Мы пошли. Немедленно свернули в какую-то узкую и стрёмную подворотню, благоухающую нифига не розами.
— Не нравится мне это, — прошептал Захар.
Он замыкал шествие — здесь идти приходилось гуськом.
— Никому не нравится, — вздохнул я. — Но дела делать как-то надо.
В подворотне ничего такого не случилось. Следуя за проводником, мы проскользнули ещё несколькими тайными тропами, после чего он остановился.
— Рассчитаться бы, господа хорошие.
— Чего-то я Емельяна не вижу, — покачал я головой.
— Дак, ты его увидишь — я тебя больше не увижу. Гони монету, рядом уже.
Я вынул из кармана мелкую монету. Когда пацан за ней потянулся, отодвинул руку.
— Чё ты, а? — набычился тот.
— Перчатку видишь?
— Ну.
— Ствол гну. Знаешь, что это означает?
— Перчатку надеть — большого ума не надобно.
— Монету схватить и дёру дать — тоже. Задумаешь кинуть — я тебя догонять не стану. А вот Знак мой — догонит. Размажет по стеночке ровным слоем, хоронить будет нечего. Хорошо подумай, тебе жить.
Пацан попался сообразительный. Ситуацию и мою в ней роль переосмыслил быстро. Буркнул:
— Ладно. Идём.
Пришлось ещё изрядно пошагать. Зато в итоге мы вышли к кабаку, на вывеске которого красовался выцветший петух — всё как и обещал Фёдор.
— Заслужил, — отдал я пацану монету. — Свободен.
Пацан, однако, свободы не оценил. Он сам толкнул дверь в кабак, вошёл внутрь и придержал её для нас.
Внутри было зверски накурено. Дымили все. А всех было — человек пятнадцать. Несмотря на ранний час, уже накачивались дерьмовым пивом.
— Емеля, тут господа тебя искали, — сказал наш проводник громко.
Сидевший за дальним столиком спиной к стене тощий парняга лет двадцати пяти поднял голову. Вцепился в меня взглядом. Я в ответ столь же бесцеремонно изучал его. Высокий, стрижен коротко. Красная рубаха — будто только из магазина. До нашего прихода Емельян считал деньги. Четыре кучки медных и серебряных монет высились на столе, разбавленные кружкой пива.
Похоже, мы угодили в самый разгар учёта. Ну, надо было на двери табличку вешать. Не то чтобы меня это остановило, конечно…
На Захара Емельян едва взглянул. А вот остальные посетители — мужики, в основном, постарше Емельяна — внимательно изучили нас обоих. Кто-то уже встал из-за стола и притёрся к Захару. Нашли, блин, слабое звено.
— Здрав будь, друг, — сказал я. — Разговор есть.
— Ну, если друг — подходи, присаживайся, — усмехнулся Емельян.
Мы подошли. Нам пододвинули стулья. Захар хотел было сесть, но я удержал его за плечо. Носком сапога чуть толкнул один из стульев, и тот сложился пополам.
— Спасибо, постоим, — спокойно сказал я. — Много времени не займём. Паренька одного ищем. А ты, говорят, тут всех знаешь.
— Я-то всех знаю, — улыбался Емельян. — Тебя не знаю.
— Они охотники, — влез наш проводник. — Этот меня Знаком стращал.
— Котька, — зыркнул на него Емельян. — Сдристни отсюда, пока не зашибли.
— Да я ж…
— Бегом потерялся.
И Котька потерялся. А Емельян вновь посмотрел на меня.
— Охотник, да? Нечасто к нам сюда охотники заходят.
— Ваше счастье, — пожал я плечами.
— Чё сказал? — рявкнули в левое ухо.
Я повернул голову и смерил взглядом лысого головореза с разрезанным носом, который сопел так, будто сдерживал себя из последних сил.
— Охотники тварей убивают, — объяснил я. — Если к вам не заходят — значит, твари вас не жрут. То есть, не жрали до недавних пор.
— Ну-ка дай посмотреть! — Кто-то сзади потянул у меня из ножен меч.
Я повернулся и, подняв для эффектности руки, кастанул Удар. Крепкого мужика с повязкой на голове долбануло в грудь и отшвырнуло метра на три.
— Кхарррр! — каркнул тот, плюнув кровью.
— У жены смотреть будешь. Если позволит, — сказал я и снова повернулся к Емельяну. — Скажи своим, чтоб отвалили. Обстановку накаляют.
Однако я переоценил разумность Емельяна. Он сделал рукой какой-то знак, и со всех сторон защёлкали курки, засверкали ножи.
