На первом этаже оказались помещения, которые имели хозяйственное значение - это и большая кухня, и кладовая, и комнаты для прислуги. Но когда мишки поднялись на второй этаж и попали в каминный зал, то были так поражены красотой, что там и остались.
Потолок был расписан такими удивительными фресками, что замирало сердце, когда смотришь вверх. Вдоль стен стояли скульптуры, а на самих стенах висели картины, написанные лучшими мастерами кисти. На всем лежал налет вековой пыли.
Мишкам захотелось увидеть живопись в ее подлинных красках, и они тут же активно принялись за уборку. Особенно усердствовал Ворчун. Малыш, вытирая тряпкой великие полотна, то и дело восклицал:
- Смотрите! Смотрите!
Это он обнаруживал чье-то лицо, которое казалось живым. На мебель когда-то были наброшены чехлы из ткани, они истлели от времени и от прикосновения рассыпались.
- Странно живет сэр Говард! - заключил Ворчун.
- Едва ли он когда-то сюда заходил, - сказал Колдун.
- Почему ты так считаешь? - подскочила к нему Солнышко.
- Очень на это похоже. Посмотрите на пол. Он покрыт слоем пыли. И на нем только наши следы. Ткань, которую когда-то набросили на мебель, истлела. Значит, это сделали задолго до рождения сэра Говарда.
- Тут сыро и ткань могла сгнить за несколько десятков лет, - предположила Бабушка.
- Более или менее уверенно можно сказать одно - сэр Говард давненько не заглядывал сюда, - подвел итог глубокомысленный Колдун.
- В этом с тобой можно согласиться, - сказал Ворчун. - Хотя со многими твоими другими утверждениями я не всегда согласен.
- С какими - конкретно? - подбоченился Колдун.
- Не заводитесь, - остудила Бабушка, - опять затеете дурацкий спор на полдня.
- Послушайте меня! - воскликнула Солнышко.
- Мы слушаем, - отозвался толстяк, который немножко задремал в кресле.
- Ты опять спишь? - сердито нахмурился Малыш.
- Я не виноват, - ответил стеснительно толстяк. - Это кресло такое удобное, что лучше на него не садиться.
- Вот и не садись, - сказал Малыш. - У Солнышка есть предложение. Мы слушаем тебя, Солнышко.
- Вам понравился сэр Говард? - спросила она.
- Очень приличный молодой человек, - уверенно сказала Бабушка.
- Я вполне согласен, - закивал головой Толстяк и сладко зевнул, чем заслужил уничтожающий взгляд Малыша.
- Ничего парень, - отметил Ворчун, осторожно стягивая с клавесина ткань.
- Я скажу определенно, когда доиграю с ним в догонялки, - высказался Малыш.
- А ты что скажешь, Колдун? - спросила Солнышко.
- Если исходить из общечеловеческих оценок, - начал Колдун, - то все предыдущие ораторы правы - сэр Говард оставляет впечатление вполне порядочного и хорошо воспитанного молодого человека с развитым чувством гостеприимства и доверчивости. Но все вы заметили, что хозяин замка весьма печален. И то обстоятельство, что он живет одиноко, тоже дает повод для размышлений. Исходя из этих постулатов...
- Нельзя ли покороче? - прозрачно намекнул Ворчун.
- И недурно было бы чуть ясней, - подхватил Толстяк.
- Не перебивайте меня, иначе я собьюсь и придется начать сначала, - попросил Колдун. - На чем я остановился?
- На каких-то постулатах, - напомнил Малыш.
- Да, да, спасибо, Малыш. Не кажется ли вам странным, что столь воспитанный и внешне красивый молодой человек живет как затворник, затаив в душе огромную печаль?
- Кажется, - признался Малыш.
- Что тебе кажется? - озадаченно спросил Колдун.
- Ты же сам сказал - «Не кажется ли вам...» Так вот мне кажется.
- Ах да! Я забыл начало своего предложения.
- К чему ты ведешь? - спросил Ворчун.
- Я не назвал бы сэра Говарда счастливым человеком, - неожиданно закончил Колдун.
- Может, что-то случилось с его мамой и папой? - предположил Малыш.
- Не вздумай спросить его об этом, - предупредила Бабушка, - ты можешь коснуться больного места.
