Приятная неожиданность: скачивая книги по укреплению здоровья без лекарств, я прихватил мышкой парочку и о здоровой пище. Были там и рецепты горных народов Кавказа. Понятное дело, кавказское долголетие невозможно без правильного питания. И мама решила новогодний стол сделать с армянскими традиционными блюдами.
Как примерный сын, я в последний день ноября нацепил фартук и несколько часов провёл на кухне, мелко стругая мясо для толмы и кюфты, куски побольше — для хазани. Под ногами крутился Бобик, ма выгоняла его раз двадцать. Он покорно уходил, чтоб через минуту снова ткнуться носом мне в бедро в надежде получить кусочек мяса. Иногда надежды оправдывались.
Чтобы занять голову, пока она свободна, а работают одни руки, принялся соображать, как сделать мясорубку. Естественно, с ручным приводом наподобие «кривого стартера». Моё поколение, пользующееся электрическими, о таких забыло. А у меня одна в Дымках осталась. От деда. Надо было её прихватить в последний визит… Но я настолько пропитался адреналином после стрельбы, всё же один против шести, что многое, как обычно, упустил.
Вспомним устройство в подробностях… Корпус наверняка литой. Его выкует Пахол, без проблем. Соединит из нескольких частей. Самое сложное, наверно, шнек и полость для него. Заготовка шнека должна быть строго цилиндрической. Спираль можно нарезать вручную, особая точность в шаге витков не обязательна. Нож… Он очень точно прилегает к кружку с отверстиями. Возможно, я не вполне воспроизведу на чертеже все детали, не знаю даже правильного их наименования. Но что-то мне говорит: Пахол справится. Возможно, затратит неделю или больше, испортит два-три либа мяса. Овчинка выделки стоит.
В серийное производство ради продажи не запущу. Даже если оборудовать литейку. Ловко орудующий ножом кухонный хрым куда дешевле для любого помещика, чиновника или купца, чем приобретение такого приспособления: меньше чем в дин оно мне не обойдётся.
Больше стараюсь для ма. Уверен, на мясорубке она сама будет крутить котлетки для внука, никого не подпустит. Пусть сама контролирует Пахола и указывает на недостатки.
Из кухни меня вытащило известие о прибытии Фираха. Он — наш почётный гость у новогоднего стола. Ещё не женат, отец увёз всю семью в столицу, оставив старшего сына осваиваться в новом качестве. В одиночестве. А что осваиваться? Имения он знает превосходно. Дела налажены. Налоги приготовлены и ждут. Маерр сказал: с налогами никаких послаблений не будет. Королевская казна — отныне его казна. Но парню скучно. Поэтому не удивлён, что он принял приглашение.
Скинув фартук, я сбежал вниз.
— Привет, титулованный. Сразу перекусить? Или посмотришь, как я хозяйствую, пока солнце не село?
Мама меня бы убила за такие слова. Не накормить гостя с дороги — грех хуже содомского.
— Давай прокатимся. Столько наслышан…
— Сначала пешком, тут близко. Потом тебе дадут свежего кхара. Тогда поедем. Но недалеко. Всё осмотреть — и целого дня мало.
— Ты так развернулся за неполных два года?
— Да. В декабре всего второй раз налог плачу. Точнее — не плачу.
Мы как раз приблизились к первой стеклодувной мастерской. Мини-завод по оконному стеклу папа перенёс подальше, он в мою программу не входил.
Фирух остановился как вкопанный.
— Что значит — не платишь?
— Отработал наперёд. В счёт будущих налогов остеклил малый королевский кабинет во дворце. Теперь это кабинет твоего отца.
— Ему не понравится…
— Стекло?
— Неуплата денег. Финансы королевства после войны не особо хороши.
— Тут уж не ко мне. Твой папа признал все обязательства предыдущего монарха. Сделка в силе. Может даже я чуть переплатил. Приедет фискал — покажу ему бумаги с королевской печатью. Но ты обращайся. Застеклю и тебе. Со скидкой по дружбе.
Он отмёрз и соизволил войти в мастерскую, тут же подавшись назад от жара. Мастера дорабатывали последнюю смену. Печки дышали огнём как обычно, когда трудно дышать.
— А оконное стекло?
— В другом месте. И там не столь интересно.
Я показал ему выдувание бутылок и других сосудов. Когда мастер крутит раскалённый блестящий пузырь на конце длинной трубки, это действительно необычное зрелище.
Потом отправились на стройку, однажды замороженную. Теперь отчётливо проступили стены первого этажа.
— Каменный замок… Мы пока не могли позволить себе такого.
— Какие твои годы, позволишь ещё. Кроме того, старый и новый замки будут обнесены общей каменной стеной. Вдруг обиженный Айюрр вздумает привести целое войско, чтоб штурмовать Кирах.
