В роль супруги Амадо Элизабет вошла даже легче, чем ожидала. Две недели, проведенные ими в Австралии, промелькнули слишком быстро. Эти дни были полны новых интересных знакомств, а ночи — часами эротических открытий. Как она и догадывалась, Амадо оказался нежным любовником, отдававшим ей себя с такой же радостью, с какой получал ее ласки. А вот его выносливости и изобретательности она предвидеть никак не могла.
Их возвращение в Сент-Хелену ознаменовалось подготовкой к сбору урожая и светской жизнью, несколько более насыщенной, чем хотелось бы Элизабет. Если они не ходили на вечер по случаю празднования конца сезона созревания винограда, то приходилось идти на другой, устраиваемый в их честь. Садоводы и виноторговцы долины Напа неизменно поддерживали дух конкуренции, но это никогда не выходило за рамки семейных отношений.
Каждую неделю Элизабет проводила два-три дня в Сан-Франциско, убеждаясь, что подготовка телевизионной части рекламной кампании, которую планировалось запустить первого ноября, идет без сучка без задоринки. Следила она и за завершением работы над рекламными щитами, готовящимися к установке весной в главных магазинах.
Друзья Амадо радостно приветствовали ее появление, и это позволяло ей чувствовать себя так уютно, словно она всегда находилась среди них. За единственным исключением: для Майкла Логана, кажется, не имело значения, что она делала и как она это делала. Он был непоколебим. Стоило ей войти в комнату, как он уходил. А если Майкл был вместе с Амадо на винном заводе и она пыталась подойти к ним, он сразу «вспоминал», что у него, мол, есть какие-то дела и немедленно удалялся. А поскольку жили они по соседству, да и кабинеты их находились в одном и том же здании, избежать встреч было невозможно. Они сталкивались друг с другом по нескольку раз в день, и эти встречи рождали неловкость.
В тот день рано утром Амадо пригласил ее составить ему компанию в поездке в Модесто, городок в нескольких часах езды. Но Элизабет отказалась. У нее выдался первый свободный день за месяц, и она не только хотела, но и нуждалась хотя бы в коротком отдыхе. В то утро она решила расслабиться, не думать ни о чем плохом и прогуляться по холмам. А может быть, просидеть весь день у камина, уткнувшись в какую-нибудь книжку.
Время уже близилось к полудню, а она пока что не сделала ни того, ни другого. Вместо этого она стояла на террасе, оперевшись локтями о перила, и читала последнее письмо Алисы. Закончив читать, она лениво прошлась взглядом по долине и задержала его на участке, где виноградная лоза была покрыта блестящими красными листьями. Еще год назад она бы увидела просто красивое пятно, теперь же понимала, что виноград болен.
Ее внимание привлекло какое-то движение в винограднике справа от нее. Она заметила там мужчину в зеленой клетчатой рубашке и джинсах, медленно бредущего вдоль недавно возделанного ряда. Время от времени он останавливался, а потом двигался дальше. Несколько мгновений она внимательно наблюдала за ним, пока не поняла, что это Майкл Логан.
Чего только она ни делала, чтобы подружиться с ним, желая доставить удовольствие Амадо. Но Майкл упрямо отказывался от общения. Пытаясь понять его, Элизабет старательно наблюдала за Майклом на всех вечеринках. Она заметила, что этот человек ко всем, кроме нее, относился доброжелательно.
Если бы враждебное отношение Майкла объяснялось неусыпной заботой об Амадо, она бы просто не обращала на него внимания. Или, пожалуй, послала бы его ко всем чертям. Но поскольку Амадо это бы, вне всяких сомнений, сильно огорчило, она чувствовала себя обязанной продолжать делать попытки к сближению.
В двухстах метрах от Элизабет, ниже по холму, Майкл заметил, что она вошла обратно в дом, и облегченно вздохнул. Он видел, что она стояла на террасе, глазея на него, и злился, что позволяет ей портить столь прекрасное осеннее утро.
Он и так старался всеми путями избежать частых встреч. Надо либо взять себя в руки, либо подыскать себе другую работу.
Он двинулся было вниз по склону холма, но потом остановился, чтобы сорвать и разглядеть гроздь винограда, оставшуюся после сбора урожая. Плоды выглядели изюминками на прутике лозы, их прежний темно-красный цвет теперь стал почти черным. С приходом весны их запашут в почву вместе с перегнившими листьями.
Майкл ощутил чье-то присутствие в винограднике задолго до того, как услышал шуршание лозы. Швырнув гроздь на землю, он повернулся и увидел Элизабет, идущую прямо к нему.
