Мой чужой король

ГЛАВА 18

У Эгиля-Ворона не было родового имени.

Его отец отказался признать его еще до рождения, а имя «Эгиль» он получил потому, что двух дней от роду перехватил лезвие, что занес над ним убийца. Так гласит легенда, которых вокруг моего… мужа было не мало.

Мы уже третий день в пути.

Физически начало путешествия не доставляло мне дискомфорта. Лошадь резвая, но спокойная, дождь прекратился, а наступающие холода уже не пугали — ярл Сварры и его жена позаботились о добротной и красивой одежде для меня, обуви и плаще подбитом мягким мехом. Король Севера поморщился раздраженно, когда увидел меня поутру после первой брачной ночи в полном облачении, соответствующим моему прошлому и настоящему положению — неужто рассчитывал, что весь путь я проделаю в рванье? — да еще и с сундучками, но мне и дела не было до его недовольства.

Что до остального…Остальное было ожидаемо.

Ледяная вежливость окружающих, старающихся не смотреть мне в глаза, чтобы я не заметила в них презрения или ненависти — они там были, чувствовала, но веками вбитые устои не позволяли высказать что-то кюне до тех пор, пока король не даст на это разрешение — и молчаливое игнорирование со стороны грозы Севера.

Мне было и просто, и сложно с таким отношением.

Я ведь понимала открытое противостояние. Схватку, бой, угрозу и борьбу за собственные земли. Или хотя бы неприязнь и постоянные уколы, как со стороны моей мачехи. Но я терялась, когда чувствовала злость и отвращение, растекающиеся по незримой границе вокруг меня, границе, которую никто не переступал… только стояли все на ней и смотрели на меня, представляя, что сделали бы, если бы им это позволили.

Я была не их, не с ними.

Несостоявшаяся убийца, что могла лишить жизни того, кого они уважали до божественного трепета.

Колдунья, любое действие которой расценивалось как угроза.

Нежеланная для всех королева — предательница уже по рождению и по роду…

И если бы мне не подавали еду из общего котла, я бы точно предположила, что кто-то может туда и плюнуть, если не хуже. А так — всегда общий очаг, вокруг которого мы устраивались на ночь, не раскидывая шатров и не сворачивая к городкам. Еда, что готовилась для короля, королевы и ярлов. Общее молчание, всегда возникавшее как только я присоединялась.

Одиночество среди людей.

Пустота внутри, которая пока ничем не могла быть заполнена…

Я и правда чувствовала себя опустошенной всеми предыдущими событиями. Так долго сначала шла к признанию собственным отцом, затем — более коротким путем — к возможной победе над угрозой.

А сейчас? Куда мне идти? К тому, чтобы стать самой нелюбимой кюной Севера?

И даже это можно было принять, если дать мне немного времени, чтобы собраться с мыслями, привыкнуть и восстановить вокруг себя крепостную стену, почти разрушенную тем, что случилось.

И у меня получалось бы лучше, если бы вода, залившаяся в трещины, не превращалась в лед и не крошила казалось бы твердый камень.

Что за связь нам подарили боги? Или я придумала её? Или же… те, кто дал обеты, пусть и ненавидя саму в них необходимость, всегда связаны вот так… незримой нитью?

Меня порой сводил с ума стук его сердца, который я чувствовала, как свой.

Темные, вороньи сны, которых у меня не было никогда.

Боль в боку, которая не могла принадлежать мне.

И не с кем посоветоваться, не у кого спросить… хотя бы даже потому, что король Севера и любой из его окружения с радостью объявил бы меня сумасшедшей. Чем не повод снова запереть в клетку?

Я и правда чувствовала себя порой сумасшедшей.

Вдох, взмах, трепет… Почему я чувствую тебя, Эгиль-Ворон? И когда прервет свой полет черная птица, в которую ты, верно, превращаешься по ночам? Иначе откуда бы я видела столь странные сны…

— При-ибыли… — кричит кто-то в начале вереницы, и мы заводим лошадей на довольно обширную пустошь.

Здесь не все войско.

Две сотни по приказу Ворона бросилась вперед еще когда мы пили на свадебном пиру. Расчищать путь по необходимости — в дальновидности ему не откажешь, на части уже завоеванных земель кто-то начал роптать, а сюрпризов ледяной король не терпел.

Большинство остались далеко позади нас.

Для устрашения остались, для соблюдения договоренностей, для того, чтобы сжечь своих мертвых. Да и не были они столь подвижны, как ярлы и их приближенные воины. Стада домашних животных и обозы с провизией на долгую зиму, с награбленным добром, с купленными и полученными в качестве дани шкурами и оружием, с рабами и ранеными пойдут следом, медленно, и доберутся, вероятно, когда уже даже долины покроет снег. И все это требовало охраны и тщательного слежения.

Нас же было около сотни.

И постепенно я начала каждого узнавать в лица, а некоторых уже и по именам, и по характерам. И с каждым таким узнаванием, с каждым днем понимала — сложно мне их ненавидеть. Истинные дети своих богов и Севера, сковавшие сердца льдом, они были были жестоки, но храбры, беспощадны, но верны друг другу. И действовали в едином порыве, как в любви к своему господину, так и в ненависти к своей госпоже.

Сложно ненавидеть тех, кого ты начинал чувствовать.

Впрочем… звание их госпожи мне еще завоевать надо было. Чтобы не по обету, а по нутру. Вот только надо ли мне это? Я не планировала подобного стечения обстоятельств… только если хочу стать полноправной королевой Севера, придется принять на себя и другие обязательства. Делить постель со своим врагом и рожать ему детей.

Станет ли это моим и их спасением? Не уверена. Уж лучше продержаться год и попытаться уехать прочь. Даже при мысли о постели с Вороном горло сдавливало спазмом невнятной злости. Я все еще помнила его слова. «Никогда тебе не стать хозяйкой моего сердца и моего тела…» И даром не нужен он мне! И ему не стать моим хозяином.

Лагерь стал спиралью.

В центре — большой костер и ярлы, мое место там же было. Дальше — лошади, поклажа, цепочка защитников. И дальний виток из сопровождающих воинов и совсем небольших очагов.

Я едва сдержала стон, когда слезла с лошади.

За этот месяц я провела верхом больше, чем за всю предыдущую жизнь, и вкупе с бессонными ночами, когда я вслушивалась в темноту, боясь и заснуть, и не проснуться, это дало свой плачевный результат.

Тело болело и покрылось синяками, а усталость порой накрывала с головой. Но я терпела и не показывала никому. Нельзя показать слабость своему врагу — тот обязательно воспользуется.

Я аккуратно присела на брошеную на сырую землю шкуру и ненадолго прикрыла глаза, стараясь не провалиться тут же в сон. Сначала — поесть.

Может эта ночь пройдет спокойно? И отголоски замораживающих чувств чужого не моего короля не будут покрывать мурашками спину?

Но я ошиблась… Спокойной ночи нам не досталось.

Потому как стоило расположиться на ночлег и замереть в предвкушении булькающего в котелках варева, раздался громкий вопль, известный каждому воину:

— В щиты!