— Знаешь, почему меня называют Емельян Пуговица? — Он привстал, опираясь кулаками на стол.
— Ну, ты мне сейчас, наверное, объяснишь, — вздохнул я.
— У меня на рубашке много пуговиц, охотник. Это потому, что каждый раз, как я убиваю человека, я делаю себе новую пуговицу из его кости. А кости охотника у меня как раз не было.
Пуговиц было действительно дохрена. Может, и правда костяные — кто их разберёт. Однако у меня резко закончился интерес к светской беседе.
— Слышь, отребье, — процедил я, подавшись вперёд и почти нос к носу сойдясь с Емельяном. — Прежде чем пасть разинуть — башкой думай! Если я с тебя сейчас за кости охотников спрашивать начну — ты из этой клоаки живым не выползешь. И мне класть три кучи на то, что ты не в теме и просто так языком трёхнул. Я тебя из принципа на запчасти разберу, чтоб другим неповадно было.
Тут, само собой, началось.
Первым делом я поставил Защитный круг. В него и полетели первые пули, об него сломались первые ножи.
В следующую секунду я, не двигая руками, кастанул ещё один Удар — и Емельян тоже получил как следует в грудину. Врезался спиной и затылком в стену, закатил глаза и опал, словно листва по осени.
— Что стоишь? — посмотрел я на Захара. — Бей их. Иначе не поймут.
И достал из ножен меч, одновременно его воспламенив.
Захар вскинул руку с амулетом. Одного из парней, перезаряжавшего пистолет, шарахнуло молнией. Он повалил стол, опрокинул пиво и что-то неразборчиво заорал.
— Ангелы! — подхватил отморозок с разрезанным носом, широко крестясь. — Ангелы с огненным мечом и молниями!
И, снося по пути сотоварищей, ломанулся к выходу.
Паника распространилась, как коронавирус по Китаю. Через тридцать секунд в кабаке сделалось пусто. Только осевший у стены Емельян кряхтел и стонал.
— Деньги забери, — кивнув на серебро и медь на столе, приказал я Захару. Убрал Защитный круг.
— А…
— Компенсация морального ущерба.
— Чего?
— Ну, тебе же тут не очень нравится?
— Да век бы не заходил!
— Вот. Это оно и есть.
— Ага…
Я обошёл стол, собираясь побеседовать с Емельяном. И увидел вспышку. Одновременно с этим громыхнуло. Я вздохнул.
— Да что ж вы такие тупые-то все!
Пулю успешно отразили Доспехи. Емельян, окутанный облаком порохового дыма, судорожно дыша, отбросил пистолет. Вытянул из-за пояса нож и выставил перед собой. Продемонстрировал, что за свою жизнь будет бороться до конца. Смешной.
— Есть один парень, — спокойно перешёл я к цели своего визита. — Звать Ванькой. Из деревни в город переметнулся, лучшей доли искал. Имел при себе кой-какое имущество, которого ему брать не следовало. Недавно попытался загнать это имущество Кабанихе. Но что-то пошло не так, и Кабаниху Ванька грохнул. После чего убежал. Вопрос: куда? Где его найти? На случай, если хочешь мне солгать, сообщаю: этот парень превращается в тварь. Возможно, уже превратился. И на одном убийстве он не остановится. Вы с ним ничего сделать не сможете. А мы можем сейчас просто уйти. Когда этот прелестный юноша начнёт убивать вас, ваших сестёр, матерей и детей, вы, конечно, взвоете и будете умолять, чтобы мы вернулись. Но не факт, что мы вас услышим. И не факт, что у нас в это время не найдётся других, более важных дел. Так что давай-ка не будем терять время и сразу решим вопрос, как взрослые люди. Где искать Ваньку?
Я потратил так много слов потому, что рассудил: если парень, выглядящий помладше и похлипче многих других, малину здесь, тем не менее, держит, значит, совсем уж конченым по части мозгов быть не должен. Каким-то образом в паханы ведь прорвался.
Не ошибся.
— А ты, стало быть, Давыдов, — не опуская нож, прохрипел с пола Емельян. — Граф-охотник?
— Нет, я градоначальник господин Абрамов. В ваших краях — с обзорной экскурсией. Спорплощадки строить будем. И бордюры менять. — Я выбил нож ударом ноги. — Ты с первого раза не понял, Емеля? У меня мало времени. Где искать Ваньку?
— Котька, — позвал Емельян.
Из-за стойки трактира выполз знакомый пацан. Не сбежал, надо же.
