Моменты

Глава 29

Элизабет легко вписалась в крутой поворот. Она все дальше и дальше углублялась в виноградники Пьемонта, винодельческого района Италии. Если верить карте, прихваченной ею в аэропорту, до дома Майкла оставалось еще несколько миль.

Более чем достаточно времени, чтобы передумать, повернуть домой, спокойно и быстро продать свою долю «Хиксу и Броди», а потом исчезнуть, спасаясь от прошлого. Конечно, это сущее безумие — рисковать всем, делая этот заем: ведь понадобится всего-то парочка неурожайных лет, чтобы разорить ее, даже если Майкл будет главным виноделом.

Ни одна душа не верила, что она сможет с успехом сохранить винодельню, не верили даже люди, работавшие на нее. Они достаточно деликатно скрывали свои чувства, но Элизабет понимала: они почти так же тревожатся за свои рабочие места, находясь под ее началом, как и опасаются вероятности перехода завода к «Хикс и Броди».

Тони Рейнольдс был тактичнее остальных. Просто он рассказывал о фермерах и виноторговцах, которые стеклись в долину Напа в изобильные семидесятые годы, а потом все разорились. Остались на плаву единицы.

Дорога, по которой ехала Элизабет, вдруг резко сузилась, заставив ее сбросить скорость. Меньше чем через час совсем стемнеет, и тогда легко пропустить дорожные указатели, а по этим сельским дорогам можно скитаться часами.

Ей бы следовало заночевать в Милане и двинуться в путь утром. Но тогда Майкл, несомненно, был бы уже на работе, и ей либо пришлось бы разыскивать его там, либо дожидаться, пока он вернется домой. И тогда пропал бы еще один день. Ах, как избавиться от этой навязчивой мысли, что все ее усилия напрасны? Слишком мало времени отпущено ей для погони за несбыточной мечтой.

Ведь Майкл уже живет новой жизнью. Согласно докладу этого детектива, проведя год с лишним в море, Майкл в конце концов обосновался в Италии. И чего же ради он захочет возвращаться в то место, которое хранит так много мучительных воспоминаний? Раньше Элизабет считала, что знает его, но это была иллюзия. Он ведь ни разу не упоминал о своей любви к морю, к плаванию под парусом. И ей никогда и в голову не приходило искать его на морских просторах.

И слабенькая ниточка уверенности, которая поддерживала Элизабет в ее долгом путешествии сюда, порвалась. С внезапной ясностью она увидела, что привлекательность ее предложения не имела никакого значения: ничто из того, что она могла бы ему предложить, не соблазнило бы Майкла поехать вместе с ней обратно домой.

Майкл открыл парадную дверь старенького кирпичного сельского дома и крикнул: — Ангелина, я пришел. Он снял куртку и остановился, делая глубокий вдох: он смаковал ароматный запах, идущий из кухни.

В комнату вошла, вытирая руки о полотенце, тоненькая женщина. Щеки ее пылали от жара плиты. Она добродушно улыбнулась Майклу, явно довольная тем, что видит его.

— Ну, и как прошла дегустация?

— Потрясающе. Думаю, мне наконец-то удалось уговорить Гвидо пойти на это изменение, — он обвел взглядом гостиную. — А где же Антонио? У меня тут есть кое-что для него.

Она метнула в него укоряющий взгляд и поцокала языком.

— Ну сколько же раз я должна тебе говорить, что ты его испортишь, таская подарки?

Он поднял руки, уступая.

— Это в последний раз. Обещаю.

— О-хо-хо. Да я скорее поверю солнцу, если оно пообещает мне перестать всходить по утрам, чем такому обещанию.

Возвращение домой и встреча с трехлетним сынишкой Ангелины были для Майкла лучом света в его тягостно-заурядном рабочем дне.

— Ну так где же он?

— У своей бабушки, которая тоже его портит, — ответила Ангелина. — Утром у него был жар, думаю, он, должно быть, подцепил простуду.

— Так тебе надо было сегодня остаться с ним дома. Ты же знаешь, я бы не возражал.

Она засмеялась и потянулась к завязке своего фартука.

— Вот заведи себе собственных жену и ребенка — их и порти.

Майкл порылся в кармане пиджака, ища игрушечную голограмму с большой птицей, которую прихватил для Антонио в Милане.

— Такого никогда не случится, — сказал он, передавая игрушку Ангелине.

— Вот если б ты только захотел познакомиться с моей кузиной Констанцией. Уж тогда-то ты наверняка бы передумал.

