Монарх. Под прицелом тьмы

Глава двенадцатая

Она действительно оказалась под одеялом полностью голая и… Поначалу Анна даже не поверила собственным глазам. Словно взаправду каким-то неимоверным способом переместилась в один из своих прошлых дней, проведённых в подвальных камерах Пансионата. Правда, тогда её догола никто не раздевал, но в подобные пыточные конструкции запирал. Как правило, связанные с ногами, чтобы она не могла ни встать, ни сесть, ни хотя бы согнуть коленки. И вот теперь опять. На этот раз от рук самого Монарха. Её вытянутые ноги были раздвинуты в стороны и удерживались на определённой ширине с помощью телескопической штанги из хромированного металла, которая, в свою очередь, была прикреплена к её щиколоткам при помощи широких стальных браслетов. И это не говоря о верёвках, которые тянулись всё от той же перекладины штанги к ножкам кровати в обе стороны и, судя по всему, были хорошо закреплены в нужных местах весьма профессиональными в таких вещах руками.

Неужели она и в самом деле рассчитывала, что Монарх не воспользуется столь идеальной для него возможностью отыграться на ней за её идиотскую попытку его убить? Правда, никаких аккумуляторов и проводов с зажимами для пыток током Анна поблизости так и не увидела. Впрочем, как и иных пыточных инструментов, аккуратно разложенных на ближайших столах или с другого края кровати.

Тем не менее, запаниковать всё же было с чего. Чем её тут же сразу и накрыло.

Наивно полагать, будто Монарх возьмёт и так просто ей всё спустит с рук?.. Она явно его с кем-то спутала.

— Я, так понимаю, по изначальному сценарию, ты должна была переспать со мной. И, судя по всему, мне это даже должно было понравиться.

Анна раскраснелась ещё сильней, поскольку мужчина теперь с едва обозначившимся в его взгляде интересом рассматривал её шикарное тело. Уже вообще ничем не прикрытое. Ни драгоценными бабочками, ни сексуальным кружевным бельём. Абсолютно голое… с оголённой до костей душой…

— Ни единого шрамика, ни имплантата. Хотя уверен, какие-то операции тебе всё-таки делали. Уж слишком совершенное тело. Даже слепит глаза. А кожа… Где прыщики или хотя бы царапинки?..

Он всё же это сделал. Дотронулся до её живота. Отчего Анна просто не могла не вздрогнуть и не всхлипнуть. А потом и задрожать, когда он повёл кончиками своих весьма опытных пальцев по её вдруг «проснувшейся» коже, рисуя слишком уж чувственные узоры, которые не способны повторить собственные руки. Такие исключительные прикосновения могут совершать только чужие руки. А может и одни единственные в своём роде. Руки Монарха.

— Судя по всему, в него вложили немало ресурсов, а я их с лихвой окупил. Да?

Он вдруг решил подняться повыше, не отнимая пальцев от её тела. Вначале по выступающим рёбрам, пока не задел упругий холмик идеального полушария груди.

Анна вновь несдержанно всхлипнула, поскольку просто не могла не вестись ни на его треклятую близость, ни на проникающий ей под кожу голос Монарха, ни, тем более, на его изучающие ласки. А когда он добрался до её соска и что-то сделал такое, из-за чего её плоть буквально заныла под его невесомыми прикосновениями, девушка и вовсе не сдержалась, тихо и немощно застонав. После чего несколько поздновато прикусив губу.

— П-пожалуйста… Я сделаю всё, что вы не захотите, но… Только не делайте мне больно. Я готова как и чем угодно искупить свою вину, но у меня не было другого выбора. У них моя сестра…

Похоже, её наконец-то прорвало. Причём в самый неожиданный для этого момент. Ведь ей хотелось до безумной трясучки, чтобы Монарх не останавливался. Чтобы и дальше делал с ней то, что делал сейчас — изучал её тело и ласкал. Почти пытал. Пытал сумасшедшими ласками.

— Ты могла признаться в этом едва ли не сразу. Ещё в машине. Или даже не дойдя до неё. Чего же ты так долго ждала? Или реально понадеялась, что сумеешь перерезать мне глотку?

Господи, как можно вообще говорить о таких вещах настолько безучастным ко всему голосом и продолжать ласкать ей грудь. Точнее сосок, от которого теперь, казалось вглубь тела разносились эрогенные приливы острого возбуждения, вонзающиеся в её ничем не прикрытый клитор и в скрытую глубинную интимную плоть жгучими разрядами вожделенной похоти. Как она ещё не начала извивать и не умолять о большем.

Вернее, она уже попыталась умолять, хотя и немного о другом.

— Я просто запуталась… — немощный всхлип и едва ли от искреннего сожаления. — Мне казалось, они следили за мной даже там. Я все последние годы прожила с этим ужасным ощущением. Ощущением, как за мной наблюдают. Денно и нощно. Все двадцать четыре часа в сутки. Я сама до конца не понимала для чего и зачем это сделала… А может…

Снова всхлип. Потому что Монарх не останавливался, переключившись на второй сосок. А какой была тёплой и невероятной чувственной его ладонь, когда накрывала практически всё её полушарие, идеально вмещавшееся в его руку… Казалось, каждое его прикосновение и собственный физический жар, не просто оставляли фантомные следы на её коже, но и буквально начинали по ней разливаться сладким покалыванием и пульсирующим онемением. Анна действительно испытывала нечто подобное впервые в своей жизни и не могла никак понять, как такое вообще возможно.

Неужели всё из-за того, что её буквально приручали течь на этого человека и кончать на него снова и снова…

— Может я просто на вас разозлилась… Из-за того, что вы меня прилюдно раздели.

