Мое темнейшество

Глава 9

То, что со своими бедами местные идут к преподобному, я уже понял. Как и то, что решать их словом и делом проще всего в исконно некромантских традициях: будет быстрее и эффективнее однозначно. И с этим я уж как-нибудь разберусь. Другое дело – месса. Я понятия не имел, как ее служить. Потому как был на подобном мероприятии давно, лет двадцать почти назад, еще будучи приютским. И мой скудный опыт заканчивался на том, как не зевать с закрытым ртом на особо скучной проповеди. А особо скучными те были каждый раз. Так что…

Аккуратными вопросами я вызнал у служки, что обычно читал мой предшественник на таких «увеселительных» мероприятиях. Оказалось, что начинал отец Карфий обычно с гимна всем богам, потом бубнил по священным свиткам что-то про житие какого-нибудь святого. При этом старик не опускался до презренного пересказа, а предпочитал цитирование. С листа, разумеется.

Ну а после покойный ныне преподобный начинал стращать. И, судя по тому, какой богобоязненной была местная паства, выходило это у Карфия преотлично.

– Ну а по окончании мессы желающие могли исповедаться, – закончил свой рассказ служка.

Я припомнил очередь к исповедальне и понял, что горожане жаждали покаяться в грехах все. Некоторые – по два раза. Видимо, второй заход был контрольным, как выстрел наемника из арбалета.

– А нельзя ли сократить мессу? – уточнил я.

– Как? – вытаращился на меня малой.

– Ну, скажем, опустить проповедь… – закинул я удочку.

Пацан встрепенулся:

– Что вы, преподобный! Лучше уж гимн! – богобоязненно отозвался парнишка.

Та-а-ак, значит, хотя бы гимн можно вычеркнуть. Это уже плюс. Минус в том, что плюс больше смахивал на надгробие, упокой вышние мою психику!

– А где находятся эти свитки с писаниями? – спросил я служку.

Тот задумался и спустя несколько глотков молока (пил я, мыслил служка) выдал:

– Обычно прежний патер хранил их у себя в домике. Ну, в смысле, здесь…

Я посмотрел вокруг. Полки были чисты, как гроб после сбежавшего из него умертвия. А я, как истинный некромант, что обнаружил пустую домовину, начал искать труп… Вернее, нужные мне свитки.

Заглянул на верх шкафа, под кровать, изучил пустой сундук. Я даже в кринку из-под молока нос сунул. Ничего. Неужели мой предшественник взял эту писанину с собой в могилу? Да быть такого не могло! Вот гад! Не мог на видном месте все оставить, а уже потом помереть… Хоть дух теперь вызывай, чтобы выпытать, где свитки…

– Дерьмо драконье! – выдохнул я в сердцах.

– Что? – тут же уточнил мой приспешник, в смысле служка.

– Я говорю, упокой вышние силы душу преподобного Карфия, – поправился я и сел на кровать. Тут-то что-то и ткнулось мне в бедро…

Оказалось, писания были спрятаны в матрасе! Тот был вспорот с одного края, и свитки запихнуты в дыру, как самая великая ценность. М-да, надо было заглянуть сюда в первую очередь…

Я раскрыл первую рукопись и почитал пару абзацев. Скука была смертная. А поскольку декларировал я все это вслух, то служка начал зевать точно так же, как и я в детстве, когда слушал проповеди.

Теперь уже, глядя на мальца, зевать хотелось мне. Но я сдержался, стиснул зубы и… Нет, все же не сдержался! И широко, от души зевнул, прикрыв рот рукой. А затем махнул служке, чтобы тот отправлялся домой отдыхать.

– А как же вы, преподобный? – спросил малец.

– Мне нужно подготовиться к завтрашней проповеди, – отозвался я, наконец прогнав зевоту.

– В чем же вы будете ее читать? – вдруг задал насущный вопрос парнишка. – Неужто в этой сутане?

И взглядом указал на меня. Я внимательно посмотрел на себя и увидел, что после вчерашнего дня мое одеяние слегка поизносилось. Сначала были роды и избавление от ядов. Но это ерунда. Пара капель крови, следы от расплескавшегося зелья…

Потом, когда я заглянул в гости к старушке и выслушал ее исповедь, на рукаве появилось масляное пятно от сдобы. Но, в принципе, больше ничего страшного с тканью не случилось.

