Месть старухи

Глава 16

Прошло больше месяца, а Хуан ничего не добыл. Лишь узнал, где что лежит и дожидается своего часа. Крохотный форт городка Магуэса, что на юго-западном побережье острова.

— Сиро, поедешь со мной на западное побережье, — распорядился Хуан, уже начавший беспокоиться и волноваться не на шутку.

— Морем или верхами, сеньор?

— Ещё не знаю. Хорошо бы разузнать пути. Займись этим.

Два дня спустя два всадника на хороших конях скакали за солнцем, катившимся к горизонту. Уже три дня ни капли дождя, воздух раскалялся, заставляя путников чуть ли каждые полчаса пить из фляг разбавленное вино.

Довольно низменная местность кишела москитами. Редкие деревеньки и асиенды представлялись убогими и заброшенными. Всюду небольшие стада скота, поля с подрастающим сахарным тростником и лениво работающие невольники.

В селении Изабелла наконец искупались в довольно бурном море. Пролив Мона бушевал, хотя ветер вполне умеренный.

— Сеньор, дальше речка небольшая виднелась, — указал рукой Сиро. — Надо бы смыть морскую соль. Как бы ранки не загноились.

— Верно молвишь. Можно и окунуться в пресной. Мы это заслужили. За такой жаркий день столько отмахать! Лошади едва двигались под конец.

Ночь прошла в поминутных тревогах. Хуан боялся грабителей. Он вёз с собой порядочный вес золота. Эти два мешка лежали под головами Хуана и Сиро. Они-то и требовали бдения.

Магуэс встретил их штормовой погодой и моросящим дождём. Вымокшие, усталые, они с трудом нашли место для ночлега.

— Завтра ты останешься здесь, Сиро, а я посещу форт. У меня письмо к коменданту форта. Есть прибыльное дело. Глаз с мешков не спускай.

Сиро молча кивнул.

Капитан де Фабилья, мужчина в возрасте за пятьдесят, показался Хуану измученным болезнями и тоской по нормальной жизни.

Не ответив на приветствие и отпустив обтрёпанного солдата, капитан молча взял письмо, прочитал его. Посмотрел на Хуана, молча же сел на скамью и взял лист снова. Пробежав глазами некоторые места пространного письма, он наконец отложил письмо и задумался. Его седые волосы были уже поредевшими, усы вяло и вовсе неопрятно свисали вниз. Весь вид его говорил об усталости.

Хуан терпеливо ожидал окончания раздумий коменданта. Ему не предложили сесть, и Хуан серьёзно задумался о неудаче предпринятого дела.

— В письме нет указаний на количество мушкетов и прочего оружия, сеньор.

— Я бы согласился на сотню мушкетов, пятьдесят пистолетов и столько же сабель и шпаг, сеньор де Фабилья, — почтительно поклонился Хуан, уже довольный тем, что комендант согласился обсудить его предложение.

— Цена, сеньор? Какова цена за единицу?

Хуан назвал цену. Комендант долго думал, видимо что-то подсчитывал.

— Но всё остальное за ваш счёт, сеньор де Варес.

— А какие расходы предвидятся, комендант?

— Транспортировка, подкуп капрала, обеспечение моего алиби. Всё это стоит денег, дорогой мой сеньор.

— Чем рискуете лично вы, сеньор комендант? — Хуан с интересом наблюдал за капитаном.

— Я? Почти ничем, сеньор де Варес. Меня выгонят со службы, и я наконец-то смогу пожить обеспеченной жизнью на старости лет. То, что я получу, меня вполне удовлетворяет. В худшем случае я отсижу полгода-год в тюрьме. А здесь я разве не в тюрьме? Настоящая, только с заботами, нервами и всей остальной гадостью.

— Что ж, капитан, вам решать. Когда я смогу приступать к делу?

— Завтра я вам перешлю записку. Читать вы умеете? В ней я всё изложу.

— Чем вы гарантируете успех предприятия и моей безопасности?

— Только моим словом дворянина, сеньор де Варес.

— В таком случае, сеньор комендант, я вынужден рассчитаться с вами только по окончании дела. И об этом я тоже подумаю, сеньор комендант. Деньги достаточно большие, и я рискую большим, чем вы.

Капитан долго молчал.

— Принимаю ваше предложение. Вы правы. Я согласен. Задаток можно?

— Можно, но не сейчас. С собой, естественно, у меня ничего нет. После записки будет внесена ясность, и я обдумаю и это предложение.

— Вы осторожны, дон Хуан. Это я понимаю и уважаю. Ждите моего человека.

Они расстались довольно сухо, по-деловому.

До ночи Хуан размышлял, продумал пути отхода в случае провала дела.

— Сиро, завтра договорись нанять большую лодку. Я ещё не знаю, как мы её будем использовать, но человек с лодкой должен быть. Смотри, чтобы понадёжней оказался. Лучше с сыном или родственником. Нам понадобятся люди.

Что нравилось Хуану в Сиро, так это полное отсутствие вопросов, когда те были лишними. И сейчас Сиро ничего не спросил, молча кивнул и ушёл получать нужные сведения в порт.

На квартиру, где остановились Хуан и Сиро, пришёл придурковатого вида оборванец и канючил, выпрашивая подачки. Хозяина дома не оказалось, и Хуан вышел дать нищему пару мараведи.

Получив подачку, нищий незаметно сунул в руку Хуану клочок бумаги. Продолжая кланяться и благодарить, он пятился назад, боясь оказаться спиной к сеньору. Хуан усмехнулся, провожая его глазами.

Он несколько раз перечитал плохо разборчивые буквы.

Выходило, что комендант предлагал Хуану обстрелять казарму форта из мушкетов, захватить склад и вывезти оружие, связав находящихся в казарме солдат. Всё это необходимо проделать с помощью капрала Гавиланеса, который по словам капитана де Фабилья был так падок до денег, что вполне мог бы продать и родную мать.

Из письма Хуан понял, что с этим капралом необходимо встретиться в доме его возлюбленной доньи Исидоры, где он проводит бо́льшую часть времени. Адрес был указан подробно. Ещё сообщалось, что солдат в казарме будет не более двадцати и те в дребезги пьяные. О дне нападения будет сообщено позже.

Хуан вздохнул. Всё это ему не очень нравилось. Он же не раз вспоминал разговор с Лало, и тот давал понять, что тот легко сможет достать его самого или Миру. И Хуан знал, что это не шутка. Словом, Хуан влип в историю, выход из которой виделся только через преступление.

В тот же вечер Хуан посетил капрала Гавиланеса. Перед этим он постарался придать лицу иное выражение, как и походке и фигуре. Тут Сиро ему помогал с весёлым видом, что было вовсе не характерно для него.

— Горбик, сеньор. Горбик подложить под камзол не мешает. И каблучки повыше набить. Это я мигом устрою. Вот потеха-то!

Хуан со всем согласился и на свидание отправился в маскарадном виде.

Женщина с удивлением уставилась на Хуана, с трудом соображая, что нужно странному сильно сутулому сеньору.

— Кто там меня спрашивает? — появился в полумраке тесного помещения капрал. — Какого дьявола мне мешают? Что вам угодно, сударь?

— Хотелось бы поговорить с вами об очень важном деле, сеньор капрал, — заикаясь проговорил Хуан, продвинувшись несколько вперёд, — Это для вашей милости будет очень выгодно, сеньор капрал. Сотня… — Хуан оглянулся на женщину. Получил утвердительный кивок и продолжил: — вам отвалят за это сотню золотых, сеньор.

Капрал посмотрел на возлюбленную. Оба поняли друг друга, и женщина согласно кивнула.

— Сотня золотых? Кто их мне даст и за что? — уже шёпотом спросил капрал.

— Сотня, сеньор капрал. И дело-то всего на полчаса.

— Проходи, приятель, — посторонился он, давая дорогу Хуану. — Ну-ка сядь и растолкуй мне, что к чему. Я аж вспотел от волнения. Ну-ка налей мне, — двинул кружку ближе к настороженно стоящей женщине. — И гостю плесни!

Хуан с жадностью выпил вино, вытерся рукавом.

— Мой хозяин должен вывезти со склада форта немного старого оружия с порохом и пулями. Вы, сеньор капрал можете на этом заработать сотню. Как это провернуть, чтобы всё прошло без задоринки, и чтобы никто не пострадал? Подумайте и вы, господин, не останетесь в накладе.

— Гм! Трудное дело. Капитан меня ненавидит, и с ним трудно будет справиться. Если только использовать праздник. Он будет через три дня. В это время почти все солдаты будут в городе пить вино и тискать «старательниц». Хорошо бы поднять стрельбу. В праздник это примут за салют.

