Мир падающих звезд III. Лесной хозяин

Глава 14

Захар успел переместить связанные руки вперёд, выдернул изо рта кляп.

Взревел:

— У, тварь!

В кои-то веки в голосе Захара не слышалось страха — только ярость.

Я замер, не желая мешать рождению чуда.

Захар скастовал то единственное, что мог — Удар.

Башка обдерихи дёрнулась и затылком врезалась в печку.

— С-с-слабак! — прошипела тварь.

Однако Захар повторил Удар. И повторял ещё и ещё, снова и снова, пока, наконец, башка твари не лопнула, как перезрелый арбуз, уделав баню зелёным дерьмом.

И тут же исчез жар. Перестала светиться печка. Только мой меч продолжал гореть, а от него быстренько занялась и издохшая тварь.

Вырвавшаяся из её тела молния ударила Захара в грудь. Захар вскрикнул, попятился, но на ногах устоял.

Тварь догорела, на полу осталось жжёное пятно и несколько «золотых» костей.

— Ну чё? С лёгким паром! — хлопнул я по плечу Захара.

Тот стоял, обалдело хлопая глазами.

Я решил, что парень заслужил передышку, и взял его обязанности на себя. Присел на корточки, собрал кости. Три. Обдериха оказалась послабее муженька. То-то ко мне даже соваться не стала, напала на Захара. Впрочем, и слава богу, что так. Будь она посильнее, вряд ли бы Захар с ней справился. А ему сейчас, после того, что произошло в бане покойного Никанора, антидепрессанты до зарезу нужны. Убийство твари — самое то. Вон, как глаза загорелись.

— Держи. — Я отдал кости Захару.

— Три, — расплылся в улыбке он. — Целых три!

— Ну. Представляешь, сколько крыс или лягух перебить пришлось бы? Да и вообще — ты молодец. Куда только страх подевался.

— Обозлился я шибко, — объяснил Захар. — Ну, напала — ладно. На то они и твари. Но чтоб голого, без штанов тащить⁈ Да ещё к потолку подвешивать⁈ Будто я и не человек вовсе.

— То есть, когда с тебя русалки штаны снимали, ты на этот счёт не парился, — поддел я.

— Русалки хоть в мороке красивые. А этакую образину раз увидишь — потом на баб вовсе глядеть не захочешь.

— Вот это ты брось. Рано тебе ещё не глядеть. Тётка, как тётка. Прогрессивная, бодипозитивная. Любит себя такой, какой создала природа.

— Тьфу, — сплюнул нетолерантный Захар.

Мы вышли из бани.

— Ой, — пискнули из туманного утра женским голосом.

Девушка-селянка, увидев голого Захара, поспешила закрыть лицо рукавом. На улице, оказывается, уже светало. А на зрение здешние красотки определённо не жаловались.

Захар сориентировался быстро. Метнулся в баню, схватил два веника. Одним прикрылся спереди, другим сзади.

— Отбой, красавица, — скомандовал я. — Угроза девичьему стыду устранена.

Девушка опустила рукав. Взглянув на Захара, прыснула. Тот побагровел.

— Кто такая?

Девушка поклонилась.

— Из деревни я. Смотрительница здешняя, Глафира Агаповна — тётка моя родная. Вчера вечером муж её прибежал, сказал, что барин прибыли. Велел с утра пораньше молока парного привезти, яиц, творогу. Вот я и притащила. А после тётка велела сходить баню посмотреть. Что-то, говорит, не пойму — кажется, дверь там стучит. Сходи, говорит, Настасья, проверь. Я и пошла.

— Ясно. Хорошо, что пошла. Мы там, в бане, намусорили немного, надо прибрать.

— Сделаем, барин. — Настасья поклонилась. Выпрямившись, скользнула взглядом по Захару. — А ихнего благородия одежа-то — где осталась? Может, починить надо? Али постирать?

— Надо, — кивнул я. — Ихнего благородия комната — вторая справа по коридору. Как в бане управишься, приходи.

Настасья снова поклонилась. Стрельнула в Захара уже откровенно игривым взглядом и скрылась за дверью бани.

— Зачем ты ей сказал, что мне одежду стирать надо? — удивился Захар. — От сажи-то нас с тобой ещё вчера отчистили?

— Да ты чё?.. Блин. Забыл. Придётся тебе этой Настасье вместо одежды что-нибудь другое предоставить.

— Что?

— Ну, например, то, что веником прикрыл.

— Так она ж запищала! И шарахнулась — вона как!

