Моменты

Глава 20

К тому времени как грузовичок-буксировщик добрался до дома и доставил Майкла вместе с «мерседесом» Элизабет, дождь успел прекратиться и зарядить снова. Майкл направился было к дому, чтобы сообщить Элизабет о благополучном возвращении ее автомобиля, но когда его нога коснулась первой ступеньки, он резко остановился и подумал: в самом ли деле ему хочется снова увидеть ее в этот вечер? Он хотел не только видеть, но и обнимать, целовать ее. Он много чего хотел. Но Амадо в Нью-Йорке — и это барьер, который переступать опасно. В конце концов Майкл решил, что лучше всего отправиться домой и позвонить.

Он пошел обратно по подъездной дорожке, закрываясь от мощных порывов ветра и проливного дождя. Огибая дуб, он заметил, что в гостиной у него горит свет. Дыхание перехватило при мысли, что в доме его, возможно, дожидается Элизабет.

Но что, если ее там нет? Если она заглянула туда поухаживать за Говардом и просто оставила свет включенным, чтобы ему не пришлось шагать во мраке к темному дому?

Тогда, черт подери, он сам найдет ее!

Уж один-то раз за всю свою жизнь он вправе в виде исключения поступить неправильно во имя благой цели. Он слишком устал вести эту битву с собой, устал не спать ночами…

Майкл шагнул на крыльцо и быстро сбросил прихваченный на винном заводе дождевик. Опустив глаза, он увидел, что ботинки заляпаны грязью. Майкл чертыхнулся и скинул ботинки. Но вот, стоит сделать только шаг, перебороть собственный страх, и он увидит Элизабет.

Он открыл дверь и в тот же миг увидел ее. Она сидела в кресле у камина, подобрав под себя ноги. Говард лежал у нее на коленях. На ней был мешковатый серый тренировочный костюм, в котором она пришла в тот первый вечер.

Элизабет подняла на него глаза, и он увидел в них колеблющееся мерцание. Но прежде чем он смог разглядеть что-либо еще, взгляд потупился, опустившись к коленям.

— Извини меня. Я собиралась уйти. Только возьму пальто и отправлюсь…

— Нет-нет, я не хочу, чтобы ты уходила. Пока не надо.

Он закрыл за собой дверь. Он так много раз воображал ее сидящей вот так и дожидающейся его, что ему хотелось хоть минутку понаслаждаться этой реальностью.

Элизабет смахнула Говарда с колен и поднялась. Нервно отбросила волосы с плеча. Они все еще были влажными от дождя.

Грудь Майкла сдавило еще сильнее, он изо всех сил старался успокоить дыхание. Пройдя через комнату, он остановился почти рядом с ней. Медленно приподняв руку, Майкл коснулся щеки Элизабет.

Она попыталась было отстраниться, но потом с безнадежным вздохом качнулась к нему.

— Поцелуй меня, — прошептала она. — Пожалуйста, только разочек.

И он поцеловал ее — сначала нежно, а потом с яростным голодом. Она встретила язык Майкла и ответила на его атаку. В ее страстном желании не было ни утонченности, ни сдержанности.

Майкл целовал нежную кожу ее шеи. От тела Элизабет исходил жар, окутывавший его невидимым чувственным облаком. Он зарыл пальцы в ее волосы и силой заставил Элизабет посмотреть на себя.

— Мне нужно больше, — сказал он.

Она, не дрогнув, встретила его пристальный взгляд.

— Майкл, мы уже зашли слишком далеко, а от «больше» станет еще труднее, чем сейчас.

— Мне все равно.

— А завтра будет не все равно.

— К черту завтра!

— Просто любовь ко мне уже стоила тебе твоих прежних особых отношений с Амадо. Что же случится, если…

Он прервал ее глубоким, почти жестоким — поцелуем.

— Не надо сейчас об этом, Элизабет, — прошептал он прямо в ее губы. — Эта ночь наша.

Она ответила ему тихим, сдавающимся стоном.

— Я люблю тебя, — прошептала она.