— Очень хороший план, сеньор капрал! Когда я могу с вами вновь встретиться и окончательно договориться? Вам понадобится время на подготовку.

— Завтра я поговорю с комендантом. Хотя не уверен, что он примет мои предложения относительно праздника. Буду уговаривать. Вечером приходи сюда. Надо постоянно сноситься, сеньор, друг с другом. Времени-то мало осталось. А когда монеты?

— Хозяин мне разрешил вручить в случае вашего согласия только три эскудо, сеньор капрал. Остальное только после успешного завершения дела.

— Печально! Но и три монетки — дело хорошее! Давай их!

Хуан вспомнил слова коменданта про своего капрала, и понял, что тот был совершенно прав. Этот Гавиланес согласился даже слишком быстро. Показалось даже, что это может быть ловушкой.

— Сиро, завтра праздник всех святых, и в городе будет шумно и весело. А у нас начнётся работа. Ты приготовил лодку? Народ верный?

— Вроде бы всё хорошо, сеньор. Что ещё?

— Уточним вечером. Мне ещё надо переговорить с нужным человеком. Потом всё расскажу тебе.

Капрал был навеселе, и настроение имел слишком бодрое и возбуждённое.

— Комендант без возражений согласился со мной! Это его старость так настроила. К лучшему! Так, слушай! Завтра часов в восемь вечера подходи к воротам казармы. Часовому скажешь, что ко мне. Он пропустит. Деньги не забудь прихватить, приятель. Я буду ждать с моими людьми. Трёх человек хватит?

— Думаю, что хватит. Ящики готовы к погрузке?

— Всё ждёт тебя! Телеги есть? Без них дело не сделать. Быстро грузим, и на прощание постреляем в воздух.

— А комендант? Что с ним делать?

— Комендант отправится в гости к коррехидору. Я это знаю точно. Его не будет в казарме часов до десяти вечера. Часовой к тому времени будет крепко спать на посту. Всё усёк, старик?

Они ещё поговорили немного, уточнили мелочи и Хуан удалился, раздумывая о завтрашнем трудном деле.

После сиесты толпа народа вышла на главную площадь, неся разукрашенные статуи святых. Пахло ладаном, свечами и по́том разогретых вином и солнцем людей. Масса цветов и шныряющая везде детвора.

Хуан в это время платил большие деньги, нанимая извозчиков для перевозки ящиков. Но ничего другого придумать не мог.

Он проверил лодку, раскинул мозгами, прикидывая грузоподъёмность судёнышка. Вроде бы подходило.

К восьми часам он с четырьмя подводами подъехал к воротам казармы. Часовой, изрядно выпивший, едва ворочал языком. Пропуск оказался легче ожидаемого, Вот и склад — приземистое, врытое в землю помещение. Капрал уже поджидал с тремя солдатами.

— Всё готово, сеньор! — прошипел капрал. — Можно грузить?

— Проверить надо, сеньор капрал, — воспротивился Хуан и показал вскрывать крышку ящика.

— Это же сколько времени понадобится?

— Проверяю! — решительно ответил Хуан и принялся ломиком отдирать крышку.

— Посветите фонарём. Ага! Мушкеты. Возьмём один и зарядим. Подайте все необходимое!' Я быстро. Запаливайте фитиль.

Капрал нервничал, волновался, но Хуан уже не обращал на него внимания, он продолжал возиться, потом поднял мушкет и выстрелил.

Звук выстрела никого не пробудил. К тому же из-за холмов надвигалась гроза, и гром уже тихонько ворчал временами. Молнии сверкали вдали.

Почти час потребовалось людям для погрузки всех ящиков.

— Трогаем! — прокричал Хуан и четыре телеги с трудом двинулись к воротам.

Часовой спал, казарма молчала и лишь два огонька на вышке тускло светили в ночной темноте. Гром громыхал уже значительно ближе.

Капрал оставил солдат в казарме и шагал рядом с Хуаном. Тот чувствовал его сомнение и подумывал, как сподручнее и незаметно бросить его на землю, не привлекая постороннего внимания. Издали доносились песни, музыка и вопли празднующих людей. В небо изредка взвивались ракеты, освещая тёмные переулки, отражаясь в стёклах окон.

Хуан отстал от телег, что должно было означать расчёт за помощь. Капрал готов был уже протянуть руку за кошелём, как рука Хуана скользнула в солнечное сплетение и его ладонь врезалась в живот. Капрала согнуло. Он ойкнул и гут же получил удар по шее, по почкам и в висок, что окончательно заглушило попытки вопить. Тело капрала зачернело на дороге.

Разгрузка и погрузка на лодку прошла быстрее. Все спешили получить окончательный расчёт. В полчаса всё было закончено.

Хуан стоял у борта лодки, наблюдая, как берег медленно растворялся в черноте ночи. Молнии сверкали уже совсем близко, а гром раскалывал небо, торопя людей побыстрее покинуть праздничные улицы.

— Шквалы могут случиться, — обернулся Хуан к старшему лодочнику, сидящему на корме и правившего румпелем. — Не мешало бы укрыться где-нибудь.

— Пройдём мили две и войдём в речку, что протекает чуть западнее, сеньор. Там и хижина есть. Можно согреться и обсохнуть.

— Торопись туда, амиго! Дождь скоро хлынет.

— Успеем! Тут близко. Лучито, подправь парус! Полощет, не видишь, что ли! И сядь на вёсла!

— Мы тоже можем погрести, — сказал Хуан и толкнул Сиро к банке. — Поработаем малость, а то закисли здесь совсем.

Лодка пошла быстрее, но и ветер быстро нарастал. Парус напрягся, затрепетал. Брызги посыпались в лодку каскадами. Лучито уже бросил вёсла и взялся за черпак. Волна быстро разгонялась.

— Хорошо! — кричал хозяин лодки. — Хорошо идём, говорю! Скоро на месте будем. Бросайте грести, а то как бы весло не сломать или руку не вывернуть на волне. Успеем!

Успели. Хуан ничего не видел, кроме светлых гребней волн, но в мгновенных вспышках молний хозяин как-то умудрялся правильно вести лодку.

Вошли в устье речки. Нагонная волна помогала ходу. Саженях в восьмидесяти лодка подошла к дощатому причалу и Лучито ловко выпрыгнул на помост и укрепил швартовый канат за бревно.

Здесь качка мало ощущалась. Но Хуан предпочёл перегрузить порох в кожаных мешках в хижину, чернеющую выше на берегу.

В хижине затеплился огонёк в очаге. Запахло подгорелыми лепёшками из касавы, на сковороду хозяин бросил четыре больших куска рыбы. Чад масла и аромат рыбы разбудил аппетит настолько, что все начали под шум дождя глотать слюну.

К полуночи гроза ещё не утихла. Но усталые контрабандисты уже спали сном праведников.

Утро оказалось лучезарным, промытым бурным дождём, сдобренное весёлыми криками птиц. Лодка одиноко стояла у причала, накрытая парусом, слегка покачиваясь. Быстро погрузились в лодку, готовясь к плаванию. Впереди был ещё один день под палящим солнцем.

— Сеньор, надо поспешить, — заметил хозяин лодки, указал кивком на заходящее солнце. — Трудно будет в темноте входить в бухту. Я тут всего раз был. И то давно, в молодости.

— Как раз наоборот. Мы не спеша пройдём город и войдём в речку саженей на двести. Лучше выше. Там и выгрузимся.

— Сумеем ли, сеньор? Темно будет.

— Я сумею, хозяин, это моё дело. Я уже обследовал речку. Кончится отлив, и мы спокойно войдём.

Редкие огни города медленно проплывали по правому борту. Вот и устье. Хуан сел на корму, остальные спустили парус и взялись за вёсла.

— Хватит! — Он встал, всматриваясь в темноту берега. — Пристаём.

Сын хозяина спрыгнул в воду и со швартовым канатом в руке вылез на берег. Лодку притянули ближе, привязали к стволу пальмы.

— Костёр палите, ребята, — распорядился Хуан. — Вы ужинайте, а я пойду в город. Растра приведу мулов, погрузим всё на них. Сиро, смотри не обнаружь груз перед любопытными. Гони всех!

Хуан по отыскавшейся тропинке пошагал к окраине города. Через мост прошёл в сам город и поднялся к своему дому.

В окнах огней не было, и Хуан осторожно открыл дверь, зная, как это делается. Ступая без сапог, пробрался в свою каморку и тут же улёгся спать. Он с удовольствием вдыхал знакомый запах своей подушки, улыбаясь завтрашнему удивлению и радости домашних, когда он выйдет к ним на завтрак.

