Месть старухи

Глава 19

Сан-Хуан пребывал в сильном возбуждении. Только что прогрохотал салют. Клубы дыма ещё не унесло в море от мрачных стен форта.

Три больших военных судна в сопровождении вспомогательного вошли в гавань и бросили якоря. Живописная толпа разодетого народа высыпала на пристань. Колокола всех церквей и собора подняли перезвон, в воздухе стоял гул и мелодичный звон. Крики мальчишек и охи сеньорит и сеньор дополняли этот гомон.

Они с нетерпением ожидали шлюпок с офицерами флота Его Католического Величества. Это было грандиозное событие для провинциального города, хотя он и являлся столицей острова.

И время оказалось подходящее. Сиеста только что закончилась, можно было выводить жаждущих развлечений сеньорит на прогулки. Их любопытные глаза жадно впивались в высокие борта кораблей, с нетерпением ожидая долгожданного десанта бравых офицеров.

Чёрный люд тоже горел нетерпением, зная, что голодная орава матросов заполнит улицы и таверны города, оставив здесь большую часть полугодового жалования. Даже невольники, и те предвкушали некоторое развлечение, мечтая заработать горсточку медных мараведи.

— Боже! Весь город словно ополоумел! — Габриэла торопливо наряжалась сама, не дожидаясь горничной, которая тоже мечтала поглазеть на радостное зрелище.

— Сеньора, вы сами горите желанием поскорее оказаться на пристани, — улыбнулась горничная, блеснув в улыбке рядом крупных зубов.

— Молчи, дура! Чего скалишь морду! Помоги-ка мне!

— Сеньора, вы позволите мне сопровождать вас? — несмело просила служанка.

— Что, нетерпение трясёт тебя? Ладно уж! Готовься. Скажи, пусть коляску приготовят.

Служанка с радостным оскалом зубов бросилась выполнять распоряжение сеньоры. В комнату, постучавшись, вошёл дон Висенте. Он оглядел мечущуюся по комнате Габриэлу.

— Я слышал, что в порту бросила якоря флотилия военных кораблей, Габриэла.

— Да, дон Висенте. Хотите взглянуть?

— Нет. Это меня не интересует. Пусть молодёжь бежит туда. И тебе захотелось посмотреть на моряков?

Габриэла коротко взглянула на старика. Хотелось сдерзить, но не стала с ним спорить. Промолчала, что было равносильно пренебрежению. Он это понял.

— Поинтересуйся, Габи, куда потом направится флот. Я написал письмо Андресу. Хотел бы отправить его с одним из кораблей.

— Хорошо, дон Висенте. Я обязательно узнаю. Если офицеры сойдут на берег.

Она оставила кучера с коляской. Сама с горничной прошла к самой воде, поминутно отвечая на приветствия знакомых. С северного берега острова, на котором располагался старый город, она увидела горделиво стоящие уже с оголёнными реями живописные корабли. Одна шлюпка уже отвалила от борта флагмана, матросы ритмично и слаженно махали вёслами. На корме трепыхался королевский стяг и сидели два офицера.

Толпа разразилась приветственными криками, встречая долгожданных гостей. Тут же нашлись знакомые офицеров. Начались речи с участием губернатора и именитых граждан острова. Епископ с помощниками кропил святой водой офицеров, провозглашая здравицу.

Губернатор вскоре утащил адмирала и его первого помощника во дворец, а с офицерами шлюпки торопливо знакомились важные горожане, представляя дочерей и жён, надеясь заполучить кого-нибудь из них в родственники.

Габриэла с жадным любопытством наблюдала эту суету. Глаза торопливо перебегали с одного офицера на другого. Ей очень хотелось заполучить одного из них для очередного приключения.

— Габриэла! — Знакомая сеньора возбуждённо махнула рукой в перчатке. — Я хочу представить тебе двух офицеров! Отличные идальго, дорогая!

Офицеры назвались, галантно поклонились и поцеловали ей руку. Она слегка присела, внимательно оглядела молодых лейтенантов. Те сияли улыбками, мечтая поскорее определиться друг с другом.

— Сеньора! — воскликнул один из них с умильной улыбкой на молодом лице. — Я слышал, что остров изобилует красивыми женщинами, но вы превзошли все мои ожидания! Примите мои поздравления! Позвольте пригласить вас на прогулку.

— Спасибо, кабальеро, — довольно холодно ответила Габриэла. — Не слишком ли вы прытки? Я замужняя женщина и не позволю вольно обращаться с собой.

— Габриэла! Что ты говоришь? Твой муж давно и носа не кажет сюда. А кабальеро так любезны и галантны. Составь компанию, а то мне неудобно одной…

Габриэла ещё раз оглядела ожидающих в смущении офицеров и благосклонно согласилась, заметив однако:

— Только прошу вас, кабальеро, вести себя достойно.

На следующее утро она с наигранным сожалением молвила дону Висенте:

— Флотилия не зайдёт в Гавану, дон Висенте. Это точно. Придётся отправлять письмо другим судном.

— Печально, Габи! Я всё больше скучаю без моего Андресито. Когда же соизволит вернуться в родной дом?

Габриэле не хотелось поддерживать неприятный ей разговор, и она промолчала. Она вся была ещё под впечатлением вчерашнего вечера с офицерами.

Флотилия намеревалась провести здесь чуть больше недели и двигаться в Картахену для конвоирования Серебряного флота Его Величества, груженного золотом, жемчугом и серебром из Перу и побережья островов, изобилующих жемчужинами.

Неожиданно дня через два она была представлена полковнику артиллерии дону Элиасу де Лемусу.

— Такой молодой и уже полковник? — с интересом воскликнула Габриэла.

— Не такой уж и молодой донья Габриэла, — серьёзно ответил дон Элиас. — У меня за плечами уже тридцать семь лет! И я не полковник, а подполковник. Не дорос ещё до тех высот, которые вы мне прочите.

— О! Вы почти ровесник моему брату! Он тоже служил на флоте, но… семейные дела принудили его подать в отставку.

— Интересно! Можно узнать его фамилию? У меня отличная память и я мог бы его вспомнить, сеньора.

— Его зовут Рассио де Риосеко, сеньор.

— Рассио? Из Понсе?

— Вы его вспомнили, дон Элиас?

— Не только вспомнил, донья Габриэла! Мы с ним почти друзья. Жаль, что он уволился. Мог бы уже быть майором, как и я совсем недавно. Чем он занимается?

— Дела у нас пошли плохо. Наши родители умерли. Долги, закладные… Ну вы должны понимать меня.

— Сожалею. Весьма сожалею! Мы, возможно, зайдём в Понсе на день-два. Но я не могу этого обещать. Всё зависит от адмирала. Хотелось бы встретиться с доном Рассио. Вы, я слышал, замужем?

