Что больше всего изменилось — вырос сын.
Может, когда уезжал, у меня ещё не проснулся до конца отцовский инстинкт. Моиса воспринимал как продолжение любимой жены, как часть семьи… Орущий розовый комок с ранними рыжими волосёнками вызывал умиление, но не более. Хотя, конечно, за него порвал бы любого на британский флаг.
Когда плакал и отвлекал от семейных радостей, я раздражался. Мюи без единой претензии вскакивала с постели и неслась к нему бегом.
Здесь даже знатные дамы долго сами нянчатся с детьми. Не то, что в России. Откесарили, перетянула грудь, чтоб не отвисла от молока, и вперёд — к няньке. Потом воспитатели-гувернёры. Зарплата у них чуть ли не сто пятьдесят тысяч в месяц (так говорят). Продвинутый детсад, он ещё дороже, за ним продвинутая школа для российских глеев и прочих министров областного правительства. Затем иностранный университет. Сорбонна, например. МГИМО уже не котируется.
Моиса воспитаем и вырастим сами. А также его братьев и сестричек. Их нет, но будут, будут…
А он хорош. Едва полгодика минуло, уже вылезли молочные клыки. Большие, в ротик не помещаются. Сидит в кроватке ровно и глядит сурово. Бескомпромиссно так.
Мама нянчится с ним. Не хочет с рук выпускать. Им с Мюи впору делить часы с Моисом, как лет пятьдесят назад делили время работы на старых огромных компьютерах. Персональных ещё не было.
Одно только огорчает ма: лучше бы клыки поменьше. Но — никак. Внешне он в Мюи. А силой пусть будет в папку, жмущего на груди задний мост от «шишиги». Умом… Пусть умом тоже в папку, но не задним, как у меня часто случается.
Ночью вскочил весь в поту. Приснилось — я снова там, где внезапно ударили анты. В моё неподготовленное войско.
Столько раз корил себя, что не оставил дозоры раньше — в десятке мер от нашего лагеря. Что место его выбрал без учета возможности нападения. Думал — всё кончилось? Что дало мне основание так считать?
Лучшее лекарство от самокопания — объятия жены. Сначала страстные. Потом очень страстные. Когда я прошёл пешком через замковые ворота, она увидела меня из окна… Хорошего стеклянного окна, должен заметить! Сбежала вниз, едва не свалившись в спешке и не сбив меня с ног, едва не… Какая разница, что не произошло! Тогда важно было — здесь и сейчас, почувствовать её губы своими губами, царапки от серебряных клычков, рыжие кудри на своём лице…
Я едва не задохнулся от счастья.
Только после этого она потащила меня скорее в спальню. Но не на ложе, а увидеть сына, которого колыхала ма. В голове это отложилось сумбурно, калейдоскопом.
Вместо благодарности, что загодя прислал Нирага с письмом, получил кучу упрёков, что не писал чаще (будто в Кирахе есть e-mail), что не приехал раньше… И был тут же прощён, раз всё же приехал — целый и невредимый. Только оголодавший.
Потом был папа, желавший утащить меня на стеклозаводик и взахлёб рассказать, как много ему удалось, пока я прохлаждался и развлекался. Его оттёрли и зашикали обе женщины. Спасибо, что не отхлестали какашной пелёнкой.
Выдержав бурю радости, честно — очень приятную, был подвергнут пыткой едой. Специально никто не готовил, я же не прислал эсемеску, что еду, зато количество… За полгода отъелся.
— Где же Бобик? — спросил отец, вращая обглоданной свиной костью, традиционным собачьим трофеем на один зуб.
— У Нимирха. Стережёт Бурёнку и остальных из Кираха.
На секунду все замолчали.
— Значит, ты скоро отправишься за ними? — первой рискнула спросить ма.
Именно это она должна была сказать, хоть режь. Нет бы промолчать и не портить вечер вместе. Её прямота порой бесит.
— Завтра. Отмечусь во дворце, собираю людей — и домой. Через портал Веруна они не пройдут. Тем более кхары и собака.
— То есть тебя не будет… столько дней? — всхлипнула Мюи.
— Зато потом никуда не собираюсь. Велосипед не поломала?
Её личико перекосила гримаса. Ещё бы, думает не о жене и сыне, а о велике!
— У него колёса сдуты!
Потом поняла, что шучу, заулыбалась.
Хорошо быть там, где тебя понимают.
