Знаете, как выглядит годовалая девочка, изнасилованная каросским наёмником? Как две неравные половинки. Эти звери, натешившись, просто берут её за ноги и рвут. Я о таком слышал и в земной истории. Но вот увидеть воочию — не приходилось.
То, о чём предупреждал Нираг: они вспарывают животы. Ищут проглоченные монеты. Он был прав, свора, нанятая королём, не является исключением.
Я перешагивал через тела. Их много. Очень. «Освобождённые».
Заставил себя смотреть. Запоминать.
Когда грабёж замка закончился, Карух, довольный как слон, щедро наградил кароссцев, но не меня. Те занимались делом, вырезали всех, бросивших оружие. А также всех, не державших оружие в руках вообще. Я ошивался в стороне и непонятно чем занимался. Всего лишь подкинул идею шантажа. Идеи не ценятся, если успех можно приписать другому.
Потом король приказал прибрать и дня три жил в дворце брента. Он не королевский, но куда комфортней походного шатра. В подвалах нашлась пища, более соответствующая монаршим запросам, нежели походная сухомятка.
Само собой, я предпочёл остаться снаружи. Бобик исправно снабжал нас дичью, правда, исчезал теперь на пять-шесть часов. Ближе всё выскребла армия, не допущенная к запасам покойного брента.
В первый же день после выхода к столице мы снова попали в засаду. Из двух десятков арбалетных болтов в цель попало три четверти, и почти все они оказались смертельными.
Король орал как резаный, всадники врубились в кусты и лесополосу, намереваясь найти и покарать арбалетчиков. Я выехал из центра колонны к голове, чем осмотреть место бойни.
Тринадцать трупов. И раненые. Странная статистика…
— Биб! Ты говорил, что вероятность получить стрелу, находясь под защитой Моуи, раза в два ниже. Почему столько погибших?
С жестокой радостью увидел лежащего на земле Гондарха, любителя годовалых девочек. Болт по оперение вошёл ему в брюхо. Сотник извивался в судорогах. Изо рта сочилась кровь. Жаль, на Карухе — ни царапины.
— Больше нет защиты Моуи, хозяин.
— Ты сумел удивить. Куда же она делась?
— Я мало знаю про Моуи, хозяин. Только то же, что и Создатель. Моуи — мирное божество. Могу лишь предположить, что резня в замке расстроила бога. Он снял свои чары.
— Так-так… А присяга?
— Утратила силу, хозяин. Моуи не покарает за нарушение.
Это в корне меняет дело! Радикально. Но Фирух не поверит. Как и другие анты. Им не объяснить, что у меня есть эксперт в делах потустороннего мира.
— Выпьешь душу Каруха? Разрешаю.
— Не могу, мой господин. У него амулеты и Моуи, и какого-то неизвестного мне бога. Приблизиться получается. Но если попытаюсь вред причинить, мне будет больно. Очень. Как тогда с Артуром.
Поскольку боль Биба передаётся и мне, не катит. Вариант не обсуждается. Я тогда едва не кончился от шока. По доброте душевной позволил схарчить Гондарха. Не пропадать же добру!
Но что делать с Карухом? Допустим, пристрелю как собаку, и воспоминания о сотворённом им в ходе «освободительного» похода полностью успокоят совесть. К сожалению, смерть одного короля мало что изменит. Прихлебатели потребуют власти. Перевербуют наёмников, у тех не заржавеет переметнуться к другому хозяину, коль старый отдал концы. Пусть среди новой плеяды есть Нимирх и Дударх, относительно вменяемые, остальные — жестокое и алчное стадо.
На первом же привале поделился с Фирухом. Как и ожидалось, тот сразу засомневался.
— Думаешь, присяга утратила силу? Может — совпадение. Я рисковать не намерен. Давай обождём.
— Чего? Следующего замка с порванными пополам девочками?
— Следующая — столица. Я сомневаюсь, удастся ли вообще её взять. Разве что какое-то колдовство… Вроде применённого там, — он кивнул головой в сторону разграбленного и испохабленного замка. — Ты не в курсе?
— В курсе. Но тебе лучше не знать. А в столице точно ничего подобного не будет.
Уж я это гарантирую.
Так и шли. Не ограничиваясь обстрелами, местные вихрем налетали с фланга и тыла, нападали на обоз. Так же стремительно исчезали — без потерь или почти без потерь.
У нас выбыло из строя меньше сотни, но боевой дух покатился вниз. Люди нервничали не из-за числа убитых, а из-за безнаказанности атаковавших.