— Да, — ответила Габриэла с видом утомлённым и растерянным.

— Вы чем-то опечалены, донья Габриэла? — Подполковник озабоченно наклонил к ней голову. — Могу я чем-нибудь вам помочь?

— Что вы! Чем вы можете мне помочь? Дело в том, что мой муж покинул меня, и уже несколько лет живёт в Гаване. Приезжать никак не хочет. Я вроде вдовы при живом муже. Хорошо, что в деньгах я не очень стеснена. Даже брату могу немного помочь.

— Печально, — мрачно согласился дон Элиас. — Он женат, Рассио?

— Мы давно не получали писем, дон Элиас, — Габриэла помрачнела. — Полагаю, что нет. Слишком трудно идёт восстановление асиенды.

— Кстати, мы долго намерены простоять в Санто-Доминго, донья Габриэла. Туда можно было бы захватить ваше письмо к мужу.

— Вернее сказать от дона Висенте. Я не собираюсь ему писать. Он меня больше не интересует, дон Элиас.

— Так плохи ваши отношения, донья Габриэла?

— Я думаю, что примирения не произойдёт, — ответила убеждённо женщина. — А относительно письма до Санто-Доминго я скажу дону Висенте. У нас с ним отношения хорошие с самого начала. Но он сильно постарел после ухода сына.

Дон Висенте воспринял сообщение о Санто-Доминго с интересом и даже оживился, заметив неожиданно:

— А ведь там у меня живёт родная сестра, донья Алисия. Она на два года меня старше, и муж её давно умер. Хорошо бы навестить её. Когда ещё представится такой случай? Что скажешь, Габи?

— Никогда не задумывалась над поездкой на Эспаньолу, дон Висенте.

— Может, встряхнём стариной, а? — он весело подмигнул, поник вдруг и добавил грустно: — Я шучу, дорогая Габи. Но мысль ко мне прилипла. Ты подумай. Мне одному не с руки пускаться в такую даль.

— Какая же это даль? Всего-то неделя пути, самое большее.

— Это верно. Я ещё подумаю, но и ты реши, что мне ответишь.

Габриэла снисходительно улыбнулась. Она ничего не могла предложить свёкру, но и обидеть не хотела, а заметила неопределённо:

— Вы должны учитывать, дон Висенте, что корабль ведь военный, и на нём не так просто устроиться. Нужны большие связи с адмиралом. И времени у вас мало для решения этого вопроса.

— Пошлю записку сеньору губернатору и адмиралу. Уверен, что они мне не откажут. Сейчас и напишу. Поищи, Габи, кого отправить с письмом.

За два дня до снятия флотилии с якорей, дон Висенте получил ответ.

— Габи, Габи! Слушай меня! Губернатор уже договорился с адмиралом взять нас с тобой до Санто-Доминго! Это же великолепно! Я увижу мою дорогую Алисию! Боже! Как я разволновался! Позови слуг, прошу тебя, Габи!

Сан-Хуан потонул в сетке дождя. Флотилия осторожно выбиралась из гавани. Дон Висенте и Габриэла получили одну каюту, что их вполне устраивало. И сейчас каждый высматривал в окно смутные очертания домов, постепенно тонущих в тумане мелкого дождя. Прошли форт, отсалютовали залпом и вышли в открытое море. Волна загрохотала в борт, корабль закачало. Сзади тянулись другие три судна, и наблюдать за ними было интересно и романтично.

— Как давно я не плавал на таком большом судне, — говорил дон Висенте с грустью в голосе. — По молодости всё представлялось намного значительнее, интереснее. Теперь меня мало что захватывает. Вот только свидание с Алисией неожиданно взволновало меня, Габи.

— Вы так странно выражаетесь, дон Висенте! Больше не пугайте меня таким образом. Будто вы готовитесь умереть! Рано вам об этом думать! Грех это!

— Милостивый Боже! Об этом никогда не рано поразмыслить, Габи. Это единственное, что неотвратимо свершится во славу Господа нашего.

— Нет, нет! Лучше помолчите, дон Висенте! Это меня пугает и настраивает на мрачные думы, а мне хочется думать о весёлом. Правда, погода к этому вовсе не располагает. Надеюсь, Санто-Доминго встретит не таким дождём.

— Там дожди намного реже, Габи. Будь уверена, город тебе понравится. Это не наш захудалый Сан-Хуан!

Санто-Доминго встретил флотилию в сиянии лучезарного предвечерья. Запад уже приобретал феерию закатных красок. Солнце коснулось зубчатого мыса, тени манили начавшейся прохладой. Было начало зимы, и жара не изнуряла в городе людей.

Пушечный салют заставил вздрогнуть Габриэлу. Дон Висенте счастливо улыбнулся, ожидая скорой встречи с сестрой.

— Хотелось бы познакомиться с её детьми или внуками. Столько лет не пришлось встречаться! Просто безобразие, Габи! Мы стали такими чёрствыми! Боже! Прости твоего раба грешного!

Дон Висенте перекрестился, вслушался в отдалённый звон колоколов. На лицо набежала тень и Габриэла не смогла догадаться о её причине. К тому же и не хотелось. Она жадно смотрела на большой белый город с его возможными приятными и волнующими знакомствами и приключениями. Их она давно не испытывала.

Большой, немного запущенный дом Алисии дон Висенте узнал с трудом. Извозчик просительно смотрел на пассажиров. Дон Висенте протянул реал и с трудом сошёл на мостовую у парадного подъезда.

Сухонькая старушка, торопливо семеня короткими шажками, со слезами на глазах охала, обнимала брата, бормоча беззубым ртом что-то малопонятное.

Гостей встретили очень радушно и торжественно. Внучка доньи Алисии восторженно предложила свои услуги Габриэле. Ей было лет шестнадцать, но она очень хорошо ориентировалась в обществе города.

— Вы отдохнёте денёк, донья Габриэла, и я вас поведу знакомиться с лучшими грандами города. Мы испросим позволения побывать на приёме у губернатора, тётя Габриэла! Вы будете довольны! Бабушка, вы должны помочь мне одеть тётю Габи по здешней моде! Я могу на вас рассчитывать, бабуля?

— Ох, Кристина! Ты дашь мне спокойно говорить с Висенте? Отстань, прошу тебя. Мне будет дурно от твоей болтовни!

— Ну бабуля! Что тебе стоит! Смотри, какая тётя Габи красивая! Мы собираемся на приём к донье Изодоле! Не могу же я представить свою тётю в таком платье! Ну?

— Скажи Уберто чтобы выдал тебе… четыреста песо. Серебром! — напомнила старая донья Алисия и погрозила пальцем.

Габриэла ужаснулась столь огромной сумме, но предпочла промолчать. А Кристина уже убежала, потащив за собой Габриэлу.