Утром владеть моим вниманием пришла очередь папы и Саи. Начал со столпа экономики Кираха — самогоноварения. Здесь мои потрудились на славу — я бы сам так не смог.
Во-первых, дрожжи. Их много. И рожь собрана хорошо, и пшеница. С дрожжами выход нира увеличится в сколько-то раз…
— Полагаю, что не менее чем вдвое, — прикинула Сая. — Я ещё не считала выход на больших объёмах. Созревание браги намного быстрее. Яблочный сидр бродит на загляденье. Ничего не скисло, как в прошлый год.
В этот момент я чувствовал себя гениальным менеджером. Свалил на пять месяцев на войнушку — без меня правильно назначенные люди справились на отлично.
Во-вторых, в ход пошла сладкая свекольная патока, заменяющая сахар. Очень дешёвая, простая и чертовски эффективная вещь. Сладкие женские ликёры и настойки теперь делать куда проще, чем раньше, когда был ограничен мёдом.
Отец тоже не подкачал. Выполнив один королевский заказ, получил десятки, несмотря на военную пору. Оконное стекло стало прозрачным, как в том мире. С бутылками тоже неплохо. Научился делать их один в один каждого вида. Ровные, сужающиеся кверху, пузатые… И купцы начали брать бутилированный нир всё охотнее. Тысяче бутылок в одной партии можно не удивляться.
— Пап? А что с зеркалами? — спросил я, рассматривая новую бутылку, четырёхгранную, как от молдавского коньяка «Квинт». Понимал, что наглею. Всё равно, что если бы папа смастерил в средневековых условиях действующий автомобиль, а я бы доколупался: ну а «Мерседес» — слабо?
— Проблема в амальгаме, — признался он. — Конечно, могу сделать зеркало на стекле, куда лучшем, чем в вашей с Мюи спальне. Но вот отражающий слой…
— Понятно. Пробуй, — я стряхнул с себя маску строгого инспектирующего начальника и обнял его за плечи. — Ты всё очень здорово делаешь, па! Превзошёл мои ожидания. Честно! Я тобой горжусь.
Стоило вернуться домой хотя бы ради того, чтоб увидеть, как он расцвёл. Годами корпел в гараже, огребая только упрёки ма и подколки соседей. Творческой личности одобрение нужно как воздух!
Наконец, получил от мамы подробный финотчёт. Хоть налоги уплачены вперёд оконной сделкой, баланс таков, что могли бы оплатить их живым серебром дважды. При том, что основной капитал не лежит без дела. Дины вложены в рожь, пшеницу, уголь, свеклу, железо, дрожжи, мёд. Серебрушки, полученные от Каруха за долю в грабеже, погоды не сделали. А ещё в бренстве Нимирха пасутся девять десятков голов каросских кхаров, тоже очень не мелкая ценность.
Что-то я упустил в этом списке ништяков… Точно — мёд.
— Мама! Когда липы цвели, ульи ставили?
— Странная прихоть, сын. Но раз ты просил…
Конечно — просил. Сто пятьсот раз. И столько же раз объяснял — надо ради божественной пиявки. Но — «прихоть». У мамы на всё своё видение. Это не лечится.
Короче, дело к ночи. Вторые уже сутки начались, думал идти к роще Веруна на телепорт, чтоб спозаранку скакать в королевский дворец.
Но не факт, что именно завтра с утра там произойдёт что-то важное. Подковёрные игры длятся неделями и месяцами. Короче. Я взял смартфон, заряженный от яблок, и пошёл к специально вырытому сухому колодцу, укрытому крышей от дождя, с лестницей внутри. В правой — телефон, включённый фонариком. В левой — баночка с подношением.
Божественное явление случилось минут через двадцать. Не сомневаюсь, у Подгруна нечто вроде подземного нюха. Во всяком случае, липовый мёд он чует, где бы ни находился.
Присосался к банке как Леонид Ильич к губам Ясира Арафата в старой советской кинохронике. Чмокнул зубастыми лепестками-челюстями и прошёлся ещё — вдруг капелька осталась.
Надо его с мамой познакомить. Она очень любит, когда её угощение вылизывают до крошки. Правда, увидев худобу подземного бога, прописала бы ему свою диету и была бы неумолима: ешь! Хрен бы отмазался.
— Давно не приходил, — заметил Подгрун. Не наехал, а так — обратил внимание.
— Мой король призвал меня на войну. Далеко.
