Мир падающих звезд III. Лесной хозяин

Глава 16

Я беззвучно взвыл. Точно! Дорофеев же спецом обо мне договаривался. Сегодня, в четыре часа. А я с этим Ванькой-вурдалаком так закрутился, что и думать забыл. Хорошо, что Катерина Матвеевна обо мне, похоже, ни на минуту не забывает — а то сейчас поел бы, да свалил спокойно домой.

Секретаря пора заводить. Или хотя бы ежедневник. Хорошая память — это замечательная штука, только вот в неё надо бы иметь привычку заглядывать почаще.

— Ща буду, — сказал я и сел на кровати.

Мальчишка немедленно скрылся, а я, поморгав, для верности похлопал себя по щекам. Всё, Владимир Всеволодович, проснулись! Ночью спать будешь. На этот раз обещаю. Приедем в родную и любимую усадьбу, да как завалимся, как задрыхнем — и пусть хоть потолок на голову падает.

Если, конечно, Катерина Матвеевна ночевать не оставит. Впрочем, это вряд ли, она — девушка приличная.

Кстати, насчёт приличного. Выходной костюм-то у меня дома остался. Вот был бы я обычным человеком — так бы у меня и накрылся выезд на сегодня.

Но я обычным не был. Первым делом спустился вниз и увидел того самого лакея, который при виде меня постарался сдержать изумлённую гримасу. Выглядел я явно не так, как обычно выглядели гости его хозяев. Но презрения на физиономии я не разглядел, так что всё простил.

— Изволите ли ехать? — спросил лакей. — Карета вас ждёт.

— Вы езжайте, — сказал я. — К камню, что возле обменника костей — знаете?

— Разумеется-с…

— Вот, там и встретимся.

Ничего не понимающий лакей удалился. Я проводил его исключительно чтобы увидеть карету.

Увидел. Нихрена необычного. Карета как карета, без всяких опознавательных знаков. И не чёрная, а тёмно-коричневая. Ладно, до места доедем — там предметно осмотримся в каретном сарае.

— Фёдор, — сказал я трактирщику. — Там как Захар спустится — скажи ему, чтобы в моей карете домой ехал, окей?

— Окей, — моментально подхватил тот новое слово. — Как прикажете.

— Пообедать не успеваю, уж извини. Ну, чай, не в последний раз.

— Двери моего заведения всегда раскрыты!

Попрощавшись, я вышел на улицу и вынул из ножен меч. Начертил Знак таким образом, чтобы его растоптали за несколько минут, и встал на него.

Вспышка! Я вышел из своей нуль-Т кабины, быстро переоделся, вполуха прислушиваясь к домашним звукам. Дома как будто всё было хорошо — тётка Наталья ругалась на Марусю, Данила с плотником перекрикивались на улице. Где-то загадочно молчал Тихоныч. Живёт моё царство-государство. Скоро уже совсем его выкуплю — тогда ещё лучше заживём.

Переодевшись, я дважды хорошо подумал и таки решил оставить меч дома. Чай не Средневековье на дворе, чтобы с оружием к даме в гости приходить. Рангом я уже — десятник, Знаков полезных немало открыто. Амулет-противоядие — при себе, амулет от морока — тоже. Раскидаюсь уж как-нибудь, если случится какая-нибудь неожиданность.

Вдруг послышалась трель. Я повернул голову и увидел сокола, сидящего на перилах балкона.

— Бдишь? Молодец, — сказал я. — Продолжай в том же духе. Завтра утром пошлю тебя с новым интересным заданием.

На всякий пожарный я кастанул на птицу Знак Приручения ещё раз. Увы, описания у Знака не было, и я мог только догадываться о границах его действия. Потестировать, конечно, нужно было ещё много чего, однако продолбать при этом подарок графа Дорофеева мне совсем не улыбалось.

Вернувшись в кабину, я перенёсся к памятному камню, на котором оставляли свои Знаки охотники. Карета Головиных, как и было приказано, уже стояла неподалёку. Я подошёл к ней. Дверца открылась, наружу выпрыгнул лакей и жестом предложил садиться. Что я, собственно, и сделал.

Ну, жди меня, Катерина Матвеевна!