- Я думаю, тут другая причина, - сказал Ворчун. - Мне приходилось видеть таких задумчивых юношей. Причина этой задумчивости обычно одна.
- Какая же? - спросила Солнышко.
- Ну, говори, Ворчун! - пристал и Малыш.
- Ты надолго умолк? - поинтересовалась Бабушка.
- Оставьте его в покое, - попросил Толстяк. - Он за раз столько выговорил слов, что теперь отдыхает.
- Несчастная любовь, - вздохнул Ворчун.
Колдун стукнул себя по лбу.
- Как я сразу не догадался!
- Вот и отлично! - воскликнула Солнышко.
- Чему тут радоваться? - проговорил Ворчун.
- Я радуюсь тому, что сэру Говарду повезло - мы оказались у него в гостях.
- Чем мы можем помочь? - спросила Бабушка.
- Я недаром завела этот разговор, - сказала Солнышко. - Я почувствовала, что молодому хозяину замка не по себе. Я могу представить, как уныло протекает его жизнь среди этих серых стен, когда даже не с кем перекинуться словом.
- Что же ты предлагаешь? - нетерпеливо спросил Малыш.
- Мы должны устроить праздник, - сказала Солнышко.
Малыш разинул рот да так и застыл. Во-первых, он очень любил праздники. А во-вторых, он не мог припомнить, какой на подходе мог быть праздник. Праздники бывают редко, и если бы их можно было устраивать просто так, так они бывали бы каждый день.
- Это хорошо! - обрадовался толстяк. - Праздник! И огромный торт!
- Но какой праздник? - спросил Малыш, боясь, что своим вопросом все испортит, вдруг все поймут, что никого праздника на самом деле нет и продолжится будничный день.
- Праздник каминного зала, - заявила Солнышко.
- Это как? - спросил Малыш.
- Много лет, - стала объяснять Солнышко, - каминный зал пребывал в тишине. Толстым слоем ложилась пыль. И вот мы сметем эту пыль, помоем полы, почистим зеркала, зал преобразится, и это будет для него праздником.
- Ты права, - сказала Бабушка. - И мы пригласим сэра Говарда.
- Ты все поняла, Бабушка! - воскликнула Солнышко.
- Ну, что ж! - задумался Ворчун.
- Исходя из здравого соображения, - начал Колдун, - и учитывая умственно-моральное состояние сэра Говарда...
- Быть празднику! - перебил Толстяк.
- Ура! - завопил Малыш.
И мишки бодро принялись за работу. Они чистили и драили, мыли и вытирали. Так прошло несколько часов. Когда они закончили работу и посмотрели вокруг, то не поверили своим глазам.
Зал сверкал, блестел паркет на полу, сияли краски фресок на потолке, отливали золотом скульптуры, огромная люстра серебрилась множеством многогранных стекляшек.
- Это еще не все! - воскликнул Ворчун.
- Что же еще? - огорчился Толстяк, опасаясь, что опять его заставят работать, а самое время перекусить и полежать на боку на чем-нибудь мягком.
- Надо ехать в лес, - сказал Ворчун.
- Я занят, - поспешил заявить Толстяк.
- Интересно, чем ты занят? - посмотрел на него Колдун.
- Мне нужно, - серьезно стал объяснять Толстяк, - посидеть в кресле и обдумать светский разговор, который предстоит провести с сэром Говардом.
- Почему именно ты должен об этом думать? - спросил Ворчун
- Кто же еще? Как бы ты, Ворчун, повел этот разговор?
- Пусть не я, но есть Колдун, есть Бабушка...
- Есть, есть, есть... У тебя все есть, а на самом деле ничего нет. С тех пор, как Колдун остался без книги, он ничего толком не может сказать. Начинает плести словесные кружева и так запутывает слушателя, что потом невозможно выпутаться. Что касается дам, то я выражаю им почтение, но в светском обществе не принято начинать разговор дамам.
- И часто ты бывал в светском обществе? - спросила Бабушка.
- Чтобы иметь представление о том, как ведутся разговоры в светском обществе, не обязательно там бывать, достаточно иметь богатое воображение.
- Ты хочешь сказать, что оно у тебя богатое? - спросил Ворчун.
- Разве кто-то из вас сомневается? - распахнул глаза Толстяк и поглядел на кресло, куда его тянуло, словно магнитом.
