Мое темнейшество

Глава 5

Из отдела мы с капитаном, шатаясь и держась друг за друга, вышли уже за полночь. Райдо, обещавший меня проводить до храма, до него все же довел! А я его донес. Потому как страж лыка не вязал и на ногах стоял скорее не благодаря, а вопреки всему.

Так что, когда мы добрались до места, я прислонил к стене тело блюстителя закона и отпер дверь святилища. Та закрывалась даже не на ключ, а на простой засов. Потянул на себя дубовую дверь. В нос ударил запах благовоний.

Обернулся на капитана. Оказалось, тот уже благополучно дрых на мокрой от росы траве. А начало уже подмораживать… Это на юге весенние ночи теплы. Здесь же, на севере, они вполне себе коварны. И вот так, проспав до утра, можно было легко подхватить и грудную жабу, и горячку.

Оставить Райдо на улице жаждала вся моя противозаконная натура. Сколько я терпел от кирасир, но… Мужик-то этот, капитан, оказался неплохой. А то, что страж, – ну должны же быть у человека недостатки?

Так что я втащил его, заливисто храпевшего, в храм.

Внутри было темно, тихо, пустынно… одним словом, я почувствовал себя как на знакомой работе – в склепе. Правда, там я обычно пользовался заклинанием ночного видения. Но сегодня побоялся призывать магию: напутаю еще что-нибудь в векторах – и вообще ни зги до утра не увижу, ослепнув на время. Так что действовать решил на ощупь.

Впереди маячил силуэт какого-то стола. На него и закинул дрыхнущего капитана. А сам, отправившись закрыть дверь, обо что-то споткнулся в проходе, упал и, приложившись об острый край, отрубился.

Сначала не было ничего. Тьма и благодать. А потом не иначе как дала о себе знать гадская мухоморовка, потому как подобного мне ни разу не снилось.

Вокруг меня мрак начал сереть, а затем и вовсе превратился в мягкие облака, словно из ваты. Воздух наполнился сладким ароматом южных цветов. Я бродил по этому странному миру, когда вдруг передо мной появилась она. Та самая девица с невозможными синими глазами и белыми, точно снег, волосами, к которой я влез в спальню накануне ночью.

Сейчас же она сама подошла ко мне так близко, что я почувствовал, как участилось ее дыхание. Снежинка откинула голову и посмотрела на меня, а затем опустила ресницы. Я не смог удержаться от соблазна. Слишком манящими были ее пухлые вишневые губы.

Склонился над ними. Почти невесомый поцелуй, который заставил ее распахнуть глаза. Раздался то ли вздох, то ли стон, то ли мольба.

– Еще, – выдохнула она и призывно посмотрела на меня, провоцируя.

Ее нежное лицо и алый блеск бестии в синих глазах. В моем сне Снежинка была явно горячей штучкой, о которую можно и обжечься. Это заводило.

Желание. Страсть. Предвкушение. К демонам прелюдию. Я хочу как следует распробовать эту малышку.

Налетевший ветер не принес прохлады. Лишь взметнул облако ее светлых волос и подол юбки. Та задралась так, что обнажила бедро. Стройное. Идеальное. Бархатистое на ощупь.

Моя рука, что легла на девичью ягодицу, скользнула выше. К лентам нижнего белья.

Но я медлил, наслаждаясь этими мучительными мгновениями, словно приручая ее, настраивая ее тело, как музыкант настраивает свой инструмент. Нас разделяла лишь тонкая ткань моей рубашки и ее платья, а соединяли… Соединяли тепло и желание. Много желаний, от которых закипала кровь и становилось тесно в штанах. Это было мучительное удовольствие, которое хотелось растянуть. И я помедлил. Провел пальцами по женской груди. Не отрывая от Снежинки взгляда, наслаждаясь тем, как вздрагивает от каждого моего прикосновения ее тело, как голубые глаза затягиваются поволокой страсти, как из приоткрытых губ вырывается очередной то ли стон, то ли всхлип.

А я смаковал каждую секунду, глотал ощущения, как терпкое, пьянящее вино. Бархат девичьей кожи, упругость бедер, влажность лона… Мои пальцы скользнули туда. И Снежинка выгнулась в моих руках, впилась пальцами в плечи и, не выдержав, едва коснулась губами моего уха, прошептав:

– Сделай меня своей…

Ее слова сорвали у меня все краны. Сердце забилось еще быстрее, а я подхватил Снежинку под ягодицы и прижал к дереву.