— А Катюша-то нам столько про вашу доблесть рассказывала, столько рассказывала! Я поначалу ещё смеялась над ней, а потом и от других начали слухи доходить. Я уж и про упыря, и про вурдалака знаю, и про кикимору в доме у Абрамовых…

— Врать не буду — с кикиморой тяжелее всех пришлось, — сказал я с каменной мордой лица. — Век той ночи не забуду.

— А я-то думала, упырь самый опасный, — всплеснула руками тётка Катерины Матвеевны.

Опоздал я не очень сильно. Ужин из-за меня отложили, но никто и не думал мне за это предъявлять претензии. По дефолту понималось, что если я задержался — то исключительно потому, что сражался со злом на благо всего человечества.

Тётка Катерины Матвеевны — Ефросинья Михайловна — была особой разговорчивой и предельно открытой. Такие камня за пазухой держать не умеют. Либо уж открыто в лицо бросят, либо и таить не станут.

Сесть она мне не предложила, но как-то сразу было понятно, что это исключительно от увлечённости натуры. Мы так и стояли с ней лицом к лицу в гостиной.

— Нюансы есть, Ефросинья Михайловна, — уклончиво ответил я. — Дьявол, как известно, кроется в мелочах.

— Истинную правду говорите, Владимир Всеволодович! — закивала тётка. — Вот у нас, например, был случай…

— Дорогая, ты что же, так и держишь гостя на пороге? — прозвучал мужской голос, и к нам присоединился дядя Катерины Матвеевны.

— Ох, что же это я! — всполошилась тётя. — Пожалуйте в столовую, Марфа пока накрывает, а мы можем выпить по бокалу вина. Кстати, это — мой супруг, Феофан Александрович.

— Право же, безделица какая, — беззлобно проворчал Феофан.

Мы обменялись рукопожатием. Я внимательно рассмотрел Феофана и пришёл к выводу, что до сих пор с ним не встречался. Кто бы ни исполнял спектакли в зале суда и после — это был либо не он, либо внешность каким-то образом изменил.

Прошли в столовую, где молчаливая девушка в чепце и переднике в одиночку накрывала на стол. Не успела хозяйка заикнуться, как появились бокалы, наполнились вином.

Что-то меня в этой Марфе сходу зацепило, а что — я и понять не мог. Девчонка как девчонка. Личико приятное. Скромная, глаз не поднимает — видать, крепостная, знает своё место с рождения, а то и раньше — генетически впитала, как следует себя вести.

Под одеждой, сразу видно, тоже всё в порядке. Но зацепила она меня не этим. Не на сеновал её тащить хотелось, а хотелось почему-то, чтобы меч мой оказался рядом.

Впрочем, пока ничто не предвещало. Я решил раньше времени не пороть горячку, а посмотреть, что будет. Не расслабляясь, естественно.

Из глубины дома доносилась музыка. Музыка то звучала красиво и мелодично, то так, что хотелось заткнуть уши.

— Катерина Матвеевна даёт нашей дочери уроки игры на клавикордах, — пояснила Ефросинья Макаровна.

А, ну да. У дядей и тётей ведь иногда бывают и свои дети.

— Скоро они к нам присоединятся, — сказал Феофан Александрович. — Предлагаю пока выпить за наше с вами знакомство, Владимир Всеволодович.

Мы подняли бокалы и выпили. Я как-то машинально выпил залпом всё — привык оперировать наливками с градусом посерьёзнее — и Марфа подошла налить ещё.

Послышался негромкий нежный звон — горлышко кувшина стучало о бокал. У Марфы дрожали руки.

Я поднял взгляд и увидел её зелёные глаза, широко раскрытые на бледном лице.

— Марфа! — воскликнула Ефросинья. — Что ты делаешь?

Вино перелилось через край и оставило пятно на скатерти.

— Прощенья просим, — пролепетала Марфа и улетучилась.

Вскоре она вернулась без бокала, с салфеткой. Промокнула пятно и снова убежала. А от пятна и следа не осталось. Красное вино, белоснежная скатерть. Хм… Всё страньше и страньше.

Наконец, музыка смолкла. Прошло ещё минут пять, и две красавицы появились в столовой. Дочка хозяев была помоложе Катерины Матвеевны — лет шестнадцати, наверное, — и выглядела так, будто её только что заставляли толкать воз с кирпичами от Ужиково до Обрадово.

