Мне как молитва эти имена. От Баха до Рихтера

АНТОНИН ДВОРЖАК ЧЕШСКИЙ ДУБ

Вот я держу сейчас в руках очень красивый журнал «Добро пожаловать в Сердце Европы», ревю о Чешской Республике, и думаю: а каково, если в двух словах, биение этого сердца, каким оно слышится сотням тысяч пусть даже никогда не бывавших в Чехии людей? Конечно же музыкой! Не вызывает сомнений, что из всех небольших стран центральной и восточной Европы, не считая Австрию, вклад чехов в мировую музыкальную культуру едва ли не наиболее значительный. Конечно, были Шопен в Польше и Лист в Венгрии и еще ряд крупных композиторов в тех же и в других «малых» странах, но это 19 век, а в Чехии уже в 18-ом появились прославившиеся на всю Европу музыканты, такие как Богуслав Черногорский, Франтишек Мича, Ян Вацлав Стамиц, братья Иржи и Франтишек Бенда и, конечно, Йозеф Мысливичек, друживший с самим Моцартом. Ну а в 19 веке были основоположник национальной чешской музыки Бедржих Сметана, и Леош Яначек, и Зденек Фибих, Йозеф Богуслав Ферстер и Йозеф Сук, позже Богуслав Мартину и ряд других талантливых, хотя и не столь крупных музыкантов. И все же есть один композитор, чье имя в этом списке стоит особняком (так же, как Чайковский в России), это Антонин Дворжак. Я бы сказал, что он высится как могучий дуб в «лиственном» (если уж развивать метафору) лесу чешской музыки, дуб, глубоко ушедший корнями в родную землю, устоявший перед всеми испытаниями нелегкой судьбы, дуб, чья роскошная крона одновременно и величественна и нежна своими молодыми побегами и все тянется, тянется к солнцу. Видимо примерно то же почувствовал один Нью-Йоркский критик, вот что написавший о нем в 1894 г.: «Есть лишь один из ныне живущих композиторов, чьи идеалы солнечны, кто в музыке наивен, как дитя, и мудр, как змея... Он пишет музыку, от которой веет ароматом лесов и лугов, гор и морей...».

К сожалению, «вдохнуть эти ароматы» нам в России удается нечасто. Уж и не знаю, почему из всего многообразия произведений, созданных Дворжаком почти во всех жанрах (10 опер, столько же ораторий и кантат, 9 симфоний и еще около 25 сочинений для оркестра, 7 концертов с солирующим инструментом, около 40 камерно-инструментальных ансамблей, 14 сборников фортепьянной музыки и так далее), более или менее регулярно исполняются лишь несколько. Столь несправедливое отношение (в этом я убежден) к одному из величайших современников Брамса и Чайковского побудило меня, отнюдь не музыковеда — поэта, поделиться с читателями тем сравнительно немногим, что мне известно о Дворжаке, музыканте и человеке.

Антонин Дворжак родился 8 сентября 1841 г. в местечке Нелагозевсе (в ту пору Мюльгаузен) на берегу Влтавы, севернее Праги. Отец — мясник, владелец небольшого постоялого двора. Ну, мясник мясником, а на цитре он играл, и братья его играли — кто на скрипке, кто сразу на нескольких инструментах, так что и Антонин, благо он был первенцем из 8 детей, вскоре получил в подарок скрипочку, а его первым музыкальным учителем стал кантор в местном костеле Йозеф Шпиц. Тем не менее, отец, естественно, видел в старшем сыне своего преемника и в 1853 г., по окончании местной двухлетней школы, послал его в соседний городок Злонице, где Антонин поселился у своего дяди и стал обучаться профессии мясника в ремесленном цехе, работая на бойне и в мясной лавке. Одновременно он продолжил занятия музыкой у тамошнего кантора Лемана, серьезного педагога и музыканта. Еще через год Антонин получил свидетельство, что стал подмастерьем, и неизвестно, как сложилась бы его дальнейшая судьба, если бы Леман не уговорил отца отправить сына в Прагу для обучения в Органной школе, куда Дворжак был зачислен в октябре 1857 г., и которую успешно закончил в июле 59-го. К этому времени относятся и его первые, не сохранившиеся, композиторские опыты.