Верхом на Бурёнке я ехал теперь только в доспехах. Покровительство Моуи больше не действует.
Сёла по пути по-прежнему попадались пустые. Ни жителей, ни скота, ни запасов еды. Разгневанный Карух приказал их жечь после ночлега. Прикорытные бренты и глеи увещевали его так не делать. Нам этой же дорогой возвращаться. Король не внял уговорам. Чувство триумфа от первой победы ушло. Теперь его терзали чёрные предчувствия. Штурм Тейфарра, столицы «освобождаемой» нами страны, больше не казался ему столь лёгким делом.
Особенно, когда однажды утром город открылся перед нами как на ладони. Мы выехали из леса, спускаясь с пригорка. Только что закончился дождь. Впереди раскинулось поле пшеницы. Тейфарр виднелся на горизонте, над ним сияла яркая радуга.
Старый город лежал на высоком холме, окружённый крепостной стеной. У подножья холма гнездились посады — зародыш новой части столицы. Наверно, их площадь была даже больше.
Короля не вдохновил пейзаж. Высокие пики храмов Моуи и других божеств также не произвели впечатления.
— Зачем они настроили эту грязь?
— Для выгоды, мой король, — попытался объяснить Дударх. — В посадах ремесленники, купеческие лавки, правда — второсортные. Из посадов набирают дружину, если людей не хватает.
Я рассмотрел через бинокль некоторые подробности. Ближайшие дома отстоят от подножия холма на сто — сто пятьдесят шагов. Чтоб никто не подобрался ближе под прикрытием строений.
Судя по растительности, за городом — река. Даю руку на отсечение, из неё отвели воду и наполнили ров. С нашей стороны одна лишь дорога через посады в крепость. Подумав, я двинулся к монарху. Остановился стремя в стремя с ним.
— Не забудь прихватить меня на переговоры с местным королём. Мне надо увидеть близко будущее поле боя. Чтобы сделать как с бренским замком.
— Обещаешь?
— Пока — нет. Мне нужны гарантии. Ты обманул меня с дележом добычи в первом замке. Ещё один обман — и я перед лицом Моуи буду освобождён от клятвы тебе. А без меня твоя армия поляжет у стен. Дорогу домой ты выжег. Ну?
Он побелел. Плотно сжатые губы изогнулись. Если бы он был антом, то демонстрировал бы клыки. Оскал заморыша меня не особо впечатлил.
Уняв первый гнев, Карух воровато оглянулся по сторонам. Нимирх, тысяцкие и ещё парочка прихвостней оставались далеко. Достаточно далеко, чтоб сделать вид, что не видели его унижения.
— Что ты хочешь?
— Мою долю. Взяли не менее двадцати либ серебра. Не считая того, что сняли с людей. Пятая часть — четыре либа, мне будет достаточно. И дашь клятву перед Моуи, что не кинешь меня после взятия Тейфарра.
— Восемьдесят динов! — взвыл уродец так громко, что на нас начали оборачиваться. — Ты с ума сошёл?
— Уважаю твоё решение, мой король. Воюй как знаешь.
Я развернул Бурёнку и тронулся к своим. Положение в середине общей колонны или заступничество Моуи, но пока моё воинство не получило ни единой царапины. Понос от некачественной пищи, раздаваемой горе-интендантами армии, проблемой не считаю. Если на войне это — самое большое горе, то война не страшна.
Рутина: разбить лагерь, выставить часовых. Отпустить Бобика за провиантом. Расседлать и отправить на выпас кхаров. Внешне ничего не изменилось. Но я знал: коротышка не простит. Текущий поход на северо-восток в огромной степени начат из-за его комплекса неполноценности и желания самоутвердиться. Всё, что он навообразил себе как о полководце после единственной «победы», основанной на обмане, я растоптал.
Ничуть не жалею. Биб стирал память всего за несколько дней. Для паники достаточно. Душу верья выпил только из одного из антов, ему всё равно не жить после капитуляции. Но королёныш приказал умертвить каждого! Антов, хрымов, взрослых, детей, стариков, мужчин, женщин… Совсем младенцев! Терпение лопнуло. И у меня, и у Моуи.
Под Тейфарром всё решится. Освобождённый от клятвы, я должен разобраться с Карухом. Не из мести за убитых. Даже не для предотвращения новых жертв. Всё Средневековье не переделаешь, всех не спасёшь. Вопрос в том, что он не оставит меня в покое, Нимирх был прав. Фактически я защищаю себя, Кирах, семью.
