Моменты

Глава 25

Присущий началу сезона порыв охватил всех; работа кипела, и лихорадочное оживление распространилось по всему винному заводу. Служащие были довольны, что новый хозяин уже известен, что с работы их никто не выгонит. Элизабет доносили, что и на винном заводе, и за его пределами заключаются пари: удержатся ли «Вина Монтойя» в частном владении, когда наступит пора сбора урожая. Элизабет, идя от противного, гордилась тем, что соотношение ставок было явно не в ее пользу.

Но победа доставалась нелегко. За последние полгода ее мысли, энергия и страсть концентрировались на деле, порой не отпускавшем ее по четырнадцать-пятнадцать часов в день. Редко удавалось выкроить в неделе хотя бы один выходной день. Если не было конкретной работы, Элизабет читала, снова и снова вникая в технические детали винного производства, особо высматривая подробности, о которых Амадо не успел или забыл рассказать ей. Она изучала все, до чего доходили руки, пока не вникла в производство. И слова, которые столь беззаботно произносились в лабораториях и на полях, обрели для нее свой подлинный смысл.

Многие ночи она засыпала на диване в бывшем кабинете Майкла с какой-нибудь книгой о древесном грибке, подтачивающем винные бочки, или о гниении виноградных гроздей, или о проблемах, встречавшихся в процессе ферментации. Потом наступало утро, и она отправлялась домой принять душ и кинуть в рот что-нибудь, а потом тут же садилась за свой рабочий стол, прежде чем появятся служащие ее конторы.

Консуэла тревожилась, что Элизабет чересчур уж сурово обращается с собой. А когда звонила Алиса, Элизабет каждый раз удавалось каким-то образом проводить разговор под девизом: «Ох, столько проблем в жизни, какая уж там работа!» Даже Тони Рейнольдс, который тихо и скромно проводил на винодельне почти столько же часов, сколько и она, время от времени находил необходимым мягко упрекнуть ее: мол, конечно, делу время, а потехе час, но ведь не до такой же степени! Так ведь можно и надорваться. Элизабет терпеливо выслушивала очередной исполненный благих намерений совет, соглашаясь, что ей необходимо сбавить темп, благодарила каждого доброхота за заботу и снова спешила вернуться к работе.

Нет, дело не в том, что она не ценила их беспокойства или не верила в то, что они пытались ей втолковать. Просто ее нежелание уступить шло от почти отчаянной потребности находиться там, где ею будет управлять работа. В ней шел процесс создания новой жизни для себя, процесс сложный, требующий всех сил и обещающий достойно наградить за труды, а главное — в этой новой жизни у нее должно найтись местечко, где ей не будут нужны никто и ничто.

Спустя месяц после смерти Амадо Элизабет начала рассматривать претендентов на должность главного винодела, после отъезда Майкла оставшуюся вакантной. Проведя беседы с дюжиной мужчин и несколькими женщинами, Элизабет так и не подобрала никого. Дэвид Робертсон, который направил к ней нескольких высококвалифицированных специалистов, в конце концов перестал это делать, сочтя свои попытки бесполезными. Он утверждал, что Элизабет не будет довольна, пока не отыщет себе второго Майкла, а поскольку такового не существовало, то она, мол, только понапрасну тратит свое и чужое время. Это обвинение попало слишком близко к цели, чтобы Элизабет могла его игнорировать, и она пообещала себе, что к следующему претенденту подойдет менее критически.

Миновало уже полгода с тех пор, как винодельня лишилась направляющей руки Амадо. Было ясное сентябрьское утро, обещавшее к обеду превратиться в очередной жаркий день, когда в дверь рабочего кабинета Элизабет постучали.

— Открыто, — крикнула она.

Тони Рейнольдс просунул голову внутрь и улыбнулся.

— Вам бы надо выглянуть и посмотреть на результаты исследований «Гамай Божоле», которые только что принесли.

— Ну, и они хорошие, а?

— Джек велел не говорить вам, сказал: пускай придет и сама посмотрит.