— Черт подери, — пробормотал он, не делая ни малейшего усилия скрыть свое неудовольствие.
Элизабет остановилась и пристально посмотрела на него с вызовом во взгляде.
— Я хочу с вами поговорить.
— А нельзя ли это отложить? Меня ждут кое-какие дела на винном заводе.
— Прекрасно. Я поеду с вами. Мы можем поговорить и по дороге.
Майкл переступил с ноги на ногу. Меньше всего ему хотелось бы оказаться с ней в тесном автомобиле.
— Можете этого не делать, — сказал он. — Несколько минут у меня есть.
Прежде чем заговорить, Элизабет приблизилась еще на десяток метров.
— Думаю, вам пора рассказать, что, черт подери, вы против меня имеете?
— Надеюсь, вы не собираетесь давать мне урок хороших манер?
— Дело зашло слишком далеко, вы не находите? Я бы тут с вами не стояла, если бы не Амадо. Он вбил себе в голову безумную идею, что мы должны подружиться.
Он засунул руки в задние карманы джинсов.
— Боюсь, его надежды несбыточны. Я не вижу никакой возможности…
— Только не думайте, что меня это волнует, но, может быть, вы расскажете, чем это я так провинилась, почему я вызываю у вас такое раздражение?
Он колебался, стоит ли вообще затевать с ней этот разговор, но решил принять этот вызов.
— Я, видите ли, вообще испытываю неприязнь к тем, кто ищет легкой добычи. Меня от этих людей тошнит. В особенности, когда добычей, за которой они охотятся, оказывается мой друг.
— Понятно. Стало быть, вы полагаете, что я вышла замуж за Амадо из-за его денег.
— А вы хотите сказать, что нет?
— Но почему же в это верят его дочери и вы? — Она распахнула куртку и уперлась руками в бедра. — В чем дело, Майкл? Вы полагаете, Амадо не в состоянии понравиться женщине, что единственным поводом выйти за него замуж может быть только желание наложить лапы на его богатство?
— Амадо знаком со многими женщинами, которые куда лучше подошли бы для…
— Ах, выходит, дело не в ваших чувствах на сей счет, а именно во мне. Это что же, связано с моей внешностью? — Она гневно смотрела на него. — Или, взгляните-ка, быть может, дело в длине моих волос? А может, в цвете глаз? Нет-нет, я понимаю, о чем вы думаете. Считаете, что я не могу любить Амадо, потому что он такой старый. В этом все дело, так?
— Да он мог бы быть вашим отцом!
— Только не моим отцом, — ответила она. — У них нет ничего общего.
Ее ответ поразил его. Огонь в ее глазах подсказывал ему, что гнев куда более глубок, чем могло показаться.
— Послушайте, меня ждет работа, и этот разговор все равно ни к чему не приведет.
— Я просто желаю, чтобы вы себе уяснили, Майкл: я здесь надолго. За это время можно будет свести друг друга с ума.
— Это уж точно, — ответил он и, вытащив руки из карманов, двинулся восвояси.
Элизабет шагнула, загораживая ему дорогу. Когда он попытался обойти ее, она вцепилась в его руку.
— Совсем не обязательно раскрывать душу нараспашку. Но мы так ни к чему и не пришли.
— Чего, собственно, вы от меня хотите, Элизабет?
— Меня оскорбляет ваша предубежденность. Вы не правы, а поверить в обратное не желаете.
Он призадумался.
— Что ж, достаточно честно. Но что будет, если я обнаружу, что был прав?
— Не обнаружите.
— И вы готовы поклясться, что деньги Амадо никак не связаны с вашим решением выйти за него замуж?
— Готова.
Ну, иного-то ответа он от нее и не ожидал. Удивило его другое: ему вдруг захотелось поверить ей. И все-таки он не мог согласиться с тем, что у Элизабет не было никакого скрытого плана действий. Да, он любил Амадо, но надо же смотреть правде в глаза! Ни у одного мужчины, который более двадцати лет вел почти целомудренную жизнь, не может быть полового влечения, достаточного, чтобы удовлетворить такую женщину, как Элизабет.
Она так чертовски красива! Такой тип женщины способен заставить мужчину даже на склоне лет позабыть и о боли в суставах, и о неоплаченных счетах… Майкл слишком хорошо понимал, сколь неотступно женщина, подобная Элизабет, может завладеть помыслами мужчины. Стоило такой только поманить пальчиком — и у ее ног была бы половина Сан-Франциско. Но Амадо-то за что такой жребий?!