Прежде чем Майкл успел сказать, что, мол, он и ее кузина были бы идеальной парой, его внимание отвлек стук в дверь. Он отправился открывать, полагая, что это муж Ангелины, Либерио, заехал забрать ее.

Его приветственная улыбка поблекла, когда, вглядевшись в тусклое освещение, он увидел, кто стоит перед ним. Такая неожиданная встреча с Элизабет была сродни внезапному удару, и Майкл отступил назад. И одновременно им овладело почти непреодолимое желание захлопнуть дверь и отмахнуться от увиденного, как от привидения. За два с половиной года, миновавшие с тех пор, когда они виделись в последний раз, мучительные воспоминания не оставляли его.

Элизабет вздрогнула от его реакции.

— Извини. Мне надо было позвонить и предупредить тебя, — она кротко улыбнулась, как бы извиняясь. — Честно говоря, я боялась, что если ты узнаешь о моем приезде, то попытаешься скрыться.

Он внимательно окинул взглядом дворик и ее автомобиль. Итак, она приехала одна. Майкл снова посмотрел на нее, вглядываясь в каждую черточку.

Что ж, она изменилась, — волосы подстригла, это он заметил сразу. Его рука сжалась в кулак: он изо всех сил старался удержаться и не потянуться к локону, лежавшему на ее щеке. Он почти ощущал его мягкую нежность.

— Зачем ты сюда приехала?

Она поежилась от холода… или, может быть, от этого заметного раздражения в его голосе? Черт подери, ведь он так старался выбросить ее из своей жизни! И вот, извольте полюбоваться, она снова стоит перед ним. И он рядом, словно опять они вернулись к самому началу.

— Мне нужна твоя помощь, — и тут ее взгляд остановился на женщине, стоявшей позади него. Она замолчала.

Майкл повернулся посмотреть, что же привлекло ее внимание. Ангелина, подойдя к нему вплотную, легонько толкнула его локтем.

— Что это с тобой такое? — прошептала она. — Где же твое воспитание? Ведь на улице холодно. Пригласи свою приятельницу зайти.

Он проплыл и проехал тысячи миль, чтобы отделаться от Элизабет Монтойя. У нее не было никакого права поступать вот так с ним. Он не хотел видеть ее в своем доме. Не хотел даже мечтать, что может вдохнуть запах ее духов, услышать ее смех…

Ангелина еще раз подтолкнула его локтем, этаким жестом старшей сестры, укоряющей шалуна-братишку.

— Как не стыдно, Майкл. Разве можно так себя вести?

— Если прервала ваш обед, то могу вернуться попозже, — сказала Элизабет.

Майкл отодвинулся от дверного проема. Когда свет из передней упал на лицо Элизабет, она потупила взгляд. Но не раньше, чем Майкл успел заметить страх в ее глазах. Его охватила волна безрассудного торжества. Выходит, ей было так же трудно приехать сюда, как и ему видеть ее здесь.

— Обедать Майкл не будет еще час или даже больше, — ответила за него Ангелина.

За спиной у Элизабет остановился автомобиль. Она посмотрела на Майкла, ожидая подтверждения. Ангелина подцепила с вешалки на стене плотный платок и набросила его на плечи.

— Может быть, вы еще будете здесь, когда я вернусь, и тогда наш милый Майкл представит нас друг другу, — сказала она Элизабет.

Майкл не обратил внимания на ее прозрачный намек. Да уж, завтра ему от наказания не отделаться.

— Обними за меня Антонио покрепче, — сказал он. — И передай, чтобы он побыстрее выздоравливал.

Ангелина посмотрела на Элизабет и начала было говорить что-то, но потом снова взглянула на Майкла и явно передумала. Она побежала к машине, а когда Либерио покатил со двора, высунула руку из окна и помахала.

— Ты держишь экономку? — спросила Элизабет, хотя это было в той же степени констатацией факта, что и вопросом.

— А кто же она еще, по-твоему?

— Ну, прошло столько времени… тебе же никогда не нравилось общаться с женщинами.

— Времена меняются. Люди тоже меняются.

По мере того как его шок от встречи с ней начинал ослабевать, на смену ему спешило любопытство. Что же заставило ее проделать весь этот путь? И почему именно сейчас?

— Не надо было приезжать сюда сегодня вечером, — сказала она. — Мне следовало сообразить это раньше.

— Ты имеешь в виду, что утром было бы лучше, или что тебе вообще не надо было приезжать?