Откуда оно тут взялось, когда еще недавно мы стояли на поляне? А демоны знают. Мой сон – мои правила! И они мне нравились, но еще больше нравилась Снежинка, которая прижалась ко мне еще крепче. Моя рука, начав свое путешествие с девичьей груди, спускалась ниже, по тонкой талии и скользнула на внутреннюю поверхность бедра, играя с влажной малышкой Снежинки.

Я дразнил ее, заставляя ерзать от нетерпения. И… это так возбуждало, что я потянул за тесемку штанов, чтобы наконец войти в уже готовую Снежинку и…

– Ваше светлейшество! Просыпайтесь! Скоро начало мессы…

Подростковый ломкий, но, казалось, ввинтившийся в самый мозг голос заставил меня очнуться.

– Проваливай! – простонал я, желая вновь забыться. Хотел еще послать негодного мальчишку к демонам, но не смог. В горле, по ощущениям, нагадили кошки. Пить хотелось дико.

Где ж я так набрался? Память, паразитка, спряталась в самый дальний чулан и не желала выходить. А малец все не отставал, теребя меня за плечо.

Пришлось приоткрыть веки. По глазам тут же резанул свет. Он лился через стрельчатый витраж, оставляя на полу причудливые узоры.

Я разглядел светлые стены, высокий сводчатый потолок и две ниши со статуями богов, ряды деревянных скамей. Но это было дальше. А рядом со мной, прямо у носа, лежали цветы. Много.

Так, кажется, теперь понятно, почему мне снился весенний луг и прочая ересь. Еще и с такими яркими запахами. Да потому что я спал на клумбе. Только что та делает в храме, на который намекала вся остальная обстановка?

Попытался приподняться, чтобы рассмотреть точнее, куда я попал. Каждое движение давалось с трудом: голова раскалывалась, как будто в ней поселился орочий хор, оравший в свои луженые глотки бездарно, зато старательно. Я медленно встал. Вернее, восстал из гроба.

Хорошо хоть, не своего. Хотя в первый момент сомнения были. Но я пригляделся и понял, что умудрился упасть на крышку домовины, на которую зачем-то наложили кучу цветов, и уснуть на этом стогу.

Правда, на осознание этого ушли все силы, и мир вокруг закружился, словно на карусели. Зато вдруг проснулась память. И первое, что она извлекла из своего сундука воспоминаний, – это мухоморовка. А за ней и картины возлияний, отдел правопорядка и то, как капитан провожал меня до храма.

Кстати, где капитан?

Обвел храм расфокусированным взглядом, пытаясь найти главу стражи, и… тот обнаружился совсем рядом. И в самом, можно сказать, очевидном месте.

Куда еще некромант может положить тело? Конечно, на алтарь. А то, что тот не для жертвоприношений, а для молитв, – какая, к демонам, разница? Райдо же, не подозревая о том, где уснул, лежал, поджав под себя ноги, укрывшись торжественной ризой для праздничных богослужений и засунув под щеку сложенные ладони.

Весь вид капитана говорил о том, что человек сладко спит и уже тем очень счастлив. Только знание о чужой благости самому мне жизни не облегчило. Каждый вдох был тяжелым. А еще, если выражаться литературно, внутри поселилось чувство пустоты, и оно требовало освободить для себя как можно больше пространства. Если же говорить проще – меня замутило. Потому я, зажав рот рукой, бросился мимо служки – а кем еще мог быть малец в хламиде? – к выходу.

Спустя пару минут я вернулся к оторопевшему пацану. Голова прояснилась, спутанные мысли слегка упорядочились, и я был в состоянии не только слушать, но и соображать.

– Так что ты там говорил о мессе? – поинтересовался я у пацана.

– Она уже скоро, – тараща на меня свои сорочьи глаза, отозвался он, а потом, указав взглядом на гроб, заваленный цветами, добавил: – Преподобный Карфий всегда проводил ее по воскресеньям. Но потом он умер. А теперь вы вместо него…

– А теперь я, – согласно подтвердил я пацану и, указав взглядом на капитана, уточнил: – Ты его будил?