В сентябре того же года Дворжак надолго поселился в семье родственника отца Вацлава Душека и вскоре получил место альтиста в частной капелле Комзака. Жалованье он там имел весьма скромное, вынужден был где только мог подрабатывать и каждую свободную минуту сочинял. К началу 60 г.г. относятся его первые несущие печать самобытности произведения: струнные квинтет ля минор ор.1 и квартет ля мажор ор.2. Осенью 1862 г. в Праге состоялось торжественное открытие так наз. Временного театра; управляющий оперной труппой Майр пригласил для работы в театре капеллу Комзака, и Дворжак на целых 11 лет приобщился к исполнению преимущественно оперной музыки ведущих европейских мастеров. В период с 62 по 65 г.г. Дворжак создает свои 1 и 2 симфонии и 1 виолончельный концерт, вокальный цикл «Кипарисы» и др. сочинения, большинство которых было им впоследствии либо переработано, либо уничтожено. Вскоре он впервые попробовал свои силы и на оперном поприще («Альфред»), но остался неудовлетворен результатом и до конца жизни никому партитуру не показывал. Он пишет также новые произведения в инструментально-камерном жанре, а в 71 г. заканчивает работу над второй своей оперой «Король и угольщик», премьера которой (но уже в новой редакции) с большим успехом прошла три года спустя. Но еще до этого, в 1873 г., с неменьшим успехом состоялась премьера другого его крупного произведения — патриотической кантаты «Гимн», она-то и возвестила широкие слои музыкальной общественности о явлении нового крупного таланта. Еще одной важной вехой в творческой биографии Дворжака стала его 3 симфония ми-бемоль мажор, впервые исполненная в марте 1874 г. под управлением Сметаны. Дворжак медленно, но неуклонно добивался признания — пока еще только в своей стране.

Между тем, материальное положение композитора оставалось нелегким. Особенно после женитьбы — в ноябре 73 г. Затем на семью обрушилось подлинное испытание: дети рождались — и умирали: все три первенца — в период с 75 по 77 г.г. Несмотря ни на что Дворжак продолжает интенсивно работать, создавая все новые и все более более зрелые произведения: оперу «Упрямцы», струнный квинтет соль мажор, Фортепьянное трио си-бемоль мажор, струнные квартеты фа минор, ля минор и ре мажор, 4 и 5 симфонии, Серенаду для струнных и другие. И судьба наконец-то оказалась к нему благосклонной. Сначала, в январе 1875 г., пришло известие из Вены о присуждении ему государственной стипендии, а затем произошло и другое событие, ставшее поворотным в его судьбе. Супруги Нефф, по просьбе которых Дворжак написал несколько вокальных («Моравских») дуэтов на тексты Франтишека Сушила, поэта, переводчика и собирателя фольклора, тайком от композитора отослали эти дуэты Иоганнесу Брамсу и видному музыкальному теоретику Эдуарду Ганслику, входившему в состав жюри по присуждению государственных стипендий (в 1878 г. такая стипендия была присуждена Дворжаку в пятый раз). Дуэты очень понравились Брамсу и он рекомендовал их своему берлинскому издателю Фрицу Зимроку, написав в частности следующие строки: «Решительно он очень талантливый человек. Кроме того он беден. Прошу Вас принять это во внимание». Но Брамс не ограничился этим: в последующие годы он всячески способствовал исполнению произведений Дворжака в Вене, что и послужило началом широкого признания чешского композитора за рубежом. Очная встреча Брамса и Дворжака в конце 1878 г. в Вене стала началом их многолетней дружбы — явление среди крупнейших музыкантов нечастое. Вот несколько документальных свидетельств.

Дворжак — Брамсу (январь 1878): «Теперь я отваживаюсь обратиться к Вам еще с одной просьбой. Разрешите мне в знак признательности и глубочайшего уважения к Вашим несравненным творениям просить Вас принять посвящение моего квартета d-moll».

Брамс — Дворжаку (март 1878): «Заниматься Вашими делами доставляет мне самую большую радость... Я приму Ваши ноты с большой благодарностью в таком виде, в каком они есть (у Брамса были кое-какие замечания — И.Г.), а посвящение квартета я счел бы честью для себя».

Дворжак — о Брамсе (октябрь 1883): «Общение со мной кажется было ему приятно, я же... чувствовал себя просто влюбленным в него! Какое сердце и какая душа у этого человека!»

Брамс (в беседе с Ферстером): «Я был бы рад, если бы мне удалось сочинить одну из тем, какие приходят в голову Дворжаку — так, мимоходом».

Из воспоминаний Йозефа Сука: «Дворжак вдруг затосковал по Брамсу и поехал однажды (март 1896) с нами в Вену... Брамс уговаривал Дворжака переселиться в Вену... «У Вас много детей, а у меня почти никого нет. Если Вам будет что-нибудь нужно, мое имущество — в Вашем распоряжении. У жены Дворжака выступили слезы на глазах...»