— Ты был безрассуден, выступив против него.
Я положил руку парню на плечо.
— Безрассудство — пустить Айюрра в короли. Я не жду от твоего отца особой благодарности. Пусть он будет хорошим и справедливым монархом вроде Караха. Я верю в него и в тебя. Вы — люди чести. Хватит о деле, покажу тебе самое вкусное — перегонку нира.
Но его было сложно перевести на другую волну. Упрямец! Он мне заявил:
— Но ты обманул Айюрра и его сына.
— Не спорю. Малой ложью предотвратил большую: незаконные выборы короля. Очевидно, что западные по-честному не собрали бы больше половины. Выборы тянулись бы бесконечно.
— А если бы не получилось?
— Тогда уговаривал бы твоего отца заключить временный союз с Пиррахом, пообещав восточному… Например, пост канцлера. Вдвоём бы они собрали больше голосов, чем Айюрр один.
— Эти вещи плохо укладываются в голове. Гош! Откуда тебе столько известно про выборы? В своём королевстве, откуда прибыл, ты служил законником у местного короля или маркглея?
Он не понял сначала, отчего я смеюсь.
— Здесь выборы раз лет в двести. Когда умирает король, не оставив наследника. В моём родном, скажем так, королевстве, выборы случаются очень часто. И в соседних — тоже. В большом заокеанском однажды властителем стал тот, кто набрал не больше, а меньше голосов. Потом вообще хохма произошла, проигрывавший претендент собрал голоса, присланные избирателями в письменном виде. И его объявили королём на следующие четыре года!
— Ты опять обманываешь! Говоришь невозможные вещи.
— Как раз сейчас говорю абсолютную правду. Зачем мне врать? Каждый на моей Родине знает о выборах и об избирательных махинациях раз в сто больше, чем любой из вас. Я не был законником. Наоборот — самогонщиком, у нас это не вполне законно. В Мульде себя чувствую лучше. В целом люди здесь правильные. Как ты. Карух и Айюрр — скорее неприятное исключение. Проходи!
Я отворил дверь нового цеха — разливочного. Сая, уперев руки в бока, жёстко отчитывала хрымов, что-то напутавших в размещении готовой продукции. При виде нас расплылась улыбкой на некрасивом, но по-своему обаятельном лице.
— Рада вас видеть, господа глей и маркглей.
Заметно было, что Фирах ещё не привык к обращению по титулу.
— Привет, Сая. А сделай пробу новинок для нас.
— Будет исполнено.
Новоявленный маркиз не знал, что такое дегустация. Не оценивал аромат. Просто опрокидывал поднесённые Саей крохотные стаканчики. Я комментировал:
— Ржаной нир. Пшеничный нир. Медовая настойка. Яблочный нир — кальвадос. Сладкая настойка с ореховым вкусом. Сливовица. На бруснике.
После седьмого стаканчика Фирах попросил закуски.
— Закусывать в замке будем. При снятии пробы ничего нельзя есть. Искажается вкус. Хочешь — запей водой.
Он хлебнул воды.
— Здорово! Жаль, что на войну ты брал только ржаной.
— Война — не пикник, дружище. Вкусности пьём дома, в мире и спокойствии.
Гость снял ещё десяток проб, отчего малость окосел.
Мы вышли под прохладное темнеющее небо ноября. Под этим небом слышался тихий монотонный звук ж-ж-ж, доносящийся от лесопилки. Она — с приводом от колеса, вращаемого рекой. Хайтек Средневековья.
— Фирух! Сегодня никуда далеко не поедем. Но вот одно место стоит посетить. С кхара не свалишься?
— Оби-ижаешь…
Он икнул.
В замке я отправил лакея на кухню — стащить побольше печева и сладостей. Он вернулся с красным ухом: мама застукала и приняла меры, не спросив, для кого харчи. Я отобрал у него корзинку и оттолкнул руку Фируха, норовившего уцепить кусок армянской пахлавы.
— Не тебе. Увидишь кому — поймёшь.
Я пустил Бурёнку тихим шагом, чтоб Фирух невзначай не свалился, пытаясь догнать. До рощи Веруна меньше двадцати минут пешком. Правда, за проведённое на воздухе время мой спутник несколько протрезвел. Уверенно слез с седла шагах в пятидесяти от первых деревьев. И едва не выпал в осадок, увидев бога воочию.
Верун, появившийся как чёртик из табакерки, моментально принялся нудеть:
— Что, я должен прибегать по первому зову? Будто дел у меня других нет.
— Как же я мог не принести тебе угощение в предпразничную ночь? Смотри! Это слоёный пирог с мёдом и орехами, называется — армянская пахлава. Вот булочки с вареньем. Печеньки. Или я зря пришёл?