– Пытался, – отозвался служка, непроизвольно потирая бок, и добавил: – Только он меня пнул и послал к… – Тут малой замялся и закончил, судя по всему, отредактированной версией фразы Райдо: – К вам.

– Ну, раз он послал тебя ко мне, то я приду к нему… – философски рассудил я. Подойдя, без всякого почтения пихнул капитана в плечо и тут же уклонился от хука.

Даже будучи сонным, тот отреагировал почти мгновенно и попытался дать мне сдачи. Но я был начеку и ушел от кулака стражника.

– Только попробуй сунуться, тварь! – не открывая глаз, буркнул Райдо и попробовал укрыться ризой с головой, но та лишь сползла еще ниже.

Я взглянул на лицо стража: ну и рожа… Помятая, одутловатая, с морщинами на лбу. Она без слов говорила о том, что вчера мужик хорошо провел вечер. Сдается мне, моя морда ничуть не лучше. Может, только моложе и рыжее от щетины. А сивушный дух так наверняка одинаковый – что у меня, что у капитана.

Впрочем, проверять это не стал, а, обойдя алтарь, пихнул стража уже как следует. И… снова уклонился.

Ну нет. В моей практике было многое. И хотя человеческих треб я не приносил, но что-то мне подсказывало: обычно больших трудов стоит жертву на алтарь загнать, но чтоб, наоборот, заставить слезть…

От души подпихнул капитана уже сапогом под зад. Тот только попытался лягнуть в ответ. Ну, сам напросился, служивый…

Я наклонился к спавшему ближе, к самому уху, и заорал:

– Рота!!! Подъем! Кто не встал – того побьем.

Страж вздрогнул и, даже не открывая глаз, сел, точно восточный болванчик. И лишь потом захлопал ресницами, не в силах понять, где находится и что происходит.

Я про себя хмыкнул: что ж, угадал. Райдо и правда раньше был солдатом, и казарменные привычки были вбиты в него намертво.

Страж же тем временем завертел башкой, начав приходить в себя. Когда капитан увидел мое лицо, взгляд его преобразился: удивление стало сменяться пониманием.

– Что я тут делаю? – зевая во всю глотку, спросил Райдо и почесал пузо.

– Сидишь, – информативно ответил я и пояснил: – А до этого спал. А еще раньше – провожал меня до храма. Но сейчас лучше уйти. Скоро воскресная месса начнется…

– А-а-а, – глубокомысленно протянул капитан и тихонько, как-то неохотно начал слезать с алтаря. – Ну раз месса, то я, пожалуй, пойду…

– И сумку свою не забудьте. – Я кивнул на торбу, что лежала на одной из скамей, рядом с алтарем.

– Это не моя, – отозвался стражник и, шатаясь, побрел к выходу.

А я глянул на незнакомую походную кожаную сумку и вспомнил, как вчера в таверне тип, дравшийся с кирасирами, прихватил мою поклажу.

Тогда раздумывать было некогда, а подробно изучить содержимое как-то места в дилижансе не нашлось. Лишь мельком глянул, что кошеля денег там не водилось, лишь какие-то тряпки и прочая ерунда.

Надо бы изучить доставшийся «трофей по обмену» получше. Но заявившиеся на порог храма прихожане ненавязчиво намекнули, что оценкой содержимого торбы стоит заняться чуть позже.

– Капитан, а вы уже здесь! – гневно возвестила какая-то дородная тетка, увидев помятого главу стражи.

Тот от ее восклицания остановился как вкопанный. Видимо, пытался сообразить, как удрать, и, осознав, что завалил побег из храма без права пересдачи, кисло ответил:

– Дражайшая супруга! Вот так встреча!

Я же, глядя на это, понял: если уж главному законнику в этом городишке удрать отсюда не удалось, то и мне, как преподобному, с мессы улизнуть точно не получится. Но на всякий случай глянул на прихожан. А вдруг… Но лица людей, возжелавших благодати вышних, были озарены предвкушением. Женщины в нарядных – точно для ярмарки – платьях, мужчины с радостными лицами, дети, затеявшие на пороге игру в чехарду, – все они явно жаждали если не проповеди, то развлечения уж точно.

Да уж… Как-то я не так представлял себе будни служителя богов. Тут скорее попахивало выступлением оратора. Ну хотя бы нудной лекцией. А к ней я был категорически не готов. Ни в зуб ногой.