Зря затеял конфликт? Нет. Я ему преподнёс бескровную победу на блюдце. Вторично совершать подвиги во славу величества после его кидалова — подозрительно и… бесхребетно. Значит, из меня можно верёвки вить. В полудиком обществе феодализма демонстрация слабости смертельна.
Карух сам обострил ситуацию. И подписал приговор. Осталось узнать — себе или мне. Ох, как я зол!
Замеченный «освободителями» издалека шпиль главного храма Моуи, с виду очень тонкий и хрупкий, был на самом деле мощной сужающейся кверху колонной. Внутри на две трети высоты вилась винтовая лестница. Она заканчивалась крохотной площадкой, освещённой через круглые окна заходящим солнцем. Там уместились двое.
— Что ты видишь, Сарр?
— Они ставят лагерь. Похоже, готовят баллисты. Пока далеко, не менее тысячи шагов, мой повелитель. Но баллисты на колёсах. Если впрячь в каждую дюжину кхаров, подвезут ближе. Прошу, посмотри сам.
— Не хочу. В твоей чёртовой трубе всё вверх ногами[10]. Голова кружится. Рассказывай!
— Слушаюсь, сир. Похоже, их король рассматривает город и посады.
— Даже лица различаешь? Спустимся, проверю на Камне — не колдун ли ты. Твоё дьявольское изобретение полезно, но не от дьявола ли оно? Моуи от нас отвернётся окончательно.
Учёный, и в августейшем присутствии носивший рабочий халат, а на голове колпак, снова приник к окуляру, двигая плохо закреплённую заднюю линзу взад и вперёд, чтобы добиться резкости.
— Лицо не различаю. Но вижу мужчину небольшого роста на белом каросском кхаре, охраняемого со всех сторон. Редкая масть, чаще они пегие. К нему подъезжают другие, что-то говорят. Он выслушивает, потом отпускает взмахом руки.
— Ты прав. Что ещё?
— Армия их невелика. Тысячи три с обозами, государь. Не больше. Но с ними отряд каросских наёмников.
— Дай!
Король сам приник к зрительной трубе, чертыхаясь от неудобства перевёрнутой картинки. Тронул линзу, сбив настройку.
Был он немолод — за сорок. В огненно-рыжей пышной шевелюре проступила седина, как и на окладистой бороде. Кончик верхнего левого клыка отломан, но не прикрыт серебряным наконечником, столь модным у молодёжи. Стальной панцирь он не снял, желая выглядеть воинственно, даже перед восхождением по винтовой лестнице. Долго не мог отдышаться, потому злился не только от докладов об увиденном через трубу, но и от собственной слабости, напоминающей о приближающейся старости.
— Ходили слухи, мой король, что их не меньше десяти тысяч…
— Для оправданий, почему сдали замок без боя. А проклятые хрымы, ворвавшись туда, вырезали всех! Даже детей. Подлые, беззубые хамы!
Учёный-полукровка благоразумно промолчал, слушая дальше.
— Зная об этом, мы вывели всех, проживавших в посаде. У нас около тысячи бойцов. Для вылазки — мало. А для обороны при штурме? Не знаю… Четверть века не было войны, стоял мир. Четверть века Монкурх не воевал. Да и раньше — чтоб враг дошёл до города, не знаю такого. Если возьмут его… Сарр! Что я оставлю сыну? Трон без державы?
— Город даже не начали штурмовать, сир, — осторожно заметил его собеседник.
— Да. На стойкость его защитников вся надежда. Но если кароссцы ворвутся за стену, никаких наших сил не хватит, чтоб их остановить. Главное, мы спасли посад. Там ничего ценного.
Бросив трубу, король двинулся вниз. Его меч колотил по каждой ступеньке бесполезной погремушкой.
Когда монарх вышел из башни, с юга донёсся свист, потом звук негромкого удара. Взлетев на ближайшую стену, король увидел ошибку Сарра. Учёный промахнулся с предположением, что осадные орудия приблизятся. На самом деле баллисты не покатились к дворцу и крепостной стене. Они начали бить с места. Огненные молнии понеслись к посадам. Ветер дул с их стороны. Центральную часть столицы через четверть часа затянуло дымом.
Бессмыслица! Под прикрытием хибар атакующие могли бы идти к подножию холма. Теперь им придётся наступать среди чадящих пепелищ, в открытую.
Мясник из Мульда, не имея сил устроить блокаду и осаду, просто демонстрирует жестокость.
Посмотрим, что из этого выйдет.
Мне снятся эротические сны. Я лежу на нашей огромной кровати в Кирахе и наблюдаю. Мюи раздевается. Медленно и словно не замечая меня. Гладит себя ладошками по упругим грудкам.