— Ну, не могла же она прямо на улице, при посторонних, в любви тебе объясниться. Девичья честь и всё такое. Приличия есть приличия, надо соблюдать. То ли дело — интимная обстановка. Когда в комнату к тебе зайдёт.

У Захара запылали уши.

— Думаешь, выйдет у меня с ней?

— Ушами хлопать не будешь — выйдет. Мы с тобой — кто?

— Кто?

— Охотники. Герои, победители тварей! К кому таким Настасьям ещё липнуть-то, если не к нам?

Погрузив Захара этим вопросом в глубокую задумчивость, я скрылся у себя в комнате. С наслаждением плюхнулся в кровать. Времени — пять утра с копейками. А утренний сон — самое милое дело.

За завтраком Захарушка сиял, как начищенный самовар. Тот стоял посреди стола и отражал его довольную рожу. А мы с Дорофеевым неспешно беседовали.

О том, что некий Ванька, сын Ивана и Нюрки, из подведомственной деревни бежал, Дорофеев был осведомлен. Но до сих пор этим вопросом не заморачивался. Семья была не крепостной, вольной. Дорофеев в этом вопросе вообще оказался дядькой прогрессивным. Тех крепостных, в ком видел потенциал, без проблем снимал с баланса и переводил на самоокупаемость. Убытка, по его словам, от этого не было никакого, одна сплошная выгода.

Это хорошо. Это надо будет взять на заметку. Удачный опыт надо перенимать. Но, соответственно, куда мог подеваться Ванька, Дорофеев не знал. Может, жив и процветает, а может, помер с голоду. Не его крепостной — не его проблемы.

Распрощавшись с Дорофеевым, мы погрузились в карету.

— В Поречье, — приказал кучеру я.

— Ваньку будем искать? — вздохнул Захар.

— Ну да. Был бы я один, вернулся бы в усадьбу и перенёсся Знаком. А с тобой в карете плюхать придётся… Ничего, часть дороги, считай, уже проехали.

— А я тебе зачем? Тварей в Поречье нет, а город ты скоро лучше меня будешь знать.

— Сам подумай. Ванька у банника эту шапку упёр — для чего? Чтобы уши не мёрзли?

Захар пожал плечами:

— Может, чтобы самому невидимым становиться.

— Может. Только что-то мне подсказывает — вряд ли у него это получилось. По логике, приблуды тварей должны работать с тварями. Ну, или с охотниками. А этот дурачок — ни то ни другое. Помыкается он с этой шапкой, помыкается. А потом — что?

— Продавать пойдёт, — сообразил Захар.

— Браво. Пятьдесят очков Гриффиндору. Поэтому в Поречье мы с тобой отправимся барыг твоих знакомых шерстить. Всех, кто с амулетами работает. А насчёт «тварей нет» — это ты не зарекайся. Чёрт его знает, как оно там пойдёт… Кстати, о тварях. Тебе бы Знаки прокачать. Сколько у тебя сейчас родий?

Захар отвёл глаза.

— Три.

— Всего? А остальные куда дел? Что-то ж тебе перепадало?

— Амулеты заряжал. Мне с ними привычнее, чем Знаки прокачивать.

— И проще, — усмехнулся я. — Думать не надо… Ладно. Принимай информацию: больше ты своими родиями амулеты не заряжаешь. Я тут внезапно зарядное устройство раздобыл. Беспроводное, безлимитное. Домой вернёмся — покажу.

Захар от изумления потерял дар речи.

Первым делом мы направились к торговцу, которого я неделю назад соскребал с пола после удара мудака в шляпе.

Выслушав вопрос, дядька категорически помотал головой:

— Мне такого не принесли бы. Я ведь говорил, с запретным колдовством не работаю. И все, кому надо, об этом знают.

— Запретным? — переспросил я.

— А каким же? Шапка, о которой вы говорите, отнята у твари.

— И? — я начал раздражаться.

А Захар вдруг побледнел. Пробормотал:

— Тот, кто отберёт у твари тварное — сам обратится в тварь!

Торговец серьёзно кивнул. А я присвистнул.

— Интересные дела. Почему ты мне не сказал?

— Не подумал. — Захар опустил голову. — Это же… Ну, просто присказка такая! И вообще, может, байки это всё…

— Леший тоже был байкой. И банник. И та милая дама, которая подвесила тебя за…

— Да понял я, понял! А где же тогда этого Ваньку искать-то? А? — Захар с надеждой посмотрел на торговца. — Куда он со своей шапкой мог податься?

Торговец поджал губы.