Но вот ночной забег по погосту ее добил. Дырок на сутане было больше, чем целой ткани. С таким коленкором логично было бы провести завтрашнюю мессу в моей традиционной одежде – кожаных штанах и рубахе. Ну, можно еще было накинуть плащ поверх и шляпу вместо патерской биретты…

Только, боюсь, прихожане слегка бы не оценили мой облик. Все-таки у них были традиционные представления о том, как должен выглядеть местный патер. И вот тут у меня была проблема, потому как, если бы я вышел в традиционной сутане, которая у меня ныне имелась, я бы выглядел очень нетрадиционно, и в своей одежде – тоже…

– А у вас запасной сутаны нет? – ворвался в мои мысли голос мальца.

– К сожалению, нет, – констатировал я.

– А может быть, вы возьмете одеяние преподобного Карфия? Мы вроде бы видели в шкафу, когда искали свитки, сутану. Она очень даже парадная. А то, что на пару размеров меньше, – так может, придется все-таки вам впору?

Конечно, было отрадно думать, что в тебя верят с такой силой… Но лично у меня были большие сомнения. Правда, чем некромант не шутит, пока маг жизни спит… Я решил испытать судьбу, достал сверток ткани и развернул тот.

Ну что сказать? Я, конечно, помнил, когда я читал заклинание упокоения, что мой предшественник был не столь широк, высок и еще много чего «-ок», как я, но не думал, что разница такая большая… Его сутана доходила мне ровно до колен. А по ширине… что ж, если я похудею за эту ночь вдвое, то, возможно, и влезу. Понял это и малец.

– Преподобный, а ваша сутана не такая уж и рваная… Ее только чуть-чуть подштопать надо, – осторожно заметил служка и предложил: – Давайте я заберу ее, и вечером моя мама зашьет все дырки. Она отличная портниха! – заверил он меня.

Я же критически глянул на свое одеяние. Конечно, мне не раз доводилось работать иглой и заделывать прорехи. Правда, те были чаще не на ткани, а на мне самом… Выходило добротно, и заживало все хорошо. Хотя было при этом не очень красиво. Уж точно не гладью и крестиком. Так что решил: женские руки с тканью справятся лучше…

– Хорошо, – ответил я, прикидывая, надо бы дать матери парнишки плату за работу. Не деньгами, так хоть чем-нибудь… Вроде у меня в сумке фибула была. Хоть и латунная, но сделанная мастерски. И полы плаща хорошо держала.

Так что вместе с порванной одеждой я отдал ее мальцу со словами:

– Это матери за работу.

– А давайте я еще и сутану преподобного Карфия возьму. Ну, на всякий случай… Вдруг матушке удастся ее расставить хотя бы в плечах, – неуверенно предложил парнишка.

Мне по-щегольски модного (лет сто так назад) облачения было не жаль. Никогда не любил желтый цвет. А этот еще и был с претензией на золото. Выцветшее такое золото, пыльное…

Парнишка, забрав обе сутаны, ушел. Я же сел за стол и впервые в своей жизни стал писать шпаргалку. В приюте это делать было не надо, поскольку директора не сильно-то и заботило образование детей. А когда уже был подмастерьем некроманта, о шпаргалках речи и не шло: либо ты знаешь заклинание наизусть, либо лежишь в могиле, повторяешь невыученное, но уже на том свете. Эта метода преподавания мессира была проста, но очень действенна: зубрил я все так, что даже буду подыхать – вспомню и плетения, и слова призыва.

А вот сегодня пришлось строчить подсказку. Писал я не сильно мелко и не очень аккуратно – все же с каллиграфией у меня отношения были как с инквизицией: мы о существовании друг друга знали, но старались не встречаться по моей инициативе. Так что как умел, но подобие конспекта со свитка все же набросал. Закончил за полночь и лег спать, когда на небе уже вызвездило.

На этот раз в бок из матраса мне уже ничего не упиралось.

Утро разбудило меня лучами солнца. Те проникали сквозь слюдяное, расстеклованное на мелкие грязные ромбы окошко. В лучах, что падали на деревянный, не шибко чисто выскобленный пол, танцевали пылинки. Было утро. Я потянулся на постели и встал. Доел остатки пирога и начал собираться. Поскольку из вещей у меня были лишь сапоги, штаны да рубашка, управился я быстро. А потом отправился в храм.

Там, в ризнице, меня уже ждал служка, довольный парнишка сиял как новенький медный грош.

– У мамы все получилось, – радостно сообщил он и развернул сверток, который держал в руках.