— Посмотрите, как этот противный Уберто будет ругаться себе под нос, выдавая нам деньги! Умора! А у доньи Идодолы собирается весь свет города! Иногда приезжают из ближних плантаций. Очень красивое общество. Вам понравится!

Таратушка Кристина вся светилась возможностью блеснуть своими познаниями света и призналась, унося тяжёлый мешочек с монетами:

— Я вам покажу молодого сеньора, тётя Габи! Он в меня влюблён по уши! Но и я не отстаю от него. Мы уже пробовали целоваться! Он такой милый! Потом скажете своё мнение? Обещаете?

Габриэла улыбалась, слегка оглушённая трескотнёй и упрёками в её гардероб. Но четыреста песо успокаивали, вселяли надежду. Настроение быстро утихомирилось, и они вместе поехали к лучшей модистке города просить срочно сшить парадное платье.

— Это будет не так-то просто, тётя! Эта сеньора очень разборчивая, но не осмелится перечить внучке доньи Алисии!

В голосе звучала гордость, бахвальство и детское тщеславие. И хотя сеньорита Кристина не блистала красотой, однако Габриэла была уверена, что та пользовалась в обществе успехом. Правда, подумалось Габриэле, это результат денег доньи Алисии, но и так было вполне понятно, что эта девчонка в обиду себя не даст.

Не прошло и недели, как Габриэла получила новое платье и заказала ещё с полдюжины, пока хватало денег. Неугомонная Кристина от удовольствия так терзала бабушку, что отец, узнав это, строго запретил дочери беспокоить бабушку.

Приём у доньи Изодолы прошёл вполне успешно для Габриэлы. Женское общество было весьма разношёрстное, и Кристина с Габриэлей уединились с ещё тремя сеньоритами и сеньорами в другой комнате, где и болтали целый вечер.

Кристина настояла на посещении многих приёмов и Габриэла вскоре втянулась в круговорот городского общества, где только и делали, что перемывали косточки знатных сеньоров и переваривали вести и сплетни из метрополии, доходившие сюда через многие месяцы.

— Тётя, как вам мой юный кавалер? — со жгучим любопытством спросила Кристина после одного из балов, устраиваемых в разных концах города. — Он вам понравился? Только честно!

— Как по мне, то не очень, моя малютка! А мы с тобой немного сходимся в отношениях к мужчинам, я полагаю. Я бы не стала приближать его к себе, Кристина.

Девушка погрустнела и долго молчала, словно переваривая услышанное.

— А почему так, тётя? Что вас не устраивает?

— Что-то в лице его есть женственное. Мне он не кажется способным на истинно мужские поступки. Он не для тебя, моя Кристина.

Дня три спустя Кристина призналась, что почти то же сказала ей подруга, что и заставило серьёзно задуматься юную говорунью.

— Я решила дать ему отставку, тётя! Вы правы! Он слабак!

— У тебя ещё есть время для действий, моя дорогая. Лучше скажи, что собой представляет дон Орасио Луис де Кортасар? Ты ведь его знаешь?

— Конечно, тётя! Это знатный сеньор! И богатый. Вы намерены закрутить с этим сеньором роман, тётя Габи?

— Роман не обязателен, Кристи, но просто интересуюсь им. Представительный сеньор, как на твой вкус? — улыбнулась Габриэла, хитро глянула в живые глаза девушки, заметив в них искорку тяги к приключениям и интригам.

— Мне не нравятся такие старики, тётя!

— Сколько же ему лет? Он мне не кажется стариком.

— Ему уже за тридцать! Настоящий старик! Фу!

Габриэла задумалась. Ничего серьёзного между ними быть не могло. Дон Орасио был женат, и это говорило о многом. Но почувствовать вкус нового приключения было столь привлекательно, что Габриэла стала подумывать о новом романе, тем более что Кристина ещё много наговорила про сеньора. К тому же Габриэле показалось, что дон Орасио слишком часто поглядывал в её сторону. Для семейного человека это могло быть немного неприличным.

Дон Орасио держался только неделю. Габриэла почти каждый день появлялась именно там, где бывал этот господин. Он всегда приходил один, словно жены у него не было. Потом Габриэла узнала, что она старше его на четыре года, и с ним у неё никакой любви никогда не было.

— Это скорее материальный союз, тётя. Каждый из них живёт своей жизнью. Дон Орасио женился на ней, не имея сколько-нибудь приличного состояния. Мамаша же её посчитала, что дочь слишком засиделась в девках. Получилась свадьба, давшая дону Орасио около ста тысяч приданого.

— Выходит, семья богатая? — поинтересовалась Габриэла.

— А как же! Одна из богатейших в городе. Только немного уступает моей бабушке, тётя!

— А твой отец? Он чем владеет?

— Почти ничем. После смерти бабушки он получит по завещанию четверть её имущества, как и остальные братья его и сёстры. Я уже подсчитала. Папа получит имущества и денег на двадцать восемь тысяч золотом! И я буду иметь немного в качестве приданого, когда буду бракосо… бракосочетаться!

— Молодец, Кристина! Всё рассчитываешь! Осталось выбрать жениха.

— Вряд ли это у меня получится, тётя! — Кристина вздохнула и погрустнела.

— С чего ты так решила? Твоего мнения не собираются спросить?

— Не собираются! — вздохнула опять девушка. — Папа уже нашёл мне партию.

— Вот как? И ты соглашаешься? А любовь?

— Что я могу сделать? Я привыкла к такому положению, к жизни такой, и не представляю себе иной. Потому я не осмелюсь протестовать. Буду терпеть, как многие у нас терпят. Такая наша судьба, тётя!

Убогость мышления девушки огорчила Габриэлу. Стало жаль её. И всё же не стала разубеждать племянницу, предоставив ей самой устраивать свою жизнь.

Дон Висенте не собирался домой. Габриэле это нравилось. Её роман с доном Орасио развивался успешно. Уже поползли сплетни об их отношениях, на что Габриэла не обращала никакого внимания.

Дон Орасио же всеми силами стремился уйти от осуждения обществом, переживал, волновался и долго не мог решиться на последнее действие.

— О нас уже давно шепчутся, мой дорогой Орасио. Теперь поздно рвать волосы на голове. Успокойся и прими всё это философски.

— Я клялся жене в верности перед алтарём, Габи. Это для тебя ничего не значит?

— Не мне тебе говорить, что это не Бог нас соединял с нашими мужьями и жёнами, а всего лишь священники. А они сами часто противоречат и себе, и Богу!

— Я не хотел бы спорить на эту тему, Габи. Это попахивает богохульством.

Габриэла криво усмехнулась:

— Ты прав, Орасио. Не будем трепать языками на столь серьёзные вопросы. Оставим это богословам. Им виднее.

Дон Орасио оказался мужчиной отменным. Габриэла осознала это в первую же ночь любви. Лишь немного погодя она вспомнила Хуана и должна была признать, что разницы почти не видела. И опять волна злости нахлынула на её тело, на голову, запекло в животе и защемило сердце.