— Воистину, не беси женщину и не вызывай в ней приступов бешеной ревности, а то, действительно, можешь остаться и без яиц.

— Я думала… Я на самом деле думала попросить вас о помощи… Но потом решила, что вы не из тех людей, кто захочет хотя бы выслушать такую, как я. У вас и без меня забот хватает. Как и женщин… Более верных… Более преданных и покладистых…

Если бы у неё в те секунды не перехватывало дыхание и не кружилась голова, вынуждая снова и снова прикрывать веки, наверное, она всё-таки сумела бы заметить, как Монарх прищурился и всмотрелся в её лицо заметно потяжелевшим взглядом.

— Твой хозяин немного просчитался. Видимо, он выбрал тебя из-за твоего же личика. Чем меня и разозлил. Я вообще не собирался тебя покупать…

Вот это откровение века. Анна даже от ошарашившего её удивления распахнула вовсю ширь глаза, уставившись почти не верящим взглядом в совершенно бесчувственное лицо Монарха. Как ему вообще удавалось говорить, неважно о каких вещах, практически с одним и тем же бездушным выражением и даже с интонацией вечно спокойного голоса хладнокровного киллера?

— В какой-то степени, решил наказать то ли тебя, то ли… Даже не знаю, кого именно. — он всё же усмехнулся, хотя едва ли собирался это делать в подобные минуты шокирующего откровения. — А потом смотреть, как из-за тебя, как из-за какого-нибудь куска свежего мяса, вцепятся друг другу в глотки желающие тебя отыметь. Понятия не имею, почему решил передумать. Может, вдруг осознал, что хочу и сам вые. ть тебя как следует. Так сказать, наказать по-своему. По явно надуманному поводу… Правда, теперь у меня для этого появилось куда больше веских поводов и причин. Да и ты сама, судя по всему, очень хочешь получить своё заслуженное наказание…

Он ведь сейчас шутит, правда ведь? Просто отыгрывается на ней за то, что у неё не получилось сделать. Но даже если бы вдруг и получилось… Где гарантия, что он бы не выжил после этого?..

— Нет… Не хочу… — на её глазах всё же проступили новые слёзы страха и искреннего сожаления за всё, что успело произойти. А возможно и за то, что ещё только-только собиралось… — Совсем-совсем не хочу. Но очень хорошо понимаю, что надо. Я должна за всё перед вами ответить… перед тем как просить о помощи.

Ожидал ли он от неё подобного ответа или всё-таки сумел увидеть в её импульсном (и далеко не наигранном поведении) нечто большее. Например, понимание того безумного факта, что для неё подобные вещи не в новинку. Что она привыкла жить подобным кошмаром и отвечать за всё перед тем, кто выдрессировал её на подобных извращённых подменах правильно-неправильно, чтобы намеренно вызывать в ней ложное чувство вины.

Странно, что она всё равно выбилась из-под чужого контроля и решила сделать всё по-своему. Значит, её психика ещё не до конца перекроена и не полностью сломлена. Или ей всё же присущи антисоциальные черты с более неизлечимым упрямством врождённого социопата?

— Ты же понимаешь, что должна для этого очень сильно постараться? При этом, не наступая себе на горло и не переступая через себя. Ведь некоторые вещи невозможно идеально сыграть или сымитировать. И мне не нужна ни игра, ни притворство. Как и ложь в любом её проявлении.

Ей пришлось приложить немало сил, чтобы не отвести своих жалких из-за несдерживаемых слёз щенячьих глаз от лица Монарха, как и отвернуться в сторону. Лишь бы он не видел, насколько униженной она сейчас перед ним выглядела. Не без его помощи, так сказать.

— Так что впредь я хочу слышать от тебя правду и только правду. Без каких-либо уловок.

Можно подумать, его и впрямь было реально как-то обмануть.

— К тому же, не думай, что для тебя уже всё решено. Ничего подобного. Потому что, повторюсь, тебе придётся весьма постараться, чтобы доказать, что твоя жизнь и не до конца сломленная психика что-то да стоят.

— Если это будет в моих силах…

Как же она себя сейчас ненавидела, поскольку делала именно то, чего Монарх не хотел, чтобы она делала. Наступала себе на горло. Правда, без какого-либо насилия над своими жизненными принципами. Ведь, если так подумать, они у неё напрочь отсутствовали. Вернее, так и не успели сформироваться во что-то конкретное и железобетонное.

— Не переживай… Я никогда не заставляю делать людей то, что им не под силу. Кстати, ты мне так и не ответила на почти уже подзабытый вопрос. Твоя девственность настоящая? А то мало ли… Вдруг ты в одну из долгих и бессонных ночей немного перестаралась или расшалилась, когда полезла из любопытства своими маленькими пальчиками исследовать ту самую щёлочку. А может, например, и не из любопытства, а всё из-за той же мести.

Как лихо он любил перескакивать с одной темы на другую. Хотя и не удивительно. Ведь любой с ним разговор и в самом деле походил на спуск с крутой горы головой вниз и только на бешеной скорости. А когда он при этом ласкает твою грудь…

Правда, в этот раз, он всё же оставил сосок Анны в покое и повёл пальцами снова по рёбрам вниз. От чего его ласка менее чувственной и возбуждающей не стала. Кожа девушки буквально ныла, а между ног, несмотря на эмоциональные перепады, всё пылало и стенало, требуя большего. При этом она даже не могла сомкнуть тех же коленок, чтобы сжать с помощью внутренней стороны бёдер не в меру воспалившуюся киску.

— Ну, так что, Анна. Ты мне ответишь честно? Насколько порченный товар я сегодня купил?..