Её соски набухают. Она ведь тоже думает обо мне. Возбуждается. Но всё равно делает вид, что не видит мужа.
Изгибается. Поднимает руки вверх, словно на утренней гимнастике. Совершенно нагая. Грудки тоже поднимаются, но я уже опускаю глаза ниже, к треугольнику рыжих волос на лобке. Здесь не бреют интимную зону, я привык. Даже нравиться стало — естественностью.
Практически уже не могу сдерживаться. Готов броситься на Мюи, но она опережает!
Кидается с разбегу. Делает мне больно, ей больно самой, но это такая чушь… Предварительные ласки не нужны. Мы и без того оба настолько накручены, что дополнительного возбуждения не надо, разорвёт обоих. Я развожу ей ноги…
И просыпаюсь. Мой гусар очнулся раньше меня, вытянулся во весь рост, подняв одеяло, и навеял грёзы из разряда «детям до шестнадцати не смотреть».
Мюи в шатре нет. Я один. Разве что Бобик, свидетель наших альковных сцен в Кирахе, похрюкивает во сне. Иногда перебирает лапами, точно бежит. Что ему снится — сучка, готовая спариваться, или украденная с кухни половина окорока, мне не ведомо.
Зато знаю другое. Мне тут не место. Оно с женой. С сыном. С родителями. С хрымами, вполне притерпевшимися к сатрапу-глею. Точно не здесь, в сотнях мер от Кираха, на чужой и совершенно не нужной войне.
В привычные звуки лагеря вплетается скрип. Сначала медленный, словно тянут кота за хвост. Потом — вжик! Не до конца стряхнув мирный сон, через минуту врубаюсь: работают баллисты. Где-то рядом. Сначала натяжение, потом звук «спускаемого курка».
Стоп! До крепостной стены не менее тысячи шагов. Метров восемьсот-девятьсот. Никак не добить отсюда, это же не РСЗО «Град» или хотя бы миномёт. Во что они пуляют?
Натянув только сапоги и шаровары, в одной сорочке сверху, выскакиваю из шатра. С утра пораньше баллисты мечут зажигалки в деревянный пригород. Трущобы бедняков и домишки малость получше, принадлежавшие более зажиточным, покорно пускают дымок. Дальше загудит большой общий костёр. «Освобождение» пришло, если кто не понял.
Надеюсь, это не Хатынь. Мы припёрлись ещё вчера. Даже самые ленивые из недоосвобождённых должны были понять: тикай или трындец. Времени на сборы и побег отводилось около суток.
Должны были успеть все… Наверное.
Ветер отнёс густой дым на Тейфарр. Порой шпили и башни, возвышающиеся за крепостной стеной, исчезали из поля зрения полностью. А потом переменился. Дым повалил к нам. Густой и жирный, с характерным тяжким ароматом горелой плоти. Хотелось надеяться — плоти животных. Но зачем себя обманывать?
Король делал вид, что обо мне забыл. Упивался второй «победой». Знал, что могу подпортить праздник.
А на третий день мы ехали с ним стремя в стремя к крепостным воротам. Дорога пролегала среди остовов домов, рухнувших обугленных брёвен. В богатых некогда домах сиротливо торчали печные трубы. Бедные топились по-чёрному. На многих пепелищах клубился дымок. Ветер подымал облачка золы. К главным воротам прибыли грязные, словно в день присяги. Карух напоминал трубочиста на серо-чёрном кхаре со светлым брюхом, а не монарха на белом.
— Не вздумай встревать! — прошептал он. — Хотел узнать что-то перед атакой, так узнавай, вынюхивай.
Он должен был добавить «на тебя вся надежда», но смолчал. Позвав на переговоры, ни слова не обронил про мои восемьдесят динов. Точнее — не мои. К сожалению.
— Они имеют право стрелять, — ответил я ему. — Коль начался обстрел, то начались и боевые действия. Переговоры до боя.
— Не посмеют. Нас хранит Моуи.
— Их тоже. Видел, сколько храмов?
— Зато вера наша сильнее. С Моуи нам ничего не страшно! Видел? Каросские наёмники Шаррух и Гондарх погибли первыми. Они клятвы не приносили. Только заключили договор. Покровительство Моуи их не защищает.
Жаль, что мелкий не взял с собой подобие капеллана. Тот бы уж наверняка понял, что бог повернулся к Каруху и всей нашей армии пятой точкой.
