно поднимался пар – я успела снять с него крышку.

– Дядя Бартлетт мертв, – произнесла я, пытаясь осознать это. Я так долго училась не думать о нем, и вот, наутро после того, как я о нем вспомнила, он умирает.

– Да.

– Ух ты.

Я посмотрела в окно, на розоватую полоску у горизонта. Я чувствовала себя немного… свободнее. Единственный, кроме меня, участник произошедшего, единственный, кто получал от произошедшего удовольствие, но до конца настаивал на том, что это я придумывала и навязала ему свои грязные игры… которые ему так нравились… он умер. Я сделала глубокий вдох.

– Надеюсь, он в аду, – сказала я. – Надеюсь, каждый раз, когда он вспоминает обо мне, черти тыкают ему в задницу вилами.

– Господи, Сьюки!

– Тебя он не трогал.

– Да еще бы!

– Что ты имеешь в виду?

– Ничего, Сьюки! Но я не слышал о том, чтобы он приставал к кому-то, кроме тебя!

– Чушь. Он домогался тети Линды.

Джейсон побледнел от шока. Я наконец достучалась до своего брата.

– Это бабушка тебе сказала?

– Да.

– Мне она ничего не говорила.

– Бабушка знала, что тебе тяжело не видеться с ним. Она понимала, что ты его любишь. Но она не могла оставлять тебя с ним наедине, потому что не была на сто процентов уверена в том, что его интересуют только девочки.

– В последние годы я его навещал.

– Правда? – Я не знала. Бабушка, наверное, тоже.

– Сьюки, он был стариком. Очень больным. У него были проблемы с простатой, он ослаб и не мог передвигаться без ходунков.

– Возможно, это отбило у него охоту трогать пятилетних девочек.

– Да забудь ты об этом!

– Ага! Как будто это так просто!

Мы зло смотрели друг на друга с разных концов широкого сиденья.

– Так что с ним произошло? – наконец неуверенно спросила я.

– Прошлой ночью в его дом ворвался грабитель.

– Да? И?

– И сломал ему шею. Столкнул его с лестницы.

– Понятно. Спасибо за информацию. Я поеду домой. Мне надо помыться и собраться на работу.

– Это все, что ты хочешь сказать?

– А что еще?

– Не хочешь узнать насчет похорон?

– Нет.

– Не хочешь узнать о завещании?

– Нет.

– Ладно, – сказал Джейсон, поднимая руки в знак капитуляции. Как будто он долго доказывал мне свою правоту, прежде чем понять, что я не уступлю.

– Хочешь сказать мне что-то еще? – спросила я.

– Нет. Наш дядя умер. Я думал, этого достаточно.

– Вообще-то ты прав, – сказала я, открывая дверь и выскальзывая из пикапа. – Этого достаточно. – Я отсалютовала ему стаканчиком. – Спасибо за кофе, братишка.

Я сопоставила детали уже на работе. Я протирала вымытые стаканы и совершенно не думала о дяде Бартлетте, и вдруг мои пальцы сами собой разжались.

– Господи Иисусе, Пастырь Иудейский, – пробормотала я, глядя вниз, на рассыпавшиеся у меня под ногами осколки. – Его убили по приказу Билла.

Я не знала, почему так уверена в собственной правоте; но с того момента, как эта идея мелькнула у меня в голове, я была уверена. Может быть, сквозь сон я слышала, как Билл говорит с кем-то по телефону. Или то, с каким выражением лица Билл слушал мой рассказ о дядюшке Бартлетте, было беззвучным звоночком. Я задумалась, заплатил ли Билл исполнителю деньгами или он должен будет оказать аналогичную услугу. Я продолжала работать, как будто застывшая изнутри. Я ни с кем не могла поделиться своими мыслями или хотя бы сказать, что плохо себя чувствую, ведь тогда меня спросили бы, что случилось. Так что я вообще ничего не говорила, просто работала дальше. Я не думала ни о чем, кроме заказов, которые должна была отнести. По дороге домой я пыталась ухватиться за это странное состояние, но в одиночестве мне пришлось принять правду. Меня парализовало ужасом.

Конечно, я знала, не могла не знать, что в течение своей долгой-долгой жизни Билл наверняка убил пару человек. Когда он был молодым вампиром, когда ему требовалось больше крови, когда он еще не научился контролировать свою жажду так, чтобы существовать за счет глотка здесь, капельки там – не убивая никого из тех, кем он питался… он сам говорил мне, что на его совести несколько смертей. А еще он убил Рэттри. Правда, не вмешайся Билл, они бы убили меня той ночью на парковке возле бара. Я была склонна простить Биллу эти смерти.

Почему я относилась к убийству дядюшки Бартлетта иначе? Он тоже сделал мне много зла, превратив и без того нелегкое детство в настоящий кошмар. Разве мне не стало легче, разве я не обрадовалась, узнав, что его нашли мертвым?