Очень хотелось побывать в комнате Миры. Но она спала вместе с Томасой, а это всё меняло. Он так и заснул, с улыбкой на лице. Усталость брала своё.

— Боже! Это же Хуан! — вскочила Томаса, тут же покраснев от удивления и возбуждения. — Откуда вы взялись?

Мира медленно поднялась из-за стола и потом прыжком бросилась к тому на шею, впившись губами в его небритую щёку.

— Ты что, спал у себя? А мы ничего и не слышали! Почему не разбудил?

— Зачем? Вы спали, я устал. Поспешил отойти ко сну. Ничего не произошло?

— Произошло, сеньор! — стоял Пахо в ожидании внимания. — Дом наполовину готов! Осталось достроить второй этаж и крышу. Остальное — мелочи! У вас всё получилось?

— Пока получается, Пахо. Посмотрим, что дальше будет. Ладно, я голодный! А потом у меня много дел. Сегодня же необходимо их завершить.

— Опять дела, Хуанито? — Мира просительно смотрела своими большими глазами. Хуану захотелось отменить все свои задумки на сегодня, но не решился.

— Надо, Мира! Надо. Иначе у нас могут возникнуть много неприятностей. Ты ведь не хочешь этого?

— Ты ничего не говорил о неприятностях! — насторожилась девушка. — Можешь рассказать о них? Или опять это не моё дело?

— Не твоё, моя ненаглядная девчонка! Тебя не должно это касаться. А мне необходимо зарабатывать деньги, — он посмотрел на Томасу, жадно слушающую их разговор.

Улыбнувшись, Хуан подумал: «Эта девочка так и впитывает всё, что касается денег. Интересно, что она может надумать своими затуманенными мозгами?» А вслух сказал:

— Как бы нам пристроить эту любительницу бродяжничать? Уже давно кто-то ждёт её в свои чертоги, а! — И он лукаво посмотрел на немного смутившееся лицо и вдруг позеленевшие глаза. Это означало, что она взволнована, как уже заметил Хуан.

— Вы хотите от меня избавиться, дон Хуан? — с наигранной надменностью спросила Томаса, но доля правды в её словах явно слышалась.

— Не избавиться, а пристроить, как я выразился, моя Томаса. Пора тебе подумать и о своём будущем. Без своей семьи трудно жить одинокой девушке.

— Правда, Хуанито! — всплеснула рукой Мира. — Мы подыщем Томасе хорошего жениха, и она заживёт собственным домом. Чудесно! Тома, ты представляешь это себе? Мы будем ходить к тебе в гости, вы к нам. Здорово!

— Думаете, я выйду за кого угодно? Не надейтесь! Только за богатого, красивого и молодого! На другое я не соглашусь, сеньоры! — она с горделивой усмешкой вскинула свою белокурую голову.

— Глядите, как заговорила! — чуть не вскочил Пахо со скамьи. — Давно замухрышкой скакала по трущобам? Ха-ха! Это ж надо так выставляться!

— А ты не лезь своим чёрным рылом в белое корыто! — чуть не взвизгнула Томаса и брезгливо сморщила свой тонкий нос.

Хуан строго глянул на Томасу, помолчал немного, проговорил хмуро:

— Пахо, сегодня ты будешь мне помогать в делах. Дашь девчонке работу на весь день в огороде. Пусть испачкает свои белые ручки. И весь день не подпускать её к «белому корыту», как она выразилась! — последнее относилось к Мире, которой тоже вовсе не понравилось замечание Томасы.

Томаса попыталась возражать, Хуан был непреклонен, а Пахо с удовольствием потащил упирающуюся девчонку в огород. По пути нагружал инструментом и издевательски любезным тоном напоминал объём работ в огороде.

Расставаясь с Мирой, Хуан напомнил жёстко:

— Не вздумай жалеть эту грубиянку, Мира. Если её не остановить вовремя, то дальше её уже никто не остановит.

Мира поджала сочные полные губы, что могло означать и согласие, но и не очень. Однако Хуан больше не стал об этом говорить. Лишь уже на улице заметил, обращаясь к негру:

— Какая паршивка! И откуда у этой бродяжки столько чисто аристократической спеси? Выбивать, выбивать надо! Вечером проверь выполнение работ.

— Ещё бы, сеньор! Это мне очень приятно.

Хуан рассказал, где пришвартовалась лодка.

— Тебе важное задание. Найми десяток мулов до тех братьев на тропе, что нас остановили. Туда необходимо доставить ящики, мешки и бочонки с порохом. Мне так хочется побыстрее разделаться с этим тёмным делом, Пахо. Не проиграть бы мне с этим Лало! Вот уж не ожидал от него такого паскудства! Да простит меня Господь!

— Это уж точно, сеньор! Кто бы мог подумать? Вы столько сделали для него! Он ещё осмелился угрожать вам! Сатана, а не человек!

— Ничего! Долго он не продержится. В этом я уверен. Из Понсе обязательно попробуют его разгромить.

— А мы ему ещё столько оружия прём, сеньор!

— Что я мог поделать. Пахо? Он угрожал всем нам. Я не мог рисковать Мирой и тобой. Да и мне грозила опасность. Что мы могли противопоставить его наглости в долине? Ничего!

— И вы не попытаетесь хоть что-то предпринять против него?

— Это слишком сложно для меня. Пока я не готов ответить на твой вопрос! Хватит об этом. То дела далёкого будущего. А нам надлежит решить сиюминутные дела. Хорошо бы уже завтра на рассвете выйти караваном в горы и доставить груз на место. И рассчитаться с Лало.

— Хоть бы Господь благоволил к нам, сеньор! Сколько людей нанимать для мулов?

— Чем меньше, тем лучше, Пахо. Думаю, что двух хватит. Присматривайся, когда нанимать станешь. Это очень важно. Животных и людей отправишь к лодке за речку. В отлив свободно перейдёте её вброд.

Пахо согласно кивал, а в уме теснилась мысль, как бы увильнуть от сопровождения каравана. Но это его не спасло. Хуан тут же заметил:

— Придётся нам с тобой опять трястись в сёдлах, мой Пахо. Дней на десять оставь своё строительство.

— Не хотелось бы, сеньор, но… — он вздохнул, показав, что принимает приказ с неохотой.

Мира до глубокого вечера не могла расстаться с Хуаном. Они гуляли по саду, страстно целовались, пока Хуан силой не отнёс Миру к двери спальни.

— Мне завтра предстоит трудный день, Мира. Помолись за меня и за успех дела. Обещаю вернуться дней через десять. Сам жажду этого, милая моя рыбка!

— И мы одни будем с Томасои в доме? Страшно! Не могу забыть той ночи!

— Попроси кого-нибудь из соседей ночевать с вами. Даже заплати им. Но я не должен привлекать слишком много людей к этому делу. Это слишком опасно,

Он поцеловал её в трепещущие губы нежным поцелуем, толкнул дверь и поспешил в свою каморку. Было уже часов около десяти.

Часа в четыре Хуан уже был на ногах. Поднял Пахо и они в молчании пошли к воротам. От куста рванулась тень. Хуан схватился за рукоять кинжала, вовремя признал Миру, воскликнув зло:

— Что это такое, Эсмеральда? Я мог тебя поранить! Почему не спишь?

— Хочу проститься и проводить, Хуанито, — просительно и скромно, ответила Мира и положила свои оголённые руки ему на плечи. — Ты простишь меня, глупую?

— Ох и плутовка ты! — вздохнул Хуан. — Мы спешим, Мира. Ещё до места надо дойти.

Он поцеловал девушку в прохладную щёку, она протянула губы.

— Тебе не нравятся мои губы, Хуанито? А говорил, что они сладкие и всегда для тебя желанные.

Он грубо прижал её тёплое тело к себе, грубо же впился губами в её рот. Ощутил ответное движение всем телом, словно оно само стремилось соединиться, слиться с ним воедино.

Хуан почувствовал волну желания, похожую на проблески страсти. Волнение поднялось к горлу и забилось яростными ударами сердца.

Он всё же оторвался от горячего тела, проговорил изменившимся голосом, плохо его слушающимся:

— Мира! Дорогая! Прости меня, но мне пора! Я буду рваться к тебе все дни! До скорого свидания, любимая!

Он отошёл за ворота. Мира прошептала ему вслед, так, чтобы он услышал:

— Я люблю тебя, Хуанито! Люблю!

