Славочка, дорогой!
После вечера у вас — не могу отделаться от мысли, что все мои «высказывания (печатные и непечатные) о Тебе — страшный вздор — не то! Прости! Мне следовало бы 50 лет писать, «набивать руку», чтобы написать о Тебе хорошо и верно.
Целую. Твой, Твой, Твой
Было время, причем никаких не репрессий — «мирное» время перестройки и гласности, когда в России почти ничего не писали о Рихтере, да и говорить о нем нем было как-то не принято; спросишь у человека, вроде бы осведомленного: что-то о Рихтере давно ничего не слышно, где он, что с ним, не знаете ли? — а в ответ: да что вы все Рихтер да Рихтер, мало у нас что ли других хороших пианистов — Плетнев, Петров, Соколов... кстати вот Трулль тут на-днях выступала, вы не были? В 1993 г. почти незамеченной промелькнула Бог весть откуда взявшаяся книга Валентины Чембержди «В путешествии со Святославом Рихтером», Москва, РИК «Культура» — и снова молчание. Спустя четыре года мало известный в Санкт-Петербурге армяно-еврейский вестник «Ной» опубликовал «записки художника» Дмитрия Терехова «Маленький портрет в барочной раме», автобиографические воспоминания о Рихтере и его ближайшем окружении, но лично я узнал о них и прочитал, когда Рихтера уже не было. Тогда-то и я, осенью 1997 г., на основе своих музыкально-поэтических композиций на петербургском «Радио-Классика» (вскоре «ликвидированном» по распоряжению мэра города А.Яковлева) и публикаций в журнале «Классика», выпустил в свет свои «записки поэта», небольшую брошюру «Мысли о гении. Памяти Святослава Рихтера», наивно полагая, что она будет с пониманием воспринята на открывающихся в Москве «Декабрьских вечерах Святослава Рихтера», первых Вечерах без Него. Не тут-то было. Верный друг Рихтера директор Музея изобразительных искусств г-жа И. Антонова, не читая мою книгу, почему-то решила, что посетителям Вечеров она категорически противопоказана, и позаботилась, чтобы ее там никто не увидел. (Три года спустя нераспечатанную стопку с книгами с трудом удалось разыскать в Москве и доставить обратно в Петербург.) Но время брало свое. 9 апреля 1999 г. по отечественному телевидению был наконец-то («всего» на год позже, чем в Париже) показан 2,5-часовой телевизионный фильм Брюно Монсенжона «Richter L'Insoumis» (неверно переведенный у нас как «Рихтер непокоренный» — вместо «непокорный»). А во Франции и следом в Англии тем временем вышла в свет еще и книга того же Монсенжона «Richter. Ecrits, conversations», 1998, Van den Velde/ Actes Sud/ Arte Editions, составленная по материалам дневников и бесед Рихтера, в переводе на французский (английский), естественно. И вот тут-то стали появляться одна за другой книги о Рихтере и на русском языке. Важным событием стал выход в свет книги Вадима Могильницкого «Святослав Рихтер», выпущенной в 2000 г. челябинским издательством «Урал LTD» в рамках серии «Иллюстрированные Биографии Великих Музыкантов». За ней последовала книга Юрия Борисова «По направлению к Святославу Рихтеру», Москва, «Рутена», 2000; в том же году Музей изобразительных искусств опубликовал сборник статей и воспоминаний о Рихтере, написанных в разные годы, в том числе и после смерти Рихтера, многими авторами — в основном друзьями и музыкантами. Далее отдельным тиражом была издана книга уже упомянутого Д.Терехова, и, наконец, в 2002 г. московское издательство «Классика 21» выпустило книгу Б.Монсенжона «Рихтер. Дневники, Диалоги», ту самую, что 4 года назад появилась во Франции и в Англии, но в переводе на русский язык.