— Просто мне следовало сообразить, насколько крепко ты здесь осел, — она смахнула с лица растрепанные ветром волосы. — Майкл, наша встреча рисовалась мне в самых разных вариантах, но я никогда не представляла, что ты такой же, как и прежде, — она беспомощно пожала плечами. — Извини, я не это имела в виду, не так, как это прозвучало…

— А чего же ты ожидала?

Почему же его, черт подери, заботит, что она не в состоянии понять, через какой ад он прошел? Теперь-то какое это все имеет значение?

— Пожалуйста, Майкл. Ты многого не знаешь…

Ее сдавленный голос разнес вдребезги невидимый барьер, воздвигнутый Майклом для самозащиты.

— Сегодня холодно. Ты, кстати, могла бы зайти.

Они прошли в гостиную. Майкл повернулся к ней.

— Выпить не хочешь?

— Выпила бы чего-нибудь горяченького…

— Кофе?

Она кивнула.

Когда Майкл вернулся из кухни, она уже сбросила с себя куртку и стояла спиной к камину. Он поставил поднос на стол, налил кофе и подал ей чашку.

— Ты говорила, что я чего-то не знаю, — напомнил он.

Элизабет поднесла ко рту дымящуюся чашку и сделала глоточек. Она много дней репетировала про себя, как расскажет Майклу про Амадо, но теперь все забыла.

— В ту ночь, когда ты уехал, Амадо сказал мне, что умирает, — наконец бестолково выпалила она.

Майкл в изумлении уставился на нее.

— Что ты сказала?

— У него была закупорка сердечных сосудов, — продолжала она. — Это развивается медленно, но необратимо.

— Ты сказала «была». Как это понять?

Она обхватила руками чашку и уткнулась в нее взглядом: она не хотела видеть боль в глазах Майкла, когда он услышит ее ответ. Но в последний момент она снова подняла глаза, не в силах защититься.

— Он умер прошлой весной.

Кровь отхлынула от лица Майкла.

— Мне никто не говорил. Боже мой, как же мог я не знать? — Он посмотрел на нее с укором, и Элизабет увидела в его глазах слезы, смешанные с гневом и смятением. — Но почему же ты не…

— Я не знала, где ты был.

— Но теперь-то ты меня нашла.

— Я наняла детектива.

— И ему понадобилось так много времени?

— Я наняла его всего неделю назад. А до этого я считала, что ты не хочешь возвращаться. — Она поставила свою чашку обратно на поднос и, потянувшись, коснулась его руки. — И только когда детектив сообщил мне, что ты целый год провел на судне, я сообразила, что ты и не мог знать о случившемся.

Майкл опустился на стоявшее рядом с ним кресло.

— Все это время… а его уже нет. Я всегда представлял его здоровым, занятым работой на винодельне, или как вы с ним… — он потряс головой. — Да как же я мог не знать?

— Ты уехал: перед тем, как он начал быстро сдавать. Единственным признаком болезни… — она оборвала себя, но было уже слишком поздно.

— Что?

Элизабет могла бы обойти этот вопрос, но в ее жизни было уже слишком много секретов и полуправд. Майкл заслуживал большего. Да и она сама не боялась правды.

Спустя несколько минут Элизабет подошла к камину и протянула руки к огню. Стоя спиной к Майклу, негромким, но твердым голосом она заговорила. Сначала она рассказала ему о причине импотенции Амадо — что это не имело никакого отношения к ней и что он никогда не переставал любить ее. Она не пропустила ничего, сколь бы мучительным, неловким и приводящим в смущение это ни было. Она даже вернулась назад, чтобы заполнить пропущенные подробности о той ночи, когда она пришла в его комнату, чтобы покормить котят. Она рассказала ему и о неловких манипуляциях Амадо с целью сблизить их, и о двуличности Фелиции, и о проявленной Эдгаром эксцентричной форме рыцарства.

Майкл слушал ее без комментариев, останавливая лишь тогда, когда ее голос переходил на чуть слышный шепот. Уже приближаясь к концу рассказа, Элизабет повернулась, чтобы посмотреть на него.

— Самое последнее, что он сказал мне… передать тебе, что он очень сожалеет…

Секунды растягивались, превращаясь в минуты, а Майкл все сидел, пристально глядя в огонь.

— Я так и не написал ему прощального письма. Я пытался, но не мог найти нужных слов.

У нее было несколько лет, чтобы свыкнуться с мыслью о болезни, а потом и со смертью Амадо. А Майкл только сейчас узнал о потере дорогого человека.

— Он понял, — сказала она.

Майкл поднял на ее взгляд.

— Ты кое о чем умолчала.

Элизабет нахмурилась.

— Не понимаю, что ты имеешь в виду.