Разве ужас перед поступком Билла не был лицемерием в худшем его виде?

Был. Или не был?

Усталая и совсем запутавшаяся, я устроилась на крыльце, обняв колени, в ожидании темноты. Сверчки пели в высокой траве. Он пришел так быстро и тихо, что я не услышала его приближения. Я сидела одна в ночной темноте, а в следующее мгновение Билл оказался рядом со мной, на тех же ступеньках.

– Чем ты хочешь заняться сегодня, Сьюки? – Он обнял меня.

– Ох, Билл, – мой голос был глухим от отчаяния.

Он опустил руку. Я не смотрела ему в лицо – в темноте я все равно ничего не разглядела бы.

– Тебе не стоило этого делать.

По крайней мере он не стал отрицать свою причастность.

– Я рада, что он мертв, Билл. Но я не могу…

– Ты думаешь, что я причиню вред тебе, Сьюки? – его голос был тихим, как шорох шагов по сухой траве.

– Нет. Знаешь, это странно, но я не думаю, что ты навредишь мне, даже если очень сильно разозлишься.

– Тогда…

– Это как встречаться с Крестным отцом, Билл. Теперь я боюсь сказать тебе что-то не то. Я не привыкла к тому, чтобы мои проблемы решали таким образом.

– Я люблю тебя.

Он никогда раньше этого не говорил. Может быть, я вообразила эти слова – его голос был едва слышен.

– Любишь? – Я не подняла головы, по-прежнему прижимаясь лбом к коленям.

– Да, люблю.

– Тогда тебе придется позволить мне прожить мою жизнь, Билл. Ты не можешь в нее вмешиваться.

– Ты хотела, чтобы я вмешался, когда Рэттри тебя избивали.

– Это правда. Но я не могу позволить тебе управлять моей повседневной жизнью. Я буду злиться на других людей, а они будут злиться на меня. Я не могу постоянно бояться, что ты убьешь их ради меня. Я не смогу так жить, родной. Понимаешь?

– Родной? – повторил он.

– Я люблю тебя, – сказала я. – Не знаю почему, но я люблю тебя. Я хочу называть тебя всеми этими сладкими словечками, которые используешь, когда кого-то любишь… даже если это глупо, учитывая твою природу. Я хочу говорить тебе, что ты – мой медвежонок, что я буду любить тебя до старости и немного дольше, хотя ты, конечно, не состаришься. Мне кажется, что я врезаюсь в бетонную стену, когда я пытаюсь сказать, что люблю тебя, Билл. – Я умолкла. Слез больше не было.

– Кризис случился раньше, чем я думал, – ответил Билл из темноты. Сверчки продолжали петь, и долгую секунду я слушала только их.

– Да.

– Что теперь, Сьюки?

– Мне нужно немного времени.

– Для того, чтобы?..

– Чтобы решить, стоит ли любовь страданий.

– Сьюки, если бы ты знала, какая ты необыкновенная на вкус, как сильно я хочу тебя защитить… – По тону Билла я поняла, что он испытывает огромную нежность.

– Странно, – сказала я, – но я чувствую к тебе то же. Но у меня есть своя жизнь, мне приходится жить со своими решениями, и мне нужно подумать о правилах, которые мы должны будем обговорить.

– И что мы будем делать теперь?

– Я буду думать. Ты волен делать то же, что делал до встречи со мной.

– Пытаться понять, смогу ли я жить среди людей. Пытаться понять, кем мне питаться и смогу ли я перестать пить гребаную синтетическую кровь.

– Я знаю, что ты… будешь пить кого-то, кроме меня, – я очень старалась, чтобы мой голос не дрожал. – Но, пожалуйста, только не здесь. Не кого-то, с кем я буду видеться. Я этого не переживу. С моей стороны нечестно об этом просить, но я все равно прошу.

– Хорошо. Если ты не будешь встречаться или спать с кем-то другим.

– Не буду, – с готовностью пообещала я.

– Ты не против, если я буду приходить в бар?

– Нет. Никто не будет знать, что мы расстались. Я не буду ни с кем это обсуждать.

Билл потянулся ко мне.

– Поцелуй меня, – сказал он.

Я подняла голову и повернулась к нему, и наши губы встретились. Гори оно все синим пламенем; не красно-оранжевым, куда более жарким – синим. Секунду спустя Билл обнял меня. Еще через секунду я обняла его в ответ. Я становилась безвольной, беспомощной. Со вздохом я отстранилась.

– Билл, мы не можем.

Я услышала, как он втянул в себя воздух.

– Конечно, нет… если мы берем паузу, – тихо сказал он. Но мне показалось, что он не верит, что я действительно отказываюсь. – Нам не следует целоваться. Еще меньше мне следует думать о том, чтобы швырнуть тебя на крыльцо и трахать до потери пульса.