— И что?
— Я убил короля. Сначала своего. Потом вражеского. Вот война и кончилась.
Даже для червя это было слишком.
— Никогда не понимал вас, людей. Если бы вы, разрубленные пополам, превращались в двух молодых и росли, войны шли бы на пользу.
— Мы — не дождевые черви. Размножаемся в трудных родах, убиваем друг дружку безвозвратно. А потом сами себе не можем объяснить — зачем. Слушай! А ты клады поможешь найти?
— Клады?
— Да. Тайные места, где другие люди спрятали серебро или что-то другое ценное.
— Мёд ещё есть?
— Достану! — не стал уточнять, что мог принести раз в десять больше. Нефиг баловать.
— Придёшь в следующий раз с мёдом, покажу тебе клад.
Он ввинтился в земляную стену, ставшую однородной в свете телефонного фонарика. А стена в двух локтях от этого места начала мерцать с едва заметным синим отливом.
— Биб! Ты у меня главный эксперт по чертовщине. Что за хрень?
— Сейчас… Переход, хозяин.
— В какой мир?
Дожился… Иномировые порталы уже не удивляют. Интересуют только — удобны ли они мне.
— Сейчас проникну и осмотрюсь.
— Эй! Стой. Если схлопнется, я — тут, ты — там, погибнешь?
— Он похож на стихийный. Побочный от волшбы Подгруна. Такие не закрываются в секунду. Но и существуют не слишком долго. Не так, как проход Веруна в твою деревню.
— Ну… дерзай.
Его зрением я увидел такой же сухой колодец. Скорее даже яму. Из стенок торчат корни растений. Выбраться наверх — не проблема. Но надо ли?
— Это твой мир, хозяин.
Что-то внутри меня подпрыгнуло. Или ёкнуло, как хотите. Пусть старался мысленно отрезать себя от Дымков, от Брянщины, от России… Получилось загнать это вглубь. Отсечь напрочь не получится никогда. Как пел Буйнов, все балдеют от заграницы, а я, тупица, скучаю по Москве. Или по Дымкам. Глядя из Мульда — это практически одно и то же.
Протиснулся через дыру. Она уже сверкала синим.
Дьявол! Холодно. На юге Мульда тёплая осень, здесь весенние заморозки или около того. Если Подгрун взмахом хвоста проломил дорогу куда-нибудь в Канаду, пользы для меня — ноль.
Вцепился в корни и довольно быстро выбрался наверх. Оказался среди давно заброшенной стройки среди леса. Судя по небрежности и беспорядочности, а также брошенной пустой бутылке водки «Архангельской», ни разу не Канада.
Я — в сапогах, шароварах и лёгкой суконной куртке. Бородат и довольно заросший. Нормальный глей по меркам Гхарга и сравнительно опрятный бомж по меркам России.
Достал телефон. «Поиск сети». Срочно выдернул симку. У меня тариф без абонплаты, пара тысяч была на счету, когда забирал родителей. Вот и не хочется, чтобы у кого-то заинтересованного появилось сообщение «Абонент Георгий Михайлович снова в сети».
Теперь навигатор. Подключение к спутникам. И почему-то не удивился, что синяя точка моего нахождения оказалась в лесу, всего в паре километров от Дымков.
Брянская аномалия, Зона Силы, не знаю… Почва для фантазий уфологов.
— Биб, сколько у меня времени до закрытия перехода?
— Минимум восемь часов. До двенадцати. Не больше.
Так. Визит в рощу Веруна откладывается на полсуток. Не критично.
Иду домой в Дымки, и будь что будет. Даже, по Буйнову, «и дырка в голове».
Под ногами хрустел снег. Переживший оттепель и снова замёрзший. Слежавшийся.
Кинулся бегом, пока не стемнело окончательно. Согрелся. Одновременно напряжённо думал.
Поход не подготовлен никак. В кобуре под курткой товарищ «Макаров» с шестью патронами в магазине. Последние полтора года приучили: без оружия ты голый. Размахивая мечом, способен, в лучшем случае, отсечь себе что-то выпирающее. Или заколоть упокоенного Бибом. Да и хорош был бы, явившись на встречу к бандюганам с метровой средневековой кочергой!
Но шесть патронов — это только снять одного-двух и застрелиться самому.
Тем не менее, бегу. Желание увидеть дом деда и выполнить некоторые пожелания отца оказались сильнее благоразумия.