— Причину твоего приезда.

Она взяла свою чашку, но увидев, что кофе стал холодным, снова поставила ее на место.

— Банк не поможет мне, если только у меня не будет квалифицированного винодела.

Он откинулся на спинку кресла.

— Но почему же я-то? Есть же десятки…

— Джон Сорделло, кажется, полагает, что, учитывая твой опыт, правление банка без проволочек примет положительное решение.

— Стало быть, это идея Джона использовать меня как дополнительную «подпорку», а не твоя?

Элизабет сглотнула.

— Что ты хочешь от меня услышать?

Он посмотрел на нее долгим и жестким взглядом.

— Да просто скажи мне правду.

— Добыть лучшего винодела — его идея.

— Понятно.

— Но детектива, чтобы найти тебя, наняла именно я.

— Значит, ты хочешь мне сказать, что проделала весь этот путь только для того, чтобы предложить мне работу? И предполагается, что это должно меня потрясти?

Его гнев сбил ее с толку.

— Тебя оскорбляет такая высокая оценка твоего таланта?

— Да нет же, черт подери. Я ради этого и живу.

Гордость так много лет была ее единственной опорой, что сама мысль рассказать Майклу о своих чувствах и о причине, на самом деле приведшей ее сюда, испугала Элизабет. Если он отвергнет ее, что тогда у нее останется?

— У меня беда, Майкл.

— Да, это я понимаю. Это и впрямь сущий ад: знать, что если ты не получишь то, что хочешь, тебе придется смириться с приобщением к легиону праздных богатеев.

— Ты же знаешь, мне плевать на деньги.

— Откуда я должен это знать?

— Оттуда, что я же здесь.

Губы Майкла сложились в ироническую улыбку. Он медленно покачал головой и опустил взгляд на руки.

— Амадо и в самом деле знал, что делает, когда женился на тебе. Он потратил половину своей жизни, пытаясь вселить чувство семьи в Фелицию и Элану, и это ни к чему не привело. А потом появляешься ты, и уже через пару лет готова сделать все, чтобы сохранить «Вина Монтойя» от злобных лап «Хикса и Броди», даже если в процессе этого рискуешь лишиться последней рубашки.

Он поднял голову, и их взгляды встретились.

— Я не делаю ничего такого, чего не сделал бы на моем месте и ты, — выпалила она в ответ.

— Значит, Амадо считал, что мы с тобой скроены из одного материала.

— Ну, и к чему же это нас приводит?

— Не знаю.

— Но ты по крайней мере выслушаешь мое предложение?

— Разумеется, почему бы и нет?

То, что во время полета на самолете выглядело такой замечательной идеей, внезапно показалось ничтожным. Майкл вернется, если захочет, но не потому, что она сделала ему предложение, против которого он не смог устоять. Но она была избавлена от необходимости отвечать немедленно: какой-то скрежещущий звук у окна отвлек внимание Майкла. Он встал и прошел по комнате. Через несколько секунд холодный воздух достиг Элизабет, а следом за этим что-то с глухим стуком тяжело ударилось об пол.

У нее перехватило дыхание от неожиданности, когда здоровенный черный кот, прижимаясь к ногам Майкла, несколько раз обошел вокруг них, а потом приподнял голову и всмотрелся в нее.

— Говард?

При звуке своего имени кот навострил уши. Конечно, ожидать, что он вспомнит ее, было бы чересчур: он же был котенком, когда они виделись с ним в последний раз. Но время ничуть не притупило памяти Элизабет. Говард — связующее звено между ней и Майклом.

— Я же говорила тебе, что он станет прекрасным котом, — сказала она.

Майкл откликнулся на ее зов и снова стал ее другом, готовым выслушать и помочь.

— Он предпочитает слово «красивый». Это тот еще типчик.

Говард еще разок обошел вокруг Майкла, потираясь о его ноги, а потом, наконец, сосредоточил свое внимание на Элизабет.

— А я боялась, что ты отдал его.

Майкл улыбнулся.

— Я думал над этим… секунд этак десять, а потом опомнился. Да кто же в здравом уме возьмет себе такого кота, как Говард?

Надменно взмахнув хвостом, Говард оставил Майкла и двинулся по комнате. Поколебавшись несколько секунд, он вспрыгнул на диван рядом с Элизабет и понюхал ее протянутую руку.

— Я на твоем месте не стал бы ласкать его, — предупредил Майкл. — Ему по-прежнему не нравится, когда его трогают посторонние.