— Договорились? — настойчиво спросила она.
— На данный момент.
Отпустив Майкла, она протянула ему руку.
— По крайней мере мы сдвинулись с точки, на которой были час назад.
Элизабет причесывалась в спальне, когда к вечеру вернулся Амадо. Увидев, что он стоит у двери и наблюдает за ней, она пересекла комнату и поцеловала его.
— А я уж подумала, что ты решил задержаться в Модесто.
— Я обдумывал этот вариант, но потом представил тебя, что ты делаешь, как одета… ну и смотрю — я уже сижу в машине и несусь по шоссе на север.
Он положил руки ей на плечи и, наклонив голову, поцеловал ее шею.
— А как прошла твоя встреча?
— Утром расскажу.
— Ты, наверное, вымотался.
— Да… но увидев тебя, опять бодр.
Он просунул большой палец под бретельку ее шелковой ночной рубашки, потянул вниз и прижался губами к ее груди.
— М-м-м-м… — Элизабет изогнула спину дугой и затаила дыхание, когда он двинулся ниже и стал ласкать языком ее сосок. — У меня подозрение, что сегодня ты без меня скучал.
— Умная женщина.
Движением плеч он сбросил куртку, подвел Элизабет к постели и прилег рядом с ней.
— У меня есть новости, но они могут подождать, — прошептала она.
Амадо приподнялся и посмотрел на нее.
— Ты уверена?
Нотка волнения в его голосе не оставляла никаких сомнений в том, о чем он подумал. Его стремление подарить ей ребенка, которого хотела и она, порой затмевало ему разум. Она ухватилась за его галстук, притянула Амадо к себе, поцеловала.
— Нет, — сказала она, — не это.
Разочарование, отразившееся на его лице, исчезло так же стремительно, как и появилось, уступив место нежной страсти.
— Ну тогда, полагаю, сделать новую попытку — просто наш долг. Я бы никогда не простил себе, что мы не использовали все возможности.
Только на следующее утро, за завтраком, Амадо рассказал Элизабет, чем он занимался в Модесто.
— Дело, видишь ли, в свадебном подарке, который я обещал, — он выглядел невероятно довольным. Подлив ей кофе, Амадо добавил: — Ну-ка скажи, как ты относишься к тому, чтобы стать владелицей собственных виноградников и винного завода в придачу?
Элизабет слишком удивилась, чтобы испытать какие-то прочие чувства. Скрытый смысл того, что он сделал, был слишком серьезным.
— Не знаю, — честно ответила она. — А кроме того, я полагала, что «Мерседеса» вполне…
— Модесто должно стать основой наших столовых вин, — продолжал он между тем, не обращая внимания на ее замешательство. — Лоза там крепкая и здоровая. Майкл считает, что и винный завод можно сделать первоклассным. Мы, разумеется, начнем расширяться прямо сейчас, а это означает, что надо модернизировать существующие…
— А Майкл знает об этом?
— Ну, я бы никогда не сделал подобной покупки, не проконсультировавшись с ним.
Он отломил кусочек жареного хлебца и положил на него ложечку земляничного варенья, приготовленного Консуэлой.
— А он будет участвовать в этой операции?
Амадо нахмурился.
— Разумеется. С тех пор как Майкл на меня работает, он мечтает поэкспериментировать с производством качественных столовых вин. Тебя не беспокоит, что он станет осуществлять эти мечты с помощью твоих виноградников и твоего винного завода?
— Нет, конечно… впрочем, в каком-то смысле беспокоит. Ты ему рассказал, что собираешься предоставить мне реальное участие в деле?
— Я уверен, он догадался об этом и сам. Да и как он мог не догадаться? Он же знает, как это важно для меня, чтобы вы с ним поработали вместе. А это лучше всего сделать именно таким образом.
— Амадо, есть вещи, которые нельзя делать насильно.
— Элизабет, ты должна мне поверить: это не тот случай. Вы с Майклом просто предназначены друг для друга. — Амадо довольно засмеялся. — У вас так много общего. Ну вот хотя бы я, к примеру… а еще ваше упрямство, которое сделало бы честь и ослу.
— Что ж, надеюсь, что ты прав.
— Ну, а теперь выкладывай свои новости.
Элизабет подумала о призрачном соглашении, которое она заключила с Майклом накануне, и о том, каким глупым оно выглядело теперь.
— Да ничего особенного, — сказала она, надеясь, что эти слова не окажутся пророческими в их буквальном смысле.