Их интимная близость доставляла ей наслаждение больше двух недель. Зато в остальном кавалер был достаточно чопорным и сухим. И после двух недель Габриэла вдруг почувствовала усталость от его беспробудной однообразной манеры вести себя, где лишь изредка проскакивало чувства и эмоции.

— Господи! Ну почему мне так не везёт с этими мужчинами! Почему я так быстро от них устаю? Неужели мне так и не суждено встретить подходящего, полюбить его и жить привольной жизнью, как большинство других?

И опять волна злости забилась молоточком в мозгу. Новый всплеск ревности всколыхнул былые мечты о мести. И она воскликнула в голос:

— Проклятая! Это ты забрала у меня его! Где ты, дорогая сестрёнка? Я хочу посмотреть, как ты будешь мучиться, узнай ты, какой порочный у тебя муж!

«А почему обязательно муж? Смогли ли они встретиться? Он же вернулся, когда она давно покинула город! Где он мог бы её найти?» — думала Габриэла, лёжа на своей горячей постели, силясь отогнать дурные мысли и заснуть.

Сон не шёл. Воспоминания всплывали в воспалённом мозгу, горячили кровь, бросали то в одну сторону, то в другую.

Утром она чувствовала себя разбитой. Мысли о новых свиданиях с Орасио никаких положительных чувств не вызывали. Теперь она искала благовидный способ порвать их отношения без каких бы то ни было последствий.

Последнее время она получала удовольствие перебирать те украшения, подаренные ей доном Орасио за короткое время их любви. Их было не так уж много, но они оказались очень красивыми и подобраны только для неё. А теперь ей неприятно надевать их, выходя в общество. Что-то мешало этому, и Орасио часто возмущался, видя на ней другие украшения.

— Дорогая Габи! Ты меня оскорбляешь этим. Они так шли к тебе, милая Габриэла! Почему?

— Мне неловко, Орасито! Так и кажется, что на меня указывают пальцем. Это ощущение очень неприятное, поверь, любимый! И не надо больше меня ругать!

Он надел ей на запястье браслет из перемежающихся изумрудов и больших розовых жемчужин на золотой основе.

— Хоть это ты можешь носить для меня, моя прелесть?

— Постараюсь, дорогой! Ты такой щедрый, мой Геркулес! — она посмотрела на его голые волосатые ноги. — Чем я заслужила твою любовь?

— Это может знать лишь Бог, дорогая Габи! А он никому не говорит о своих деяниях.

— Это ты верно молвил, Орасито! Хотела тебе сообщить нечто не очень приятное, но не решаюсь огорчать тебя и себя. Может быть, это и не столь важно, но уж точно неприятно.

Орасио насторожился, посмотрел на Габриэлу пытливо, с недоверием. Спросил серьёзным тоном;

— Что ты имеешь в виду, сказав это, Габи?

— Оставь, милый! Это не к чему тебе. Да и мне тоже. Забудь. Это мои личные дела. Семейные.

— Ты меня смутила, и теперь мне не будет покоя. Ты подумай и постарайся всё же пояснить мне.

«Опять эта обстоятельность! Но мне приятно его потормошить и завести. Пусть помучается сомнениями и догадками! Ха-ха! Долго ли он продержится с этими подозрениями и сомнениями?» — думала Габриэла со злорадной усмешкой на тонких губах.

Она сидела напротив зеркала и придирчиво рассматривала своё лицо. Ей казалось, что кожа уже тускнеет, гладкость пропадает, а шрам под глазом более заметен. Шрам! Скорее, шрамик! Тот самый, который так вскинул её тогда, при виде крови, сочащейся по щеке! Что тогда она испытала! Божественное наслаждение, которого она никогда не испытывала ни до, ни после этого!

И страх прокрался ей в грудь, в голову. Стало страшно от того, что она неожиданно осознала, что именно тогдашнее насилие и кровь возбудили её до такого божественного состояния. И свидетельница её падения или взлёта! Может и это содействовало такому всплеску блаженства? Всё вместе и никак иначе.

— Боже! Неужели я только так могу взлететь на крыльях блаженства и экстаза? Или это только Хуан меня так возносит? Господи! Избавь от наваждения, прошу тебя! Мне тягостно это сознавать в себе! — Габриэла огляделась.

В спальне было темно, жарко и тихо. Никто не мог наблюдать её переживаний. Подобные всплески и видения в полусонном состоянии всё чаще возникали в её сознании. Они пугали, заставляли трястись от страха, и в то же время требовался выход накопившейся злости, энергии, терзавшей её изнутри.

Она гуляла по набережной реки Асама, наслаждаясь наступившей прохладой. Дон Орасио что-то говорил ей, но слова долетали до неё, словно из вязкого и неприятного тумана. Лишь тон недовольства кавалера вывел её из прострации.

— Габи! Что с тобой происходит? Я уже четверть часа не могу добиться от тебя никакого внимания.

— О, мой дорогой Орасио! Последнее время я очень смутно себя чувствую! В голове сумбур и неразбериха! Хочу в наше родовое поместье. Брата давно не видела. Помочь надо ему, а в средствах я не сильна.

— Могу ли я чем-то помочь тебе, любезная моя Габи?

— Ну чем ты можешь помочь, дорогой? Не могу же я у тебя просить денег, которые отдать вряд ли смогу. И дон Висенте больше не субсидирует меня, как в прежние времена. И это понятно. Хорошо, что не гонит из дома.

— Дорогая! Неужели ты так и будешь мучить себя, терзая такую прелестную головку пустыми вредными мыслями? Пойдут морщины, лицо приобретёт малоприятное выражение озабоченности. Я бы не вытерпел такого. Позволь всё же дать тебе хоть тысячу песо. Отдашь когда сможешь. Можешь и вовсе не отдавать.

— Ты очень мил, Орасито! Но я не вижу для себя возможности отдать такие деньги в ближайшем будущем. Оставь это!

Габриэла заволновалась. Заполучить такие деньги было бы кстати. И брату помогла бы, и себе несколько сот оставить можно. И несколькими фразами, скромными отказами, вынудила Орасио пообещать в скором времени предоставить эту сумму. Причём для него это выглядело, как благородная уступка его даме сердца. Габриэла даже посмеялась со своего воздыхателя про себя, довольная и повеселевшая.

Примерно через неделю она получила обещанное. Потом расточала обилие любезностей и ласк дону Орасио. Они даже пошли в кафедральный собор, где почти сто лет назад был похоронен сын Колона Диего, бывший губернатор островов, открытых его отцом.

Выходя на площадь, одарили нищих щедрыми подачками.

— Дорогая, не посетить ли нам вечером сборище предприимчивых людей на улице Прекрасных Дев? Это довольно благородные люди, хотя не все они дворяне.