С собой кошель. Серебра достаточно для путешествия остатков отряда от столицы до Кираха, есть и мелкие золотые дуки. В райцентр смотаться не успею, поменять золото на рубли и затарится. В УАЗике аккумулятор сел наверняка… Это если уроды не спалили хату и сарай, со злости и в отместку.
Ничего конкретно не решив, я добежал до опушки. Ветки расступились, над головой — чистое небо. Внутри дзинькнула какая-то струна, когда показалась луна. Ощущение дома усилилось… А впереди, в полумраке, нарисовались Дымки. И дедов дом стоит целёхонький. В окнах темно и нет дыма из трубы. Нежилой.
Добежав, затаился у забора. Теперь осторожно. Отправил Биба.
Сначала сарай и гараж. Распахнута железная дверь, прикрывавшая портал Веруна.
Памятуя гранату на растяжке, заставил Биба просканировать всё очень тщательно. Был вознаграждён.
Два датчика движения, провода идут к какому-то устройству. Зуб даю — передатчику. И видеокамера, обращённая к бывшему переходу.
— Биб! Когда ты становишься видимым для посторонних, ты… уплотняешься?
— Не знаю, хозяин. Но в таком состоянии через стену не пройду.
Занятно. Но попробуем.
— Видишь те штуки? На которых мигают слабые красные огоньки, светодиодами называемые?
— Да, хозяин.
— Это исскуственные глаза. Лети к стене, где был переход, стань видимым и плыви к входной двери.
Получились. Алярм! Светодиоды заморгали часто-часто.
Я бросился на землю. Если датчики движения соединены со взрывным устройством…
Пронесло. Только в сарае вспыхнул неяркий свет. Наверно, для видеокамеры. Она сфотает стену на месте прохода и передаст куда-то. А я иду в дом.
Ключей с собой нет. Но входная дверь не заперта. Нырнувший внутрь Биб видит то же самое — камеру и датчики движения. Могли не минировать сарай, а только дом… Вряд ли. Зашёл бы участковый, сосед, кто-то из сельсовета — взрыв? Бандиты — не сентиментальные люди, но лишние трупы, огласка, к тому же без малейшей пользы, им не нужны.
Набрав полные лёгкие воздуха, как перед прыжком в воду, я распахнул дверь настежь и нащупал выключатель. Улыбнулся видеокамере и с удовольствием засадил по ней прихваченным булыжником.
Внутри следы тщательного обыска, но аккуратного, не гестаповского. С большего оставленные вещи все на своих местах. В том числе тёплая куртка-аляска.
Отопительный котёл не включал, просто взял дрова, лежавшие тут с 2019 года, кинул в печку, ещё дедом сложенную, и распалил. Потянуло теплом.
Уплывали драгоценные минуты. Где-то кто-то не очень хорошо ко мне расположенный получил сигнал: Гоша в Дымках. Срочно собирается гоп-команда. Откуда они будут ехать? Из Брянска? Вдруг у них база ближе или дальше… Не знаю.
А я медлил. Присел около дедовой печки, протянув руки к огню. И закрыл глаза.
«Гошка, сорванец, ты куда? Неужто не завтракал?»
«Гошка, подсоби коня подковать».
«Чего до ночи бадялся? Небось — в Прохорово на танцульки ходил?»
Голос деда прозвучал столь явственно, что, казалось, стоит поднять веки, он будет стоять рядом, подбоченясь. Глянет сердито, мол, что прохлаждаешься, время дорого. Потом сквозь тучу пробьётся улыбка, пробежится по морщинкам старческих щёк, от щетинистой бороды до косматых бровей.
Дед, пережив войну, всегда был таким. С виду суровым, а внутри добрым. Именно эта доброта помогла пережить всё ему выпавшее. Жаль, что я не такой, бью, когда мой враг ещё только замахивается.
Вставил симку. Нашёл ноут. Винда начала грузиться сразу, но интернета нет — просрочена оплата. Я включил мобильный интернет на телефоне и раздачу через вай-фай.
Так. Что могло бы заинтересовать папу?
Флоатинг-технология изготовления стекла.
Изготовление зеркал путём серебрения стекла.
История получения химических веществ в средние века. Мочевина, азотная кислота, серная кислота, поташ… Чёрт, почему так плохо учил химию в средней школе?
Скачал пачку учебников. Кучу статей про «очумелые ручки», по изготовлению стеклянной всячины в домашних условиях.