Хотя это и было правдой, слово «посторонние» причинило ей боль. Она подняла глаза и увидела, что Майкл смотрит на нее с загадочным видом.

— После смерти Амадо я хотела завести себе кошку, — сказала она, — но… не смогла.

Говард попробовал шагнуть поближе, его нос старательно исследовал воздух. Майкл передвинулся и встал над котом, словно готовясь отразить его знаменитую атаку. Элизабет была рада перемене, произошедшей в Майкле с появлением Говарда. Доспехи были на месте, но забрало поднято…

А Говард, словно подгоняемый давно дремавшим воспоминанием, переместился на колени Элизабет, встал на задние лапы и потерся носом об ее нос, а потом уткнулся макушкой ей в подбородок. И тут же по комнате разнеслось громкое мурлыканье.

— Будь я проклят, — пробормотал Майкл.

Элизабет посмотрела на него. Боль томительного желания пронизала ее.

— По крайней мере, один из вас рад моему приезду.

Время остановилось.

— Чего ты хочешь от меня, Элизабет?

Она провела рукой по спине Говарда и наконец призналась самой себе в подлинной причине своего приезда. Это не имело никакого отношения к сохранению ее тайны или к спасению винного завода. Она приехала сюда, потому что любила Майкла столь же сильно, как и в день его отъезда. Время и расстояние ни в малейшей степени не ослабили ее утраты и страсти, которая стала знакомой ей не меньше, чем собственное лицо, появляющееся в зеркале каждое утро.

— Боюсь, что больше, чем ты готов отдать.

— Откуда ты знаешь?

Говард пристроился у нее на коленях. Элизабет провела рукой вдоль его хвоста и нащупала знакомую шишку.

— Ну, что ты молчишь? — сказал Майкл.

Она подняла на него взгляд. Господи, какая же она трусиха! Почему она не в состоянии прямо сказать, что любит его? Но вместо этого она выпалила:

— Я приехала сюда, чтобы предложить тебе двадцать процентов винодельни и пятьсот акров земли, если ты останешься у меня на четыре года.

Майкл понимающе присвистнул.

— А ты уверена, что я этого стою?

— Без тебя мне не получить заем.

— А что, если я тебе скажу, что смогу найти человека, к которому банк тоже отнесется благосклонно?

Такая возможность никогда не приходила ей в голову.

— Ты хочешь сказать, что тебе не нужна эта работа?

— Не на таких условиях.

Хотя она рассчитывала на большее, но это все же не отказ.

— А какие же тебе нужны условия?

Майкл опустился на корточки, чтобы посмотреть ей прямо в глаза.

— Условия те же, что и два с половиной года назад — ты!

Ответ готов был сорваться, но тут она услышала предостерегающий голос Амадо. Даже ради победы она не могла позволить Майклу чувствовать себя проигравшим, «вечным вторым». За всю человеческую жизнь бывает лишь несколько моментов, когда сказанное или сделанное все меняет. Дашь одному такому моменту проскочить мимо из-за невнимательности или малодушия — и потом будешь жалеть всю жизнь. Нет уж, Элизабет никогда не допустит, чтобы такое случилось с ней. Впредь она будет мертвой хваткой удерживать каждое драгоценное мгновение, дарованное ей, и относиться к нему именно как к дару.

— На одном условии.

— Каком же?

— Что ты на мне женишься.

По ответной улыбке Майкла ей стало ясно: он понял, зачем она на самом деле приехала.

— Ты чертовски много запрашиваешь.

Ее сердце радостно забилось, а голова начала слегка кружиться.

— Майкл, торг здесь неуместен. Никаких встречных предложений.

Он дотянулся до ее руки и, поднеся к губам, нежно поцеловал ладонь. Говард рассерженно заворчал, когда его осторожно столкнули с насиженного места.

— Как насчет декабря?

Он просил дать ему время траура по Амадо.

— Я люблю декабрь, — ответила она.

Элизабет закрыла глаза, чтобы запечатлеть в своем сознании память об этом моменте, а потом извлекать его оттуда и снова хранить как талисман для времен, ждавших ее впереди, тяжелыми ли они будут или одинокими… Когда Элизабет снова открыла глаза, на нее смотрел Майкл.

— Тебе не придется больше делать этого, — сказал он. — Все настоящее, все наяву.

Он обнял ее и привлек к себе. Когда их губы встретились, Майкл стал впитывать в себя это прикосновение, ощущение, ее вкус… От чувства реальности того, что она снова вошла в его жизнь, у Майкла все плыло в голове.

— И это навсегда, — прошептал он перед тем, как поцеловать ее снова.