Ткань размоталась, ударила об пол, и я увидел свою сутану. Или не совсем мою… Надо сказать, что мое прежнее одеяние было неприметного, почти черного цвета, практичного и удобного в дороге, а главное, не привлекавшего внимания.

Сутана же отца Карфия была цвета куриного желтка. Пижонистая, насколько может быть пижоном почти столетний старик.

– Мать моя упырица! – вырвалось невольно, когда я увидел оригинальное портновское решение.

А все потому, что нынешняя сутана больше всего напоминала шубу шмеля. Здоровенного такого, отъевшегося и матерого… Видимо, швея там, где не смогла заштопать дыры, просто поставила латки… И чтобы те были хоть как-то симметричны, пустила желтую ткань полосами…

А еще, видимо посчитав, что дуоколор будет смотреться не так эффектно, как два оттенка и вышивка, мать служки украсила сутану еще затейливым узором: колосками и цветочками. На черном фоне они были желтыми, а на желтом – черными. Вот такой шмель, больной ветрянкой.

Но делать нечего, пришлось облачаться в то, что принес парнишка.

На удивление, в плечах не жало и длина была соответствующая: не волочилась и не оголяла голени. Так что, если закрыть глаза (во всех смыслах этого слова) на то, как выглядела сутана, она была вполне сносной.

Потому, лишь вздохнув, я достал свой листок с конспектом. Как говорил один мой знакомый адепт о защите выпускной работы: одна лучина времени – и вы дипломированный специалист. С патерами, наверное, та же история: одна месса – и вы преподобный. Ну даже если нет – может, вышние все же парочку грехов спишут…

Малой вопросительно взглянул на меня: можно ли начинать? Кивнул ему, что да. От мессы, как и от смерти, не скрыться…

Служка тут же застучал пятками по полу и побежал к дверям. Распахнув массивные дубовые створки, он проорал с порога:

– Можно!

Толпа, которая уже собралась у дверей храма, поначалу робким ручейком, а потом и бурным потоком влилась в зал, под своды храма. Люди рассаживались на скамьи, перешептывались, я же стоял и наблюдал за приоткрытой боковой дверью, что вела в ризницу, за происходящим.

Первые ряды заняли почетные матроны и не менее досточтимые господа. Был среди них и бургомистр с женой. Рядом с той сидел какой-то пузан в едва сходившемся на животе, шитом золотой нитью бархатном сюртуке.

Чуть дальше разместились стражи, а потом уже и горожане среднего, так сказать, возраста и достатка. А на галерке – молодежь. А ребятня… та была везде: и на коленях у родителей, и под лавками, и подпирала стены, подпихивая друг друга локтями…

Все ждали меня, а я – служку. Когда тот появился, пришлось признаться кучерявому:

– Знаешь, мне что-то сегодня нехорошо… Если что, подсказывай.

– Да вы не переживайте! – махнув рукой, отозвался малец. – Вы хоть как прочитайте. Главное, говорите от чистого сердца…

Судя по интонации и одухотворенному взгляду, последние слова парень явно откуда-то цитировал.

– А что мне сейчас делать? – уточнил я. Все же меня интересовали не возвышенные эпиграфы, а приземленная практика.

Благо малец это понял и уже по-деловому ответил:

– Идите к алтарю и встаньте рядом с ним.

Я так и сделал. Правда, когда облокотился о его край, малец прошипел из боковой двери:

– Другой рядом. По центру.

Пришлось пододвинуться. А затем служка, точно юнга на корабле, начал жестикулировать: как поднять руки, взмахнуть или как опустить.

Я, наблюдая за парнишкой краем глаза, повторял, а толпа сначала синхронно встала со своих скамеек, потом склонила головы в молитвенном жесте, а затем и села. «Загрузи меня тролль, я точно дирижер», – промелькнуло в голове. А после стало не до наблюдений: наступило самое сложное – речь. Начал я по заготовленному.

– Дорогие братья и сестры, я рад приветствовать вас в этом святом месте, где мы собрались, чтобы разделить утреннюю мессу. Пусть этот день принесет каждому из нас мир и благодать…

Голос мой разносился по храму, окутанному мягким светом утреннего солнца. Его лучи, пробиваясь сквозь витражи, наполняли пространство яркими красками. Высокие своды, которые, кажется, устремлялись в небеса, напоминая нам о величии и бесконечности могущества богов. Тихий шепот молитв, раздающийся по залу, сливался с мелодией органа и шепотом сплетниц.