Безучастные к нашему диалогу кхары несли седоков дальше. Бурёнка переступила через обугленное тело «освобождённого». Похоже, последним усилием вылез из пылающих развалин на дорогу.
Третьим и позади нас погонял кхара Нимирх. Его присутствие вызывало зуд. Понимая, что тот никак не защитит королёныша, я уже несколько раз щупал рукоятку «Макарыча» в борьбе с искушением прострелить августейшую башку. От девяти миллиметров в упор никакой бог не спасёт, тем более — от контрольного выстрела.
Но не вариант. Пришью я поганца на глазах изумлённой публики, глазеющей с высоты крепостной стены, и что? В лагере останутся верховодить его бренты и глеи. Они и командующие, и министры, и вообще элита. У них походная казна, только они способны перекупить наёмников. Анты типа Фируха в подчинённом положении. То есть вместо одного соскочившего с катушек хрыма мы получим стаю таких же зверёнышей, рвущихся на его место… Нет, хватит. Вмешиваюсь в большую политику в первый и в последний раз. Закрою вопрос кардинально.
По крайней мере, верю, что в последний раз вмешиваюсь. Меня Мюи ждёт. С сыном.
Наконец, приблизились к подножию холма. Он — как продолжение стены вниз. Не холм даже, а небольшая гора с плоской вершиной.
Фирух остановил кхара и приложил к губам свёрнутый конусом лист меди. Рупор то есть. Он прокричал, что великий и могучий король Мульда (дальше перечисление титулов, наскучившее бесконечными повторениями мне и Нимирху уже давно) вызывает на переговоры короля Монкурха. Просто короля, без финтифлюшек.
Я посматривал в бинокль. Биб невидимой тенью порхал над стеной. Арбалетчиков более сотни, что не есть гут. Зато никто пока не пытался выцелить меня в лоб, и за то спасибо.
Минут через тридцать, когда мой венценосный спутник уже хорошо начал нервничать, отворилась кованая дверь. Из проёма сбоку от главных ворот поодиночке выехали трое. Теперь ждали и они — пока опустится мост над канавой, окружившей крепость.
Можно было кричать через ров, двадцать шагов всего, но не солидно. Потому короли сверлили друг дружку взглядами и тупо молчали, теряя время.
Наконец, мост коснулся земли. Трое абсолютно рыжих антов, столпов местной монархии, почили нас аудиенцией. Карух начал с обычных претензий, я же почти не слушал, сосредоточившись на своём дроне.
Жаль, что став более мощным и в какой-то степени «толстым», он лишился возможности проникать в души. Отныне — только выпивает их или глушит, стирая память человека, бестелесный гуманист.
Пока разговор из стадии нагревания перетекал в стадию кипения и бурления, я достаточно точно представил себе план Тейфарра. Покружившись внутри стен, верья нашёл и потайной ход. Мой план похода выполнен. Осталось свалить, не получив арбалетный болт.
Но свербело что-то сказать. Хотя бы из чувства противоречия. Наперекор желаниям Каруха. И я ляпнул:
— Король! Вы пробовали нир от Гоша?
Предводитель из стана противника, рыжебородый мужлан со сломанным клыком, разворачивавшийся было, чтоб удалиться во гневе, изумлённо выкатил на меня глаза.
— Пил. И что?
— Я — тот самый глей Гош. Надеюсь, вам понравилось. Скоро увидимся ещё раз, когда вам передадут привет от глея Гоша.
— Что за дерьмо про нир? — злобно спросил Карух, когда мы отъехали на достаточное расстояние от чужих ушей и арбалетов.
— Часть моего плана. Я убедился — сработает. Осталась мелочь — восемьдесят динов. И гарантия, что получу справедливую долю в добыче, — он ничего не ответил, и я продолжил: — В город ведут ещё три дороги — на восток, на северо-запад и через реку, откуда берётся вода для крепостного рва. Мы заняли только одну дорогу. Можем ещё одну, всё. В осаду город не возьмём. Мост на северо-восток каменный, с парой башенок с каждой стороны. Обойти его, переправившись через реку, сложно. Так что остаётся только штурм в лоб. До последнего кароссца или солдата из Мульда. Либо мой вариант, неспешный, но верный.
Он молчал всю дорогу. На «базе» поманил в свой шатёр и там отсыпал восемь десятков серебряных кружочков. Собственными дрожащими от жадности руками.
— Но если обманешь, глей…
— Если штурм сорвётся, я всего лишь получил причитающееся за предыдущий. Хорошего дня, повелитель.
Тем более он может стать последним для одного из нас.
А пока — ждём ночи.