— Зачем тебе это сборище торгашей, Орасио? — удивилась Габриэла.

— Эти денежные мешки слишком полезны для меня, дорогая. Испания катится в бездну нищеты, и без них мы не сможем продолжать благоденствовать. Это тебе не интересно, но необходимо для меня.

— Там будет не очень скучно?

— Познакомишься с сеньорами, кавалерами. Посмотришь, как это происходит у деловых людей. И мне сделаешь полезное дело. От таких вечеров многое зависит в деловых отношениях. Деньги ведь откуда-то брать надо!

— У тебя тесные связи с этими людьми, Орасито?

— Не очень, потому я спешу заручиться поддержкой некоторых из них. Это может дать мне несколько тысяч дохода. И пренебрегать ими не в моих интересах.

Габриэла подумала, что она ничем не рискует, уступив Орасио. И новые знакомства никак не повредят ей.

Они подкатили на коляске к богатому дому. Он располагался недалеко от огромного и красивого дворца губернатора Эль-Касар в самом начале улицы Прекрасных Дев. И Габриэла удивилась, что этот дом принадлежит не аристократу с древней родословной Испании, а простому коммерсанту и торговцу дону Мануэлю.

— Дорогой, этот дом намного превосходит твой по роскоши! Неужели этот дон Мануэль так богат? Была уверена, что это здание занимает какой-то знатный и влиятельный аристократ.

— Он и принадлежит очень влиятельному человеку. С Лопесом считается сам губернатор, дорогая. Этот Лопес вхож во дворец Эль-Касар без приглашения, не то, что мы с тобой, обладающие родословной грандов.

Габриэла внутренне улыбнулась, подумав, что бы сказал дон Орасио, узнай он происхождение её рода-племени. И злорадная усмешка искривила её тонкие губы.

Лакей, импозантный негр с очень чёрной кожей лица, провёл их в залу, уже заполненную наполовину разодетыми женщинами и мужчинами, многие из которых ничем не отличались от знати города. Но мелькали и явно чувствующие себя не в своей тарелке.

Дон Мануэль с любезной улыбкой приветствовал дона Орасио, поцеловал руку Габриэлы, отпустив вполне приличный комплемент.

— Очень приятно вас видеть, дон Орасио, со своей… подругой. Я польщён!

— Не смущайте мою даму, дон Мануэль. Она и так не решалась пойти сюда.

— Пустое, донья Габриэла! Мы люди простые, без тех, ваших условностей! Я прошу чувствовать себя, как дома. Это доставит мне истинное удовольствие.

Дон Мануэль отошёл от них. Габриэла наклонила голову к Орасио, прошептав с тайным смыслом:

— Этот дон Мануэль весьма приятный сеньор. И манеры у него ничем не отличаются от обычных в нашем кругу.

— Я говорил тебе об этом, Габи. Тут достаточно достойных людей. С дамами похуже, но некоторые из них тоже достойны всяческой похвалы.

Слуги разносили на подносах вино и холодные напитки. Всё было очень дорого, и Габриэла не могла скрыть удивления, видя это великолепие, ничего общего не имеющее с аристократизмом грандов. Ещё больше удивило её присутствие здесь первого секретаря и помощника губернатора дона Глисерио де Мелеро.

Ещё больше удивилась Габриэла, когда ей представили испанского вельможу, недавно приехавшего из Севильи по важным делам Индий. И хотя этот пожилой невзрачный сеньор очень ей не понравился, однако сам факт говорил о многом.

Музыка гремела с балкона. Молодёжь танцевала и Габриэла вдруг почувствовала себя свободно и даже весело. Было приятно иметь успех у кавалеров. Те постоянно добивались у Орасио позволения потанцевать с нею, что тот изредка разрешал, доставляя удовольствие Габриэле.

Гости помаленьку прибывали. Их уже никто не представлял, и они самостоятельно вливались в живописную толпу подвыпивших людей.

Многие часто удалялись в дальние комнаты, и на вопросительные взгляды Габриэлы Орасио заметил с лёгкой улыбкой:

— Там они оговаривают свои дела, милая Габи. И мне пора уединиться, если позволишь, дорогая.

— Деловой разговор? Конечно, мой милый Орасито! Это ведь главное, что нас сюда привело. Не так ли?

Орасио благодарно улыбнулся, кивнул и поспешно отошёл к двум сеньорам, тихо беседовавших о чём-то своём. Габриэла проследила взглядом дона Орасио и повернулась на голос, показавшийся ей очень знакомым.

— Господи! — воскликнула она, чуть ли вскрикнув от удивления и неожиданности. — Ты? Откуда тут?

— Столько вопросов, донья Габриэла? — Хуан улыбнулся неопределённо и добавил с интересом: — Я тут естественно, а вот ты как здесь оказалась? С кем ты, если не секрет? Ведь не одна ты здесь!

— Боже! Я никак не могу прийти в себя! Ты наконец вернулся! Где ты пропадал столько лет?

— Разве ты меня ждала, Габриэла? — Хуан напряжённо всматривался в её лицо, словно впервые увидел.

Габриэла смешалась, не находя ответа, достойного её. Хуан продолжал с нескрываемым интересом и даже наглостью, рассматривать её. Она так и не ответила, продолжая молчать, и растерянность проступала на её то бледнеющем, то краснеющем лице.

— Можно подумать, что ты обескуражена нашей встречей, — продолжал он наступать. — Ты тут надолго?

— Нет, нет! Я скоро возвращаюсь домой. В Сан-Хуан! Я тут у родственницы моего тестя, дона Висенте де Руарте.

— Ты замужем? И кто твой муж?

— Господи, ты забросал меня вопросами, Хуан! У меня голова пошла кругом. Сам-то ты ничего мне не говоришь!

— Просто у меня несколько иначе всё происходило, Габи. Меня захватили пираты, и я оказался в Индии, где провёл больше двух лет, пытаясь вернуться домой. И это наконец мне удалось.

— К своей Эсмеральде? — коварно спросила Габриэла и пытливо смотрела в его глаза, которые он не отвёл. Улыбнулся и ответил даже весело:

— К кому же ещё? Только она меня ждала.

— Она же исчезла из города. Как ты её нашёл? Хозяйка сказала?

— Значит, ты её искала? Зачем?

— Сейчас мне трудно ответить на этот вопрос, — с грустным выражением лица ответила Габриэла. — Я потом и сама долго искала на него ответ. Признаюсь, хотела мстить. Потом просто хотела поговорить, узнать её и ближе познакомиться. Всё же сестра. Словом, я до сих пор не могу с этим по-настоящему определиться. И все же, как ты её нашёл?

— Она оставила мне записку в укромном месте, где и хозяйка не смогла бы её обнаружить. Приехал и нашёл.