Катерина Матвеевна, похоже, очень хотела тут же броситься мне на шею, но сочла это неприличным. Поздоровались по этикету, сели за стол и отдали должное как первому, так второму, закускам и десерту.

Лишь часа полтора спустя Феофан, откинувшись на спинку стула, оборвал свою без умолку тарахтящую супругу:

— Ну, дорогая, я думаю, молодым было бы теперь интересно провести время без нас.

— Ох, и правда, — спохватилась Ефросинья. — Катюша, покажешь гостю наш сад?

— С удовольствием, тётушка! — Катерина поднялась из-за стола. — Прошу вас, Владимир Всеволодович!

Уже темнело, и самой активной частью сада оказались комары. Меня они по каким-то загадочным причинам не трогали, а вот на Катерину Матвеевну липли со страшной силой. Она, воспитанная девушка, мужественно держалась и не хлестала себя по лицу, рукам и груди на глазах у гостя. Только отмахивалась веером.

Я мысленно изобразил нужный Знак, и вокруг нас возник невидимый Защитный круг. Комары как-то вдруг закончились. Катерина Матвеевна это сразу заметила и удивилась, но ничего не сказала, а просто повеселела.

— Наконец-то мы с вами встретились при обычных обстоятельствах, Владимир Всеволодович! Вам никуда не нужно бежать, и никто никого не кусает.

— И вправду, — согласился я. — Такие вечера в моей жизни — редкость. И я безмерно рад разделить один из них с вами.

— Вы меня смущаете, — пробормотала Катерина Матвеевна.

Мы присели на скамейку в тени цветущих яблонь. Аромат стоял такой, что можно было сознание потерять.

— Не сочтёте ли за грубость, Катерина Матвеевна, если я задам вам два вопроса, возможно, неподходящих к этому вечеру?

Катерина вздохнула и опустила голову.

— Должно быть, прежде всего вы хотите спросить про Марфу?

— Как вы догадались?

— Вы же охотник. Я так и думала, что вы догадаетесь.

— И что же, по-вашему, не так с Марфой?

— Она русалка.

Я, наверное, с минуту сидел с отвисшей челюстью. Потом попросил внести некоторую ясность. Что, чёрт побери, значит «русалка»⁈

— Понимаете, случай вышел исключительный, — заговорила Катерина Матвеевна. — Буквально неделю назад дядюшка шёл через мост и увидел на перилах девушку. Он подумал, что она собралась топиться, и подошёл к ней. Но девушка схватила его и попыталась утянуть в воду.

— Так, — кивнул я. — А дальше?

— А дальше он в испуге вспомнил местную легенду. Снял с себя нательный крестик и накинул ей на шею, сказав: «Чур, моя!» После этого русалка превратилась в самую обыкновенную девушку. Назвалась Марфой.

— А у вас дома-то она что делает?

— Ну так уж заведено. Если русалку поймать таким образом, то она за тобой пойдёт и будет в доме прислуживать целый год. А по весне следующего года, или после Троицы — уйдёт обратно, к своим. Не убивайте её, Владимир Всеволодович, пожалуйста! — Катерина сжала руки у груди. — Она хорошая, и мне её очень жалко.

Промолчав о том, что жалко, вообще-то, у пчёлки, я записал в голову интересную подробность о русальем бытии.

— А если она по весне вас всех тут передушит перед уходом?

— Ах, это исключено, русалки так не делают, — решительно возразила Катерина Матвеевна. — Марфа ведь совсем как человек сейчас. Обрежется — кровь идёт, красная, человеческая. И назад ей совсем не хочется. Даже вспоминать не любит, как жила до того, как с дядюшкой встретилась.

Охренеть не встать, чего только на Руси не увидишь… Ну ладно, допустим, так. Хотя я всё это дело, разумеется, без внимания не оставлю, и Марфу надо будет изучить каким-либо образом.

— Будь по-вашему, Катерина Матвеевна, — наклонил я голову. — Не трону Марфу, пока она у вас живёт. А теперь второй вопрос. Может быть, тоже угадаете?