Она оттолкнула кресло и встала, излишне довольная новому занятию. Когда она официально приняла на себя руководство винным заводом, чувство единой семьи, которое питал и поддерживал Амадо, не перешло к ней автоматически. Различными вкрадчивыми, а порой и не столь уж вкрадчивыми путями она выяснила, что преданность и уважение своих служащих ей, по их мнению, еще предстоит заслужить.

Когда Элизабет вышла из-за стола, зазвонил ее личный телефон. Потянувшись к трубке, она сказала Тони:

— Подожди секундочку, я только избавлюсь от… ну кто бы там ни звонил.

Тони кивнул.

— Я буду во дворе.

Она махнула рукой и поднесла телефонную трубку к уху.

— Элизабет Монтойя, — сказала она.

— Элизабет, это Джим.

— Джим… чем могу быть вам полезна?

За несколько месяцев, миновавших после смерти Амадо, Джеймс Уэбстер стал для нее не только адвокатом, но и другом.

— Судя по вашему голосу, у вас, похоже, хорошее утро.

— В отличие от вашего. Что случилось?

— Боюсь, у меня для вас кое-какие тревожные новости. У вас найдется время заехать в мою контору сегодня?

— Мне бы и самой хотелось, чтобы оно нашлось. Было бы так приятно выбраться отсюда. А это что-то такое, чего нельзя уладить по телефону?

После продолжительной тревожной паузы Джим сказал:

— Я бы предпочел этого не делать. А что, если я заеду к вам?

— В котором часу?

— Может, к перерыву?

Вообще-то в перерыв она планировала поработать.

— Я скажу Консуэле, чтобы она приготовила нам что-нибудь. Бутерброды устроят?

— Да все что угодно, если только к этому вы приложите бутылочку того великолепного «Шардоннэ», которое прислали мне в прошлом месяце.

Его попытка развеять тревогу успеха не имела. Элизабет лихорадочно соображала, что могло случиться, и еле сдерживалась, чтобы не спросить еще раз.

— Я посмотрю, что у меня найдется в винном погребе.

Джим приехал в половине двенадцатого. Элизабет как раз была на дворе, наблюдая, как опрокидывают в дробилку партию винограда. Увидев Джима, она помахала ему и, извинившись, простилась с рабочими, с которыми только что разговаривала. Она подошла к Джиму и протянула ему руку.

— Ну, если вы намеревались до смерти перепугать меня, то это вам удалось, — сказала она, не забывая при этом улыбаться.

— Извините, Элизабет, но с этим ничего нельзя было поделать. Я не хотел вываливать на вас эти новости, не приехав сюда. Необходимо сразу же рассмотреть с вами возможные варианты.

— Если вы сию минуту не измените ваше обреченное выражение лица, то кто-нибудь вполне сможет сочинить подходящую байку. Слухи у нас разрастаются быстрее, чем виноград.

Джим, не говоря ни слова, проследовал за Элизабет в ее кабинет. Когда они оказались внутри, она жестом указала ему на кресло, а сама присела на краешек стола, опершись руками и в ожидании наклонившись вперед.

— Ну хорошо, я вся — внимание.

Он сделал глубокий вдох.

— Фелиция и Элана получили предложение продать свои сорок девять процентов «Вин Монтойя».

Да, такого поворота событий она никак не могла предвидеть! Элизабет сидела оглушенная, не зная, что сказать. Наконец до ее сознания дошел смысл сказанного.

— От кого?

— «Хикс и Броди».

— Но это же табачная компания, да? Что они хотят делать с винодельней?

— Я звонил Джоан Уолкер — это моя знакомая женщина-брокер — и попросил ее кое-что проверить, перед тем как я к ней подъеду. И вот, согласно тому, что ей удалось выяснить, они уже довольно долго стремятся выйти на винные рынки.

— Но кто же им подбросил идею, что «Вина Монтойя» можно будет купить?

— Вообще-то из тех обрывков информации, которые мне пока что удалось собрать и сравнить, похоже, что Элана и Фелиция сами к ним обратились. Или же, во всяком случае, формально обращение было сделано их адвокатом по их поручению.