Нет нужды подробно рассказывать о дальнейшем. С начала 80 г.г. Дворжак быстро завоевывает мировую известность. Его авторские концерты триумфально проходят в Австрии, Германии и Англии. В числе его новых поклонников такие известные зарубежные музыканты — исполнители как Йозеф Иоахим, Ганс фон Бюлов, Ганс Рихтер. В феврале 1888 г. Дворжак знакомится в Праге с Чайковским, знакомство вскоре перерастает в подлинную дружбу. Два года спустя по инициативе Чайковского состоялись авторские концерты Дворжака в Москве и Санкт-Петербурге, снова огромный успех. Из-под пера Дворжака появляются все новые произведения в разных жанрах, которые незамедлительно издаются за границей. Спрашивается, когда же он отдыхает? В основном на родине, в деревне Высокая, первоначально как гость графа Коуница, позднее, с 1884 г., получив солидные гонорары от Зимрока и за гастроли в Англии, композитор купил там участок земли, выстроил небольшой дом и разбил сад.

Из письма Зимроку (май 1884): «Вот уже несколько дней как я нахожусь опять здесь, в самом прекрасном лесу, где провожу великолепные дни... и все время восхищаюсь очаровательным пением птиц (дома у него было много клеток с певчими птицами, разводил он также и голубей — И.Г.). О сочинении вообще не думаю, наслаждаюсь жизнью...». Ну, положим, наверное думал, его работоненасытность на протяжении всей жизни поражает.

К концу 80 г.г. вокруг Дворжака постепенно объединяются передовые деятели чешской культуры. В 1890 г. его избирают в чешскую Академию; Пражский и Кембриджский университеты присваивают ему почетное звание доктора музыки. С 1891 г. он профессор Пражской консерватории, а спустя 10 лет — еще и ее директор. В числе его воспитанников такие известные музыканты как Йозеф Сук и Витезлав Новак. В 1892 г. Дворжак принимает весьма выгодное в материальном плане и одновременно престижное предложение занять пост директора и профессора Нью-Йоркской национальной консерватории и уезжает туда на два года с женой и двумя детьми. Впрочем, административные обязанности оставляли ему достаточно времени и для отдыха, и для интенсивной творческой работы. В Америке он написал свою самую значительную, 9 симфонию «Из Нового света», с грандиозным успехом исполненную в Нью-Йорке в декабре 93 г., Сонатину для скрипки и фортепьяно, струнные квартет фа-мажор и квинтет фа-диез мажор, много песен. Несмотря на всеобщее почитание, на неизменный успех, с которым проходили его концерты, Дворжак вел в Америке уединенный образ жизни, избегал званых банкетов, парадных обедов, мало где бывал. Зато охотно общался со своими земляками. Лето 1893 г. он провел в семье скрипача Йозефа Коваржика, жившей в составе чешской колонии в городке Спиллвиле (штат Айова). Слово Коваржику:

«Образ жизни маэстро был примерно такой: он вставал в четвертом часу и отправлялся на прогулку к ручью или к реке, а в пятом часу уже возвращался, работал, в семь часов садился в костеле за орган (это была собственная инициатива Дворжака — И.Г.), затем шел домой работать, после— снова на прогулку. Почти каждый полдень встречался со старожилами поселка и подолгу беседовал с ними.»

Дворжак скучал по родине. Из его письма другу:

«Вы знаете, что я люблю свою родину превыше всего, что я с радостью приложу свои скромные силы везде, где только они понадобятся, и что по возвращении домой я буду счастлив посвятить себя процветанию искусства нашего народа.»

Возвращение состоялось в апреле 1895 г., и уже в ноябре он возобновил свою работу в консерватории. Несколько месяцев действительно ничего не сочинял, но это было затишье перед бурей. В том же 95 г. он пишет два новых струнных квартета, ор. 105, 106, его последние камерно-ансамблевые произведения, завершает работу над знаменитым виолончельным концертом си минор, после чего почти всецело переключается на создание новых симфонических поэм (конец 90 г.г.) и опер: «Черт и Кача» (1898-99), «Русалка»(1900) и «Армида»; законченная в 1903 г. эта опера стала последним сочинением великого композитора. В марте 1904 г. во время ее премьеры никогда не болевшему композитору стало плохо. Дальнейшие события показали, что его могучий организм как бы разом отработал весь свой ресурс (как японские автомобили — отъездят без ремонта положенное число лет, а потом разом разваливаются). Болезнь почек, осложненная гриппом, завершилась внезапным инсультом. 1 мая его не стало. Похороны Дворжака состоялись 5 мая; в последний путь композитора провожала вся культурная Чехия — десятки тысяч людей.

К сказанному остается добавить немногое. Что за человек был Антонин Дворжак? Гениальный самородок — безусловно, но каков был его интеллект (ведь как-никак он был выходцем из малообразованной деревенской семьи и не получил высшего образования), каковы были его интересы, каким виделся он окружающим? Предоставим по-возможности слово близко знавшим его.