Коленки у меня дрожали. От сочетания вульгарных слов и его холодного сладкого голоса я возбуждалась еще сильнее. Мне понадобились все силы, каждая кроха самоконтроля, чтобы подняться на ноги и уйти в дом.

Но именно это я и сделала.

Всю следующую неделю я приспосабливалась к жизни без бабушки и без Билла. Я стала брать ночные смены и выкладывалась по полной. Впервые в жизни я уделяла пристальное внимание замкам и безопасности в целом. В окрестностях орудовал убийца, а я лишилась своего свирепого защитника. Я подумывала о том, чтобы завести собаку, но не могла решить, какую породу хочу. Тина, моя кошка, была единственной моей защитницей: по крайней мере, она всегда реагировала, когда кто-то приближался к дому.

Несколько раз мне звонил бабушкин адвокат. Он рассказывал о работе по ликвидации ее имущества. Еще мне позвонил адвокат Бартлетта. Мой дядя завещал мне двадцать тысяч долларов – для него это была довольно крупная сумма. Я едва не отказалась от наследства, но вовремя задумалась. Я передала деньги местному центру психологической помощи, уточнив, что хотела бы, чтобы они пошли на пользу детям, подвергшимся растлению или сексуальному насилию. Центр с радостью принял пожертвование.

Я принимала витамины – целую кучу, потому что у меня началась анемия. Я пила много жидкости и ела много протеина.

И я ела столько чеснока, сколько хотела. Билл терпеть не мог чеснок; он сказал, что запах сочится даже из моих пор, когда я как-то съела чесночный хлеб со спагетти болоньезе. Я очень много спала. Бессонные ночи после рабочих смен сильно меня вымотали. Через три дня я почувствовала, что восстановилась физически. Мне даже показалось, что я стала чуть сильнее, чем раньше. Я начала обращать внимание на то, что происходило вокруг меня. В первую очередь я заметила, что местные точат зуб на вампиров, обосновавшихся в Монро. Диана, Лиам и Малькольм посетили все бары в округе, делая все, чтобы создать предвзятое отношение к себе и вампирам в целом. Они вели себя грубо и вызывающе. По сравнению с их выходками даже кутежи студентов Луизианского технического университета казались благопристойными.

Кажется, они не представляли, что подвергают себя опасности. Свобода вышедших из гроба кружила им голову. Право существовать на законных основаниях лишило их предохранителей – не осталось ни приличий, ни осторожности. Малькольм куснул бармена из Богалусаса. Диана танцевала голой в Фармервилле. Лиам переспал сначала с несовершеннолетней девочкой из Шонгалу, а потом – с ее матерью. Он пил из них обеих кровь и не стер ни одной из них память.

Вечером четверга Рене разговаривал с Майком Спенсером, директором похоронного бюро, и они понизили голоса, когда я прошла мимо. Разумеется, это привлекло мое внимание, и я заглянула в разум Майка. Одна местная компания раздумывала о том, чтобы выжечь вампиров из Монро.

Я не знала, что делать. Эти трое, возможно, не были близкими друзьями Билла, но они были его соплеменниками. При этом я терпеть не могла Малькольма, Диану и Лиама так же, как все остальные. С другой стороны… и, господи, почему всегда была другая сторона?.. я не могла сидеть сложа руки, зная о том, что мои соседи готовятся совершить убийство.

Это могло оказаться просто пьяной болтовней. Чтобы проверить, я заглянула в сознания других посетителей – и почувствовала смятение. Многие из них хотели облить вампирское гнездо бензином. Но я не могла понять, откуда взялась эта идея. Казалось, что яд, исходящий из одного разума, отравил все прочие. Не было никаких, вообще никаких доказательств того, что к убийствам Модетт, Дон и моей бабушки причастны вампиры. Даже ходили слухи, что в отчетах о вскрытии больше свидетельств противоположного. Но троица вампиров вела себя так, что людям хотелось в чем-нибудь их обвинить, хотелось избавиться от них – и, раз уж Модетт и Дон носили следы укусов и часто бывали в вампирских барах, все сделали логичный, по их мнению, вывод.

Билл пришел на седьмую ночь с нашего расставания. Он неожиданно появился возле своего обычного места – и не один. С ним был парень, на вид лет пятнадцати. Тоже вампир.

– Сьюки, это Харлин Айвс из Миннеаполиса, – сказал Билл, как будто это было обычное знакомство.

– Харлин, – кивнула я. – Приятно познакомиться.

– Сьюки, – он тоже наклонил голову, приветствуя меня.

– Харлин здесь проездом из Миннесоты в Новый Орлеан, – сообщил Билл. Он был сегодня на редкость разговорчив.