Вспыхнувший было гнев Элизабет мигом смыло страхом.

— И у них может получиться такое вот…

— Боюсь, что да.

— И я не могу ничего сделать, чтобы остановить их?

— Согласно условиям завещания, у вас есть приоритетное право отказа и право выбора самой принять предложение о продаже.

— И о какой же сумме идет речь?

Джим сделал кислую мину. — Боюсь, Элизабет, что это на несколько миллионов больше стоимости ваших ликвидных ценных бумаг.

Она покинула стол и принялась расхаживать по комнате.

— И сколько же у меня времени, чтобы набрать недостающее?

— Ну, Амадо, должно быть, предвидел нечто подобное, поскольку он ясно дал мне понять, что не хочет оговаривать в завещании обычные три месяца.

— И что это означает?

— Вы получите то, что суд сочтет «разумным сроком». С учетом данных обстоятельств, мы, по всей видимости, добьемся четырех месяцев.

— Еще один месяц… не понимаю, что он даст…

Улыбка, которую ей послал Джим, была почти угрожающей. Элизабет порадовалась, что он на ее стороне.

— Все сводится к тому, как долго можно будет оттягивать появление в суде.

— Выходит, время не будет отсчитываться назад, а только вперед?

— Вот именно, вы правильно меня поняли.

— Боже мой, Джим. Вы можете представить, что произойдет, если я позволю какой-то компании типа «Хикс и Броди» забраться сюда с их блок-схемами и управленческими командами? Даже сохраняя контрольный пакет акций, я буду тратить больше времени на сражение с ними, чем на руководство заводом.

— Элизабет, есть и другой вариант, о котором мы еще не говорили. Вам совсем не обязательно вообще сражаться с ними. «Хикс и Броди», конечно, предпочли бы купить все полностью. Судя по тому, что мне пока что удалось узнать, иметь с вами дело они хотят ничуть не больше, чем вы с ними. Их адвокат уполномочил меня сообщить вам, что они с готовностью сделают вам такое же предложение, которое получили Фелиция и Элана, а за ваши дополнительные два процента накинут приличную добавку. И вы станете невероятно богатой женщиной.

— Неужели вы это всерьез? Как же я могу поступить так с Амадо?

— Элизабет, я понимаю ваше чувство верности, но вообще-то вам уже пора признать, что Амадо больше нет.

— Но я же обещала ему, что никогда не продам…

— Послушайте, я прошу меня простить, но кто-то должен сказать это вам, и, похоже, эта миссия досталась мне. Вам не хуже меня известно, что вы пытаетесь прыгнуть через голову. Данное предложение — это для вас законный путь уйти, и при этом вы уйдете с выигрышем. Я вовсе не хочу позволить вам из-за ложного чувства верности отказаться от того, что, несомненно, может стать залогом вашего обеспеченного будущего. — Элизабет попыталась было ответить, но он выставил вперед руку, останавливая ее. — Та старая поговорка о том, что, мол, надежный путь сколотить маленькое состояние в винном бизнесе — это начать с большого состояния, родилась не просто из желания посмеяться. То, что «Вина Монтойя» успешно существуют вот уже пять поколений, еще не означает, что они непобедимы. Один-два неудачных года — и все это может рухнуть. И где вы тогда окажетесь?

— Снова вернусь в рекламное дело. Послушайте, Джим, я высоко ценю то, что вы пытаетесь для меня сделать, но вы напрасно тратите время. Что бы вы ни говорили — это не изменит моего решения.

— Я могу добиться, чтобы они пошли на уступки. — Джим продолжал гнуть свое, словно и не слыша ее. — Вы могли бы сохранить ваши дома. А если вы тревожитесь о людях, которые здесь работают, то я могу записать в контракте, что никто не может быть уволен как минимум в течение года. И это предоставит каждому уйму времени, чтобы присмотреть себе где-нибудь…

— Джим, вы меня не слушаете. Да я скорее предпочту, чтобы это предприятие было вообще закрыто, чем продам его какому-то «Хиксу и Броди».