— Покажешь их благородию, где Ванька схоронился.
Пацан закивал. Я повернулся к Захару.
— Компенсацию забрал?
Захар в ответ брякнул раздувшимся кошелём.
— Идём, — кивнул я.
— Вся выручка ночная, — провожая кошель взглядом, грустно прокомментировал Емельян.
— Зато хоронить никого не надо. И ты поумнел маленько. Больше на меня рыпаться не станешь?
— Не стану. Чай, не бессмертный.
— Вот! Видишь, сплошные плюсы. Во всем надо искать позитив.
С этими словами я вышел из трактира.
Больше направленных в спину враждебных взглядов не чувствовал. Нормальная реакция здешней породы двуногих — столкнувшись с превосходящей силой, сопротивление не оказывают. Раз зубы обломали, больше не полезут. До тех пор, пока слабину не дашь, конечно.
Котька скользил перед нами, ныряя из одного кривого переулка в другой. Места становились всё менее обитаемыми. Стали попадаться лачуги, в которых вовсе никто не жил.
— Почему пусто? — спросил я.
Котька оглянулся с удивлением.
— Дак, мор же был. Неужто не знаете?
— Был, — подтвердил Захар. — Мои мать с отцом померли тогда.
Котька шмыгнул носом.
— Помнишь их?
— Помню маленько.
— Везунчик. Я своих вовсе не знал, на улице вырос…
— Так, подожди. Это ж сколько лет назад было?
— Пятнадцать. А то, может, и больше.
— Приличный срок. Было время демографию поправить. А жильё до сих пор пустым стоит?
— Боятся сюда возвращаться, — объяснил Котька. — Чтоб заново не заболеть. Здесь только такая рвань селится, кому уж вовсе деваться некуда.
— Ясно.
— А Ванька ваш — вон там, — неожиданно остановившись, объявил Котька. И ткнул пальцем в относительно крепкую лачугу. — Я дальше не пойду. Боязно.
В этот раз обдурить нас пацан не пытался. Я и сам почувствовал, что от лачуги веет нехорошим. Кивнул:
— Гуляй. Свободен.
Котька нырнул в ближайший переулок и пропал. Даже денег попрошайничать за услуги не стал. Видимо, и впрямь было страшно.
Захар тоже смотрел на лачугу с опаской.
— Что делать-то будем, Владимир?
— В гости зайдём. Выпьем, в картишки перекинемся. А там посмотрим.
Но заходить не пришлось. Дверь хибары распахнулась, и выскочил хозяин.
Ну… Это не упырь, не вурдалак и не колдун. Пока ещё. Ванька был одет не в балахон, а в обычные крестьянские штаны и рубаху. Его ещё можно было принять за обычного парня –болезненно тощего и рано начавшего лысеть. Если бы не глаза. В их глубине посверкивал нехороший огонь. Тварь, чем бы она ни была, находилась в процессе трансформации.
Доспех я накинул на автомате. Так же, как скастовал Защитный круг. Правильно сделал. Разговаривать с нами бывший Ванька даже не пытался. Ринулся с порога в бой. Но обломал зубы о Круг. Кстати, обломал в буквальном смысле — изо рта твари выдвинулись клыки.
— Вурдалак, — поставил диагноз я.
— Упырь, — возразил Захар.
— Да? Ну, может, и упырь. Чёрт бы их распознал. Главное, что не колдун, колдун бы магией бил. Давай, Захарка! Настало твоё время.
— Я? — заикнулся Захар.
— А кто? Кому из нас прокачиваться надо?
Захар поджал губы.
— Давай, не ссы, — подбодрил я. — Обращаться он начал недавно. Следовательно, сильным быть не может. Справишься. Если что, я прикрою.
Захар глубоко вдохнул, набираясь решимости. А беснующийся с внешней стороны Защитного круга упырь вдруг проделал странное. Он вытащил из-за пазухи нечто драное, лохматое, и напялил себе на голову. После чего повернул меховую рванину задом наперёд. И исчез. А Защитный круг смяло. Шапка-невидимка как будто втрое прибавила сил новорожденной твари.
— За спиной у меня держись! — рявкнул я Захару.
Теперь уже о том, чтобы с бывшим Ванькой справиться ему, речь не шла. Тут вдвоём бы устоять. Шапка, видимо, вливает в носителя очень неслабую подпитку.