– Решил устроить себе каникулы, – сказал Харлин. – Сто лет не был в Новом Орлеане. Он для нас все равно что Мекка, понимаешь?

– Ну… да, – согласилась я, стараясь не выдать удивления.

– Они открыли «горячую линию», – продолжил Харлин. – Можно снять комнату у настоящего местного жителя или арендовать…

– Гроб? – радостно подсказала я.

– Ну, да.

– Очень удобно, – произнесла я, лучезарно улыбаясь. – Что вам принести? Билл, мне кажется, что Сэм пополнил запас крови, если тебе интересно. У нас появилась вторая отрицательная. Ну, и есть первая положительная.

– Нам, думаю, вторую отрицательную, – сказал Билл, переглянувшись с Харлином.

– Сейчас принесу! – Я вернулась к расположенному за стойкой холодильнику, вынула из него две бутылки синтетической крови, вскрыла их и поставила на поднос. Все это время я улыбалась, совсем как раньше.

– Как у тебя дела, Сьюки? – спросил меня Билл более естественным тоном, когда я поставила перед ними их напитки.

– Все хорошо, Билл, – весело ответила я. Мне хотелось разбить бутылку об его голову. Харлин, значит. Проездом. Ага.

– Харлин собирается навестить Малькольма, – сказал Билл, когда я подошла, чтобы забрать пустые бутылки и предложить им повторить.

– Уверена, что Малькольм будет в восторге, – процедила я, надеясь, что это прозвучит чуть менее ядовито, чем в моей голове.

– Я был безумно рад познакомиться с Биллом, – Харлин улыбнулся мне, обнажив клыки. Ладно, держать удар он умеет. – Но Малькольм – он же чертова легенда.

– Будьте осторожны, – сказала я Биллу. Я хотела рассказать ему, как глубоко вляпались эти трое, ошалевшие от свободы, но не думала, что это срочно. И я не хотела говорить о проблемах, когда Харлин сидел напротив, смотрел на меня своими голубыми глазами и корчил из себя молодежный секс-символ. – Сейчас этим троим здесь совсем не рады, – добавила я через секунду. Билл не понял предупреждения; он только задумчиво посмотрел на меня, и я ушла, развернувшись на пятках. Позднее я пожалела об этом моменте. Горько пожалела.

После того, как Билл и Харлин ушли, бар загудел – разговоры крутились вокруг того, что я слышала от Рене и Майка Спенсера. Мне казалось, что кто-то разжигает пламя, поддерживая в людях недовольство. Но я никак не могла вычислить, кто это, хотя я время от времени прислушивалась к ним – к шепоту и к мыслям. Джейсон зашел в бар, мы обменялись приветствиями, но не более. Он не простил мне реакции на смерть дяди Бартлетта.

Со временем он перестанет злиться. По крайней мере, он не планировал поджог – разве что хотел разжечь интерес Лиз Барретт. Лиз, на пару лет младше меня, с короткими вьющимися каштановыми волосами, большими темными глазами, неожиданно строгая и деловая, заставляла меня думать, что Джейсон, возможно, встретил достойного соперника. Мы распрощались после того, как они выпили по кружке пива, и в этот момент я поняла, что накал страстей в баре достиг своего предела, что эти люди действительно намереваются что-то сделать.

Моя тревога медленно перерастала в панику.

Вечер продолжался, и настроения в баре становились все более и более исступленными. Меньше женщин, больше мужчин. Больше лозунгов. Больше выпивки. Мужчины стояли, вместо того чтобы сидеть. Но это не было похоже на митинг или собрание. Никто не вскакивал на стойку с криками: «Что скажете, парни? Мы что, позволим этим чудовищам жить? На замок!» – или вроде того. Они перешептывались. Обменивались взглядами. Собирались в небольшие группы на парковке, покидая бар с наступлением темноты. Я смотрела на них из окна и качала головой. Выглядело скверно.

Сэм тоже беспокоился.

– Что думаешь? – спросила я и поняла, что говорю с ним в первый раз за вечер, если не считать «Передай графин» и «Смешай еще одну “Маргариту”».

– Я думаю, что толпа собирает вилы, – сказал он. – Но они вряд ли пойдут в Монро прямо сейчас. Вампиры будут кутить до рассвета.

– Где они живут, Сэм?

– Если я правильно понимаю, на западной окраине Монро, в том лесу, который ближе к нам, – сказал он. – Точно я не знаю.

После закрытия я поехала домой, почти надеясь увидеть Билла у себя на пороге и рассказать ему о том, что назревает. Но его не было, а ехать к нему я не хотела. Когда я все-таки набрала его номер, то услышала автоответчик. Я оставила сообщение. Я понятия не имела, как найти номер вампирской троицы – если он у них вообще был.