— Где же она живёт, если не секрет?

— Как раз секрет, Габи. Она не хочет с тобой встречаться. Её можно понять. Несмышлёная девчонка, одна, без поддержки, без родных. Даже ты испугалась бы в таком положении.

— Ты тоже боишься меня? — спросила Габриэла, вложив в эти слова очень много скрытого смысла.

Хуан взглянул на Габриэлу уже другими глазами. Что-то горячее шевельнулось в животе, сердце дрогнуло и участилось. Понял, что Габриэла это заметила, и новый толчок в груди отозвался нарастанием волнения.

— Ты не сказала, с кем ты здесь.

— Скоро он появится, и я тебя представлю, Хуан. Он мой… покровитель, если хочешь, — ответила Габриэла и многозначительно замолчала. — Он затащил меня сюда, а сам удалился для делового разговора с какими-то сеньорами. Ты здесь тоже не для времяпрепровождения?

— Естественно. Хочу поправить свои пошатнувшиеся дела. К этому есть некоторые предпосылки. Здесь собираются многие нужные и полезные люди.

— Кстати, заходи ко мне. Я живу у доньи Алисии Эмилии де Брисоллы. Её дом по ту сторону Эль-Касара. И пяти минуты шагом не будет. Я буду ждать!

По телу Хуана пробежала мышкой мелкая дрожь, словно предчувствие отвратительного, но прекрасного. Он сознавал, что не сможет противостоять этому наваждению. Молча смотрел на Габриэлу, напустив на лицо маску безразличия, хорошо понимая, что все его ухищрения заметны Габриэле.

Подошёл Орасио.

— Дон Орасио Луис де Кортасар, — представила она Хуану подошедшего. — Хуан де Варес, мой старый знакомый по моей жизни в усадьбе отца.

Хуан внимательно рассматривал нового знакомого. Подумал, что у Габриэлы хороший вкус, хотя отметил, что именно этот мужчина не мог в полной мере подойти ей. И лёгкое чувство ревности полоснуло его по сердцу.

Хуан поторопился проститься.

— Я здесь по делу, сеньор, — чуть поклонился он Орасио и Габриэле. — Боюсь пропустить нужного человека. Скоро увидимся.

В слегка смятенных чувствах, Хуан ещё какое-то время ходил, раздумывая и успокаиваясь. Потом нашёл нужного купца и удалился с ним для разговора.

— Странный сеньор, — заметил Орасио, глядя на взволнованную Габриэлу. — У тебя встревоженный вид, Габи. Он тебе неприятен?

— И да, и нет, — коротко ответила она, показав, что не намерена продолжать разговор в этом русле.

Орасио вдруг почувствовал, что с появлением этого тощего сеньора настроение Габриэлы резко испортилось.

— Хотела бы покинуть этот дом, Габи? — участливо спросил он.

— Была бы тебе признательна, — слишком поспешно ответила Габриэла. — Мне здесь надоело. Слишком шумно, утомительно.

Полночи Габриэла не могла заснуть. Перебирала встречу с Хуаном и, как и раньше, не могла разобраться в своих чувствах. И ловила себя на мысли, что ждёт его, ждёт его визита, сама не зная для чего. Но это ожидание волновало её, заставляло постоянно возвращаться к ней. Подумала, что он ничего не сказал об Эсмеральде, а так хотелось узнать, но ещё больше увидеть её. Посмотреть, как она теперь выглядит, сильно ли изменилась и в какую сторону.

Решила, что если Хуан посетит её, обязательно расспросит о сестре и потребует свидания с нею.

«Господи! Я уже не горю желанием отомстить ей! Просто получше узнать, поговорить. Не исключено, что мне она понравится, и мы даже подружимся!» — думала Габриэла с надеждой, уже засыпая.

Хуан же в это же время лежал в комнате снятого домика и в свою очередь раздумывал о произошедшем. Мира ничего не знала, так как уже спала с Томасой, и ничего не должно было потревожить покоя Хуана.

Он даже отвлёкся на некоторое время, вспомнив недавнюю ссору Фауро с Томасой. И теперь Фауро только заходил к ним изредка. Это тоже немного расстраивало Хуана. Он с Мирой постоянно предпринимали попытки помирить их. Фауро соглашался, но Томаса продолжала злиться и никуда не выходила из дома, видимо, терзаясь таким положением.

— Хуанито, ты плохо спал? — встретила Мира возлюбленного за завтраком. — У тебя усталый вид. Что произошло? Ты поздно пришёл.

— Не удалось договориться с нужным человеком, Мира. Много передумал ночью. Может, поэтому и вид усталый.

Мира не продолжила расспросы, а Хуан не стал распространяться, но понял, что девушка не удовлетворена его ответом. Даже испугался чего-то, что она могла узнать из своих ощущений. Она слишком хорошо его знала.

Лишь через день Хуан осмелился нанести визит Габриэле.

Он долго прохаживался у дома Алисии, не решаясь постучать в дверь, хотя молоток словно притягивал его руку.

Дворецкий вопросительно смотрел на Хуана.

— Сеньора Габриэла ждёт меня.

— Прошу сеньора следовать за мной, — ответил дворецкий и посторонился.

Габриэла встала, увидев вошедшего Хуана. Напряжённое лицо, тонкие губы и изучающе следящие глаза.

— Вот… решил заглянуть, Габриэла, — несмело начал Хуан, понимая, что выглядит довольно смешно.

— Я ждала тебя. Проходи. Какое вино будешь пить?

Хуан улыбнулся, давая понять глупость вопроса. И ответил:

— Я только десять дней, как выбрался в цивилизованные места. Две недели пробирался к побережью и едва не протянул ноги от голода. — Он помолчал. — А ты предлагаешь мне выбор. Мне сойдёт любое.

Габриэла с любопытством смотрела на Хуана, наливала в дорогой бокал густого красного цвета вино. В груди гулко стучало сердце, на висках билась трепетная жилка. Тонкий шрамик под глазом покраснел, что случалось только в минуту сильного волнения.

— Тогда с возвращением тебя, — и протянула свой бокал. Стекло мелодично звякнуло, а их глаза впились друг в друга.

— Приятное, правда? — поставила она бокал на столик, не облизав слегка мокрые губы.

— Великолепное вино! Давно ничего подобного не пил! Особенно в Индии.

— Я забыла спросить тебя, где сейчас моя сестра Эсмеральда?

Хуан вздрогнул от неожиданного вопроса. Глаза выдали его неудовольствие.

— Зачем тебе это, Габриэла? Не трогай её, прошу тебя! Пусть живёт спокойно. У неё жизнь ещё не начиналась. Сплошные мучения и переживания, а юное сердце слишком ранимо и хрупко.