Я пытался сообразить, куда метнулся упырь, когда Захар за спиной заорал. Громко и отчаянно. Я почувствовал порыв ветра, резко обернулся. И увидел, как Захар падает. Точнее, как его роняют на землю стремительным ударом. Что произойдёт дальше, гадать не приходится. В следующее мгновение тварь Захара оседлает и потянется клыками к шее. Всё, что нужно свежеобращённой твари — жрать. И без того не богатые умом, от голода они совершенно обезумевают.
Рассудив так, я подскочил к лежащему на спине Захару и рубанул мечом. По тому месту, где предположительно находилась шея невидимого упыря.
Чуть-чуть промахнулся. Ударил сантиметров на десять ниже того места, где шея примыкает к туловищу. И отрубил башку вместе с частью плеч. Точнее, отрубил, но не до конца. Остаточная целостность сохранялась. Зато от удара с головы упыря свалилась шапка. Он снова стал видимым.
Шапку я пнул ногой подальше. Когда упырь, на ходу срастаясь по линий разруба, попробовал метнуться к ней, врубил Костомолку. Упыря раскатало в блин.
Я подскочил к нему. Теперь уже башку отделил чётко, как положено.
Вздохнул, глядя в хлопающие глаза:
— Эх, Ваня-Ваня! И чего ты такой жадный до чужого добра? Не трогал бы банника — и сам бы жил припеваючи, и тварюга эта односельчан не сгубила бы. А ведь мать с отцом, небось, говорили, что воровать нехорошо.
Упырь в ответ прошипел неразборчивое. Разбираться, впрочем, необходимости и не было. И так знаю: «Ненавижу». Ничего нового.
Я размахнулся и пронзил череп мечом.
Две родии. Ошибся Захар — не упырь это, вурдалак. Ожидаемо, впрочем — откуда бы тут больше взялось. Он ведь едва переродиться успел. Если бы не волшебная шапка… Кстати, о шапке.
Я обернулся к Захару.
— Живой?
— Угу, — прохрипел тот.
— Укусить он тебя не успел?
— Не. Я амулет активировал.
— Правильно. В нашем деле лучше перебдеть. Давай, займись делом. Пожги падаль.
Сам я подошёл к отброшенной в сторону шапке. На несколько секунд завис, глядя на загадочный артефакт. Соблазн забрать, постирать и потестировать был, и немалый. Но, блин. Шапку эту носила наглухо отбитая тварь. Человек, который её украл, превратился в наглухо отбитую тварь.
Чего она там даёт-то? Невидимость? Этого я, при желании, и сам смогу добиться. Если понадобится. Без тварных подачек обойдусь.
С другой стороны, если её не надевать, то и вреда не будет. А там — мало ли, вдруг шапка окажется кусочком какой-то головоломки, без которого цельной картины не увидишь.
Подумав, я активировал Доспехи и подобрал шапку. Ощущение от прикосновения было не очень приятным. Я определённо взял что-то враждебное.
Молчать, там! Не на того напала.
Я сунул шапку в мешок с костями. Вернусь домой — приныкаю куда-нибудь. Мне Захар, кстати говоря, обещал вроде бы сейф подогнать. Вот как раз для таких вещей, которых лучше лишний раз не касаться.
— Как ты его, а!
Мы с Захаром обернулись одновременно. Из-за угла одной из заброшенных лачуг показался Котька.
Я нахмурился.
— Ты ещё откуда взялся? Сам же жаловался, что боязно.
— То — понятно, что боязно. А всё ж интересно! Не смог удрать, затаился да глядел. Как ты его! — Котька взмахнул воображаемым мечом. — Емельке да другим расскажу — от зависти помрут! Что я видал, а они нет. А ты этак любую тварь можешь?
— Любую. И не только тварь. Так Емельке и передай.
— Передам в точности, — пообещал Котька. И испарился.
Что ж. В чём я теперь могу быть уверен, так это в том, что на лазанье по местным трущобам у меня полный безлимит, в любое время дня и ночи. О том, что видел, Котька расскажет в красках, да ещё от себя приплетёт.
В общем, день прошёл не зря. Хрен с ним, что с вурдалака всего две родии.
Вернувшись к Фёдору, я решил пообедать, а заодно поужинать, в трактире, после чего уж ехать домой. Перед обедом-ужином прилёг отдохнуть. Не успел задремать — постучали в дверь.
— У? — буркнул я.
В комнату заглянул мальчишка, сын Фёдора.
— Ваше сиятельство! Извиняйте, что беспокою. Тама до вас лакей пожаловал.
— Какой ещё лакей?
— От господ Головиных. Говорит, Катерина Матвеевна прислали справиться, не объявлялись ли вы в городе.