— Кажется я понял принцип, по которому разместили знаки.
Принцип?
Я подалась вперед.
На душе последние дни было тоскливо. Хотя…
Странно, но замок ожил с появлением хрустальных, будто не только их одежды, но и души отражали свет. Сердце Ворона сбросило свое сонное оцепенение. Ледяной пик должен был закончиться только через две седьмицы, а внутри становилось теплее. Девицы ярче одевались, громче звучал смех, стряпухи доставали из припасов самые вкусности, а воины оживленно обсуждали приемы и оружие, которыми с ними с удовольствием делилось племя.
Все их любили.
Вот что со мной не так? Может, мне просто не дали шанса полюбить?
Я не принимала…
— Вот здесь расположились первые, — Даг постучал пальцем. Вздохнула, потерла переносицу и снова посмотрела на рисунок, на котором были изображены очертания замка и точками — найденные знаки. Я все чаще пряталась в библиотеке, не имея возможности участвовать во всеобщем довольстве, а он, конечно, со мной — прилип. И теперь я уже его не отсылала к собственным делам… так было обоим спокойней, — В это месте я нашел пятый, шестой. Видите? Образовывают будто какую-то фигуру. Седьмой обнаружили вчера в этой башне… Если бы мы знали, сколько их всего, нашли и остальные и затем…
Если бы знали…
Знали.
— Десять, — сказала я так хрипло, что охранитель вздрогнул.
— Десять…знаков?
— Да.
Растерла плечи и встала, прошлась по помещению, в котором вдруг сделалось невообразимо холодно, несмотря на жар.
— Десять… рун. Причина хвори долгой…
— Вы…
— Уверена? — скривила губы, — Да. Только не знаю, в чем.
Даг и верно понял принцип.
И две следующих руны мы нашли быстро. Заниматься кроме того не хотелось ничем…
Я почти не появлялась в эти два дня перед гостями и жителями замка, впрочем, в этом не было странности — каждый из проживающих в Сердце Ворона был полон хлопот. Мы чаще всего и прежде встречались обитателями только по вечерам. В одном огромном зале, объединенные не только совместной трапезой и теплом, но и душевными разговорами, музыкой и возлияниями.
Так что никто не заметил моей отстраненности — я никогда не становилась средоточием. А Эгиль предпочитал не замечать. Или он и прежде был столь равнодушен?
Да что я знала о том, кого называла мужем?
Я знала, что он велик. Значит даже больше, чем всем казалось в долинах.
Я знала, как учащается его дыхание, когда он видит меня обнаженной.
Я помнила каждый его вздох, когда он добирался до пика удовольствия. И отмечала каждый его зовущий взгляд отпечатался в моей памяти.
Я знала, что он любит есть, сколько позволяет себе хмеля и как точны его удары, которые он наносит мечом.
Закрыв глаза я могла воспроизвести, как наяву, его горделивую посадку на коне или задумчивый перебор жил, когда он брал гигью.
Я даже могла вспомнить неуловимую улыбку…
Но то ли, что является сутью человека?
За прошедшее время, с тех пор как я сама приняла решение, что попробую составить с ним наше вопреки всему счастье, я уже вообразила одинокую фигуру, воина, который готов биться за то, чтобы просто чувствовать мои руки на своей шее. Который не ждет признания Одина, зато отбрасывает щит, чтобы шагнуть мне навстречу. Который стоит в крови и поту и готов биться за нас со всем миром…
Но мне ли не понимать… наше воображение что сон, который растворяется в свете, как только мы открываем глаза.
Мы с Дагом нашли каждый знак. И каждый сумели разгадать.
В той ли последовательности — не важно.
«Начало», «весна»
«Сведение», «вместе».
«Жизнь»
«Огонь»
«Жертва»
«Кровь»
«Переход», «смешение»
«Камень»
«Гибель», «тьма».
— Боги любят путать смертных, — ворчал Даг, коротко на меня поглядывая, когда мы пробираемся на самой высоте, там, где гуляет только лишь ледяной ветер… и двое сумасшедших, пожелавших разгадать все тайны на свою погибель. Он беспокоился за меня, мой охранитель…
То, что я чувствовала нутром, он чувствовал опытом.
Пришло время перемен, и они вовсе не связаны с будущим потеплением и обновлением.
— Боги или каменотесы, — продолжал мужчина, не дождавшись от меня ответа, — Вот и в самом деле, кому доверили столь странное дело? Может они и вовсе случайно…
Он замирает.
Увидел то, что я видела уже давно.
Стояла и молча смотрела на знак, «прячущийся» за выступом. Что-то, похожее на разорванный круг… почти.
— Десятый, — с некоторой опаской молвил охранитель, болтливый сегодня — видимо в противопоставление мне.
Он подошел, потрогал его, как и делал прежде, а затем предложил:
— Сходим к ремесленникам или в библиотеку? Разгадать, что значит…
— Нет необходимости, — сказала совершенно спокойным голосом.
Вот только об это спокойствие шагнувший ко мне охранитель разбился на осколки, как зеркало…
— Кюна… — его голос был пропитан густым страхом.
— Идем.
— Вы знаете, что это за руна?
— Идем.
Я развернулась и решительно отправилась прочь.
Я знала, конечно, этот знак.
Слишком часто видела… на своей груди.
Клеймо чернокнижницы.