Мое темнейшество

Глава 8

Вечерний туман начал окутывать все окрест, когда я подошел к старому дубу, что рос рядом с домом, и услышал, как густые вечерние сумерки вновь разрезал протяжный вой умертвия.

И чего муженьку Майлики в гробу не лежалось? Нет ведь. Из жизни ушел, а неприятности на этом свете оставил. И мне теперь их разгребать. В том числе и лопатой. Последнюю я позаимствовал в сенях у старушки, когда выходил из дома.

На ее удивленный вопрос, зачем это мне, ответил, что так знамения чертить в воздухе сподручнее. Больше по размеру божественные знаки выходят.

Не знаю, поверила ли бабулька, но на меня посмотрела с большим почтением. Но на засов все же заперлась. Потому как уважение уважением, но, как говорится, глупость не в том, чтобы встретить неупокойника, а в том, чтобы от него хотя бы не посторониться. А еще лучше – огородиться. Пентаграммой или хотя бы дверью. Это и первое правило некромантии, и негласный девиз. И Майлика, сама того не подозревая, свято его блюла.

И мне тоже следовало подготовиться к встрече – во-первых, защитить хозяйку чем-то понадежнее простого засова.

Потому-то сначала я обошел дом, окидывая его внимательным взглядом. В таких делах важны все детали: окна, ставни которых можно вышибить на раз, и даже черепица на крыше (ее разметать – раз дунуть), печная труба, пролезть в которую мог не только дух новогодия…

Удивительно, как умертвие еще не прикончило бабку с такой-то слабой защитой периметра?

Вскоре я выбрал подходящее место и начал чертить охранный контур. Ритуальный кинжал, которым я вспарывал дерн, скользил по земле, оставляя за собой тонкую борозду. В процессе я не удержался от легкой иронии: «Я так часто копаюсь в земле, что впору называть себя садистом-огородником. Ну или садоводом. Хотя с учетом того, что я после делаю с дохляками, садистом все же точнее…»

Когда контур был завершен, я встал в центр круга и начал читать заклинание. Думаю, со стороны это одинаково походило на молитву, колдовство и брань, когда костеришь клятых демонов, куда-то запрятавших твои порты, которые стали резко нужны.

Как магия окутывала дом защитным пологом, тоже невозможно было увидеть простым смертным, лишенным чародейского дара.

Закончив с плетением, я вспомнил про изгоняющее зелье и, достав еще один бутылек из сумки, побрызгал из него на углы дома.

Так вернее.

Когда выливал остатки эликсира, перевернув посудину, поймал на себе заинтересованный взгляд старухи. Та открыла ставни и, перевалившись через подоконник, таращилась на меня во все глаза.

Видимо, окропление дома она представляла слегка иначе.

– А вы, отче, уже все освятили? – с живейшим интересом произнесла она.

Я же заскрипел зубами. Вот ведь старая дуреха! Хотя, похоже, прожитые годы к этому отношения не имеют.

Того и гляди тут умертвие появится, а бабулька все любопытствует, нос свой между ставнями сует.

– Все. Но лучше из дома до утра не выходить. И ставни не открывать, чтобы благодать не спугнуть, – с намеком произнес я. – А то иначе все молитвы напрасны будут и к вам дух покойника снова явится…

До Майлики дошло не сразу. Через пару ударов сердца. Она потаращилась на меня, хлопая выцветшими ресницами, а потом всплеснула руками, и ставни захлопнулись. Да со свистом так.

То-то же!

Но я рано обрадовался. Из-за закрытого окна донеслось:

– А лопату-то… Лопату оставите, ваше светлейшество?

– Завтра занесу. А покамест пойду на могилу усопшего, отслужу и там молебен, чтоб вернее было.

– А-а-а, понятно, – тоном человека, который ничегошеньки не понял, протянула бабулька и стихла.

Я выдохнул. Все, можно не таиться. Хотя и до этого не особо маскировался…

Так что, перекинув заступ через плечо, отправился к кладбищу, откуда и доносился одному мне слышимый вой.

Луна, как любопытная сплетница, сопровождала меня, выглядывая из-за плеча. Ветер судачил в кронах деревьев с листьями, словно тихо перемывая кому-то кости.

Так я и шел по широкой – точно для свадебных церемоний предназначенной – дороге к кладбищу. Наконец я увидел впереди ажурную ограду и кованые ворота, миновав которые двинулся вдоль рядов могил. Взгляд скользил по потемневшим надгробиям, когда вдруг рев, разрезавший тишину, заставил вздрогнуть…

Я замер, затаив дыхание, оглянулся, а затем рука сама потянулась к еще одному зелью. На этот раз ночного видения. Пить загодя его не стал: оно действовало недолго, а запас свой я и так почти истратил.

Едва жидкость прокатилась по моему горлу, как мир стал четче и серее. Словно кто-то разом стер все цвета, зато обрисовал контуры. И тут я увидел, как через несколько могил от меня из земли вылезает дохляк.

Вот из взрытого дерна показалась костлявая рука, перемазанная глиной. Затем с хриплым стоном из могилы поднялось существо, уже мало чем напоминавшее человека. Провалы глазниц с вытекшими белками и угольями зрачков посмотрели прямо на меня, и умертвие взревело.