— Ты её любишь, — с уверенностью молвила Габриэла. — Это слышится в твоём голосе. Хуан. — Она тяжело вздохнула, опустила глаза, потом подняла голову, и у Хуана защемило в груди.

Он увидел прежние страстные глаза, зовущие, обещающие и требовательные. Глаза, перед которыми он всегда пасовал. В нутро ворвалась давно не испытанная им страсть. Захотелось схватить её тонкое тело в охапку, повалить и обласкать с грубостью и торопливостью.

Они поняли друг друга. Непроизвольное движение навстречу сдержать было невозможно. Они оказались в объятиях друг друга. Туман страсти окутал их целиком, как уже не раз случалось.

Отдались они друг другу без мыслей, без борьбы, без сожаления. Лишь потом тяжело дыша, они лежали рядом, удивляясь, что почти полностью обнажённые, потные, разгорячённые. Их глаза встретились. В них блестело напряжение, усталость и удовлетворение.

Вдруг они оба засмеялись. Смех быстро перешёл в безудержный хохот, закончившийся новыми объятиями и взаимным восторгом обладания друг другом.

Успокоившись, Габриэла спросила, настойчиво всматриваясь в его глаза:

— Ты женат? На Эсмеральде.

— Нет, — коротко ответил Хуан, отвёл глаза в сторону, не смея смотреть на Габриэлу.

— Что так? Вы же любите друг друга. Что она говорит на это?

— Ничего не говорит, — соврал Хуан. — Мы ещё не отошли от ужасов путешествия через болотистые дебри.

— Значит, она была с тобой? — Глаза Габриэлы излучали крайнюю степень изумления.

Хуан разозлился на себя за столь непозволительную ошибку. Подумал с раздражением: «Как я мог такое допустить? Болван! Дурак!»

Габриэла удовлетворённо усмехнулась. С сияющим лицом проговорила:

— Позволь мне с нею встретиться! Она ведь знает, что я её сестра. Мы обязательно подружимся! Вот увидишь! Я ничего ей плохого не сделаю! Она красивая? Мне казалось, что её красота должна расцвести. Сколько ей лет?

— Месяц, как исполнилось шестнадцать. Она так хотела это отметить.

— Ты с ней уже… спал?..

— Разве мог я так поступить, Габи? Мне до сих пор кажется, что она уличная девчонка, мечтающая обо мне! У меня нет к ней никаких страстных побуждений. Иногда не могу представить себя в постели с нею. Это уже давно меня тревожит, даже мучает!

— Странный ты, Хуан, человек! И дон Орасио заметил это.

— Это тот красивый сеньор, что был с тобой у дона Мануэля?

Габриэла кивнула, спросив с хитрой усмешкой:

— Значит, ты не представляешь себе её в твоей постели? Ха! Чудно слышать! Со мной ведь ты просто великолепен! Я так ни с кем и не могла всё прочувствовать так, как с тобой. Думала, что время исправит этот недостаток мой. Ошиблась. Я снова, как в долине или… — она примолкла, но закончила: — Как в нашей усадьбе. Помнишь? — она потрогала пальцем красную ниточку шрамика.

— Прости, Габи, но ты тогда так разозлила меня! Я едва сдержался от непоправимого греха! Смертного греха! Господи!..

— Зато более высшего наслаждения я не испытывала. Разве в тот первый раз! У трупа того мерзкого мулата, что изнасиловал меня! Я не могу даже имени его произнести! Вонючий мерзавец!

— Не переживай так, Габи! Всё позади. Кстати, ты должна была родить. Что с ребёнком? Где он?

Габриэла посерьёзнела, долго молчала.

— Я его отдала незнакомым людям, Хуан. Я его даже не увидела. Не хотела!

— Неужели так и не шевельнулось материнское сердце?

— Ни капельки! Зато теперь я часто думаю о малютке. Это была дочь. Я её уже видела. Ездила к её новым родителям. Жуткая картина! Я им дала денег, но, думаю, это им не поможет.

— И как дочка растёт? Ты её хорошо разглядела?

— Конечно! И теперь я всё больше думаю, что хорошо бы её взять назад. Как бы ты посоветовал?

— Тут и советовать нечего, Габи! Обязательно бери!

— Как же я признаюсь, что она моя дочь? Это невозможно!

Хуан долго думал, как и Габриэла. Наконец он предложил:

— Устрой так, что её приведут к тебе, и ты её примешь, как бродяжку. Это не вызовет ни у кого подозрений. И пусть живёт с тобой, пользуется твоей любовью. Потом когда-нибудь ты ей всё объяснишь. Она поймёт.

— Легко сказать! Хотя в твоём совете есть что-то ценное и приемлемое. Я подумаю. Обязательно подумаю, Хуан! — Она повернула к нему своё побледневшее лицо, посмотрела в его неспокойные глаза и проговорила тихо: — Мне легко говорить тебе любые свои тайны и думы, Хуан. С чего бы это?

— Слушай! Не хочешь ли ты поиграть со мной? Это совсем легко и просто!

— Что ты имеешь в виду? — насторожилась Габриэла.

— Я попробую тебя усыпить и буду говорить с тобой. Потом ты по моей команде проснёшься. Интересно будет.

— Шутишь? Я не верю в такие чудеса. Хотя можно попробовать. А я проснусь? Не обманешь?

— Что за вздор ты несёшь? Всё будет хорошо. Если хочешь, могу помочь избавиться от дурных привычек. Только скажи, что тебя беспокоит.

— Да? Я хочу спокойствия и не думать о плохом, что и беспокоит меня.

— Согласен! Ложись поудобнее, не сопротивляйся и слушай только меня. Готова? Сосредоточься взглядом на этом шарике, — Хуан протянул перед нею блестящий шарик из чёрного камня, отполированный до блеска.

Габриэла стёрла с лица улыбку, приняла серьёзное выражение лица и устремила взгляд на шарик. Она слушала монотонный голос Хуана, уговаривающий её закрыть глаза и заснуть.

Когда Хуан убедился, что Габриэла готова к разговору, он всё внимание направил на её потаённые мысли относительно Миры. Это волновало его больше, чем всё остальное. И Габриэла заговорила:

— Не хочу больше мести! Хочу дружить с сестрой! Хочу помешать ей выйти замуж за Хуана.

Хуан долго не задавал других вопросов, пока не переключил её внимание на общежитейские.

— Мечтаю завладеть состоянием дона Висенте. Хочу избавиться от мужа. И очень хочу жить самостоятельно, с дочкой, — добавила она тихо, но вполне решительно.

Хуан недолго раздумывал. Потом приказал:

— Всё, что ты сказала — забудь! Я буду считать до пяти и на слове «пять» ты проснёшься и ничего не сможешь вспомнить.

Габриэла открыла глаза. С удивлением оглядела комнату, Хуана. Спросила:

— Я всё же заснула? Как интересно! И что же?