Я сбросила туфли и сняла украшения – серебряные, Билл, как тебе такое? Я помню, что волновалась, но я волновалась недостаточно. Я пошла в спальню, теперь принадлежащую только мне, легла в постель и быстро уснула. Лунный свет лился сквозь открытое окно. По полу метались странные тени, но я следила за ними всего несколько минут. Той ночью Билл не разбудил меня; он не пытался перезвонить.

Телефон зазвонил рано утром, вскоре после рассвета.

– Что? – спросила я сонно, прижимая трубку к уху. Я посмотрела на часы. Была половина восьмого.

– Дом вампиров сожгли, – сказал Джейсон. – Надеюсь, твоего там не было.

– Что? – повторила я, но теперь мой голос дрожал.

– Дом вампиров сожгли на рассвете. Тот, что неподалеку от Монро, на улице Каллиста, в западном районе.

Я вспомнила, что Билл собирался отвезти туда Харлина. Что, если он остался у них?

– Нет, – я произнесла это вслух.

– Да.

– Мне нужно ехать. – Я бросила трубку.

Солнце освещало тлеющие угли. В голубое небо поднимались нити дыма. Опаленное дерево напоминало крокодиловую кожу. Пожарные и полицейские машины были небрежно припаркованы на лужайке перед двухэтажным домом. За желтой лентой толпились любопытные.

Остатки четырех гробов стояли на помятой траве. Рядом лежал мешок с телом. Я двинулась к ним, но мне казалось, что я не приближаюсь ни на шаг, сколько бы ни шла; это напоминало один из тех снов, в которых ты не можешь добраться до цели.

Кто-то схватил меня за руку, пытаясь остановить. Не помню, что я сказала, но помню полное ужаса лицо. Я шла через завалы, вдыхая запах гари и пожарной пены, – скорее всего, этот запах будет со мной до конца моих дней.

Я приблизилась к первому гробу и заглянула в него. Остатки крышки почти ничего не скрывали. Поднималось солнце; лучи в любую минуту могли коснуться страшного содержимого гроба, лежащего на влажном белом шелке подкладки. Билл ли это? Определить было невозможно. Тело быстро растворялось, фрагмент за фрагментом, прямо у меня на глазах. Крошечные частички взмывали в воздух и развеивались по ветру или исчезали в маленьком облачке дыма, едва солнце дотрагивалось до них.

В каждом гробу я видела тот же ужас.

Рядом со мной остановился Сэм.

– Можно ли считать это убийством?

Он покачал головой.

– Я правда не знаю, Сьюки. С точки зрения закона причинение окончательной смерти вампиру – это убийство. Но вначале придется доказать поджог, хотя это должно быть нетрудно. – Мы оба чувствовали запах бензина. Вокруг дома кружили люди, влезающие на обломки, кричащие друг на друга. Как по мне, они не походили на детективов, осматривающих место серьезного преступления.

– Но здесь есть тело, Сьюки. – Сэм показал на черный мешок на траве. – Погиб живой человек, так что им придется провести расследование. Думаю, поджигателям и в голову не пришло, что среди вампиров мог быть человек. Вряд ли в их пустых головах вообще были хоть какие-то мысли.

– Зачем ты здесь, Сэм?

– Ради тебя, – просто сказал он.

– Я до самого вечера не смогу узнать, погиб ли Билл.

– Да, я понимаю.

– Что мне делать весь день? Как я могу ждать?

– Может, примешь таблетку? – предложил Сэм. – Снотворное или вроде того?

– У меня нет ничего такого, – сказала я. – Никогда не было проблем со сном.

Этот разговор становился все более странным, но я не могла подобрать других слов. Передо мной показался крупный мужчина из местной полиции. Он потел на утренней жаре и выглядел так, как будто бодрствует уже много часов. Может быть, он был на ночном дежурстве и не смог уйти из-за поджога. Потому что люди, которых я знала, совершили поджог.

– Вы знали этих людей, мисс?

– Да. Я их встречала.

– Вы сможете опознать останки?

– Как можно опознать это? – скептически уточнила я.

К этому моменту тела почти исчезли – лишенные черт, лишенные целостности.

Полицейский выглядел жалко.

– Понимаю. Может быть, узнаете человека?

– Попробую, – сказала я прежде, чем успела подумать. Избавиться от привычки помогать было невозможно. Как будто понимая, что я вот-вот изменю решение, крупный мужчина опустился на опаленную траву и расстегнул мешок. Открывшееся лицо, покрытое копотью, принадлежало незнакомой девушке. Я поблагодарила бога.

– Я ее не знаю, – проговорила я, и у меня подогнулись колени. Сэм поймал меня, не позволяя упасть на землю, и мне пришлось прижаться к нему. – Бедняжка, – прошептала я. – Сэм, я не знаю, что делать.