— Давай. Кто это с тобой?
— Знакомься, мой сосед и хороший товарищ — Фирух. И ты знакомься, маркглей. Перед тобой Верун, бог рощи. Мой покровитель.
Даже в сумерках было видно, как побледнело чуть пьяное лицо Фируха.
— Тот, чьи верьи выпивают души?!
— Именно. А ещё вызывает дождь в засуху или разгоняет тучи. Может исцелить почти любую болезнь — что у анта, что у хрыма. Сын мой только благодаря Веруну выжил, у Мюи тяжело протекала беременность. Он — очень полезный и добрый бог, надо только не обижать его самого и его рощу, вовремя приносить угощение.
— Ты не вовремя носил! — снова взялся за своё дедок.
— Уезжал — не по своей воле.
— Ладно…
Верун присвоил корзинку. У него, наверно, их целый склад. Развернул тряпицу с пахлавой, впился зубами.
— Хочешь, Фирух, и на твоих землях рощу посадим. Будет тебе и погода с урожайностью, и другие поблажки. Только следи, чтоб крестьяне в неё скот не загнали. Верьи тогда беспощадны.
Он не ответил и только со страхом ждал, пока церемонно раскланяюсь с дедом.
— Теперь понимаю, как умер Карух, — поделился на обратном пути. — Ты вызвал Веруна, тот запустил верью?
— Почти. В целом ты прав.
Он отпрыгнул шага на три.
— Ты и сейчас можешь натравить верью, чтоб высосал мою душу? Почему я не взял охрану…
— Запросто. Если отбежишь ещё на сотню шагов — верья всё равно найдёт. Вопрос в другом. Ты — хороший. Зачем мне тебя мочить?
— Но можешь ведь?!
— А тебе ничего не стоит заколоть меня кинжалом. Но ты же не пытаешься меня зарезать? Или достану свою карманную баллисту, перестреляю из неё твою охрану, если бы ты взял с собой, потом и тебя. Согласись — мы ведь не стараемся использовать каждый удобный момент, чтобы убивать.
— Сейчас ты называешь меня соседом и другом. Но если переменишь отношение?
Мы вернулись к привязанным кхарам. Я взялся за повод Бурёнки.
— То перестану приглашать тебя в Кирах. Не более того. Но если ты нападешь, будешь угрожать мне и моей семье… Тогда — не обессудь.
Он что-то переваривал в голове, пока ехали в замок.
— Если ты нападёшь на мой дом, то я тоже в долгу не останусь. Вроде всё правильно. Но мне, тем не менее, не по себе, насколько ты силён.
— Я гораздо слабее, чем Айюрр, если приведёт сюда целую армию. Поэтому мне нужна поддержка соседа. Сам понимаешь, я всегда приду на выручку. Могу рассчитывать на тебя?
— Да… — нерешительно ответил он.
Я ещё раз похлопал его рукой по плечу. Той самой рукой, в которой живёт верья. Хорошо, что он пока не знает.
— Люди связаны между собой, Фирух. Знаешь же, я мог ещё во дворце убить Айюрра и его сына. Но, во-первых, они мне не сделали ничего плохого.
— Могут сделать.
— Вот тогда и отвечу, но не ранее. Потому что если потороплюсь, это — во-вторых, устранив их, я сделаю своими врагами кучу их родни — глеев и брентов. Так недолго превратиться в изгоя. Гош против всех — не для меня. Я хочу спокойно продавать людям жидкую радость в бутылках и солнечный свет в дом благодаря прозрачным стёклам. Чтобы меня не трогали и не звали на идиотскую захватническую войну, развязанную исключительно из жадности. Мир и нир — вот мой девиз.
Мы въехали в ворота замка. Здесь не принято смотреть телевизор, слушать президента и считать вместе со всеми удары часов на башне. Всё равно — праздник. Коридоры украшены яркими лентами. Всюду шляются мужички и бабы — селяне и работники моих заводиков. В ночь пришествия Моуи падает граница между титулованным и простолюдином, антами и хрымами. Мы все — дети божьи, как бы того бога не звали. И ждём его благословения на следующий год.
Прибыли Клай и Настя. Моя бывшая возлюбленная, а теперь вроде как тёща, хоть и не мама жены, похорошела. Вжилась, освоилась, нашла прелести в жизни без айфона и соцсетей. Верун, не считающий нужным хранить врачебные тайны, поведал, что у них будут рождаться только девочки. Он гарантирует. Настя к нему приходила — с задержкой. Одна девочка уже готовится к приходу в этот мир — в следующем году. Клай надеется на сына, тщетно. Значит, его брентство отойдёт внуку Моису.