- Ладно вам препираться - заявил Малыш. - Я пойду в лес.
- И я! - крикнула Солнышко.
- Недурно прогуляться по воздуху, - решил Колдун, - а Бабушка, могла бы за это время приготовить обед.
- Какой обед? - проворчала Бабушка. - Уже дело к ужину.
Тут они все заметили, что по углам зала сгустились сумерки.
- Осталось уточнить, - сказал Малыш, - зачем надо идти в лес?
- Что за каминный зал, - развел лапами Ворчун, - если нет огня в камине. А огня без дров не будет. Дров же в этом замке не найти. Последний раз этот камин горел сто лет назад.
Выговорив столь длинную тираду, Ворчун устало вздохнул и было ясно, что теперь замолчит надолго и никаких других пояснений от него не дождешься. Хотя пояснения и не нужны были, потому что все уставились на камин и всем стало ясно: в нем должен пылать огонь.
- Распределимся так, - заявил Толстяк, - Бабушка готовит ужин, Солнышко помогает ей, Ворчун достает дрова, Малыш помогает ему, Колдун собирает воздушный шар, а я подумаю о светской беседе. И все заняты.
- Мы совсем забыли о воздушном шаре, - забурчал Ворчун. - А нам еще лететь и лететь, если мы хотим путешествовать. Я займусь шаром, а Колдун поищет дрова.
- Колдун никогда их не найдет, - не согласился Толстяк. - Он без своей книги даже не определит, где дрова, а где камни.
- По вопросу дров я буду старшим! - крикнул в сердцах Малыш. - Мы так проговорим до ночи.
- Пусть Малыш будет старшим, - согласился толстяк, потому что кресло манило его. - Я на себя беру самое сложное.
С этими словами он забрался с ногами в кресло, и если бы остальные мишки не вышли из зала по своим делам, то через минуту услышали бы самый музыкальный в мире храп.
Бабушке и впрямь понадобилась помощь Солнышка, потому что вековой беспорядок на кухне мог вызвать отчаяние. Но Бабушка и Солнышко принялись за дело и вскоре все расставили на свои места.
Видя, как неумело садится в лодку Колдун, и опасаясь, что он выкупает в озере Малыша, Ворчун сказал:
- Подождите.
- Чего нам ждать? - не понял Колдун. - Темноты? Пусть каждый занимается своим делом и не мешает другим.
- Хотел бы я знать, Колдун, как ты займешься своим делом, если даже не догадался взять топор.
- О да! Я как раз подумал, что не совсем ловко будет ломать деревья лапами, и мысль о топоре промелькнула в моей голове, но другие мысли, более философского характера, оттеснили ее, и тогда ты увидел то, что увидел, как два лучших в мире дровосека, какими являемся мы с Малышом, чуть не поплыли рубить дрова без топора, но учитывая...
- Остановись, Колдун, - попросил Ворчун. - А ты, Малыш, беги.
- Куда я должен бежать, Колдун?
- Ты должен обежать замок.
- Зачем? - спросил Малыш.
- Ты обеги, а тогда поймешь.
- О, кажется, я догадываюсь, что имеет в виду Ворчун, который мало тратит слов, что, с одной стороны, порождает неудобство - не всегда поймешь его мысль, но, с другой стороны, у него больше времени остается молча думать, и на этот раз я не сомневаюсь, что он прав. Я в твои годы, Малыш, давно уже побежал бы и через несколько минут вернулся бы с криком: «Я нашел дрова!» Тогда нам не понадобилось бы...
Малыш не дослушал Колдуна, а кинулся бежать. Колдун же помог Ворчуну собрать и упаковать воздушный шар.
К этому времени вернулся Малыш и радостно сообщил, что по ту сторону замка стоят целые поленницы дров, правда, они изрядно покрылись мхом, и некоторые поленья даже пустили побеги.
После этого не стоило большого труда трем мишкам натаскать в каминный зал дров и зажечь огонь.
Проворные Бабушка и Солнышко приготовили ужин. Толстяк, удобно расположившись в кресле, сладко похрапывал, мало напоминая джентльмена. Его растолкали и сказали, что пора звать сэра Говарда.
Он спросонья долго не понимал, где находится и чего от него хотят.
- Ты придумал? - приставал к нему Малыш.