— Мы никому не скажем, — пообещал я. Положил на стол монету. — Ну?

— Кабаниха, говорят, запретное берёт, — чуть слышно проговорил торговец. — Только я вам ничего не говорил. — Монета перекочевала в ящик стола.

— Это та, что на картах гадает? — уточнил Захар.

— А ты другую Кабаниху знаешь?

На этом конструктивный диалог себя исчерпал. Мы вышли из подвала на улицу. Захар махнул рукой, указывая направление.

— Что-то ты невесел, — заметил я, шагая за ним.

Захар повёл плечами.

— Боюсь я этой Кабанихи.

— Торговки? Боишься?

— Не торговки, а гадалки! Сестра моя старшая в шатёр к ней гадать ходила, на жениха. А я тогда малой был, одного не оставишь. Мы рано осиротели, мать с отцом и средних братьев мор унёс. Сестра меня с собой взяла. А Кабаниха меня увидала — да как вытаращится! И говорит — вижу, страшная судьба ему уготовлена. В воде тонуть будет, в огне гореть. С тварями злобными биться. Боль терпеть лютую, страх невыносимый. Сотню раз помрёт и воскреснет! Сестра напугалась. Забрала меня, да мы удрали.

— Даже про жениха не спросила?

— Не-а. И без гадания замуж вышла, за хорошего парня. Он к ней в ту же осень и посватался.

— Ясно. Ну, что я могу сказать. Детские травмы — штука неприятная, но на младенца ты уже не очень похож. В обморок при виде гадалки, надеюсь, не завалишься. И потом — что она такого страшного сказала-то?

— Ну, что в воде тонуть буду. В огне гореть…

— А ты не горел? Не тонул?

Захар посмотрел на меня удивленно. Потом пробормотал:

— Ох ты ж!

— Вот именно. Под воду тебя русалки утаскивали, огнём банник сжечь пытался. И помирал ты, и воскресал — не один раз уже. А что гадалка сказала «сотню» — так это радоваться надо. Долго проживёшь. Иначе — когда б успеть?

— А ведь верно… — Захар даже остановился. — То есть, выходит, Кабаниха просто предсказала, что быть мне охотником?

— Ну, как вариант — офис-менеджером, у них тоже вечно жопа горит. Но предпосылок к этому лично я не вижу. Так что остаётся охотник.

Захар приободрился. И зашагал гораздо быстрее.

Гадала Кабаниха, по его словам, в шатре на рыночной площади. Там же и мутила свои мутки по части незаконной скупки и продажи амулетов. Сам Захар с ней никогда не работал, сказалась детская травма, но знал, что другие работают.

— Вон там она должна быть, — проталкиваясь между рыночных рядов, махнул рукой Захар. — Там её шатёр всегда стоял, с незапамятных времён. Она старая, Кабаниха. Бабка моя рассказывала, что её замуж выдавали, а Кабаниха уже тогда старая была. И шатёр её… — тут Захар вдруг резко остановился и замолчал.

— Что?

— Нету…

— Чего?

— Шатра Кабанихи — нету! — Захар ткнул пальцем.

Я посмотрел. Знал, что градоначальник Абрамов давно обещает вымостить рыночную площадь камнем, но всё как-то руки не доходят. И пока под ногами — просто утоптанная земля. На этой земле, доведенной солнцем и людскими ногами до состояния гранита, я отчётливо увидел круг — более тёмный, чем остальная поверхность. Большой, метра три в диаметре.

— Вот тут стоял шатёр, — озадаченно пробормотал Захар. — Всегда! Всю жизнь стоял! Тётенька, — он метнулся к ближайшей торговке. — Скажи, куда шатёр Кабанихин делся?

Тётка перекрестилась. Понизив голос, проговорила:

— Сила нечистая на Кабаниху напала. Говорят, в парня молодого, что к ней приходил, бес вселился. И умертвил Кабаниху. Люди, что рядом были, слыхали, как из шатра страшный крик раздался, нечеловеческий. Бросились к шатру, а оттуда парень выскочил — и бежать. Люди зашли, а Кабаниха внутри мёртвая лежит. Язык вывалился, синий весь. Глаза навыкате… Страсть господня. — Тётка снова перекрестилась.

— И куда этот парень побежал? — спросил я.

Торговка всплеснула руками.

— А кто ж его знает? Тут уже и стража городская ходила, тоже спрашивали. А никто ничего и не видел. Куда-то вон туда дунул — и след простыл.