Йозеф Сук: «Он интересовался всем, ничто в нашей жизни не ускользало от его внимания... Эрудиция Дворжака в музыке была поистине удивительной. Бах, Гендель, Глюк, Гайдн, Моцарт, Бетховен, Шуберт, Берлиоз, Брамс, Вагнер, Лист — произведения этих мастеров он знал досконально. Итальянскую музыку он тоже любил. Ни одно новое течение не оставлял без внимания, изучал Брукнера, интересовался Рихардом Штраусом и радовался, когда видел у своих учеников попытки отыскать новые средства выразительности».

Любопытная деталь: Дворжак боготворил Брамса, а Брамс был в неладах с Вагнером. Но вот что говорил о Вагнере Дворжак: «Можно его во многом упрекать, но ничто его не сокрушит! То, что сделал Вагнер, не сделал никто до него, и умалить его значения никто не сможет... Вагнер будет стоять незыблемо, точно так же, как статуя Гомера».

Есть свидетельства того, что Дворжак очень много читал, любил живопись, уже в зрелом возрасте изучил английский язык и латынь, обладал немалыми литературными способностями, о чем убедительно свидетельствует написанное им в Америке эссе о жизни и творчестве Шуберта (по мнению известного музыковеда Джорджа Гроува — «самое лучшее и интересное, что написано об этом великом музыканте», «гениальное освещение» его жизни и творчества).

Будучи глубоко религиозным человеком, Дворжак много размышлял о вечных проблемах человеческого бытия вообще и искусства, в частности. В свое время меня поразили рассуждения об искусстве Карела Чапека, точнее одного из его персонажей: «То, что есть в тебе, твоя самобытность, ты сам — это лишь материя, а отнюдь не форма; если ты художник, то ты здесь не для того, чтобы умножать материю, но для того, чтобы придать ей форму и порядок... Твой урок задан тебе не для того, чтобы ты мог проявить себя в нем, но для того, чтобы ты в нем очистился... Не из себя ты творишь, но выше себя...» И вот вам, пожалуйста, Йозеф Михль о том, что Дворжак говорил своим ученикам: «Иметь красивую мысль — в этом нет ничего особенного. Мысль приходит сама собой, и даже если она красива и велика, в этом нет заслуги человека. Но воплотить красивую мысль и создать на ее основе что-нибудь значительное — вот в этом-то и заключается самая большая трудность, это-то как раз и есть искусство». Величайший чешский поэт и величайший композитор — разными словами, но об одном и том же!

Итак, мы уже знаем о том, каким патриотом и каким тружеником был Антонин Дворжак, знаем о глубине и многообразии его интересов, а вот вам еще одна, маленькая, но очаровательная в своей детской непосредственности деталь: Дворжак был помешан на паровозах, и мог подолгу наблюдать их на вокзалах; в Нью-Йорке, в силу того, что там пускали на перрон только отъезжающих, у него возникли с этим делом проблемы, и он переключился на пароходы. Йозеф Коваржик: «Если случалось, что маэстро немного дольше задерживался в консерватории или, увлеченный своей работой дома, забывал об уходящем пароходе, из-за чего у нас не оставалось времени добраться до пристани, тогда мы ехали по железной дороге до Бэттери-парка и оттуда следили за кораблем до тех пор, пока его можно было видеть в океане».

Мне кажется, что такой нюанс вполне соответствует человеку, у которого «так кристальна была душа», который «не знал зависти и мелочной обидчивости. Искусство, которым дышало все его существо, придало и характеру его возвышенную простоту, прямоту и порядочность. Дворжак был очень скромным. Я никогда не слышал, чтобы он отзывался о ком-нибудь пренебрежительно — наоборот, в каждом даже самом незначительном явлении, он стремился находить какие-то положительные стороны». Эти свидетельства Ладислава Доланского, известного чешского музыковеда, подтверждаются и другими высказываниями.

Йозеф Сук: «Он жил, пребывая в уверенности, что служит своему народу и Богу. Взгляд его был взглядом ребенка и одновременно глубокого мыслителя, и если глаза его в задумчивости останавливались на вас, ваша душа невольно трепетала».

Мария Червинкова-Ригрова, писательница: «Он удивительно добродушен и искренен... Никогда не был самодовольным, мировая слава не оказывала на него никакого влияния».

Анна Душкова, двоюродная сестра Дворжака: «Он никогда не говорил грубо, фривольно или двусмысленно. Он всегда был безукоризненно нравственным и возвышенным человеком».

Поразительно, ко всем его профессиональным и гражданским достоинствам еще и такая душа! И все это один человек, это — Дворжак.

Таков был Антонин Дворжак, великий чешский композитор, нравственный и возвышенный человек.