На русском закончились. Погнал англоязычное по поисковым запросам «гласс» и «текнолоджи». Мама английский знает — переведёт отцу.
Да, и для мамы. Лекарственные растения. Народная медицина. Здоровое питание. Всё, что поможет лекарю в средневековых условиях.
Деньги на телефоне таяли по мере закачки гигабайтов в ноутбук. Он заряжался, но аккумулятор слабый, старый. Сдохнет быстро. Узнал, что буку нужно питание девятнадцать вольт и нехилый ток — не менее двух ампер. Отцу понадобится приличная яблочная электростанция.
Скачал ещё пяток файлов об изготовлении электрических батарей, что называется, на коленках.
Увлекательное занятие прервал входящий телефонный звонок. Время — заполночь. Кому не спится?
— Георгий Михайлович? — голос незнакомый, номер не определился.
— На связи. Кто это?
— Меня зовут Михаил Сергеевич. Знаю, что вы в Дымках.
— ФСБ? Росгвардия? МОССАД?
— Не важно. Круче. Но это пока не имеет значения. У нас есть к вам очень выгодное предложение с гарантией полной безопасности для вас и ваших близких. Даже для вашей американской сестры. Она у нас под наблюдением.
— Какое предложение?
— О цивилизованном сотрудничестве. Обнулении любых взаимных претензий в связи с более ранними событиями. Гарантиях, в первую очередь — для вас.
— Слушаю.
— По телефону это обсуждать затруднительно. Тем более по открытой связи. Мои люди выехали. Приедут через час сорок… нет, уже через полтора часа. Буду весьма признателен, если спокойно их выслушаете. Если не договоритесь, продолжим контакты в ваш следующий приход. До свиданья.
Мягко стелет, но одновременно шантажирует американской сестрой… Что там у них? В её штате ещё только вечер.
Давлю на голосовой вызов по мессенджеру. Она в сети. Долго не отвечает.
— Факинг щит… Ху из ит?[14]
Голос пьяный. Английский с брянским выговором, даже я чувствую. Настоящие американцы говорят, будто одновременно гамбургер жуют. Потому смазывают, проглатывают звуки.
Она даже не удосужилась посмотреть, кто вызывает. Или удалила меня из контактов мессенджера.
— Это я, Гоша! Твой брат! Из России!
— Брат? Из факинг Раша? А… Гоша… Который годами не вспоминал обо мне? Фак ю! Понял? У меня рак, с-сука! Я — труп! И не звони мне.
Вот что Америка порой делает с людьми, ранее нормальными — дырку в мозгах.
Жалко дуру. Но вытащить в Россию и перенести в Мульд, когда единственный известный мне портал схлопнется через считанные часы… Не реально. Правда — жаль. Маме не скажу. Пусть надеется, что дочь поймала за хвост Великую Американскую Мечту.
Проехали. Теперь думаем спокойно. Если «Михаил Сергеевич», имя вряд ли настоящее, обещал мне полтора часа, то в реале наверняка осталось гораздо меньше. Приедут раньше, окружат дом. Отрежут путь к отступлению — к сараю. Мне туда не надо, но бежать к лесу через чисто поле не удастся. Получу пулю в задницу, чтоб меньше резвился, отловят, допросят. Потом и в башку.
Действуем быстро.
Набросил клеммы на аккумулятор УАЗа. Едва хватило, чтоб провернулся коленвал. Но схватился, зараза!
Не прогревая, вылетел на улицу. Включил второй мост и через поле, через снег, через пахоту — к лесной стежке, ведущей на переход. Сложил у опушки ноутбук и всякие мелочи, прихваченные из дома.
Снова завёл машину. Подогнал к дому, оставил снаружи у забора, не выключая фары и не глуша движок.
Если бы больше времени… То всё равно не выгреб бы больше. Не под ноль. Что-то говорит внутри: сюда ещё вернусь. Кирах — мой дом. И Дымки — мой дом. Пусть и оставленный. А Россия — Родина. И я живу не здесь не только потому, что здесь я только самогонщик и автослесарь, а там навроде графа. С удовольствием жил бы на два мира. Но меня вынуждают к бегству всякие типы вроде Артура или Михаила Сергеевича.
Сейчас, имея небольшую фору во времени, хочу посмотреть, что ты собой представляешь, Михаил Сергеевич. Ты же не Горбачёв?