Часть времени ушла на разговор с полицейскими. Они хотели выяснить все, что мне было известно о вампирах, владевших домом. Жаль, что я знала немного. Малькольм, Диана, Лиам. Откуда они приехали, сколько им было лет, почему они осели в Монро, кто консультировал их по юридическим вопросам; откуда я могла это знать? Я даже не бывала в их доме.

Когда мой собеседник, кем бы он ни был, выяснил, что я познакомилась с вампирами у Билла, он захотел узнать, где Билл сейчас и как с ним можно связаться.

– Он может быть здесь, – сказала я, указывая на четвертый гроб. – Я не узнаю, пока не стемнеет. – Моя ладонь сама собой прижалась к губам.

Именно в этот момент один из пожарных засмеялся, и его напарник тоже.

– Жареные вампиры по южному рецепту, – крикнул моему собеседнику тот, что пониже. – У нас тут жареные вампиры по южному рецепту!

Он перестал смеяться, когда я на него налетела. Сэм оттащил меня в сторону, а тот, кто меня допрашивал, сгреб пожарного, которому я пыталась врезать. Я кричала как баньши и набросилась бы на него снова, если бы Сэм отпустил меня. Но он не отпускал. Он потащил меня к машине – хватка у него была железная. Неожиданно я представила, как сильно бабушке было бы стыдно за то, что я накричала на представителя закона, за то, что я бросилась на человека с кулаками. От этой мысли безумная злость испарилась – я чувствовала себя шариком, который проткнули иглой. Я позволила Сэму запихнуть меня на пассажирское сиденье и не стала возмущаться, когда он завел машину и начал сдавать назад. Я молча позволила ему довезти меня до дома – по-моему, мы добрались слишком быстро. Время едва подошло к десяти. На дворе было лето, так что мне оставалось ждать не меньше десяти часов.

Пока я сидела на диване и смотрела прямо перед собой, Сэм сделал несколько звонков. Прошло пять минут, прежде чем он вошел в гостиную.

– Поднимайся, Сьюки, – резко сказал он. – Жалюзи грязные.

– Что?

– Жалюзи. Когда ты в последний раз их мыла?

– Что?

– Мы будем убираться. Принеси ведро, какую-нибудь химию и тряпки. Приготовь кофе.

Двигаясь медленно и осторожно, как будто боясь, что я высохну и развеюсь по ветру, как тела из гробов, я выполнила его распоряжения. Когда я вернулась с ведром и тряпками, Сэм уже снял шторы с окон в гостиной.

– Где стиральная машина?

– Там, за кухней, – проговорила я, указав направление.

Сэм прошел в прачечную, держа в руках скомканные шторы. Бабушка стирала их меньше месяца назад, перед визитом Билла. Но я не сказала ни слова.

Я опустила жалюзи, развернула их и начала мыть. После того как мы закончили с жалюзи, настала очередь окон. В середине утра пошел дождь. Мы не могли выйти на улицу. Сэм достал метелку для пыли на длинной ручке и вымел паутину из-под высокого потолка, я протерла плинтуса. Он снял зеркало, висевшее над каминной полкой, и протер места, до которых мы обычно не дотягивались, а потом мы помыли само зеркало и вернули его на место. Я вычистила старинный камин с мраморной отделкой, чтобы в нем не осталось ни следа от зимних угольков, и закрыла его красивой заглушкой с изображением цветущей магнолии. Сэму пришлось поднять телевизор, чтобы я протерла не только экран, но и нижнюю его часть. Мы разложили по коробкам все до единой кассеты, и я подписала каждую. Я убрала с дивана подушки и собрала пылесосом скопившийся под ними мусор, в процессе обнаружив доллар и пять центов монетками. Еще я пропылесосила ковры и подмела деревянный пол.

Мы перешли в столовую и отполировали все, что можно было отполировать. Когда деревянный стол и стулья засияли, Сэм спросил, давно ли я чистила бабушкино серебро. Я в жизни его не доставала. Мы открыли буфет и обнаружили, что серебру определенно требуется чистка. Мы перенесли его на кухню, нашли полироль и принялись за работу. Радио было включено, но со временем я заметила, что Сэм приглушал его всякий раз, как начинались новости. Мы убирались весь день. Весь день лил дождь. Сэм заговаривал со мной только для того, чтобы дать следующее задание. Я очень старалась. Он тоже.

К тому времени, как дневной свет померк, мой дом был самым чистым в округе. Сэм сказал:

– Я пойду, Сьюки. Теперь, я думаю, ты захочешь побыть одна.

– Да, – сказала я. – Я бы хотела как-нибудь тебя отблагодарить, но сейчас ничего не могу сделать. Ты меня спас.

Я почувствовала на своем лбу мягкое прикосновение его губ и через минуту услышала, как хлопнула дверь. Я сидела за столом, пока кухню заполнял сумрак. Когда совсем стемнело, я вышла на улицу и взяла большой фонарь.