Я посмотрел туда, куда махнула рукой тётка. В той стороне было… Да много чего там было. В том числе — трактир Фёдора. Парень мог тридцать раз направление сменить, так что пока никаких полезных сведений мы не получили.

— Идём, — сказал я Захару, и мы свалили с площади.

— Куда идём-то?

— А кто тут у нас над городской стражей начальствует?

— Господин Овчинников.

— Ну, вот к нему и пойдём. Веди.

— А зачем?

— Затем, что если стража этим делом занималась, то, может, чего-то нашли. Вот и пообщаемся. В их же интересах сотрудничать. Если Ванятка наш действительно в тварь превратился, то простому человеку к нему лезть — себе дороже. Это наша работа, охотников.

Захар, осознав смысл жизни, уверенно повёл меня к цели. Но дойти мы не успели. По пути случился трактир. А снаружи случился Фёдор — стоял, уперев руки в бока, и костерил работников на стройплощадке.

Увидев меня, однако, сразу сменил гнев на милость и заулыбался:

— А, Владимир Всеволодович! А я вот как раз этих бездельников матерю — они ж Знак-то ваш затоптали!

И зыркнул на растерявшихся работников так, будто хотел сказать: «Вот батька-то вам сейчас устроит, не то что я!»

— Ну и правильно сделали.

— Как так? — вытаращил глаза Фёдор.

— А так. Если уж ты этот Знак срисовать умудрился, то и кому не надо — запросто заметят. Надо осторожность блюсти, вот. Работайте, мужики! Нормально всё.

Фёдор что-то проворчал, но долго расстраиваться не стал. Пригласил зайти покушать, но мы отказались.

— Дела у нас, Фёдор, — сказал я. — Ты лучше вот чего нам обнародуй. Есть некий Ванька, который недавно гадалку Кабаниху завалил при загадочных обстоятельствах, а потом сбежал. Знаешь чего про это дело?

— Слыхал, — тут же кивнул Фёдор. — Ванька там или не Ванька — не знаю, а лиходей какой-то был.

— Мы к Овчинникову идём, поспрашивать насчёт этого дела.

— И не ходите даже, не тратьте время.

— Чего так?

— Да не знают они ничего. Надо им больно — подумаешь, гадалку какую-то прибили. Даже искать никто не будет.

— Так вроде же спрашивали они. Там, на площади, — вмешался в разговор Захар.

— Поспрошали, потому как самим интересно было, — поморщился Фёдор. — Да только кто ж им чего скажет? А вот вы, ежели всерьёз интересуетесь, то я поскажу, кому вопрос задать.

Я подался ближе к Фёдору.

— Внимательно слушаю.

От Захара я узнал, что этот район города неофициально называется Бесов угол. Те самые трущобы, куда я пришёл неделю назад, разыскивая торговца амулетами. Ну, в каждом городе, наверное, есть такой район, куда лучше не заходить, если дороги кошелёк и жизнь. Вот и Поречье ничем не отличалось.

Бедностью и безысходностью тут был буквально пропитан воздух. Но запах опасности ощущался сильнее всех остальных. Казалось, из каждого окна в тебя целятся из пистолета. Впрочем, я бы скорее опасался ножа, поэтому внимательно следил, чтобы никто не притирался близко. И Доспехи накинул — на всякий пожарный.

— Не трясись. Плечи расправь, — приказал Захару. — Ты охотник, а не хвост собачий. Как ты сюда раньше-то один ходил?

— Раньше с меня взять было нечего. А теперь, вона — и меч, и одежа справная.

Выбившись в охотники, Захар успел обновить гардероб. Обзавёлся и новым кафтаном, и сапогами, и даже как будто мешочки для амулетов стали выглядеть по-другому.

— Им-то это не объяснишь, когда окружать начнут — что я охотник.

— Ничего. Сами не догадаются — я объясню.

Спиной я чувствовал, как из всех щелей выползают они. Ребята, от которых посторонним не укрыться. Казалось, что взгляды, ощупывающие нас с Захаром, уже подсчитали и количество костей в мешках, и количество монет в кошельках. А уж в том, что наши мечи легко найдут покупателей, я даже не сомневался.

— Заблудились, парни?

К нам вразвалочку приблизился сопляк лет двенадцати. Босой, в какой-то бесформенной шапке и безразмерной, не по росту, рубахе. Втянул сопли и смачно харкнул в сторону.

— Человека одного ищем, — сказал я, остановившись. — Поможешь найти — не обижу.

— Чё за человек?

— Емельян Пуговица. Знаешь такого?

Пацан фыркнул.

— Я всех знаю. Пошли, отведу.