— Вы говорите как обидчивый ребенок, которому что-то запрещают, как бы он ни бушевал, — задумавшись на несколько мгновений, он положил руки на подлокотники кресла и, оттолкнувшись, встал. — Если вы намерены отстаивать рискованный шанс выиграть это дело, то вам предстоит вести себя на уровне сверхделовой женщины. Это будет как в игре: нельзя моргнуть первой.

Элизабет нахмурилась, не вполне уверенная, как ей следует истолковать его слова.

— Означает ли это, что вы намерены помогать мне?

— Честно говоря, я очень хотел бы этого. Я уже давным-давно не вел этакой старомодной драки на кулачках. — Он двинулся в сторону двери. — У меня такое ощущение, что это будет нечто большее, чем пустая словесная перебранка.

Элизабет пошла следом за ним.

— Если вы в самом деле так настроены, то почему же вы пытались уломать меня на продажу?

— Потому что вы платите мне за наилучший совет, который я могу дать. А то, что нам предстоит, — нечто иное.

Она откачнулась на каблуках и с облегчением улыбнулась.

— Мне не хотелось бы потерять вас.

Джим усмехнулся.

— Но если бы я не согласился с вашими условиями, вы были готовы отправить меня, так сказать, паковать свои пожитки.

— В тот же миг.

Озорная улыбка приподняла уголки его аккуратно подстриженных усов.

— Вот именно поэтому я и торчу здесь при вас. В жесткой и решительной женщине есть нечто, заставляющее меня откликаться на призыв к оружию. Я думаю, мне бы следовало быть кем-то вроде генерала в армии Жанны д'Арк.

— И какой же будет наш следующий шаг?

— Вы имеете в виду Фелицию и Элану?

— Элана — это марионетка. Беспокоить нас должна именно Фелиция.

— Предоставьте ее мне. А вашей работой будет сбор денег.

— И сколько же мне понадобится?

— Я полагаю, вам понадобится еще десять миллионов сверх того, что у вас уже есть в ликвидных ценных бумагах.

У Элизабет перехватило дыхание. Эта сумма была втрое больше того, что она ожидала услышать. Как же она могла до такой степени не знать конъюнктуры рынка?

— Вы шутите, — сказала она.

— Радуйтесь, что они предлагают, а не требуют, и нам не приходится ввязываться в аукционное сражение с «Хикс и Броди».

— А что, если они передумают и снимут свое предложение?

— Не передумают.

— А почему вы так в этом уверены?

— Потому что вовсе не они задумали эту акцию. Может быть, они и томятся по «Винам Монтойя», но уж не влюблены в них точно. И если эта сделка сорвется, то наготове кто-то другой, который ждет не дождется, чтобы встать на ваше место.

— Я гляжу, вы уже начали вырабатывать некую стратегию.

— Я знал, что вы не пойдете на продажу.

— Я что же, настолько прозрачна?

Джим взялся за дверную ручку и ответил:

— Нет, упрямы.

— Я полагала, что вы останетесь на обед.

— Не могу — слишком много дел, — он ухмыльнулся. — Впрочем, бутылочку обещанного вами «Шардоннэ» я бы захватил.

Элизабет отправилась в столовую за бутылкой вина, а потом проводила Джима до его автомобиля и подождала, пока он уедет. Вернувшись в свой кабинет, она несколько секунд постояла в дверном проеме, пристально глядя на письменный стол.

Да разве удастся ей набрать еще десять миллионов долларов? Каким образом? От этой суммы у нее просто темнело в глазах, она едва укладывалась в сознании. Если бы она уделяла побольше внимания еженедельным отчетам, представляемым ее бухгалтером, то ее никогда в жизни не захватили бы врасплох таким вот образом. Она, разумеется, выплачивала наследственные налоги за винодельню, которые основывались на экспортной оценке имущества. Так как же могла она не знать, в какие суммы оцениваются «Вина Монтойя»?

Да, она явно не была та лихая деловая женщина, какой еще недавно рисовалась себе.