Он не ответил и поспешил догнать Пахо. Чувствовал её взгляд на спине, спиной, затылком. Тело ещё не остыло от пережитого чувства. И он шёл, весь охваченный новым, давно не испытанным ощущением счастья с примесью тоски.

Хуан всю дорогу мало говорил. Всем распоряжался Сиро. Пахо ехал впереди, помахивал мачете, срубая мешавшие ветки, нависающие над тропой.

Братья сторожа встретили караван мрачными взглядами, адресованные в основном Хуану. Рука раненого была ещё замотана грязной тряпкой.

Мулов разгрузили. Хуан рассчитался с погонщиками и те, не мешкая, на вечер глядя, всё же пустились в обратный путь, спеша выбраться из этих мрачных лесов с их москитами, змеями и воплями со всех сторон.

— Завтра продолжим путь? — обратился Хуан к старшему из братьев.

— Обязательно, сеньор. Отдыхайте, вам принесут поесть.

Ужин принесла Луиса, и Хуан с удовольствием встретил девочку словами:

— Ты умница, Луиса, что нас взялась накормить ужином. А я тебе приготовил небольшой подарок. Смотри, — И Хуан протянул ей свёрток. — Разверни и посмотри. Может, не понравится?

— Ой! Сеньор белый человек! Как может не понравиться? Вы такой добрый! Спасибо вам! Можно я вас поцелую?

Хуан улыбнулся, и девочка осторожно чмокнула его в небритую щёку, тут же отстранилась, засмущавшись и оглянувшись назад. Уже смеркалось, и никто не мог этого увидеть.

При свете фонаря, Луиса развернула тряпицу. Внутри было платье, шейный илу головной платок и дешёвенькие, но яркие серёжки. Луиса была в восторге. Её чёрные глаза бегали по предметам подарка, по улыбающемуся лицу Хуана и не могла вымолвить ни слова.

— Беги домой, девочка! Уже поздно, а мы устали и очень хотим есть.

Девочка ещё раз стрельнула на Хуана глазами и опрометью бросилась вон.

— Чудесная девчонка! — проговорил Хуан вслед.

— Что-то она слишком хороша для метиски, — заметил Сиро.

— Мы ведь не знаем её родителей, — проговорил Хуан, проплатив кусок. — Может, они были или есть красавцами.

Девочка вышла проводить новый караван на рассвете. Хуан с улыбкой помахал ей рукой и подумай с грустью: «Сколько таких хороших детей за всю жизнь так и не почувствуют теплоты окружающих людей. Как Томаса. Только мне кажется, что эта не будет думать только о богатстве. Слишком открытое и весёлое лицо у неё».

С караваном проводником шёл раненый метис. Он ехал впереди, не оглядывался, что-то неразборчивое напевал. А Хуан с удивлением заметил, что тропа значительно улучшилась. Заметны следы расчистки и срубленные ветки.

Караван вскоре встретили три всадника из охраны. И Хуан подумал, что об их движении успели предупредить. Кто и когда — это была загадка, которую он и не пытался разгадать. Только заметил Сиро, ехавшему рядом.

— Здорово Лало организовал дело тут! Молодец! Трудно будет испанцам выковыривать его с этих мест.

— Пахо говорил, что этот Лало ваш прежний доверенный человек в этих горах, сеньор? Как же произошло, что он предаёт вас?

— Получил большую власть, деньги. Мало людей найдётся, что при таких обстоятельствах останутся прежними. Многие изменяются настолько значительно, что их просто узнать потом невозможно. У меня был уже такой случай. Но тогда тот человек от меня ничего не скрывал, честно признавался, что он на всё пошёл бы ради денег. И шёл, уверяю тебя.

— А как же вы, сеньор?

— Что я? Мне деваться было некуда. Без денег, без людей. Но план был и у меня. Можно было осуществить его, да тут всё перевернулось по-другому.

— Вы вроде молодой, сеньор. А говорите, словно вам лет сорок.

— Много с мудрыми и опытными людьми общался, Сиро. Это многое мне дало.

— Вы много путешествовали, сеньор?

— И не говори! И в Индии, и в Бразилии, и в Германии, и в Англии. Куда только меня судьба не бросала!

— Вы женитесь на сеньорите, дон Хуан?

— Она мечтает об этом, Сиро. Я это чувствую, знаю. Но мне неловко. Столько лет считал её ребёнком, почти сестрой — и вдруг жениться! Скорей всего я должен буду на это пойти. Люблю-то я её не как женщину, Сиро. Правда, при расставании что-то похожее возникло. Но долго ли быть этому чувству? Вдруг я ошибаюсь и не смогу дать того, чего она желает и на что рассчитывает.

Сиро с интересом смотрел на Хуана. В голове метались мысли, что пугали его. Этот человек был непонятен, сложен для понимания. Значит, не совсем надёжен, как казалось этому простому человеку. Показалось странным, что хозяин так откровенно делился с простым работником своими мыслями. Особенно такими, как отношения с сеньоритой. Было неловко чувствовать, что хозяин намного моложе его самого и так много повидал и достиг.

Вот и сейчас он едет куда-то к странному человеку, отгородившемуся от властей и создающий людям хорошую жизнь и защиту от этих властей. Может ли такое быть? И что такое мы везём столь спешно и тайно? — так думал Сиро и продолжал с опаской поглядывать на сосредоточенное лицо Хуана.

Наконец караван спустился в долину. Лало встречал его в праздничном наряде из смеси испанского и индейского. Голова не покрыта, в волосах торчат перья орла, на груди ожерелье из клыков каймана и ягуара. В руке держал лёгкий топорик из бронзы, блестевший на заходящем солнце. Узкие кожаные штаны и голый торс. Кожаные ботфорты и ожерелье из зубов. Как это было странно и непонятно. Хуан невольно улыбнулся незаметно, стесняясь выдать себя. Подумалось, что Лало вполне серьёзно воспринимает свой вид, да и окружающие не высказывали взглядами насмешку.

— Поздравляю вас, дон Хуан, с прибытием! — провозгласил Лало очень серьёзно и протянул руку для пожатия. — Вы превзошли все мои ожидания. Не рассчитывал, что у вас получится, да ещё так быстро.

— Больше трёх месяцев пришлось возиться с этим делом, Лало. Просто измучился. Не столько физически, сколько морально. Ты понимаешь меня?

Лало неопределённо пожал плечами, давая повод думать по-своему. Он обернулся к негру и отдал распоряжение разгружать и складывать груз.

Хуан вздрогнул от удивления и неожиданности. Перед ним был негр, имя которого никак не вспоминалось. Только его злоба против сотоварищей и соплеменников. Это был именно ом, постоянно издевавшийся над невольниками. Тот, что попал в долину, захваченный с остальными и работавший в самых страшных условиях.

«Господи! — мысленно воскликнул Хуан, заметив равнодушный взгляд негра. — Он же легко может мне отомстить!»

Хуан надеялся, что негр не узнал его. Но потом решил быть осторожным. Негр был слишком озлоблен, и ненависть его к Хуану очевидна была ещё в те времена.

Хуан потихоньку наблюдал за ним. И настроение его ещё больше ухудшилось. Этот человек оказался одним из ближайших помощников Лало.

— Дон Хуан чем-то озабочен? — улыбнулся Лало. — Пошли в дом и отметим успешное завершение нашего договора. Не могу скрыть, как я доволен вами, сеньор! Как вам удалось так быстро управиться? Прошу вас! — Лало учтиво посторонился пропустить Хуана.

Хуану хотелось расспросить про негра, но не решался. Боялся возбудить интерес к себе. И он переключился на завершение расчётов.

— Лало, я бы очень хотел завтра же отправиться назад. За время выполнения нашего договора мои дела ухудшились и их срочно нужно подправить.

— Понимаю, дон Хуан! Дела прежде всего! Я готов. Прошу отчитаться в затратах. Полагаю, вам это обошлось в копеечку. Это понятно. Говорите, дон Хуан. Я внимательно слушаю.

Этот метис не переставал удивлять Хуана. Он совершенно не походил на того молчаливого, угрюмого метиса, безропотно выполнявшего все поручения Хуана, никогда не высказывал своего мнения. И вот теперь он предстал перед ним совершенно другим. Даже речь его преобразилась. Это насторожило Хуана. Казалось, что за этим кроется нечто коварное, чего надо опасаться.

Хуан подробно описал затраты. Ничего лишнего он не позволил себе, предпочитая честность и откровенность.

Лало внимательно слушал, потом спросил вроде бы равнодушно:

— Какова общая сумма затрат?

— Получается почти полторы тысячи дукатов, — ответил Хуан.

