Мой чужой король

ГЛАВА 8

Я медленно, как во сне, отступила и аккуратно закрыла дверь. Огляделась…

В коридоре все по прежнему. Давящая тишина и пустота, потому как никто не рискнул подняться вслед за мной после моей отповеди.

Снова открыла дверь…

Ничего не изменилось. Комната с задернутыми шторами. Почти потухший жар. Кровать.

И мой умирающий муж на ней.

Внутри всколыхнулось. И слиплось в комок в горле то, что произошло за последние несколько часов. Я все сглатывала его… сглатывала — и никак не могла проглотить.

Мое далеко не победное шествие под стены крепости и — удивительно — то, как быстро я туда попала.

Запах смерти и разложения внутри… потому как жители слишком боялись жечь костры — ведь таким образом осаждавшие узнают, сколь многих они потеряли.

Три пошатывающихся воина из личной охраны Ледяного короля, среди которых я с изумлением едва узнала ярла Клеппа — обросшего, бледного, будто состарившегося на десять лет.

И путанные, жалкие объяснения.

Оказалось, что Эгиль и его отряд и верно отправились прочь, когда Сердце Ворона пало — выручили всё и всех, что возможно, разнесли по северу и гонцов, и верных людей… А сами двинулись в мою сторону, в Ястребиную крепость. Но не коротким путем, что был завален, а окольным. И по пути им пришлось сменить планы, когда они узнали про чужаков. Свернули к ним навстречу, а затем и в сторону Торгара, прознав о планах долинных и решив соединиться с защитниками.

Вот только с того момента все пошло не так…

Хотя, нет. Все пошло не так с того момента, как Ворон решил, что меня стоит оставить в живых. Я не собираюсь испытывать по этому поводу вины, но…

Или с того момента, как он убил своего отца и принял и силу, и бремя? А может с его рождения?

Мы никогда не узнаем, где свернули не туда…

Но защитников крепости не оказалось в крепости. Они покинули её еще раньше, едва начал сходить снег на дальних вершинах, едва забрезжил весенний рассвет… Покинули, глупцы, для того, чтобы, вопреки приказу короля служить, прежде всего, защитой Севера, разжиться сведениями, а может и богатствами новых приисков, слухи о которых их достигли. И оставили лишь небольшую горстку воинов. Многие из этих стражей погибли или были ранены при первом — и пока последнем — штурме.

Они были уверены, незнакомые мне ярлы Торгара, возжелавшие духа приключений, что никто не посягнет на эти стены. Они не знали и не пытались узнать, что происходит в глубине или на Перевале — и платой за эту самонадеянность им станет сгоревший дом и мертвые жены и дети…

Не станет.

Помоги мне Фрейя — не станет! Разве стоила возможность проучить недальновидных мужчин стольких жизней?

Эгиль и его люди — не столь уж многочисленные к концу перехода — были серьезно ранены, а кто-то и убит. И вместо того, чтобы получить в Торгаре разъяснения и сильных духом сородичей, встретили лишь жалкую кучку испуганных жителей, чьи оборонительные способности оказались почти на дне подземного царства. И темную хворь, что поспособствовала ослаблению раненых и новым смертям.

Прознай об этом Одд — давно бы захватил “твердыню”.

Но он не узнал… пока. А я, сцепив пальцы, чтобы не завопить от безысходности и бешенства на их оцепенение, на попытку сдаться до того, как с них действительно это спросят, на молчание и бездействие, потребовала злым голосом немедля жечь мертвых, чтобы живые остались такими хотя бы до следующего утра.

И что, что погребальный дым будет виден отовсюду?

Завтра все здесь покроется пламенем…

А затем сказала собрать всех женщин, кто не свихнулся от страха и тоски, все травы и камни, порошки и тряпки, и кипятить, кипятить воду, очищая в кипящих котлах и грязь, и кровь, и страхи. Варить отвары, омывать, наконец, раны и отпаивать каждого, кто еще не ушел пировать с богами… Не отпускать их! И руки не опускать… Кто мог колдовать — пусть колдуют. Плевать, что это не считалось здесь почетным, а может даже постыдным. Не стыдно остаться в живых хоть колдовством, хоть молитвами. Не стыдно показаться слабым — но стыдно отказаться от собственной силы, хоть какой, хоть силы продолжать жить, несмотря на мертвых вокруг.

Нельзя обращаться с собой как со стадом, которое приготовили на заклание…

И только тогда отправилась к Ворону.

А он был там. В отдельных покоях на втором этаже. Бледный от потери крови, недвижимый от сеченых и колотых ран — и как доскакал? Клепп сказал, что даже не покачнулся в седле, не дал понять осадившим, что ранен — и без сознания. Он не спал уже даже, а стоял на пороге нового королевства — я это и без всякого колдовства поняла.

Не отпущу. После всего, что с нами было, я его заслужила. А он заслужил свою колдунью, которая будет сворачивать ему кровь еще долго. Во всех смыслах. Я научила считаться с моей силой, научила бояться. Научилась не бояться этой силы самой. Но что мне все это, если я не смогу помочь тому, кто действительно важен?

— Что я могу сделать, кюна?

Я резко обернулась.

Ярл Клепп все-таки пошел за мной… но не потому, что не доверял. Похоже, именно он и ухаживал за Эгилем. И. несмотря на свою мрачность и ранения, готов до последнего бороться — хоть за своего короля, хоть за свою королеву.

‍

Признал.

Но сказать ему было нечего… Все, что я могу сделать для мужа, я сделаю сама.

— Быть может тоже молиться богам? — вздохнул устало.

— Оставьте эту успокоительную ложь для девиц, — скривилась, — Богам нет дела до людей. Собственные интриги и пиры интересуют асов больше, чем радости и горести нижних земель. А помочь… да отвлеките всех. Пусть приведут в порядок дома, наденут чистые одежды, поедят, в конце концов — уверена, припасы не закончились еще. Пусть поверят в лучшее и в то, что завтра будет новый день.

— А он будет?

— Идите, — махнула я рукой, не отвечая на вопрос.

И отвернулась.

Дай сил мне и злости, Фрейя, потому что сейчас мне действительно страшно.

Мысли стали вязкими, в голове нарастал невнятный, тягучий гул. Я снова была у кровати Ворона, всматриваясь в поблекшие на вид черты. Легко-легко касаясь прямого носа, впалых щек, отросших волос…

Раны осмотрела и только вздохнула горестно, проводя руками по пылающей коже и воспаленным краям.

От накатывающей паники спас звук. Невнятный глухой стон, что родился в тяжело поднимающейся груди Ворона. Он отразился от стен и впитался в мое сердце вместе со вздохом.

Я сморгнула слезы и провела руками над телом мужчины.

Легенды сказывали, что руки короля и королевы и без особых даров обладали такой исцеляющей силой, что доступна только альвам. Что чем больше любви и приязни ты испытываешь к человеку, тем вероятней твоя помощь. И видят боги, я готова была сполна налить своей любви в кубок, но… ни одно колдовство быстро не подымет после таких ранений.

После того, как стержень силы истлел.

Да пусть будет долго! Я буду воевать за каждый час!

До вечера я хлопотала над мужем. Всё, что нашла в крепости и собственном заплечном мешке использовала, почти все силы и слова истощила, все заклинания и заговоры вспомнила…

А вечером за мной пришли.

— Кюна, — ярл Клепп говорил тихо, — Посланники чужаков требуют вас на стену.