КЛОД ДЕБЮССИ ПРИРОДА — РЕЛИГИЯ

«Я сделал религию из таинственной природы»

/Клод Дебюсси/


Не стоит и спрашивать, любите ли вы Дебюсси, — кто способен устоять перед дивным очарованием этой изысканной, словно исходящей из самого сердца природы чарующей музыкой! Никто, как не может с нормальными эмоциями человек остаться равнодушным к ароматам сирени или ландыша, таинственному сумраку леса, манящему пересыпанию звездного драже в ночном небе или юной свежести бредущей по берегу моря девушки. Это дело музыковедов — что там заимствовал Дебюсси у Шопена, Римского-Корсакова или Грига, ясно, что все они в какой-то мере повлияли на его творческое развитие — ничто не возникает из ничего. Но ясно также и то, что именно Дебюсси привнес в музыку совершенно новую поэзию и гармонию, что именно он сделал слышимыми и шаги на снегу, и реющие в воздухе ароматы, и лунный свет, и повесть прилетевшего с моря ветра. И если справедливо суждение Шумана, что Мендельсон насадил цветы во взращенном Бахом лесу, то что же сказать о Дебюсси — что он наполнил лес их дыханием?



Бах? При чем тут Бах, никакой преемственности! — пожалуй, скажете вы. Преемственности, во всяком случае осознанной, действительно никакой, и тем не менее я утверждаю, что кое в чем Дебюсси все же напоминает своего великого предшественника: в его музыке тоже нет драматургического развития, она не повествует, но передает состояние, только в отличие от Баха скорее не духа, а души.

Каждый гений, хочет он того или нет, — новатор. Но новаторство новаторству рознь. В одних случаях речь идет о развитии существующих традиций, таков, к примеру, Рахманинов. В других — возникает нечто качественно новое.

Клод Дебюсси — знаковая фигура в истории не только французской — мировой музыки. Он жил в эпоху, когда на рубеже 19 и 20 веков в искусстве возникали все новые и новые тенденции, иногда надуманные, иногда нарочито протестные, разрушительные — своего рода реакция на те или иные негативные явления в жизни. Относиться ко всему этому можно по-разному, и в третьей части я еще вернусь к этой теме. Но был среди всех этих «измов» один, чье очарование давно уже никто не осмелится отрицать. Имя этому явлению — импрессионизм. Начало положили французские художники во главе с Клодом Моне. В музыке пионером был его тезка — Клод Дебюсси.

Суть импрессионизма (от французского слова «impression» — впечатление) в передаче, как я уже говорил, сиюминутного состояния, а не становления. Здесь в самую точку бьет гетевское «остановись, мгновенье, ты прекрасно!» Именно прекрасно, отметьте, в отличие от многих других новаций того времени, где целью было уродство.

Оригинальность Дебюсси (родился 22 августа 1862 г.) проявилась уже в ученический период; он «очень изобретателен» написал о своем 15-летнем воспитаннике профессор Парижской консерватории Э.Дюран. Впоследствии эта «изобретательность» привела к конфликту Дебюсси с Французской Академией: «Господин Дебюсси представляется нам человеком, испытывающим мучения от желания сделать что-либо странное, непонятное, невыполнимое». Сам Дебюсси понимал все это иначе: «я хочу /.../ создавать оригинальные произведения, а не попадать все время на те же пути. Я слишком люблю свободу». Здесь я должен сделать важную оговорку: в поисках своих, оригинальных путей Дебюсси, в отличие от большинства создателей нового искусства, следовал лишь внутреннему голосу, интуиции, он ничего не изобретал. «Я пытаюсь подчиняться закону красоты, о котором/.../ часто забывают.» Он призывает «не слушать никого, кроме ветра, рассказывающего нам историю мира». И при этом не приемлет тех, кто «комбинируют, строят, выдумывают темы /.../ делают метафизику, но не дают музыки»; фактически он говорит о том же, что и Рахманинов. Как же могло случиться, что удивительные гармонические открытия Дебюсси в дальнейшем почти не получили развития, у него был всего лишь один действительно достойный преемник (да и то на ограниченном отрезке времени) — Морис Равель, тогда как изобретенная современником Равеля Арнольдом Шенбергом додекафоническая музыка была подхвачена десятками апологетов?