— Понятно, — неопределённо протянул Лало. Он что-то раздумывал, а Хуан с беспокойством ожидал самого худшего. — Вам когда выплатить деньги, сеньор? Сегодня или завтра перед отъездом?

Хуан лихорадочно обдумывал предложение. Противоречивые мысли проносились в его голове. И всё же он остановился на последнем, заметив:

— Если не возражаешь, Лало, я бы хотел завтра. Что-то мне тревожно у тебя в посёлке. Или я ошибаюсь?

— Определённо ошибаетесь, дон Хуан. Но мне подходит и второе ваше предложение. Всего, значит, я должен выплатить две с половиной тысячи. Так, дон Хуан? — Лало пристально посмотрел в хмурое лицо собеседника.

— Ты учёл всё кроме платы за долину. Как с этим быть?

— Очень просто, дон Хуан. У меня просто нет таких денег на сегодня. Дайте мне место вашего жительства, и я пришлю этот долг вам месяца через полтора. И прошу простить меня за столь неожиданную даже для меня задержку. И прошу верить мне. Вы слишком много сделали для меня, чтобы быть с вами нечестным, сеньор. Можете, правда, подождать здесь, если хотите. Будете жить на готовых харчах и прочих условиях, как гость.

— Нет. Даже на таких условиях я предпочитаю уехать. Подожду обещанного. Тем более что выбор у меня очень ограничен.

Лало улыбнулся, и эта улыбка так не вязалась с его прежним поведением.

— Тогда всё! Идите, отдохните, а то завтра опять в дорогу. Проводника вам дать? Или сами доедете?

Хуан подумал немного и ответил:

— До основной дороги прошу определить мне проводника, Лало. Мало ли что, а с такими деньгами очень неприятно находиться в лесу.

— Понятно. Сделаю. И ещё раз большое спасибо за оказанную услугу, дон Хуан. Вы мне очень помогли. Я этого не забуду.

— Могу я надеяться, что мой визит сюда не станет достоянием гласности ни в Понсе, ни в другом городе, где я живу? — И Хуан поведал, как найти его.

— Ни в коем случае, дон Хуан. Хотя за всех ручаться трудно. Но я буду стараться. — Лало поднялся, вытер рот рукавом, улыбнулся, сыто отрыгнув, и проговорил любезно с лёгким поклоном головы:

— Спокойных вам снов, дон Хуан. На рассвете выступаете.

На тёмном небе ещё горели звёзды, когда Хуан с товарищами уже поднялись, готовясь в дорогу. Мулы уже ожидали их, нагруженные припасами и мешками с золотом.

Хуан развязал каждый и проверил. Всё было натуральным, вполне правильным. Можно пускаться в путь.

Метис средних лет уже дожидался, вопросительно поглядывая на Хуана.

Появился Лало. Он радушно протянул руку, пожал ответную.

— Счастливой дороги, дон Хуан! Проводника зовут Мочадо, и он не доставит вам хлопот. С Богом! Прощайте! И ещё раз мои поздравления и пожелания доброго пути, дон Хуан. Привет от меня сеньорите Эсмеральде. Жаль, что я её не часто видел. Выросла, наверное? Ну ладно, трогайте!

Хуан поднял руку в прощальном приветствии, и четвёрка всадников потянулась к крутой тропе, ведущей на гряду высоких холмов. Восточная часть неба посветлела. Лёгкий туман и роса постепенно подсыхали и рассеивались.

Опасения Хуана не оправдались. Проводник ничего подозрительного своим поведением не показывал. Много рассказывал про жизнь в долине, и у Хуана в который раз возникло чувство, что здесь скоро произойдут страшные события.

— Мы будем биться, сеньор! — говорил Мочадо убеждённо. — Ни один из нас до сих пор не мог представить, что так может жить человек. Здесь у нас есть всё, что необходимо для жизни.

— Я это понял, приятель. Но не уверен, что вам удастся долго продержаться в долине. И мои мушкеты не очень вам помогут. Сражаться с войсками вам не под силу. И мне вас жаль.

— Лучше смерть в бою, чем вечное рабство на плантациях, сеньор! Пусть и другие посмотрят, что может сделать народ, когда он вместе и им руководит преданный и честный человек! А Лало именно такой, сеньор!

— Должен тебе сказать, что даже Лало не выдержит бремени власти и скатится к тирании. А это у него уже сейчас проскакивает. Это просто неизбежно случится. Сам потом вспомнишь мои слова.

Проводник промолчал. Хуан понял, что тот достаточно воспитан в новом духе, чтобы так легко поддаться на беспочвенные, казалось бы, заявления этого белого человека.

Хуан же подумал, что это его не касается и перенёсся думами в Аресибо.

На хуторе братьев проводник спросил:

— Дальше вы сами поедете, или мне проводить вас?

Хуан переглянулся с Пахо и Сиро. Те пожимали руками, не в силах что-либо посоветовать хозяину. Хуан всё думал и думал, не приходя ни к какому решению. Наконец он всё же сказал, повернувшись к Мочадо:

— Если тебя не затруднит, приятель, то прошу всё же ещё день побыть с нами. Мне что-то тревожно. Эти, — он кивнул на братьев, которые разговаривали в стороне, — не внушают мне доверия. К тому же у них есть причина для этого, я ранил младшего из них. Что они за люди?

— Я почти не знаю их, сеньор. Никогда не разговаривал.

— Ладно, Мочадо. Так ты согласен? Всего один день.

— Лало приказал ехать с вами столько, сколько вам необходимо, сеньор.

К Хуану опять прибежала Луиса. Она радостно смотрела на Хуана, а тот вспомнил, что не привёз ей ни одного подарка. Потом вынул из кармана золотой дукат, протянул и сказал ласково:

— Больше ничего не могу предложить, моя Луиса! Прости, девочка!

— Да что вы, сеньор! Мне ничего не надо! Но большое спасибо. А что это?

Хуан с улыбкой смотрел на улыбающееся лицо девочки. Он понял, что эта настоящая дикарка ничего не знает о жизни, что существует вокруг. Для неё весь мир оканчивался за ближними холмами и скалами. И так пройдёт вся её трудная жизнь. Братья выдадут её замуж за нелюбимого человека, и в тридцать лет она станет старухой.

На душе стало муторно.

— Сеньор, почему вы так загрустили? Жалеете, что забыли про подарок мне?

— Нет, девочка! Это не то. Устал и очень хочется домой.

— Вас жена ждёт там, сеньор?

Улыбка была ответом Луисе. И Хуан сказал, положив ладонь на грязные почти чёрные волосы девочки:

— Почти. Надеюсь скоро обзавестись женой.

— Я ни разу ещё не видела свадьбы! Интересно на свадьбе, сеньор?

— Интересно, Луиса. Всё красиво, много цветов и нарядных сеньорит и кавалеров! Хотелось бы посмотреть?

— Очень, сеньор! Да тут и церкви нет. Я даже ни разу не видела её. Мы в этих лесах и горах ничего не видим и не знаем, — в голосе Луисы послышались горесть и грусть.

Хуану стало жаль эту весёлую девочку. Но вдруг в голове блеснула греховная мысль: «Может, попросить эту девчонку послушать, что говорят братья? Господь этого не одобрил бы, а мне с товарищами помогло бы, коль что интересное смог бы узнать!»

— Послушай, Луиса. Ты могла бы мне сделать доброе дело? Однажды ты уже спасла меня от больших неприятностей. Ну?

— Конечно, сеньор! Я всё сделаю! Говорите, что надо?

— Мне кажется, что твои родные готовят мне что-то нехорошее. Как в прошлый раз. Не могла бы ты разведать про это?

Луиса думала недолго. Улыбнулась, кивнула и без слов убежала, словно спеша исполнить просьбу Хуана.

Она появилась, когда все уже легли спать, а в хижинах хозяев затихли звуки разговоров и тарахтение посуды.

— Сеньор, сеньор! Проснитесь!

Хуан схватил кинжал, но признал Луису. Сел и в темноте нащупал руку девочки.

— Что? Есть новости? — прошептали его губы. Тело сразу покрылось потом.

— Сеньор, мне так страшно! Они хотят вас ограбить. Что-то отобрать у вас!

— Когда и где. Луиса?

— Как только вас покинет проводник, этот Мочадо.

— Спасибо, моя девочка! — Хуан прижал тельце к себе и держал так, пока Луиса не дёрнулась и прошептала:

— Вы не умрёте, сеньор?

— Гм! Постараюсь. С твоей помощью.

— Постарайтесь, сеньор! Очень постарайтесь!