- Что я должен был придумать?
- О чем начнешь разговор с сэром Говардом?
- О, не беспокойся, Малыш, - пришел, наконец, в себя Толстяк. - Ты должен знать, с кем имеешь дело. Я все досконально продумал.
- И как мы должны вести себя? - спросила Солнышко.
- Вы сидите и ничего не предпринимайте. Я все беру на себя. Немного поговорю о погоде, потом перекинусь на виды на урожай и трону биржевые новости.
Толстяк вел себя так самоуверенно, что ничего не оставалось, кроме как положиться на него.
- Кто пойдет приглашать сэра Говарда? - спросил Ворчун и стал колоть полешки на чугунной плите возле камина, показывая тем самым, что он занят.
- Малыш, я попрошу тебя, - повел лапой Толстяк.
Тот уже был готов ринуться вперед, но Бабушка остановила:
- Это не солидно. Мы посылаем не за доктором.
- Она права, - согласился Ворчун.
- Тогда пусть идет Солнышко, - предложил толстяк.
- Ты хоть соображаешь? - возмутилась Бабушка. - А еще воображаешь себя джентльменом!
- Остается Колдун, - заключил Толстяк.
- Ну, уж нет! - опять не согласилась Бабушка. - Если Колдун пойдет, то вернется только завтра. Уж лучше ты.
- Вот видите! - поднял лапу Толстяк. - Чуть какое сложное задание, опять я! Я поражаюсь своему спокойствию, с каким переношу все тяготы и лишения. Что вы делали бы без меня? Вот я хочу знать - что? Толстяк, думай, Толстяк, помоги! Толстяк, объясни! И все Толстяк! Я скоро похудею!
- Успокойтесь, - раздался приятный голос сэра Говарда. - Если нужно найти меня, то я уже нашелся.
В дверях стоял Говард, он с восхищением смотрел вокруг себя и изумленно разводил руками.
- Вы сотворили чудо! - сказал он.
- Для нас это привычное дело, - скромно заметил Толстяк.
- Это праздник! - воздел руки к фрескам на потолке Говард.
- Сэр, как вы догадались, что мы хотели устроить праздник? - спросила Солнышко.
- Разве трудно догадаться?
- И вы догадались, что этот праздник мы приготовили для вас? - спросил Малыш, сдвинув брови на переносице.
- Нет, об этом я не догадался.
- Тогда вы знайте, - вскричала Солнышко, - этот праздник - вам.
- Чем я заслужил? - смутился Говард.
- Они все испортили! - схватился за голову толстяк. - Ах, эти дети!
Солнышко и Малыш прикусили язык, они и на самом деле увлеклись и забыли, что существует светский этикет.
- Сэр Говард, - выступил вперед Толстяк, - как вам погода?
- Простите, мистер...
- Можете просто - Толстяк.
- Простите, многоуважаемый Толстяк, но я давно уже не замечаю, какая вокруг меня погода, - с печальным видом признался Говард.
- О, напрасно! - с видом завсегдатая светских тусовок проговорил Толстяк. - От погоды зависит урожай. А разве вас не интересует, каким нынче будет урожай?
- Возможно, я огорчу вас, - сказал Говард, - но опять же должен признаться, что меня также совершенно не интересует урожай.
- Я вас могу понять, - глубокомысленно покивал головой Толстяк. - Вы слишком заняты биржевыми новостями?
- Я никакого представления не имею о бирже, - сознался Говард, чувствуя, что собеседник просто сочтет его полным кретином.
Толстяк покашлял в лапу, совершенно не зная, о чем же еще спросить. Он в эту минуту пожалел, что слишком много времени уделяет отдыху, мог бы почитать две-три книжки о джентльменах и почерпнуть оттуда кой-какие знания.
- Тогда не разделите ли с нами ужин? - предложил Толстяк, точно зная, что никто от такого занятия не откажется.
- Я очень благодарен вам, - прижал к груди руку Говард, - но мне даже неприятно думать о пище. Не примите мой отказ за обиду. Я вам очень признателен. Если позволите, я посижу у камина, а вы поужинайте.
- Чего спрашивать, - удивился Ворчун, - вы хозяин замка!
Толстяк тихо пихнул в бок Ворчуна и сказал:
- Мы немножко проголодались...