Художники-импрессионисты далеко не сразу добились понимания и признания. Не приходится удивляться, что та же участь постигла и Дебюсси, слава пришла к нему лишь в конце 19 века, и принесли ее оркестровые пьесы — сначала «Послеполуденный отдых фавна» (1894 г.), а затем, в 1900 г., — «Облака», «Празднества» и «Сирены». Но подлинно исторической вехой в истории французского, да и всего мирового музыкального искусства стала состоявшаяся в 1902 г. премьера оперы «Пеллеас и Мелисанда» (на сюжет Метерлинка). В противовес гремевшему (в прямом и переносном смысле слова) по всей Европе Вагнеру в этой опере «лишь по неуловимому содроганию мелодической линии и по дрожи оркестра, подобной легкому подергиванию губ, можно было заключить о драме, разыгрывающейся в душах» (Ромен Роллан).

Вот, что пишет тот же Роллан о Дебюсси, человеке и музыканте. «Человек подлинно французского склада, прихотливый, поэтически настроенный, остроумный; ум живой, непосредственный, независимый /.../ Он напомнил французской музыке о ее истинной природе, о ее забытом идеале: ясности, изящной простоте, естественности, о грации и пластике. Он хотел, чтобы музыка отказалась от всякого рода философско-литературных претензий /.../ чтобы она избавилась от музыкальной риторики /.../ от своего тяжеловесного синтаксиса /.../ гармонических и ритмических формул, от упражнений в ораторском многословии. Он хотел, чтобы все в ней было живописью и поэзией (курсив мой — И.Г.), чтобы она непосредственно и внятно передавала чистое чувство, чтобы мелодия, ритм и гармония свободно сочетались по своим собственным законам, а не по указке пресловутой логики и чисто абстрактных выкладок.»

Прожив неполных 56 лет (умер в марте 1918 г.), Дебюсси написал большое количество музыки в разных жанрах — вокальной, инструментальной, симфонической (огромной популярностью пользуется поэма «Море», состоящая из трех эскизов: «От зари до полудня», «Игра волн», «Разговор ветра с морем»), но более всего — фортепьянной. Это и две тетради по 12 прелюдий, и «Бергамасская сюита» с ее знаменитым «Лунным светом», и очаровательный «Детский уголок», и циклы «Эстампы» и «Образы», и «Двенадцать этюдов», и еще десятки отдельных небольших, как правило, вещей. Почти вся эта музыка давно уже вошла в золотой фонд мировой фортепьянной литературы.

А теперь взгляните еще раз на эпиграф к этой главе. При всем разнообразии творчества Дебюсси ключевой была тема природы. Из отзыва Н. Мясковского на выступление Дебюсси в России в 1913 г.: «... точно сама судьба предназначила ему воспеть природу в ее наиболее неизменяемых проявлениях — в тишине, покое, и воспеть так, как до сих пор никому не удавалось, да и навряд ли когда-нибудь удастся...»

Не удалось! Правда, воспевал Дебюсси природу не только в тишине и покое; наряду с «Террасой, освещенной лунным светом», «Туманами», «Мертвыми листьями», «Затонувшим собором» или «Отражениями в воде» среди его произведений есть и «Ветер на равнине», «Что видел западный ветер», «Фейерверк», «Колокола сквозь листву». И сами произведения, и их названия (в том числе такие, как «Девушка с волосами цвета льна», «Шаги по снегу», «Ароматы и звуки в вечернем воздухе реют», и «Паруса», и «В честь сэра Пиквика, эсквайра», и ... довольно и этого) — все это свидетельство подлинного поэтического дара.

Никто, насколько мне известно, так и не сумел дать исчерпывающую формулировку понятий «поэзия» и «поэт». К категории неудачных относится приведенное в «Словаре русского языка» С.Ожегова: поэт — «автор стихотворных, поэтических произведений». Во-первых, стихотворных еще не значит поэтических. Во вторых, кто же такой, если не поэт, Фридерик Шопен? Или Клод Дебюсси? Разумеется, поэт, прежде всего — поэт!

Что ж, попробуем побеседовать с ним как с поэтом.


Что видел западный ветер, Поэт?

Ветер западный, запевала просторов?

Море! Море во гневе — и в неге,

Вольницу волн, разбивающихся о тучи,

Море, полное звезд — двойников тех, что в небе...

Мне бы, мне бы увидеть...

Еще паруса,

Летящие подобно крыльям альбатроса,

И Остров Радости, осколок Сада Райского —

Последний на земле, последний...

Где? Где он!?

Погоди. Молчи... Какая тишь...

Вот, слышишь, слышишь?