Хуан отпустил девочку. Она уже вставала удалиться, и Хуан вдруг схватил её за руку и дёрнул на себя.

— Девочка, едем с нами! Ты здесь пропадёшь! Я для тебя многое могу сделать. Что тебя здесь держит? Родители есть?

Хуан слушал, как участилось дыхание Луисы и прошептал ещё:

— Соглашайся, пока не поздно. Если решишься, жди нас на тропе. Подальше.

Луиса шмыгнула к двери и растаяла в темноте.

А Хуан ещё долго не мог заснуть. Сообщение не удивило его, но заставило задуматься. И как он не прикидывал, а положение было не из приятных. Единственная тропа не давала ему возможности для манёвра. Заросли подлеска с переплетением лиан не скроют следов. И в чаще очень легко подкараулить и пристрелить любого, будучи незаметным.

Подумал ещё, что, возможно, Луиса согласится с его предложением и последует за ними. И сможет, если сама знает, указать другой путь к побережью.

Он всё же заставил себя заснуть, ближе расположив оружие и настроив себя на возможную опасность.

Ещё в темноте все приготовились продолжить путь. Тропа в этом месте хорошая и сбиться никак невозможно. К тому же рассвет скоро наступит.

Братья не вышли проводить гостей и Мочадо возглавил кавалькаду. Последним ехал Сиро с вьючной кобылой в поводу.

Отъехав с четверть мили, Хуан спросил проводника:

— Ты хорошо знаешь эти места?

— Не так чтобы, но вполне, сеньор. А что вы хотели?

— Хотел узнать, есть ли другой путь к побережью?

Проводник помолчал и ответил неуверенно:

— Сам я о нём ничего не знаю, но слышал как-то от других. Он короче, и за полтора дня можно оказаться у побережья.

— Ладно, подумаем ещё.

Проводник с подозрением глядел на Хуана.

Уже рассвело, впереди выглянула тень. Мочадо придержал мула, окликнул, взявшись за пистолетную рукоять:

— Кто это? Выходи, а то пальну!

— Да это же Луиса! — воскликнул Хуан, выезжая вперёд. — Ты согласилась?

— Это я, сеньор! Не стреляйте! — голос выдавал страх, граничащий с ужасом.

— Молодец, Луиса! Иди сюда, мы тебя посадим на лошадь. Ездить можешь?

— Могу, сеньор! Надо быстрее ехать!

Хуан помог девочке взгромоздиться на лошадь. Караван тронулся ускоренным шагом.

— Луиса, ты знаешь дорогу к побережью, кроме этой тропы? — спросил Хуан.

— Чуть дальше протекает ручей. По нему можно спуститься прямо к морю. Я об этом раза три слышала от наших мужчин.

— Это далеко? А дорога? Она там есть?

— Надо идти по ручью, сеньор. К вечеру выйдем на дорогу. Там должно быть селение с усадьбой одного метиса. Он ещё дружит с нашими мужчинами.

— Почему ты всё говоришь про ваших мужчин? Они тебе не родственники?

— Не родственники, сеньор. Я и сама не знаю, кто они мне. Может, и родственники, как говорила мне Мария. Только и она не уверена. И родителей я не помню. Только изредка что-то мелькнёт перед глазами да иногда во сне что-то непонятное снится про какую-то тётю. Раз пять было так, сеньор.

— Ну хорошо! Поехали быстрее! Нас не должны догнать.

Через полчаса быстрой езды свернули в узенький ручей не больше полутора футов шириной. Дно устилал песок, сменяющийся иногда россыпью гальки.

Сиро стал отставать, слышались удары топора. Он валил тонкие деревья, перегораживая ручей.

Проводник покинул отряд. Хуан не стал принуждать его продолжать путь.

— Скрыть следы мы не в состоянии, Мочадо. Езжай назад. Постарайся проскользнуть незаметно и расскажи Лало об этих братьях. Смотри не попадись им.

Проводник качнул головой и повернул лошадь.

Ручей петлял по низинам, постепенно спускаясь к побережью. Это было заметно по многим приметам. Но Хуан всё думал, как остановить братьев.

— Вы езжайте дальше, а я подожду их в засаде. Может, мне удастся их остановить или предупредить вас об их приближении. — Хуан решительно проверил оружие и дёрнул повод лошади.

— Погодите, сеньор! — Сиро ухватил повод. — Негоже вам это делать. Это мои обязанности. Поспешите дальше, а я засяду здесь.

Его поддержал Пахо, явно не желающий оставаться без хозяина. Хуан уловил испуганный взгляд Луисы и согласился.

— Постарайся не подставить лоб под пулю, Сиро. И догоняй нас быстрей. Я думаю, что они уже близко. Мы можем даже услышать выстрелы.

— Сеньор, чуть ниже должен впадать другой ручей, — торопила Луиса. — По нему легко выйти к нашему ручью. Будет незаметно. Так у нас все делают.

— Молодец, Луиса! — Хуан улыбнулся девочке. — Поспешим же вниз!

Уже саженях в ста ниже ручьи сливались, расширяя русло. Сиро направил своего мула в узкий поток, шумевший по гальке прозрачной водой.

Не прошло и получаса, как издали послышался сильно приглушенный расстоянием выстрел. Потом ещё два подряд. И тишина повисла над лесом. Даже птицы на миг примолкли.

— В миле выше, — прошептал Пахо, его чёрное лицо посерело. — Как там это произошло?

— Болтать нечего! — Хуан хлестнул коня хворостиной. — Поехали! Если с Сиро ничего не случилось, то он догонит нас. Сбиться с пути невозможно. Луиса, а дальше ручьи встречаются? — повернулся он к девочке.

— Дальше я ничего не знаю, сеньор. Наверное, встретятся. Тут много ручьёв, они нас могут догнать!

— Пока не будем раньше времени переживать. Поехали!

Три всадника торопили животных. Пахо на муле ехал впереди, Хуан с Луисой на конях сзади.

День клонился к закату, а селение всё не появлялось. Горы зато отступили, кругом виднелись заросли леса. Было влажно, душно и одежда вся пропиталась потом и грязью, сыпавшейся с толстых ветвей.

— Если через полчаса селения не будет, то свернём в ручей и дальше устроим лагерь, — проговорил Хуан. Уверенности в его словах не слышалось. И Пахо осмелился заметить:

— Сеньор, не лучше всё же спускаться и в темноте? Ручей приведёт нас обязательно к селению. Луиса, сколько там дворов? — повернулся он к девочке.

— Кто его знает, сеньор. Думаю, что мало. Усадьба маленькая, не стоило бы в ней останавливаться, сеньоры. Наши дружат с хозяином. Понимаете?

— Что же делать прикажешь? — обеспокоился Хуан.

— Перед усадьбой хорошо бы свернуть в сторону. Там должны быть пробиты тропы. Я не раз слышала, как об этом говорили у нас.

— Это ты дело говоришь, Луиса, — похвалил Хуан. — Тогда не будем задерживаться. Поехали!

— Сеньор, а как же Сиро? — спросил Пахо.

— Он должен догнать нас. Мы не можем ждать его. Поехали же!

Солнце садилось. Уже довольно широкий ручей бежал плавно, неторопливо. Животные шли по нему по колено и брызги уже изрядно промочили всю одежду.

Наконец послышался рёв не то коровы, не то быка.

— Это усадьба, сеньоры! Надо сворачивать! — В голосе Луисы слышался страх.

— Посмотрим, где тут может быть тропа, — всматривался вперёд Хуан. Сумерки сгущались. — Вон там, кажется, что-то есть! Поспешим!

— Сеньор, сеньор! — в крике Луисы звучал ужас. — Сзади кто-то едет!

— Оружие, Пахо! Приготовить! Может, это Сиро?

Они поспешно продрались через кусты, насторожились. Скоро в темнеющем воздухе появилась тёмная тень всадника. Брызги воды из ручья каскадами обдавали его. Он приближался уверенно и довольно быстро. Лошадь тяжело дышала. Всадник был один.

— Это Сиро! — радостно воскликнул Хуан. И позвал не очень громко: — Сиро! Мы здесь! Не спеши! — и тронул коня в ручей. — Ты цел? — спросил, когда тот с трудом осадил лошадь.

— Цел, да не совсем, сеньор. Ну-ка помогите мне. Голова кругом идёт.

— Господи! Сеньор, да он ранен! — Пахо засуетился.

Хуан спрыгнул в воду, помог Сиро выбраться на берег, и уложил его на траву.

— Куда тебя, Сиро? — спросил Хуан. — Ты в лихорадке!