— Ничего! Ты хорошо отдохнула и чувствуешь себя прекрасно. Разве не так?

Габриэла в недоумении пожала голыми плечами.

— Ты говорил со мной? Я ничего не могу припомнить.

— Так и должно быть, Габи! Это индийский метод быстрого отдыха. Пять минут такого сна — и ты отдохнула, словно проспала целую ночь.

Они снова отдались любовным утехам, и опять Габриэла отметила про себя, что только Хуан доставляет ей истинное наслаждение, хотя чего-то всё же не хватает. И она знала чего.

Поведать об этом Хуану она не решалась, боясь оттолкнуть его. Тот оказался слишком чувствительным и не понял бы её. Особенно, узнав, что он до сих пор не овладел Эсмеральдой, хотя та, по всем её приметам, согласна была на всё. Это вызвало улыбку на лице Габриэлы, и тут же зародилась греховная мыслишка. Сообщить её Хуану она, конечно, не захотела.

Хуан долго ходил по городу. Он не мог сразу вернуться домой и предстать перед всё понимающими глазами Миры. Страх бродил по его телу, щемил в груди.

Он постоянно думал о Мире, о Габриэле. Пытался в который раз докопаться до сути его отношений с этими совершенно разными существами. Он точно знал, что любить Габриэлу он не может. Но и его любовь к Мире попахивает платонической любовью. Или любовью близкого, родного человека. Это стало угнетать и тревожить его.

Постоянно перед глазами возникали образы откровенного нетерпения Миры, как она стремится наконец совершить церковное таинство бракосочетания. Стал замечать раздражительность девушки, что оправдывало её столь длительными задержками и откладываниями.

И ещё он точно знал, что скрыть свои любовные похождения никак не удастся. В некоторых случаях Мира чётко и определённо узнает о них, как это уже случалось в преддверье надвигающейся опасности.

— Всё! — Прошептали его губы. — Приду домой и покаюсь. Расскажу всё, что у меня произошло с Габриэлой. Пусть решает, как ей поступить. Только она должна понять, что я не имею никакой любви к Габриэле! Только болезненная страсть, противостоять которой мне невозможно. Решено!

Он оглянулся по сторонам, боясь, что кто-нибудь мог услышать его бормотание.

Дома Хуан напустил на себя весёлый вид, но Мира с подозрением смотрела в его шкодливые плутоватые глаза. Спросила с очень серьёзным видом:

— Хуан, ты хочешь мне сказать что-то очень важное?

— Ты как всегда права, моя любимая девочка! Только я так боюсь этого разговора, что не решаюсь его начать. Может, нальёшь мне вина?

Мира в молчании налила кружку вина. Хуан жадно выпил, вытер тылом ладони губы и усы. Мира напряжённо молчала в ожидании.

— Я бы не хотел, чтобы меня подслушали. Томаса рядом?

— Она на кухне, Хуан. Начинай, я слушаю.

Тот посмотрел на её серьёзное лицо, побледневшее и ожидающее.

— Только выслушай меня, Мира, без возражений. Я скажу всю правду. И решать будешь ты. — Он помолчал немного, собираясь с духом. Мира продолжала молчать. — Я тебя очень люблю, моя дорогая Мира! И никого не любил так, как тебя. Ты мне очень дорога, поверь! Но со мной происходит что-то странное. И это длится очень давно. Ещё с тех пор, как я жил в Долине, где находилась Габриэла. Я тебе уже говорил об этом.

— Габриэла? Моя старшая сестра? Я помню, что ты признавался в связи с ней. Но это было давно, до… — она замолчала, не находя нужных слов. — Ты понимаешь.

— Да, Мира! Я понимаю. Я тебе говорил, что много раз клялся ей, что не люблю её, и это было правдой. Но меня захватывала страсть к ней, и совладать с этим я был не в силах. Но то было раньше. Теперь у меня обязательства перед тобой, милая моя Мира!

— Если тебе трудно, то можешь не продолжать, Хуан! Я уже знаю, что произошло между вами. Ты её встретил, да?

— Да! К моему ужасу и сожалению.

— Ты хочешь продолжать? — голос Миры был строг, слегка с дрожащими оттенками, что говорило Хуану о сильнейшем волнении, сдерживающемся её волей.

— Хочу! Это мне необходимо, любовь моя! Я не могу больше так жить, тем более что теперь она рядом. Мы встретились у дона Мануэля. Зачем я туда пошёл?

Мира сидела в молчании, не сводя сверлящего взгляда с лица Хуана.

— Ты позволишь мне продолжать? Прошу тебя!

Девушка молча кивнула.

— Кроме страсти к твоей сестре, я ещё испытываю к ней сильную антипатию. Но это не останавливает меня. И её тоже! Я надеялся, что больше не встречусь с нею, но судьбе и Господу было необходимо сделать иначе. Видно, они хотят испытать нас! Иначе, как объяснить, что именно в Санто-Доминго оказались мы все? Это промысел божий!

Хуан иссяк и замолчал. Он боялся поднять голову на девушку и тем более посмотреть ей в глаза. Она же продолжала сидеть в молчании, чти пугало Хуана, заставляя думать о самом худшем.

Неожиданно Мира спросила спокойным, но глуховатым голосом:

— Тебе было хорошо с нею?

— Мира! Это необъяснимо! Ты ещё ничего не испытала и не можешь судить о подобных делах! И мне не удастся правильно объяснить их. Одно могу сказать с уверенностью. Я очень тебя люблю. Я готов жизнь отдать, если такое потребуется за тебя, но в случае с Габриэлой я почти бессилен. Теперь суди меня! Я готов на любое твоё решение. Если ты не сможешь меня простить — я уеду, и больше ты меня никогда не увидишь и не услышишь! Тебе решать!

Мира долго не говорила ни слова. Хуан терпеливо ждал, понурив голову и тяжело вздыхая. Наконец девушка сказала тихо, с остановками:

— Ты сказал правду и я тебе благодарна. Но решить вот так сразу я не могу. Мне надо много подумать, посоветоваться, и тогда я тебе всё скажу.

— С кем советоваться ты задумала? С Томасой?

— Может быть, — Мира бесстрастно посмотрела на Хуана. — Только прошу больше не появляться здесь. Скажи, где тебя найти, и ты получишь ответ на моё решение. А теперь уйди. Я хочу остаться одна.

Слова Миры так не вязались с её юным возрастом. Будто это говорила умудрённая опытом долгой жизни женщина, а не юная девушка. Это не удивило Хуана.

Он тихонько вышел, притворил дверь. Постоял в темноте и так же тихо вышел на улицу. Голова пульсировала, мыслей в ней не было. Оглушённый и опустошённый, Хуан направился на постоялый двор.

Ночь он провёл в размышлениях, часто прерываемых отчаянным желанием всё бросить и податься на родину, захватив свои сокровища.