Я тоже. Потому как это был не просто дохляк, а, мать его, высшего уровня! О таких, помнится, мастер говорил: самый верный способ победить такого – не вступать в бой. А все потому, что атакующая магия их не брала.

Я решил, что советом почтенного мэтра, который при своем образе жизни умудрился скончаться лишь на шестом десятке, грех не воспользоваться, и… сиганул через ближайшую могилу, уходя в сторону.

Умертвие, издав жуткий рык дракона в брачный период, бросилось на меня. И, наверное, повалило бы, но удар лопатой хоть и не поцелуй прелестницы, но тоже произвел на дохляка неизгладимое впечатление, оглушив того на несколько мгновений.

Я же, воспользовавшись форой, отбросив заступ, помчался прочь.

Неупокойник, разъяренно рыча, бросился за мной. Видимо, живой мертвец очень огорчился, что я добровольно не захотел участвовать в пищевой цепочке: некромант – нежить – черви.

Бегство по кладбищу в свете луны – только звучит эпично и романтично. На деле я думал, как не навернуться на мокрой от росы траве, как не вписаться в ближайшее надгробие и как не прикусить себя язык, произнося заклинание: все же решил проверить, насколько чары не берут этого дохляка.

Наконец удалось завершить плетение, и я швырнул его в нежить. И… ничего. То обтекло ее, не причинив вреда. Вот гадство! Но самая пакость ситуации заключалась даже не в том, что отвратнее уже и быть не могло, а в том, что это было только начало…

Следующее заклинание я уже швырнул не в дохляка, а в статую, подгадав так, чтобы та упала ровнехонько на тварь, и… получилось! Изваяние грохнулось на неупокойника, придавив того, и тут я заметил боковым зрением еще одно умертвие.

Оно прыгнуло на меня сбоку, пытаясь впиться в мое плечо своими гнилыми клыками. Те клацнули от моего лица в какой-то пяди. А потом сверкнула сталь, и я коротким взмахом ритуального кинжала обезглавил нежить. Башка дохляка со спутанными серыми волосами, свисавшими колтунами, покатилась по траве. В небо уставились провалы глазниц.

Вот только мне некогда было радоваться победе. Этот, обезглавленный, был низкоуровневой нежитью. А вот тот, первый дохляк…

К слову, о трупах. Отброшенный дохляк как раз поднялся и рванул ко мне.

Я в ответ исполнил свой забег от смерти на бис. Удирая-догоняя, мы заложили пару кругов вокруг склепа, протаранили кусты акации, и тут я запнулся, рухнув на землю, а тварь, взявшая нехилый разгон, пролетела через меня и пропахала носом дерн.

Так что, когда мы оба: и я, и умертвие – вскочили, то оказались в паре шагов, глядя друг на друга. Нежить рявкнула, обнажив желтые зубы и напружинив ноги. Я сгорбился, сжал кинжал, понимая, что для создания пульсара мне нужна хотя бы пара мгновений. Но у меня не было и одного.

И тут умертвие прыгнуло на меня, взрыв ботинками дерн. Тот разлетелся грязными комьями, а я видел перед собой лишь черные провалы глаз, которые за удар сердца налились первозданной тьмой.

Зловонное дыхание живого трупа ударило мне в нос, но я в последний миг сумел уйти в сторону, в прыжке оттолкнулся от одного из надгробий. Мое тело оказалось на миг почти параллельным земле. Так что я пронесся под брюхом твари, вспоров то кинжалом.

Дохляк взвыл, прокатился по земле и… встал. После удара заговоренной сталью встал. Гад высокоуровневый. Кого послабее бы такой удар упокоил.

Кажется, совет мэтра не связываться с подобными тварями был не просто мудрым, а очень мудрым…

– Идиот! – нелестно оценил я сам себя.

Интересно, за что мне такое везение от госпожи Судьбы? Н-на тебе, Дирк, нежить, причем не абы какую, а прямо-таки элитную. Мало того что неубиваемую, так еще и социально активную. Вот как со мной пообщаться хочет. Внутрижелудочно.

Умертвие, готовясь к новому прыжку, согласно рыкнуло, мол, да, ты, дорогой некромант, еще какой идиот. И вкусный…

А я же лихорадочно просчитывал варианты спасения, и… Их было не особо много. Целый один. Хотя с учетом полупустого резерва даже не один, а половинка от цельного… но, как говорится, кто не рискует, тот в гробу бытует. Так что…

Ритуальный кинжал свистнул в воздухе, вписавшись ровнехонько нежити меж глазниц. Та покачнулась, но упасть и не подумала. Лишь замотала башкой и, взявшись за рукоять, шипя, начала вытаскивать из черепушки клинок.

Заговоренный металл обжигал мертвые пальцы, но было ясно: дохляк скоро избавится от оружия. Через пару мгновений.

Это всего дюжина ударов сердца. Но за это время я должен был сплести заклинание. Причем даже не классического упокоения. На него надежды уже не было. А вот на магию боевиков – да! И я успел! Ровно за миг до того, как тварь рванула на меня, я выбросил руку с атакующими чарами.