Тут Катерина Матвеевна вдруг вспыхнула, как маков цвет. Пролепетала:

— Не подумайте только, что мне это было бы неприятно… Напротив, я каждый день вспоминаю вас и думаю о вас ежечасно! Но, поймите, мы в саду, на виду у всех… Тут ходит прислуга… Тётушка может выглянуть в окно со второго этажа… Если нас с вами кто-то вдруг увидит…

— Да и чёрт с ними, — удивился я. — Пусть смотрят. Что такого-то?

— Но моя репутация… Впрочем, какие это пустяки! — Катерина Матвеевна всплеснула руками. — Мои чувства к вам столь горячи и пылки, что все эти условности не имеют значения! Я согласна.

Она замолчала. Решительно прикрыла глаза и сложила губы для поцелуя.

Гхм. Я, вообще-то, не о том… Но теперь деваться некуда. Не разочаровывать же девушку. Я, оглядевшись по сторонам — вроде бы никого, — её поцеловал. Дождался, пока Катерина Матвеевна откроет глаза.

— Это было прекрасно, любезная моя Катерина Матвеевна. Но у меня к вам ещё один вопрос. Нет ли у вас кареты чёрного цвета с гербом вашего рода на дверце?

— Кареты?

Катерина Матвеевна всё ещё витала в облаках своих горячих чувств. Кареты с гербами явно были последним, что её интересовало.

Я, в целом, против чувств тоже ничего не имел, особенно горячих. Но приходилось думать о деле. К тому же — репутация, и вот это вот всё. Один неверный шаг, и ты жених. А мне с тварями бороться и усадьбу поднимать. Да ещё этот невнятный хрен с бугра! В общем, не до жениховства пока.

— Ну да. Карета. Чёрная, с гербом вашего рода на дверце. Знаете такую?

— Нет… Хотя, постойте! Ну, конечно же. Это, должно быть, карета кого-то из моих братьев.

— Не знал, что у вас есть братья. И карета ваша выглядит иначе.

— Это не родные мои братья, сводные. Папенька мой в молодости был чрезвычайно легкомыслен. Он женился на вдове с двумя детьми. Она была много старше него, но очень красива, папенька с ума сходил по этой женщине. В свете ходили сплетни, что Маргарита Николаевна его приворожила, прельстилась папенькиной молодостью и богатством. Её детей, двух братьев, он усыновил, дал им свою фамилию. Совместных детей в том браке не было. И вообще, жили они, по слухам, не очень хорошо. Когда Маргарита Николаевна скоропостижно скончалась, папенька женился на моей маменьке. И в этом браке он совершенно счастлив, вот уже двадцать пять лет.

— Угу. А как зовут братьев?

— Иоганн и Вольфганг. Маргарита Николаевна была наполовину немкой. И первый её муж также был немцем. Она приехала в Петербург из Европы, бежала от ужасных тварей.

— Понял. А вы с этими братьями общаетесь?

— Крайне редко, на семейных торжествах. У нас очень мало общего. Братья старше меня, к тому же мрачны и угрюмы. Они не любят бывать в свете.

— А папенька продолжает их содержать?

— Да. Формально глава нашего рода — он. Но капиталом, в основном, управляют Иоганн и Вольфганг. Папенька — человек исключительно честный и благородный, но, к сожалению, совершенно лишён деловой жилки. Если бы управлением занимался он, злые жадные люди пользовались бы его добротой.

— Иоганн и Вольфганг — другое дело?

— О, да! — Катерина Матвеевна поёжилась. — Знаете. Грешно, конечно, так говорить. Но иной раз мне становится не по себе в их присутствии. Они ничего такого не делают, но смотрят — будто на глупую букашку.

— В следующий раз приглашайте на семейные посиделки меня. Уверен, что сумею разнообразить вечер.

— О, с превеликим удовольствием!

— А где сейчас ваши братья?

— Не могу сказать. Они оба — очень занятые люди, могут находиться где угодно.

— А здесь, в Поречье — где они обычно останавливаются?

— В Поречье? — Катерина Матвеевна задумалась.

— Могли бы остановиться у тётушки, как я. Но что им делать в Поречье?

— Нечего?

— Я полагаю, совершенно нечего. А почему вы спрашиваете?

— Да так. Когда был в Смоленске, видел карету с гербом вашего рода. Сердце моё трепетно забилось, но увы. В карете сидели не вы. Вот и решил поинтересоваться.

— Ах, вот оно что!

Катерина Матвеевна довольно заулыбалась.