— Нога, сеньор! Ниже колена. Задели, проклятые! Но и я их достал. Вряд ли они продолжают погоню! Ох!

— Потерпи, Сиро! Я скоро, — Хуан поспешно стал освобождать рану в икре. — Ничего страшного. Только крови потерял многовато. Оттого и слабость и лихорадка. Дайте ему вина и побольше!

Пока Пахо поил Сиро вином из фляги, Хуан успел промыть рану ромом, приложил к тряпочке порошок и туго замотал полоской хлопчатой ткани.

— Готово! Можно продолжать путь. Пахо, помоги мне посадить Сиро в седло.

Темнота ещё не наступила, и Хуан сошёл на тропу, ведя коня в поводу. Он всматривался в тропу и поспешал влево. А из селения доносились далёкие звуки вечерней жизни скотоводческой усадьбы.

Одинокий огонёк слабо блеснул среди ветвей и всё затихло. Всадники торопливо двигались всё дальше, пока через два часа усталые животные стали с трудом передвигать ноги.

— Хватит на сегодня! — Хуан спрыгнул с коня и подошёл к Сиро. — Как дела?

— Едва держусь в седле, сеньор. Пить охота и трясёт меня.

— Погоди немного. Пахо, помоги! Луиса, костёр сможешь запалить?

— Ага, сеньор! Я только дров насобираю. Я скоро!

— Пахо, давай воды поищи, а то нам всем не хватит. Мне нужно отвар приготовить. Иди ищи!

Час спустя Хуан уложил всех спать на охапках травы и потниках. Он сам с трудом боролся с усталостью и сном. Потому почти ничего не ел, надеялся, что чувство голода поможет ему бодрствовать.

До полуночи он продержался, потом разбудил Пахо.

— Хватит нежиться, бездельник! Становись на вахту! Я должен немного поспать. Только не засни! Чуть невмоготу станет — буди меня! Слышишь!?

— Слышу, слышу, сеньор! — ответил Пахо и встал, схватив пистолет и мушкет.

Никто их не потревожил. Утром Сиро стало чуточку лучше. Он смог держаться в седле, а это уже большое дело. Хуан опять напоил его отваром.

— Надеюсь, тропа приведёт нас на берег моря? — спросил Хуан Луису.

Та пожала плечами. Она ещё не отдохнула и с трудом удерживалась от сна.

— Держись, Луиса! — бодро говорил Хуан. — Осталось недолго мучиться. Ты почти пришли.

Хуан посматривал на солнце, определяя общее направление тропки. Она немного склонялась к западу, но в общем стремилась на север. Это подходило.

И за два часа до заката они с вершины холма наконец увидели море.

— Луиса, ты видела когда-нибудь море? — вскричал Хуан, повернувшись к девочке и указывая на север.

— Нет, сеньор! Никогда! Даже не слышала такого слова. Что это?

— Это очень, очень много воды и вся она солёная с горечью. Смотри.

— Я ничего не вижу, сеньор! Где оно, море?

— Перед тобой, Луиса! То, что синеет вдали — это и есть море! Скоро ты искупаешься в нём!

— Оно же горькое и солёное, сеньор! А как же пьют воду из него?

— Эту воду никто не пьёт, Луиса. Но купаться хорошо. А волны какие бывают! Жуть! Поспешим, ребята!

Они перешли два ручья и через час были на берегу. Далеко на востоке можно было видеть несколько хижин. То, по-видимому, было поселение рыбаков.

— Полагаю, что мы несколько восточнее Аресибо, — предположил Хуан. — Завтра пустимся домой.

Шум прибоя привлекал Луису. Она постоянно посматривала на набегающие волны, с грохотом обрушивающиеся на песчаный берег, усеянный большими камнями и обломками скал. В двадцати шагах стеной стоял лес и кокосовые пальмы так и стремились заглянуть в бурные волны.

Животные уже паслись. Ручей вливался в море шагах в двухстах западнее.

— Подальше от ручья расположимся, — предложил Пахо. — Комарья меньше будет. А воды всегда можно принести.

С ним согласились.

— Костёр палить лучше в чаще. Не стоит привлекать к себе внимание посторонних, — распорядился Хуан. — Пахо, расчистить бы землю для навеса. Что-то мне сдаётся, что может быть дождь.

Ещё до наступления темноты они построили навес, покрытый тростником и листьями пальмы, росшей поблизости.

Луиса ловко взобралась на пальму и сбросила десяток коксовых орехов различной спелости. Питьё и еда из них были приятными. Но только, как дополнение к основной пище.

Опять дежурили всю ночь, но теперь Сиро потребовал первую вахту отстоять, упирая на боль в ноге, которая всё равно не даст заснуть.

Весь следующий день они гнали животных по берегу, пока не выехали на широкую пойму реки и не ухватили глазами знакомые очертания холмов. Перед ними была река, на берегу которой раскинулся Аресибо.

— Здесь где-то должна проходить береговая дорога, — говорил Пахо. — Как мы не вышли к ней? Наверное, оползень её уничтожил, и не успели восстановить.

— Что-то в этом роде я заметил, — отозвался Сиро. — Да вы были заняты по другим делам.

— Да, мы все не подумали об этом, — согласился Хуан. — Но всё же и так мы дома. Вон мост, через который и сходит та дорога. Поспешим!

Животные прибавили шаг, прогрохотали копытами по доскам моста. Путешественники, провожаемые любопытными обывателями пригорода, поднялись по узкой улочке к дому, где их ожидали девушки.

Было ещё светло и солнце лишь приблизилось к зубчатой полосе мыса, а Мира уже радостно встречала прибывших. Томаса с крыльца спокойно наблюдала за этой сценой. Её мысли витали совсем в другом направлении.

Весь вечер домашние провели в разговорах. Мира постоянно требовала подробности их приключений, в то время как Томаса раза три всё порывалась спросить о финансовой стороне поездки.

— Да что ты всё про деньги да про деньги, Томаса! — возмутилась наконец Мира и осуждающе смотрела в глаза подруги. — Слушай! Как интересно у них всё происходило! Просто дух захватывает!

— Ничего особенного! — отвернулась Томаса. — Я лучше пойду спать.

Тут только Хуан вспомнил про Луису. Он оглянулся по сторонам и в углу заметил тёмный комок. То спала метиска, свернувшись калачиком на циновке.

— Мы забыли про девчонку! А она уже спит, бедняга. На полу!

— Будто впервой так спать! — фыркнула Томаса и отвернулась. — Дикарка!

— Томаса, я запрещаю тебе так относиться к этой несчастной, и вообще к людям! — Хуан всё больше раздражался от выходок Томасы. — Сама ли давно была не просто дикаркой, а совершенно ничтожной девкой? Уличной девкой! И теперь ты считаешь себя вправе презирать эту метиску только потому, что у неё нет денег, нет родителей и нет того воспитания, которое могло бы тебя устроить! И, главное, она не белая! Это в этом доме недопустимо!

Хуан остановился в сильном волнении. Возмущение душило его. Он поглядел на Миру. Та сидела с опущенной головой и угрюмо молчала.

— Выходит, ты и Миру презираешь, негодница? Ту, которая приютила тебя и дала то, на что ты никак не могла претендовать! Ещё раз услышу нечто подобное — и ты больше не будешь здесь жить! Живи на улице, в трущобах и свалках!

Он встал. Не попрощавшись, ушёл к себе в каморку. За столом повисла гнетущая тишина.

Наконец Мира тихим нервным голосом проговорила:

— Идём спать. Спокойной ночи, Пахо.

Она не смотрела в лица, ей было гадко, тревожно и очень грустно.

Утром Хуан с Пахо отправились на строительство дома.

— Пахо, необходимо устроить в подвале тайник для хранения денег. Иначе в один ужасный день кто-то ограбит нас. Может и жизни лишат.

— Обязательно, сеньор. Я уже об этом думал. Ждал вашего распоряжения.

— Кстати. Не забывай, что этот дом собственность Эсмеральды. Строится на её деньги. И все бумаги будут оформлены на её имя. — Он помолчал. Что-то беспокоило его, и Пахо ждал, когда это выплеснется наружу. — И эта несносная девка! Срочно надо выдать её замуж и избавиться от неё. Ты нагружай её работой что есть сил. Пусть не лодырничает! Меньше глупостей витать в голове станет.

— Сладу с ней нет, сеньор. Не слушается.

— Не кормить! Пусть сначала заработает на еду! Безобразие устроила!

А дом уже возвышался. Стропила решёткой рябили глаза. Работники торопились закончить к сроку, и даже раньше, надеясь на вознаграждение.