Нет...

Шаги, шаги по снегу!

Вон там, из ниоткуда вьется след...

Какой-то путник одинокий...

Все, оборвался, путь не завершив...

Шаги я слышал, но не вижу ни души!

Вот именно — души. Или надежды...

Поэт, прошу: скорее бы весна.

Гляди же: девушка в полях!

А волосы, а волосы какие — цвета льна!

Ах, будь я ветер на равнине,

Я овевал бы их дыханьем нежным, томным...

Да-а, фея, фея!..

Что за благодать! —

Ароматы и звуки в воздухе реют,

Колокола доносятся сквозь светлую листву —

Ты этого желал?

Колокола? Я слышу и другие,

Словно из глубины времен...

Откуда этот звон?

Взойдем на холм, здесь — в Анакапри.

Лесное озеро внизу, вглядись в него:

Сквозь толщу неподвижных вод темнеет, видишь, что-то?

Затонувший собор!

С тех пор века прошли, века,

Но да услышит наделенный даром слышать.

Поэт, волшебник ты! Кто бы подумать мог...

Мне заглянуть успеть бы в Детский уголок.

А после к сэру Пиквику, эсквайру,

На фейерверк я приглашен под вечер.

Тогда прощай. Привет ему сердечный.

Я не забуду твой урок.


Существует мнение, что импрессионистическая живопись и поэзия символистов повлияли на Дебюсси намного сильнее, нежели музыка его современников и предшественников. Лично меня это нисколько не удивляет; я и сам почерпнул из живописи и музыки (особенно музыки) значительно больше идей и вдохновения, чем у всех вместе взятых поэтов — стихотворцев. Дебюсси тому наглядный пример. Но интересно: его вдохновили ли бы хоть сколько-нибудь мои «образы»? Этого я никогда не узнаю, но может быть они не оставят равнодушными кого-то из вас?


ОБРАЗЫ

/Приношение Клоду Дебюсси/

Здесь есть простор душе!

А одиночество оставь среди людей.

Март на исходе.

День длинней, чем ночь.

Но снег... снег... снег...

Так и сочится изо всех небесных пор —

В саду и так уж по колена.

Зато простор душе,

Такой простор... вселенной!

А одиночествосреди людей.

* * *

Мая зеленая юность

День ото дня расцветает,

Играет на струнах сердечных

Беспечной, легкой рукой.

Яркие краски июня,

Лета знойные страсти? —

Ах, оставьте, оставьте, оставьте

Мне эту зеленую юность

И этот простор голубой!

* * *

Луна купалась в зыби облаков,

Как светлый поплавок на удочке Всевышнего.

И был улов Его

(скорее запиши!)

в ту ночь таков:

Две любящих души.

* * *

Светило солнце.

Вдруг — облачко, и солнца не стало.

Такое маленькое облачко на чистом синем небе!

* * *

Я нанизал невыплаканные слезинки

На луч зари, проникший через занавеску.

Но луч исчез — и с ним мое богатство.

Я было опечалился, вдруг слышу:

Дождь за окном!

* * *

Отгрохотав, тучи долго еще ворочались с боку на бок,

Словно сушились на солнце.

Затем невидимый исполин, как тряпкой, протер ими небо

и забросил куда-то за лес.

И был большой фейерверк — сначала в траве и на листьях,

А ночью — на до блеска начищенном небосводе.

* * *

Я однажды сидел у болотного озера

И увидел вдруг в нем, у самого берега,

Белое облако.

И залюбовался я им.

Но едва лишь встал, желая приблизиться,

Из-под ноги скатился ком земли —

Облако все сморщилось и исчезло.

Тогда я поднял голову —

Оно было высоко-высоко

И, кажется... удалялось.

* * *

Уж солнце возвещает новый день,

Заигрывая с крышами домов.

А много выше —

Выше облаков,

Сама как облачко, тиха, как тень,

Луна — воспоминание о чем-то грустном очень:

То ли о ночи,

То ли... о жизни.

* * *

Дождь на диете:

Лениво лижет жухлую траву

Обсасывает веточки, клюет опавший лист.

Тоска.

Томятся небеса, печной глотая дым.

Сад онемел, скучает хризантема.

Вздыхают сосны в темноте...

А мне тепло!

А мне светло, уютно —

От мыслей, что к тебе влекутся, как магнитом.

И дождь мне музыка, и осени палитра

Милее лета мне,

Любимая моя.

Загрузка...