Я только было начал прикидывать, под каким бы предлогом отменить предстоящую проповедь, как заметил странное: в толпе, утратившей интерес к начавшим браниться капитану и его благоверной, начало происходить движение – к исповедальне стала расти очередь. Натуральная.

Раздались даже возмущенные крики:

– Вас тут не стояло! – вопил какой-то мужик.

– Мне важнее покаяться, чем тебе! – бранилась ухватистая бабенка со своей соседкой.

– Думаешь, твои грехи тяжелее моих? – возмущалась та. – А нетушки! У меня знаешь какие проступки перед вышними… знаешь какие! Во такие, – и после этих слов толстушка погрозила кулаком товарке.

Мне даже пришлось поднять руки, призывая к молчанию. Тщетно. Никто этого жеста даже не заметил.

– Попрошу тишины! – произнес я.

Тот же результат. Видит тьма, восставшее кладбище и то производило меньше шума, да мертвяков и успокоить (и упокоить тоже) было куда как легче.

Может, у настоящих преподобных был какой-то тайный прием, чтобы призвать толпу к молчанию, но я им не владел. А вот свистом – мастерски.

Получилось не хуже, чем у разбойников, а стены храма еще и усилили звук. Зато вся толпа замерла и стихла. И тут я уже чинно, как и полагается светлейшеству, напомнил:

– Вы в доме божьем. Ведите себя подобающе…

Горожане несколько секунд переваривали услышанное, а потом дряхлый старичок робко спросил:

– А можно вы нам сразу грехи отпустите? Без проповеди. А то у всех столько накопилось со смерти отца Карфия…

После этих слов все синхронно посмотрели на гроб, что стоял рядом с алтарем. Я, конечно, не был спецом в богословии, но, как некромант, мог определить срок годности трупа, не поднимая крышки гроба.

Так вот, моя магия подсказывала, что в ящике лежит свежак – и недели покойнику нет.

– Так прежний светлейший умер совсем недавно. Как вы успели столько нагрешить? – вырвалось у меня изумленно.

– Да как обычно… – отозвался мальчишка из толпы. – Просто прежний преподобный говорил, что в каждом из грехов надлежит сразу каяться.

– Да-да… – поддакнула молодая конопатая девица. – Повздорила с подругой – сразу в храм, пока боги прогневаться не успели.

– Посквернословил – тоже надо исповедаться… – поддержала ее старушка.

Я прикинул, что таким макаром и вправду грехов наберется о-го-го сколько. Да уж… удружил мне мой мертвый коллега, неся доброе и светлое в темные умы горожан. Теперь как бы расхлебать…

– Это хорошо, чада мои, – начал я, еще не представляя, чем закончу речь, – что вы сегодня собрались здесь, чтобы исповедаться и вознести молитвы к Небесам. Каждый из вас – это частичка нашего общего пути. Я рад, что вы хотите открыть ваши сердца и души. Но покамест прошу вас понять меня и простить: я провел всю ночь у гроба преподобного Карфия… – вещал я почти правду. Ну подумаешь, не «у гроба», а «на» – разница-то небольшая. Зато народ проникся.

– Как-то мы не подумали, что вы до утра панихиду читать будете об усопшем… – крякнул тот самый старик, ратовавший за отмену проповеди и переход к исповедной сути.

Зато на меня сразу посмотрели с уважением. Если бы капитан успел удрать из храма, то было бы наверняка еще большим, но даже похмельный дух Райдо не смог сильно подпортить впечатление прихожан обо мне.

Толпа еще какое-то время помялась у входа. Я поизображал на лице вселенскую усталость, и мы негласно порешили на том, что месса переносится на послезавтра. А на завтра будет иное развлечение – похороны наконец-то отпетого (как думали горожане) Карфия.

Я же дал себе мысленное обещание – прочитать над телом не молитвы, а заклинание невоскрешения. Конечно, я сомневался, что усопший восстанет в виде зомби, но, как некромант, предпочел перестраховаться. А душа преподобного, мыслится мне, и без торжественных псалмов найдет дорогу в небесные кущи.

Пока же, после того как двери храма закрылись за прихожанами, я выдохнул и сел на крышку гроба. Уф… Кажется, выкрутился. И тут увидел стоявшего все это время рядом со мной служку.