Я влил всю магию, что была в резерве. Так что сил на что-то еще точно бы не осталось. Заклинание молнией врезалось в рукоять ритуального кинжала, прошло по острию внутрь мертвого тела и ударило в нежить.

Миг ничего не происходило. На кладбище опустилась мертвая тишина, и… умертвие покачнулось, его тело начало осыпаться, как песок, возвращаясь в землю, из которой оно пришло. Я смотрел, как дохляк исчезает, и в этот момент почувствовал, как напряжение покидает меня, оставляя лишь тишину ночи.

Я сглотнул, глядя на ритуальный кинжал. Закопченный, исходивший дымом, но целый… я обернул руку рукавом и поднял клинок. Ладонь обдало жаром даже через слои ткани.

Я привалился спиной к ближайшему надгробию, оглядываясь вокруг. Руки подрагивали. Ноги едва держали. Так что понадобилось некоторое время, чтобы прийти в себя.

Кладбище снова стало тихим, как и прежде. Хотелось просто с чувством выполненного долга покинуть погост, но… надлежало прибрать за собой. Так что я подошел к оброненной лопате и взял ее, чтобы встретить утро, махая заступом и ровняя могилы.

Вернулся я к себе уже на заре. На столе все так же стоял пирог, но есть его уже не было никаких сил. Так что я просто рухнул спать, а проснулся от голосов.

Оторвал голову от подушки и увидел приоткрытую входную дверь. Похоже, на пороге домика спорили. Причем отчаянно и шепотом, который то и дело переходил в крик, но потом слышался шик, и голоса снова стихали. Ненадолго.

– А я вам говорю, не будите преподобного! Умаялся он! Всю ночь панихиду на кладбище служил! – раздалось с улицы.

Знакомо так раздалось. Неужели это Майлика? Она-то что тут забыла? А старушка между тем, отчитывая кого-то, ярилась:

– Богов бы постыдилась, Заринка! Поднимать человека, который только-только лег!

– Дык хоронить же отца Карфия надо… – возразил старухе звонкий девичий голосок.

– А мы и похороним! – воодушевилась бабулька. – Сами. Дирк наш преподобный его ж вчера как полагается отпел… А могилы мужики наши и сами выкопают.

– Не положено так… Не по порядку заведенному, – пробасил кто-то не столь уверенно…

– Положено все, что в гробу лежит. А касательно порядка – прежний отче был человеком порядочным! Так что нечего тут! Дайте новому светлейшему отдохнуть. А то он так, радея о нас, и преставиться может…

– Да, бабка Майлика права, – вдруг поддержал старуху… смутно знакомый мужской голос. – Светлейший Дирк сначала мою жену и сына у богов отмолил, потом кладбище святил. Не будем его трогать!

– А как же заупокойную прочесть… – уже робко поинтересовался кто-то еще.

– Так все молитвы светлейший еще вчера сотворил над гробом отца Карфия! – отозвался звонкий мальчишеский голос. – Как все ушли. Так и начал…

Вот уж бы не подумал, что у меня, некроманта, найдутся такие заступнички. Еще и сон будут оберегать… Впрочем, не очень-то у них получалось. Толпа шумела, и я понимал: надо выходить и закапывать. Сначала зелье в глаза, которые после эликсира ночного зрения при дневном свете жгло, а потом и отца Карфия в могилу.

Я уже было собрался с силами, чтобы оторвать голову от подушки, когда заговорил начальник стражи: повелел собраться всем после полудня и дать новому патеру выспаться.

Ему тут же возразили, что если так, то хоронить будем уже в сумерках, в бесовское время… И… чем закончился спор, я так и не узнал. Но, судя по тому, что меня так и не разбудили, жители городка решили сами.

А как именно, я узнал вечером, когда ко мне все же пришел служка. С кувшином молока и еще одним пирогом.

Парнишка-то мне и поведал, что неуемная бабулька сумела-таки убедить всех горожан, что похоронить можно и без участия преподобного. Отпеть-то он отпел покойника! А ежели тот встанет, так новый патер умеет духов урезонить.

– Ну, значит, мы в храм вошли, гроб взяли, и мужики нашенские понесли его к кладбищу, – рассказывал служка, жуя вместе со мной пирог. – Правда, вместо молитв бабка Майлика то с одним, то с другим бранилась. Но зато как задорно – аж заслушаешься. Многие венки сплели, плакальщицы отчаянно орехи лузгали, но и стенали иногда… Все по-людски, в общем. И перед тем, как гроб опустить, капитан Райдо речь произнес честь по чести… А потом поминки были. Пирог и молоко я вам оттуда принес…

После этих слов мальца я закашлялся. И пока бил себя в грудь, служка невинно спросил:

– А завтра месса-то будет? А то ее все ждут.

И тут я понял: преподобному откосить в Марисмолле можно от всего, даже похорон, но не от мессы! Если не проведу ее завтра, то меня закопают. Рядышком с предшественником.

Какие, однако, набожные эти местные. Или, если точнее, сколько же у них проблем накопилось…