— Вроде бы недели через две всё будет готово, — высказал предположение Хуан. — Определи пять эскудо золотом награды за ускорение работ. Надоело в клетушке ютиться.

— Что собираетесь с Луисой делать, сеньор? — осторожно спросил Пахо.

— Пусть живёт у нас. Она хорошая девочка. Я уже думал об этом. Хочу удочерить. Пусть растёт со всеми правами. К тому же она достаточно нам помогла в нашем путешествии, чтобы отказывать в этой мелочи.

— Это верно, сеньор. Что бы мы были без её помощи и предупреждений? Она заслуживает многого. И она мне очень нравится.

— Посмотришь, какая она будет, когда отмоется, приоденется и поправится. Вспомни Миру. А сейчас какая красавица получилась! Загляденье!

Пахо добродушно улыбался, видя, как Хуан заблестел глазами, говоря о сеньорите. Очень хотелось расспросить о его будущем, но не решался. А Хуан, словно угадав его помыслы, сказал с некоторой грустью:

— Думаю, Пахо, жениться. Что скажешь на это?

— Только одобряю, сеньор. Пора уже. Вам двадцать пять?

— Господи! Как года летят! — согласно кивнул он. — Значит, ты не против?

— Как можно, сеньор! Кто я такой, чтобы судить вас?

— Как кто? Мой лучший друг и товарищ! Вот сделаю тебя управлявшим нашим с Мирой хозяйством, и будешь сам сеньором.

— Пустое это, дон Хуан! — И Пахо смущённо улыбнулся.

— Не одно, так другое, Пахо! Будет тебе! Пошли домой. Здесь мы всё посмотрели, и делать нечего. Надо заняться Луисой и Сиро. Мы им больше нужны.

Луиса встретила мужчин сияющим личиком. Она не могла удержать рвущиеся наружу чувства. Она уже была тщательно вымыта, одета в цветастое плотице, наспех сшитое Мирой. Ноги, правда, были босыми, но чистыми. Мира с довольным видом наблюдала за впечатлением, произведённым её трудами.

— Ну как? Гадкий утёнок превратился в прекрасного лебедя, господа? — голос Миры говорил о довольстве своей работой.

— До лебедя ещё далековато, моя рыбка, но вполне впечатляет! Луиса, иди ко мне! Дай я тебя поцелую. Ты такая симпатяга!

Луиса бросилась в объятия Хуана и прильнула щекой к его лицу. Она пахла хорошим мылом и даже немного духами. Глаза блестели восторгом.

— Тебе нравится у нас, Луиса?

— Очень, сеньор! Никак не могу привыкнуть ко всему этому! — она обвела рукой вокруг. — А город какой большой! Никогда не думала, что такое можно увидеть! И сеньорита Мира такая добрая! Это она заставила меня вымыться. Я не хотела. Было страшно и неловко.

— Глупышка! Зато теперь от тебя не несёт разной вонью. Так и хочется поцеловать! Так ты не знаешь, кто твои родители?

— Нет, сеньор, — в голосе звучала грусть.

— Не беспокойся! Теперь у тебя есть родители! Это я и Мира, — Хуан поднял голову к девушке. — Согласна стать её мамой, Мира?

Мира смутилась, не ответила, но глаза говорили, что она не против.

— Вот и хорошо, Луиса! Можешь называть её мамой, а меня папой. Тебе нравится так?

— А можно, сеньор? Это мне очень нравится! — её глаза засияли ещё живее.

— Так что теперь никаких сеньоров и сеньорит! Только мама и папа! Слушаться будешь нас, своих родителей? — улыбнулся Хуан.

— А как же можно не слушаться, па… папа! — Луиса опять приникла к животу Хуана, так как выше не доросла. Вообще-то она была небольшого роста. Даже для своих десяти лет.

— Мира, я хочу удочерить её. Ты не против? И нужно узнать день её рождения. Луиса, когда ты родилась?

Она удивлённо пожала плечами. Было ясно, что она об этом и понятия не имела. И Хуан в растерянности скривил щёку.

— Раз она не знает, то можно самим определить эту дату, — предложила Мира немного смущённо. — Какую?

— Попробуй сема определить, моя ненаглядная плутовка.

— Луиса, пойди поищи Томасу, — сказала Мира. — Пора обедать.

— Она мне так не нравится, сень… мама! Я её боюсь! Она злая!

В голосе и понуром виде чувствовалась просьба. Мира слегка улыбнулась.

— Ты ведь обещала слушаться своих маму и папу, Луиса. Пойди!

Луиса коротко вздохнула и побежала искать Томасу.

Томаса с недовольным видом появилась из сада. Сзади шла Луиса, словно провинившаяся.

— Что так долго, Луиса? — спросила Мира, с интересом наблюдая за Томасой.

— Сеньорита никак не хотела идти, се… — она осеклась, не решаясь при Томасе назвать Миру мамой.

Хуан, вытирая грудь полотенцем после обливания водой из бочки, заметил:

— Луиса, Томаса для тебя не сеньорита. Это ты для неё теперь сеньорита. Ты поняла меня?

Девочка опустила голову. Сна боролась со страхом, ей очень хотелось не перечить Хуану, однако язык не поворачивался произнести просто имя без не- обходимого «сеньорита».

Хуан, предупреждая возражения Томасы, заметил, как нечто обыкновенное и привычное:

— Томаса, должен тебе заявить, что мы удочеряем Луису. Поэтому она стала для тебя сеньоритой. И не вздумай брыкаться. Я тебя уже предупреждал. Уяснила?

Томаса не ответила. Она гордо вскинула белокурую голову и быстро удалилась с видом оскорблённой графини по меньшей мере.

Пахо злорадно ухмылялся, проследив её манёвр.

— А ты не стесняйся, моя Луисита, — обнял Хуан девочку. — Не поддавайся! Мы тебя всегда поддержим. Особенно ищи защиты у Пахо. Где Сиро?

— Я его видела в саду. Лежит под деревом и дремлет. Позвать?

— Сбегай! Спроси, будет обедать. Если да, то поторопи его.

Стол оказался немного тесноватым. Правда, Томасы с ними не было. Обида её ещё не прошла, и никто не вспомнил о ней. Зато Мира была очень оживлена. Только и делала, что подкладывала лучшие кусочки Хуану и Луисе. А последняя не оставляла Сиро без своего внимания.

— Скоро мы оставим этот курятник, — заявил Хуан. — Обещали через две недели закончить с домом. Мира, пора позаботиться о мебели. Тут ты всё бери в свои руки. Я надеюсь, что Лало меня не подведёт и пришлёт обещанные деньги. У нас намечаются большие траты.

Наконец день вселения настал. На телегах подвозили мебель, постели, утварь и всякую мелочь для украшения комнат.

Все суетились в большом возбуждении. Женская половина особенно волновалась. А Мира, как хозяйка, распоряжалась всем вполне грамотно.

Работники расставляли привезённую мебель, поглядывали на очаровательную молоденькую хозяйку, и у многих в головах мелькали греховные мыслишки.

Луиса всё это воспринимала со страхом. Она всё ещё не могла свыкнуться с ногой жизнью, с новыми условиями и обычаями. Она была растеряна и только мешала, выполняя незначительные поручения Миры.

Томаса с ленивой медлительностью прохаживалась по комнатам, делала замечания работникам и больше ничем не интересовалась.

Хуан сам определил ей крохотную комнатку под лестницей. Томаса приняла это как оскорбление и всем видом показывала это.

Луисе предложили жить вместе с новой мамой, но та, многозначительно посмотрев на Хуана, заметила со смущением:

— Я думаю, что девочка достаточно взрослая и должна жить в отдельной комнате, Хуанито. Или ты не согласен?

Хуан понимающе улыбнулся и согласился с доводами Миры.

Но больше всего Томасу возмутила комната Пахо. Она была довольно большая и Томасе так не терпелось высказать своё отношение, что она заявила с ехидной усмешкой:

— С каких заслуг этому… Пахо досталась самая лучшая комната?

— Все по заслугам, Томаса, — улыбнулся Хуан. — Он спасал Миру, охранял столько лет, очень много сделал для нас всех, и должен жить соответственно заслугам и пользе для всех нас. А что ты сделала? Ровным счётом ничего!

— А что сде… — она не закончила, осеклась, но все поняли, что и кого она имела в виду. И Хуан строго глянул на девушку, заметив: — Иди в свою комнату и устрой её сама.

Хуан переглянулся с Мирой, поддержки не получил, но и осуждения не последовало. И Хуану показалось, что сейчас Мира впервые показала своё равнодушие к своей подружке.