Мне было наплевать на дождь. На мне было джинсовое платье без рукавов и пара босоножек, которые я надела утром, после того как Джейсон мне позвонил.

Я стояла под теплым ливнем: волосы облепили голову, влажная ткань платья льнула к коже. Повернув налево, я пошла через лес, вначале медленно и осторожно. Но успокаивающее влияние Сэма сходило на нет, и в конце концов я перешла на бег – ветви хлестали меня по лицу, ноги царапали острые шипы. Я выбралась из леса и понеслась мимо кладбища. Луч фонаря прыгал передо мной. Я собиралась бежать к дому на другой стороне кладбища – к дому Комптонов, – но вдруг поняла, что Билл должен быть здесь, среди шести акров костей и камней. Я стояла в центре самой старой части кладбища, среди статуй и могильных камней, в обществе мертвецов.

Я закричала:

– Билл Комптон! Выйди немедленно!

Я ходила кругами, вглядываясь в темноту. Даже если я не увижу его, Билл увидит меня. Если он способен видеть – если он не рассыпался прахом на дворе перед двухэтажным домом на окраине Монро, не стал распадающимся на глазах трупом.

Ни звука. Ни движения. Только падали на землю легкие стремительные капли дождя.

– Билл! Билл! Выходи!

Движение справа я скорее почувствовала, чем увидела. Я повернула фонарь в его сторону. Земля задрожала – я увидела, как из красноватой почвы появилась бледная рука. Грунт поднялся и опал. Из-под земли кто-то выбирался.

– Билл?

Фигура двинулась в мою сторону. Покрытый красноватыми потеками, с комьями земли в волосах, Билл нерешительно шагнул в мою сторону. Я не могла даже двинуться ему навстречу.

– Сьюки, – сказал он, приблизившись, – почему ты здесь? – впервые я слышала, чтобы его голос был таким неуверенным и растерянным.

Я должна была сказать ему, но не могла открыть рта.

– Милая?

Я камнем упала на землю; колени врезались в мокрую траву.

– Что случилось, пока я спал? – Он опустился рядом со мной на колени, обнаженный и мокрый от дождя.

– Ты без одежды, – пробормотала я.

– Одежда пачкается, – разумно заметил он. – Когда я сплю в земле, я раздеваюсь.

– Да. Конечно.

– Теперь скажи мне.

– Пообещай, что не станешь меня ненавидеть.

– Что ты наделала?

– Боже мой, это не я! Но я могла тебя предупредить, я могла остановить тебя и заставить меня выслушать. Я пыталась позвонить, Билл!

– Что произошло?

Я провела ладонями по его щекам, осознавая, сколь многое я могла потерять – сколь многое я могу потерять.

– Они погибли, Билл. Вампиры из Монро. И кто-то еще… вместе с ними.

– Харлин, – сказал он без капли эмоций. – Харлин прошлой ночью остался с ними, они с Дианой отлично поладили. – Он ждал, пока я продолжу, глядя мне прямо в глаза.

– Их сожгли.

– Умышленно.

– Да.

Он сидел передо мной на корточках: под струями дождя, в темноте, не поднимая лица. Я сжимала в руке фонарик, но мои силы будто иссякли. Я чувствовала ярость Билла. Его жестокость. И его голод.

Его природа – природа вампира – никогда не была настолько очевидна. В нем не осталось ничего человеческого. Он поднял лицо к небу и завыл.

Наверное, Билл сейчас мог бы кого-то убить, столько в нем было ярости. И ближе всего к нему была я. Пока я осознавала, в какой опасности нахожусь, Билл сжал мое плечо и медленно привлек меня к себе. Сопротивляться было бессмысленно – это только разозлило бы его.

Билл удерживал меня примерно в дюйме от своего тела. Я вдыхала запах его кожи, чувствовала его смятение, его ярость. Мне нужно было отвлечь его – другого способа спастись я не видела. Наклонившись на дюйм вперед, я коснулась губами его груди: слизнула влагу с его тела, потерлась щекой о сосок, прижалась как можно теснее. В следующую секунду зубы Билла скользнули над моим плечом, и его тело, крепкое, жесткое и напряженное, оказалось на мне. Он вошел в меня так резко, как будто пытался вбить меня в землю. Я вскрикнула, и он зарычал в ответ, как будто мы были пещерными людьми, дикарями с гор. Мои пальцы впивались в его спину; я чувствовала стекающий по его коже дождь и кровь под ногтями и его безжалостные движения. Я думала, что утону в грязи – погружусь в могилу. В мою шею впились его клыки.