А потом повторила это снова и снова, как будто для нее это был единственный случай в прошедшей и будущей жизни свободно сказать ему это.

Майкл давно дал себе слово, что после Сюзан он больше никогда не позволит, чтобы какая-то женщина стала смыслом его жизни. Но сколько он ни старался защититься, Элизабет отыскала дорожку через его оборонительные укрепления.

Как он мог такое допустить? Как, скажите на милость, мог он распознать, что станет означать для него Элизабет, когда она появилась в его жизни в обнимку с его лучшим другом, с человеком, относившимся к нему как к собственному сыну, которого у Амадо никогда не было?

Майкл уже терял надежду, что сможет вырваться из сжимающегося тиска проблем. Он посмотрел на Элизабет. Казалось, она читала его мысли.

— Мы не можем сделать этого, да? — Голос ее был полон сожаления и печали, но в нем слышалось и одобрение.

— Нет, если продолжать все так, словно ничего не произошло. Мы никогда не сумеем обойти эту преграду.

— Майкл, я не могу оставить его.

— Я знаю.

— Амадо не сделал ничего, чтобы я…

— А ты помнишь тот наш разговор в машине, когда мы возвращались из Модесто? Когда ты сказала, что если я полюблю женщину, то распознаю это по колокольчикам, которые затрезвонят в голове?

— Да…

— Я никогда не рассказывал тебе, но они так и заливались звоном в тот день, когда ты дала мне яблоко. Если бы у меня не было так громко включено радио, я бы непременно распознал этот звон. Только я не хотел его узнать.

Элизабет затихла и задумалась, а потом с огорченным вздохом сказала:

— Я помню и кое-что еще, о чем мы говорили, Майкл… о тебе и о замужних женщинах.

Он привлек ее поближе и прижался губами к ее виску.

— Не сейчас, Элизабет.

— А будет ли вообще когда-нибудь подходящее время?

И только тогда он сообразил, что она плачет. Пытаясь защититься от того, что ждало их впереди, она уже отстранялась от только что происходившего между ними. Да, они могли бы позволить себе еще часок-другой побыть вместе, но никакого выхода не было.

— Элизабет, я не могу заводить интрижку. Только не с тобой. С тобой я хочу всего.

— А разве у нас нет другого выбора?

Майкл не знал, испытывает ли она его или просто не понимает, что происходит.

— Ты могла бы оставить Амадо? — спросил он.

— Да, — она подняла голову и посмотрела на него. — Но смог бы ты?

Этот вопрос ошеломил Майкла. Она выложила главное, чего он был не в силах сделать сам. Амадо, возможно, смог бы и пережить потерю жены или своего лучшего друга, но лишиться их разом? И знать, что они будут вместе. Смогут ли они поступить так с человеком, которого они оба любили?

— Нет, — сказала Элизабет, — думаю, что не смог бы.

— Но должно же быть какое-то решение.

Она отступила от него и сказала.

— Только не такое.

Все его существо, каждая клеточка требовала, чтобы он сказал ей: «Ты не права». Внутри Майкла все кричало от этой несправедливости, сердце переполнялось болью. Он протянул к ней руки и снова привлек ее в свои объятия.

— Если мы не можем рассчитывать на будущее, то у нас по крайней мере есть эта ночь.

— Если я останусь, то появятся новые воспоминания. Ты же будешь говорить мне то, что я потом не смогу выбросить из головы, и делать такое, что не даст мне уснуть ночами.

— Ты все равно не сможешь от этого защититься, Элизабет. Я же здесь. Я — часть твоей жизни. Тебе придется как-то общаться со мной.

Да, взваливать на нее собственное разочарование и страх не очень-то справедливо, но Майклу было не до справедливости. Он был просто в отчаянии. Он хотел, чтобы она нашла ответ на вопрос, не имевший решения. И без этого ответа его жизнь была бы пустой, лишенной даже надежды, поддерживающей его, пока он не встретил Элизабет.

Тыльной стороной ладони она вытерла слезы и сказала:

— Я люблю тебя, Майкл, но лучше бы ты не встретился мне в жизни.