Столь дальнобойные рассуждения не омрачили наше застолье.
Ма была в ударе. Проводы старого и встреча следующего года стали её кулинарным бенефисом.
Толма, кюфта и шашлык хазани, который, думаю, одни только хитрые армяне придумали готовить не на шампуре, а в кастрюле, плюс пахлава, это известные мне приготовления, она дополнила ещё полудюжиной. Гарнир в виде очень вкусной каши, несколько видов овощей и масса разнообразной выпечки…
Фирух, не обученный куртуазной манере отщипнуть по чуть-чуть с каждого блюда, поначалу позволил положить себе полные порции. Через полчаса уже изнемогал.
Через силу спросил:
— Вы каждый вечер так ужинаете?
Грянул смех. Я объяснил:
— Не так разнообразно, праздник всё же. Но так же вкусно. Мама моя — гений!
Особенно с учётом того, что не имела и половины приправ, свойственных армянской кухне. Заменила местными. Возможно, шеф-повар какого-нибудь ресторана «Арарат» крутил бы длинным кавказским носом. Мол: не то, не то. А я уписывал за обе щёки, накладывал Мюи и Клаю, не дожидаясь лакеев. Тесть аккуратно ухаживал за молодой супругой.
Правда, без мелких шпилек не обошлось.
Мюи обнаружила, что балахонистое платье с высоким поясом и огромными пузырями на плечах, не знаю, как их правильно обозвать, Настя облагородила элементами современности из XXI века. Всякие строчки-выточки и прочая хрень, здорово изменившая силуэт и подчеркнувшая женственность.
— Почему ты не помог мне сделать такое платье?
— Но, любимая, я в этом не разбираюсь. Для меня женское платье — это четыре дырки, для ног, рук и головы, как-то соединённые тканью.
Она надулась.
— Ты во всём разбираешься! Вон какие заводы у нас — нирогонный, стекольный, дрожжевой. Мастерская Пахола, говорят, лучшая в Мульде. Лесопилка. Просто не хочешь, чтоб я выглядела хорошо.
Ничего себе заявка! Но я не хотел портить праздник.
— Дорогая! А почему тебе не спросить мою маму? Там, дома, она прекрасно шила.
— Спрашивала, — вздохнула моя благоверная. — Та ответила, что мода Мульда гораздо больше соответствует нравственному началу, чем распутство вашего прежнего мира. Там девушки носили подол, едва прикрывавший развилку, и показывали голый пупок!
— Зачем крайности? Впрочем, ма не переделаешь. Хочешь совет? Обратись к Насте, — увидев протестующую гримасу, я надавил сильнее: — Мы породнились. Это факт. Её дочки станут твоими сёстрами. Отчего же вам не начать общаться с простого, обеим понятного?
Когда мама сжалилась и объявила перерыв, Мюи, проверив Моиса, решительным шагом направилась к Насте. Со стороны казалось — идёт, чтоб ударить. Нет, обошлось. Спросила, та обернулась. Постепенно диалог наладился.
Почему не скачал им модный журнал?
Я подышал воздухом, походил, чтоб съеденное утрамбовалось и чуть-чуть освободило место для новых употреблений и возлияний. Время приближалось к полуночи. Дожить спокойно и в расслаблении до Нового года мне не дали.
— Гош! Спой.
Начал Фирух. Остальные подключились. Эгоисты! Сами пробовали петь на переполненное пузо?
Как и с «Ква-ква», меня выручил Эдуард Ханок. Застольные — его фишка.
— Дорогие мои! Клай, Мюи, Фирух, вы не знаете, наверно, что в королевстве, откуда мы прибыли, гораздо холоднее. На Новый год всё в снегу и покрыто льдом. Там — это праздник зимы и холода. Слушайте!
Потолок ледяной, дверь скрипучая,
За шершавой стеной тьма колючая.
Как шагнешь за порог — всюду иней,
А из окон парок синий-синий…[15]
Как-то слышал выступление Ханка по телевизору. Тот сел за пианино и спел эту песню. Потом рассказал байку. На новогоднем концерте в Кремлёвском дворце съездов, когда его транслировали в прямом эфире без записи и цензуры, подвыпивший тёзка композитора Эдуард Хиль спел: «А из окон Ханок — синий-синий». Так и пошло в эфир. Поголовно поддатые телезрители, как и цековская публика на банкете, не обратили внимания. Позже Хиль получил нагоняй по партийной линии.
За столом хором повторяли припев, настолько простой, что магический переводчик одолел его без труда.
Может, даже хорошо, что в Кирахе нет и много сотен лет не будет телевизора. Люди общаются между собой, по-семейному. А не таращатся в экран на чужую образцово-показательную жизнь.