- Еще бы! - признал Говард.
- Тогда с вашего позволения...
И как ни хотелось Толстяку быстрее сесть за стол, однако он задержался, чтобы предупредить Говарда.
- Сэр, только не садитесь на то кресло, - показал он, - оно имеет усыпляющее свойство. Я это сам испытал.
- Не бойтесь, мистер, я очень мало сплю.
Толстяка очень занимало, почему сэр Говард мало спит, но еще больше ему хотелось поесть. При этом надо учитывать, что Толстяк знал, как вкусно готовит Бабушка. Он первый ринулся к столу.
Пока мишки ужинали, Говард смотрел на каминный огонь, подбрасывая поленья, и думал. В его голове рождались стихи.
Я сижу у камина, в языках огня
Возникает твой образ опять для меня.
Ему и впрямь казалось, что не пламя пылает перед ним, а Она в ярком алом платье танцует, зубы ее ослепительно сверкают, движения стремительны, неуловимы и прекрасны. Он так явственно вообразил, что видит Ее, что загляделся, и вздрогнул от неожиданности, когда услышал рядом:
- Сэр Говард!
Он посмотрел по сторонам. Мишки, отужинав, расселись вокруг него, и Толстяк обращался к нему.
- Могу ли я спросить?
- Что угодно? - кивнул Говард.
- Тогда скажите нам, почему вы не замечаете погоды, не интересуетесь видами на урожай, почти не едите и мало спите? Может, вы чем-то заняты?
- Да, я очень занят, - согласился Говард.
- Чем же?
- Я думаю.
- И все?
- И все. Я только думаю.
- О чем же, сэр Говард? - спросила Солнышко, удивленно вскинув брови.
- О Ней.
Говард торжественно посмотрел на своих гостей.
- Я поняла! - воскликнула Солнышко. - Вы влюблены!
- Ты права, моя девочка, - признался Говард, - я действительно влюблен, и если бы вы были так любезны и согласились выслушать меня...
- О чем вы говорите, сэр?! - развел лапы Толстяк.
- В самом деле, - буркнул Ворчун.
- Конечно согласны! - воскликнули одновременно Малыш и Солнышко.
- Говорите, сэр, если это вам облегчит душу, - кивнула Бабушка.
- У нас, у медведей, поступки гораздо более объяснимы, чего не скажешь о людях, - начал Колдун, - особенно когда это касается такого понятия, как любовь, когда человек почему-то теряет способность логического мышления и поддается одним эмоциям, зачастую необъяснимым, что приводит меня в состояние растерянности, смешанной с удивлением.
- Все? - толкнул его в бок Ворчун.
- Что все? - изумился Колдун. - Я начал излагать мысль и мне важно ее закончить, потому что это поможет нам всем понять сэра Говарда. В той книге, которую я забыл дома, есть объяснение тому чувству, которое именуется любовью, но я запамятовал формулировку и хотел бы сейчас попытаться своими словами объяснить вам.
- Может быть, не надо? - довольно выразительно посмотрел на Колдуна хмурый Ворчун.
- Не мешай сэру Говарду, - попросила Солнышко.
- А детям пора спать, - заметил Ворчун.
- Где вы тут увидели детей? - возмутился Малыш.
- Хорошо, хорошо, - поднял руку Говард. - Я могу послушать Колдуна, но уверяю, что о любви никто ничего не знает, кроме меня. Я не стал бы так смело утверждать подобное, если бы не перечитал сотни книг и не убедился, что самые великие авторы имели весьма смутное представление о любви.
- Даже так? - заинтересовался Ворчун.
- Тем более интересно вас послушать, - заявил Толстяк, который про себя удивился, что не хочет есть и спать.
То, что не хотелось перекусить чего-нибудь, объяснялось просто - он только что вышел из-за стола. Но спал-то он когда? Добрый час прошел. В другое время его уже тянуло бы в уютное местечко, а теперь сна не было ни в одном глазу.
Все-таки сэр Говард заинтересовал не на шутку даже Толстяка. Нечего было говорить о других.
- Если вы позволите, я начну свою печальную и прекрасную повесть, - сказал Говард. - Я никому не рассказывал ее, но почему-то вам решил довериться. С одной стороны, вы расположили меня к себе. А с другой стороны, я не могу более молчать, это становится невыносимо...