– Не стоит, Матильда, нам привыкать к новенькому, – вещала своей соседке одна старушенция с первого ряда, в белом накрахмаленном чепце. – Очень уж он старательный. Такие долго не задерживаются. Либо в столице в синод попадет, либо помрет от усердия, надорвавшись…

Краем уха услышав это заявление, едва не поперхнулся. Но тьма миловала, и я продолжил:

– Сегодня я хочу поговорить с вами о важности веры в нашей жизни. Вера – это не просто убеждение, это сила, которая движет нами в трудные времена. Она как свет маяка, который ведет нас через бурю, направляя к безопасной гавани. Вера помогает нам находить ответы на самые сложные вопросы и дает нам надежду, когда кажется, что все потеряно.

– А я вот намедни ключ от калитки потерял… – донесся с пятого ряда оглушительно громкий шепот, какой бывает лишь у тугих на ухо.

– Совесть ты потерял, Бартор, преподобного перебивать! – тут же, пихнув локтем растеряшу, пробасил другой мужик, напоминавший медведя: столь он был широк и волосат.

– Да я ничё, только к слову сказал, – оправдываясь, так же шепотом на весь храм отозвался первый детина.

Но и это я проигнорировал и, подглядывая в листок, продолжил:

– Позвольте мне привести пример из Священного Писания. Вспомните историю о том, как Эльдор шел по раскаленной лаве, а Фресс, увидев его, тоже захотел сделать шаг навстречу. Но, испугавшись, что раскаленная магма обожжет его, Фресс все же ступил в алую жижу и закричал, ибо плоть его и вправду опалилась. Эльдор протянул ему руку и сказал: «Маловерный, зачем ты усомнился?» Эта история учит нас, что даже когда мы ощущаем страх и сомнение, мы можем найти силу… Твой же ж драконий зад!

Последнее было не совсем по плану, зато очень хорошо отражало суть происходящего.

А случилось вот что.

Служка перед моим приходом в храм зажег свечи. Те горели на алтаре, разнося по залу запах лаванды и шалфея. И как-то так случилось, что один из фитилей чуть накренился, искры с него упали на лист, и тот загорелся.

Я же в этот момент слегка отвлекся. Не сказать, чтобы чтением проповеди… Скорее на слушавших и комментировавших оную. Потому и заметил вспыхнувшую бумагу, лишь когда она занялась. Потушил, конечно, вмиг, но часть листа как раз с тем текстом, который еще не прочитал, обуглилась.

– Вот, даже бог огня Эльдор снизошел к нам, дабы подтвердить мои слова о вере, – попытался выкрутиться я, надеясь, что восклицание про задницу ящера забудется. Не тут-то было.

– А при чем здесь драконий зад? – прозвенел в тишине под сводами храма любопытный ребячий голос.

Судя по заинтересованным лицам прихожан, стало понятно: о подхвостье крылатого сейчас думали все. И даже загоравшийся лист никого не отвлек. Но озвучил вопрос, как всегда, самый шустрый на язык и ноги, чтоб если что – успеть удрать от ответа. И на вопрос, и за содеянное, точнее, сказанное.

– Твой же дракон, как я рад! – пришлось выкручиваться мне снова. – «При чем здесь радость и драконы?» – спросите вы. А я отвечу. Драконы всегда защищали людей от демонов… – начал я, не упомянув, что и жрали чешуйчатые нашего брата только в путь. – Их пламя, словно огонь самого Эльдара, выжигало все хвори и напасти (а вместе с тем – и деревни). Поэтому будем же как драконы: сильны духом, могучи телом и ближе к небесным богам помыслами. Я думаю, что за это можно и поднять ритуальную чашу со святой водой… – закончил я и взял кубок, стоявший на алтаре.

Кажется, именно после этого проповедь и заканчивалась. Прихожане, поняв это, воодушевленно подскочили со своих мест, ведь наконец можно было переходить к основному – исповеди!

Я же поднес кубок к лицу и… В чаше плескалось что-то хмельное. Принюхался. Ну точно, пиво. Я недоуменно глянул на служку, торчавшего сбоку, у входа в ризницу.

– Отец Карфий всегда велел наливать хмель, – прошептал малец, оправдываясь.

Я задумчиво глянул на напиток. Моя жизнь как никогда напоминала сейчас это пиво: позади темное прошлое, впереди, надеюсь, светлое будущее, а ныне – нефильтрованное настоящее. И смело пригубил жидкость.

А спустя некоторое время понял, зачем моему предшественнику был нужен хмель: на трезвую голову выслушивать исповеди горожан было просто невозможно!