Что же произошло? В общем, то, что и должно было произойти, только намного раньше. Человечество, наконец, осознало истину, которую давно уже предвещал великий учитель Рихтера Генрих Нейгауз: Святослав Рихтер не один из «хороших и разных», коих так много в современном исполнительском искусстве, — он — Единственный, явление, соизмеримое с величайшими творцами музыки 20 века, такими, как Шостакович, Прокофьев, Хиндемит и Стравинский, а может быть в чем-то даже и выше, ибо его музыка охватывает все века — от Баха и Генделя до тех же Шостаковича и Прокофьева. К этой теме мы еще вернемся, а сейчас мне хочется обратить внимание наших читателей на одну любопытную закономерность: все упомянутые мною книги-монографии написаны людьми разных профессий, но не профессиональными музыковедами. Чембержди, насколько я понимаю, — филолог, Терехов — художник, Борисов — театральный режиссер, Могильницкий — ученый-математик (сверх того переводчик и поэт), ваш покорный слуга — поэт (с радиотехническим образованием), Монсенжон — кинорежиссер и скрипач. Все, кроме Могильницкого и Горина, — в прошлом друзья Рихтера; их воспоминания, написанные с безмерной любовью и несомненным литературным талантом (лично мне в этом плане особенно нравятся записки Терехова), по-разному раскрывают перед нами различные эпизоды из жизни и чисто человеческие грани воистину непостижимого в своей огромности облика Великого артиста. Но спрашивается, а где же были (и остаетесь) вы, профессиональные музыканты и музыковеды? Конечно, кое-что написано и вами; если порыться по журналам и сборникам 90-х г.г., то можно обнаружить не так уж мало посвященных Рихтеру страниц, написанных рукой Л.Гаккеля, Т.Грум-Гржимайло, Д.Паперно (издано в США), Я.Мильштейна, той же В.Чемберджи... вот, однако, вроде бы и все, хотя не поручусь, что мой список полный. Однако по-настоящему обширное и глубокое биографическое исследование о Рихтере написали все-таки не они, а доцент Челябинского университета В.А.Могильницкий.
Но почему же все-таки «какой-то» одиночка Могильницкий, а не кто-нибудь из маститых музыковедов, коих так много? Ладно, не стану распространяться на эту опасную тему, скажу лишь, что, на мой взгляд, это произошло далеко не случайно: чтобы хорошо (насколько это вообще возможно) написать о Рихтере-музыканте, нужно быть или Генрихом Нейгаузом или... Вадимом Могильницким, с его всеобъемлющим (не только музыкальным) образованием и кругозором. Иначе тему Рихтера просто не охватить; «он какой-то бездонный, Рихтер» очень точно сказал о нем как-то наш выдающийся альтист Юрий Башмет. Для меня давно уже очевидно, что Рихтер соотносится с другими выдающимися пианистами нашего времени как, скажем, материк со всеми его горами и равнинами, лесами, цветущими полями, ручьями, озерами и реками — с теми же, но отдельно взятыми, горами, лесами и реками, подчас по-своему не менее прекрасными, но все это частности, а не единое грандиозное целое.
«А ты кто такой?» — вправе спросить вы меня. В принципе, я не обязан отвечать на этот вопрос, и если 1 часть этой книги не убедила вас в том, что кто-то я все-таки есть, можете отложить ее в сторону. Но так и быть, коротко я все же отвечу.
Из праха создал мир и человека Бог —
Как смог.
Потом, презрев Всевышнего величье,
Явились Боги в человеческом обличье
И из всего, чем дышит человек
(Из века в век):
Из радости и слез, смиренья и дерзаний,
Из скорби и любви, небесной и земной,
Из веры и неверья, из страданий, —
Создали мир совсем-совсем иной.
О мир высоких душ! Таинственно, незримо
Творит он свет из самой черной тьмы
И ввысь влечет неодолимо
Людские души и умы.
Языческих богов тех было двадцать-тридцать,
Над всеми — ЛЮДВИГ, ВОЛЬФГАНГ, ИОГАНН.
Средь тысяч их жрецов явились единицы,
Величием подстать самим богам.
Один из них... Прошло немало лет
С тех пор, как я внимал ему впервые...