Внезапно я кончила. Билл взвыл, достигая пика, и рухнул на меня. Клыки выскользнули из ранок, и Билл провел по ним языком, вычищая грязь. Он вполне мог убить меня, даже не желая этого. Тело отказывалось меня слушаться, хотя я знала, что хочу сделать. Билл взял меня на руки. Он донес меня до дома, распахнул дверь и прошел в большую ванную комнату с джакузи. Там он положил меня на ковер, который тут же запачкали грязь, дождевая вода и кровь, и включил теплую воду. Когда ванна наполнилась, он опустил меня в нее и забрался следом. Мы опустились на сиденья и переплелись ногами в пенящейся воде, которая быстро становилась грязной. Билл смотрел в одну точку.

– Они все мертвы? – едва слышно спросил он.

– Да, и еще погибла человеческая девушка, – тихо ответила я.

– Чем ты занималась весь день?

– Уборкой. Сэм заставил меня привести дом в порядок.

– Сэм, – задумчиво повторил Билл. – Скажи мне, Сьюки. Ты можешь читать его мысли?

– Нет, – призналась я, чувствуя неожиданную усталость. Я нырнула в воду, а когда поднялась на поверхность, увидела в руках Билла бутылочку с шампунем. Он намылил мои волосы, прополоскал их и причесал – как в тот раз, когда мы впервые занимались любовью.

– Билл, мне жаль твоих друзей, – сказала я, чувствуя такую усталость, что едва не утратила способность говорить. – И я так рада, что ты жив.

Я обняла его за шею и положила голову ему на плечо. Оно было твердым, как камень. Я запомнила, как Билл обтер меня большим белым полотенцем, как я удивилась мягкости его подушек, как Билл скользнул в постель следом за мной и обнял одной рукой. Потом я заснула.

Утром, незадолго до рассвета, я приоткрыла глаза и услышала, как кто-то ходит по комнате. Наверное, мне приснился кошмар, потому что сердце билось как безумное.

– Билл? – испуганно позвала я.

– Что такое? – спросил он, и я почувствовала, как матрас прогнулся под его весом.

– Ты в порядке?

– Да, я просто выходил прогуляться.

– Снаружи никого?

– Нет, милая. – Я услышала, как по его телу скользит плотная ткань, а затем он лег под одеяло рядом со мной.

– Билл, ты мог оказаться в одном из тех гробов. – Я все еще чувствовала тот ужас.

– Сьюки, ты не подумала о том, что могла оказаться в мешке для трупов? Что, если они придут сюда, если на рассвете они решат сжечь и этот дом?

– Тогда давай встречаться у меня! Мой дом они не тронут. Со мной ты будешь в безопасности, – настойчиво выдохнула я.

– Сьюки, послушай, ты можешь умереть из-за меня.

– Ты того стоишь, – с жаром сказала я. – До встречи с тобой я никогда не была так счастлива.

– Если я умру, иди к Сэму.

– Хочешь от меня избавиться?

– Ни за что, – сказал Билл мягким, но холодным голосом. – Никогда.

Его рука сжалась на моем плече; он лежал на боку рядом со мной. Затем он придвинулся чуть ближе, и я почувствовала прохладу его тела.

– Послушай, Билл, – сказала я, – у меня нет образования, но я не дурочка. Я не отличаюсь большим опытом или широким кругозором, но наивной меня тоже не назвать. – Оставалось лишь надеяться, что он не улыбается, пользуясь темнотой. – Я смогу заставить их принять тебя. Правда смогу.

– Если кто-то и сможет, то это ты, – согласился Билл. – Я хочу познать тебя еще раз.

– Ты хочешь сказать… А, да. Я понимаю, чего ты хочешь. – Он взял меня за руку и потянул ее вниз. – Я тоже этого хочу.

Я с радостью занялась бы с ним сексом, если бы могла пережить еще один раунд. На кладбище Билл был со мной так груб, что теперь я чувствовала себя разбитой. Но еще я чувствовала, как по телу растекается тепло того радостного волнения, к которому Билл успел меня приучить.

– Родной, – сказала я, лаская его ладонью. – Родной мой.

Я поцеловала его, коснулась языком клыков.

– Ты не мог бы меня не кусать?

– Мог бы. Но вкус твоей крови делает удовольствие ярче.

– Но без него ведь почти так же хорошо?

– Без крови секс никогда не будет таким же ярким, но я не хочу тебя мучить.

– Если не возражаешь, – неловко сказала я. – Мне понадобилась пара дней, чтобы восстановиться.

– Я вел себя эгоистично… ты слишком вкусная.

– Сильной я буду еще вкуснее, – предположила я.

– Покажи мне, насколько ты сильная, – поддразнил он.

– Ложись на спину. Я не знаю, как это делается, но другие как-то справляются. – Я оседлала его и услышала, как его дыхание ускорилось.

Я была рада, что в комнате темно, а на улице льет дождь. Вспышка молнии выхватила из темноты сияющие глаза Билла. Я осторожно устроилась сверху и помогла ему в меня войти. Можно сказать, доверилась инстинктам – и они не подвели.